***
На девятый день фестиваля Шлатт познакомился с братьями Уилбура. Он пил свой кофе, как обычно, шоколадно-ванильный, когда мимо него что-то пронеслось. — Уилл! Вот где ты! Как дела?! Шлатт приоткрыл один глаз, и увидел у стола ребёнка лет четырнадцати с соломенной шевелюрой. Уилбур выглядел встревоженным. — Ты что здесь забыл?.. Господи, Томми! Разве я не велел- — Ты шутишь, Уилл?! Тут же праздник! — Блять… ты и Таббо сюда притащил через весь город… Шлатт обернулся — сзади был ещё один блондин примерно возраста первого, но менее… живой на вид. — Здравствуй, Уилбур, — со слабой, но искренней улыбкой сказал бледный пацан, и Уилбур вздохнул. — Здравствуй, пчела. Сделать вам по напитку что ли, коли пришли… Шлатт наблюдал за тем, как его работник общается с мелкими, и это было одновременно мило, и… с Уилбуром было что-то не так. — Пойдём домой вместе? — Нет, — Уилл отвёл взгляд, будто заинтересовавшись вдруг кофемашиной. — У меня дела. Как приехали, так и уедете. Блин… Деньги-то есть? Тут далеко, говорил же не таскаться за мной… Дети явно расстроились, но на все вопросы Уилбур отвечал «есть пара квестов, не важно» и «не ваше дело». У Шлатта было плохое предчувствие. И оно его не обмануло.***
Пошёл последний день фестиваля, десятый. Уилбур выглядел так плохо, что Шлатт всерьёз решил, будто его работника переехал грузовик. Поймав его руку и задрав рукав явно неуместной летом чёрной шмотки, Шлатт увидел какие-то следы, которые ему было тяжело распознать. Из-под высокого горла водолазки выглядывало что-то похожее, но трогать шею другого человека было уже слишком. Впрочем… информации хватало и на лице. Косметика. Умелая. Специальная. У него были синяки. Шлатт проигнорировал и уже ставший привычным кофе, и такой же приятный вопрос про день, изучая лицо Уилла, подмечая всё, что было не замазать тональным кремом. Он считал, что за эти дни они достаточно общались, чтобы он мог уставиться на чужие раны в упор. Уилбур не мог не заметить подобного взгляда, поэтому отвернулся, подобрал губами таблетку с ладони и нервно запил её кофе. — Как Ваш день, Джонатан, — глухо повторил он, не оборачиваясь. Шлатт ощутил, что у него задёргалось веко.***
— Что за хрень. Отвечай. Я тебя уволю. Уилбур бессмысленно смотрел в сторону, отказываясь поднимать на Шлатта глаза. Они сидели в личной Шлаттовой палатке. — Мой контракт истекает прямо сегодня, мистер… Шлатт, — слегка безжизненно сказал Уилбур. От фамилии Шлатта слегка передёрнуло, стало грустно, ведь он привык к «Джонатану», за десять суток ставшему приятным обращением. Квакити ненароком раскрыл Суту Шлатта, завидев начальника на входе и назвав его привычно для всей компании. — Это… — продолжил Уилбур, — личное дело. Но я могу… в двух словах, чтобы Вы не волновались. Если не будете задавать потом дополнительных вопросов. Я… честно, мне не хочется обсуждать это. — Заебал. Не буду я ничего задавать, объяснись уже наконец. Уилбур кивнул, провёл языком по разбитой губе, слизнул кровь, выступившую из-под лопнувшей от улыбки корочки. — На другой работе, — пауза, — ситуация вышла из-под контроля. Такое ведь везде случается, меня и на фестивале могли ударить неадекватные клиенты. Работодатель появился вовремя, помог и оплатил все медицинские расходы. Потом улучшил безопасность, всё такое. Переживать больше не о чём. Он тяжело сглотнул, будто машинально взял со стола бутылку, открутил крышку и сделал глоток. Шлатт и слова не сказал, хотя не давал разрешения трогать свою водяру. Пока Уилбур прилаживал крышку обратно плохо слушающимися пальцами, висела неприятная тишина. Шлатт поймал взгляд Сута, намеренно продолжая молчать. Так можно было заставить собеседника самому рассказать ещё что-то, при этом не задавая вопроса. Сработало, Уилбур набрал воздуха. — Тем более, это входит в… профессиональный риск. И… я сам виноват. Да даже вы злились на моё самоуправство. …даже вы… Шлатта покоробило, когда он представил, что душит Уилла. — Я бы никогда не ударил подчинённого, Уилбур, как бы сильно не злился. И никому не позволяю трогать моих сотрудников. — Это здорово, — Сут улыбнулся, и его ранка на губе стала ещё шире. Кровь потекла по подбородку. — Вы хороший человек. Мне было очень приятно работать, и чувствовать себя в безопасности. Шлатт даже выругаться не смог. По словам Уилла выходило, что он хочет безопасности, но работает при этом в месте, где избиения входят в профессиональный риск. Они помолчали какое-то время, потом в палатку элегантно ввалился слегка запыхавшийся Квакити, однако, правильно оценив ситуацию, тут же удалился. Шлатт достал сигареты, щёлкнул зажигалкой. Предложил Уилбуру, тот поблагодарил, и они стали курить вместе. Чуть больше десяти дней ежедневных встреч заставили Шлатта всерьёз волноваться за подчинённого, который давал ему это самое «не плохое чувство», вместе с убогим шоколадным кофе и дебильным дежурным вопросом. Шлатт считал Уилла наивным и слишком романтичным идиотом, верящим в несуществующие вещи и бездумно раздающим тепло направо и налево. Но особенным романтичным идиотом. Полезным. Частично избавляющим от необходимости пить. Такого Шлатт считал нужным поберечь, и потому вдруг решил, что хорошо бы держать его ближе. — Не хочешь поработать на меня? — сказал он, смотря на лампочку под пологом. — Я имею в виду, без Квакити, всего этого народа, каких-то клиентов. Рядом со мной. И только. Буду платить так, что моё условие больше нигде не работать окажется для тебя вполне приемлемым. Уилбур вздрогнул, но Шлатт заставил себя не оборачиваться, чтобы дать ему время подумать. — А… какие обязанности? Шлатт неопределённо махнул рукой. Ему это было совершенно не важно, хотелось просто иметь Сута рядом. — Ну типа. Секретарь. Но не совсем. Ты не будешь выполнять ту же работу, что и Квакити, я буду давать тебе… всякую другую. На месте поясню. Ничего, с чем ты не справишься, поверь. Уилбур вздрогнул снова, и на этот раз Шлатт всё же посмотрел на него, не понимая, от чего такая реакция. Уилл сгорбился, дыша через рот, губы подрагивали. — Мистер Шлатт… Джонатан, я не хочу портить всё, что сложилось за фестиваль, пожалуйста… извините. Я подумал, мы вроде нашли какое-то понимание, можно всё просто останется как есть? У меня сейчас есть, где работать, я не хочу, чтобы наше общение стало… Шлатт уже совершенно ничего не понимал, когда костлявые плечи Уилбура затряслись, а по блестящему от тональника лицу побежали слёзы. Сут встал, Шлатт встал вслед за ним, не зная, что ему делать. Так они стояли около минуты. Поначалу Уилл прятал лицо в ладонях, отворачивался, потом вдруг затих, мгновение оставаясь неподвижным. А после — начал падать, и уже уложив его на пол, Шлатт угадал обморок. Ещё десять дней назад глава ДжейКомпани назвал бы случившееся бабскими приступами и истериками, съязвил бы про нюхательные соли да поцелуи принцев, но сейчас только в тревоге вызывал врача. У Уилбура что-то случилось. Какое-то дерьмо. Он плакал. Дважды старший брат и сын алкоголика, работающий как проклятый, спящий раз в тысячу лет — он всегда улыбался Шлатту, а сегодня почему-то рыдал, давясь вдохами. Шлатт знал, что не может позволить такому повториться.