Шоколадный кофе

      Эрнест Шлатт смотрел на них обоих, как на насекомых под подошвой. Квакити стерпел — он умел терпеть дерьмо от сильных людей — а Томми нет.       — Ты кто, блять, такой? Съебись, а? Сына твой, шлюха, это всё не наши проблемы, ты ошибся дверью, вали! Без тебя хуйни хватает!       — Томми, уймись, — тихо сказал Квакити, загораживая малого. Томми его отпихнул с лёгкостью.       — Ещё чего, блять! Давай он съебётся, и мы продолжим с тобой то, что- чем занимались, то есть сидели и ждали Уилла.       — Томми, — напряжённый глоток воздуха. — познакомься, это Эрнест Шлатт. Мистер Шлатт, это Томми, который в данный момент находится под опекой вашего сына. Томми отступил на шаг назад — фамилия гостя сбила его спесь.       — А, ой… эт… Значит, это Большой С встречается со шлюхой? Ну… а что вы ждали, он взрослый мужик, пусть встречается, с кем хочет, любая женщина — женщина… Э…       — Томми, — Квакити цедил слова сквозь зубы. — я тебя прошу немного помолчать. Можешь ещё раз позвонить Уилбуру? Томми было начал возражать, но к счастью развернулся и с угрюмым видом утопал в комнату за телефоном. Квакити взглянул отцу Шлатта в лицо.       — Чай, кофе?       — Чай. Зелёный, если можно. Квакити не знал, есть ли в доме зелёный чай, но всё равно поставил чайник. Нашёл какую-то древнюю банку с по виду живой заваркой, запаял в Шлаттов сашет, из тех, которые закрываются степлером. Потом сел за стол.       — Начнём с того, что, насколько в курсе лично я, босс не встречается ни с какой шлюхой. Я в этом уверен. Шлатт-старший приподнял одну бровь, складывая запястья одно на другое в лаконично-эстетичном жесте, едва уловимо улыбнулся уголками рта.       — В таком случае, ты плохо его знаешь, юноша. Подумать только, ты находился с ним рядом по половине дня уже… сколько там? лет семь? и ни разу не видел этого оборванца… чудеса. «Оборванца». Неужели Уилбур.       — А Вы видели? Кью старался говорить как бы между делом, наливая в чашку кипяток.       — Имел сомнительное удовольствие, — кивнул Эрнест Шлатт. — Неприлично длинный, пахнущий химической ванилью наглец вмешался в мой разговор с сыном, по-варварски пошло схватил его под ручку и утащил куда-то. Мне пришлось отдать в прачечную рубашку, так, казалось, сам пропитался этим запахом там — глупым кофе и ванилином. «Точно Уилбур», — подумал Квакити. Но что значит шлюха? Это просто оскорбление? Но почему именно такое?       — А почему шлюха-то? — вкрадчиво, но уже не работает.       — Я пришёл задавать вопросы, а не отвечать на них. Если ваша маленькая компания замирает в каждую субботу, где Джонатан сейчас?       — Если бы я знал, не сидел бы здесь с ребёнком, — вздохнул Квакити слишком грустно для разговора-шахматной партии.       — Что это ещё за ребёнок? — без особого интереса.       — Это вас не касается. Шлатт посмотрел ему в лицо, и Квакити едва выдержал этот взгляд.       — Меня касается всё, что-       — Кью! Он ответил!.. Квакити резко встал навстречу врывающемуся на кухню Томми.       — Он взял трубку! — звонок был мгновенно поставлен на громкую связь. — Уилл! Где вы, блять, шляетесь?! На том конце помолчали, а потом раздался незнакомый Квакити, и, кажется, Томми тоже, голос.       — …Добрый день. Томми посмотрел на Кью в ужасе.       — Ч… Кто ты, блять, такой? …Что ты… откуда у тебя мобила Уилла?       — Он принёс её с собой, когда ко мне пришёл.       — Где он?! Во время короткой паузы Квакити выхватил у Томми трубку.       — Добрый. Ещё раз, — сказал он внешне спокойно. — ты кто?       — А ты?       — Няня этого импульсивного мальчика. Так почему телефон человека-многоэтажки у тебя? Ещё одна выматывающая пауза. Отец Шлатта вздыхает.       — Я бы тоже хотел кое-что спросить… — парень из телефона улыбнулся, судя по голосу. — Что думаешь об обмене вопросами? Томми набрал воздуха, но Квакити заткнул его жестом.       — Да?       — Почему Уилбур притащил этого милого человека с бакенбардами? Кто он вообще? Кажется, какой-то предприниматель? Я бы спросил лично, но он такой несговорчивый… Квакити встретился взглядом с Эрнестом Шлаттом. Тот, без сомнения, тоже понял, о ком речь.       — Это мой босс. Бизнесмен. Эм… Друг Уилбура? Не подскажешь, где он сейчас?       — Я не знаю, — улыбка говорящего стала шире, а обессиленный Квакити опустился обратно на стул. По крайней мере, Шлатт не в плену у этого неясного типа. Но где тогда? Где гарантия, что не в большей опасности?       — А Уилбур?       — А кем они друг другу приходятся?       — Полагаю, друзьями, хотя… — быстрый взгляд на отца Шлатта. — показания расходятся.       — Уилбур где я тоже не знаю. Твой «босс» забрал его.       — Блять… — вырвалось у Квакити, белый, как мел Томми сполз на пол куда-то под стол. — Что… что-нибудь ещё? Новая пауза.       — Передай, пожалуйста, Уилбуру, чтобы позвонил мне, то есть Дриму, позже. Нужно поговорить. Только не забудь сказать ему, что разговор — инициатива Джорджа, а то будет психовать.       — …Я постараюсь. Хорошего дня.       — Тебе тоже. Тебе и Томми прекрасного дня. Квакити нажал отбой. Повисла тишина, только Шлатт-старший звенел ложкой о стенки чашки, зачем-то перемешивая свой чай без сахара. Томми шмыгнул носом.       — Мм… — протянул отец Шлатта.— Большая часть произошедшего мне безразлична, но, правильно ли я понимаю: мой сын должен сюда явиться в скором времени?       — Вам лучше уйти отсюда сейчас, — сказал Квакити устало, и протянул Томми его телефон. Отец Шлатта скептически фыркнул.       — Я так не думаю. У меня есть право на встречу с собственным сыном.       — Безусловно, — Квакити кивнул. — Право есть. Право паразитировать, доводя босса до запоев и истерик. Право отравлять, уничтожать жизнь, личность и счастье. Мне плевать, что оно есть у Вас, мистер Шлатт. Уходите. Эрнест смотрел на Квакити очень внимательно, пристально, и не двигался. Упрямство было семейной чертой Шлаттов, или как? Кью прикрыл глаза на пару секунд, а потом взял со стола коробку курабье, позвал Томми жестом, и пошёл в коридор.       — Когда босс придёт, — он сунул печенье подростку. — с Уилбуром, скажи им, что случилось, и уезжайте в кафе. Квакити набросил молчащему Томми на плечи сперва куртку, потом плед, открыл дверь и аккуратно вытолкнул в коридор, едва дав малому обуться. Они стояли через порог несколько мгновений лицом к лицу. В конце концов Квакити вздохнул и потрепал Томми по голове.       — Пусть назовут кафешку… пусть они назовут её Колыбелью. После этого он закрыл дверь и запер её на замок. Эрнест Шлатт стоял в проходе между кухней и коридором. Квакити сделал глубокий вдох, спрятал ключ в карман и шагнул вперёд.       — Итак, хотите, чтобы я рассказал Вам, насколько Вы испортили боссу жизнь?

***

      Когда Уилбур увидел Томми у двери, он споткнулся на ступеньке и грохнулся на бетонную лестничную клетку. Томми поднял голову на шум, и тут же бросился к брату, чуть не запутавшись в пледе. Шлатт стоял в стороне, чувствуя себя, будто пережил бурю, а Томми цеплялся за Уилбура отчаянно, получая такие же почти исступлённые объятия в ответ.       — Господи, Томми, как я рад тебя видеть… — пробормотал Уилбур, а Томми уткнулся ему в грудь.       — Уилл, где ты, блять, был, я так и знал, что ты ёбнулся, и- мы с Кью чуть не- ещё и этот уёбок с твоего номера звонил, мы чуть не поседели, Уилл-       — Кстати о Кью, — встрял Шлатт. — пойдём поздороваемся. Уилбур взял Томми за плечи и взглянул ему в лицо.       — Что случилось? Ты его достал, и он выставил тебя из квартиры? Томми покачал головой.       — Он самоотверженно заперся в хате с мудаком, велел пиздовать в кафе и назвать его детской кроваткой. Шлатт посмотрел на малого вопросительно, и тот пожал плечами.       — Кресло-качалка, или как-то так.       — Может, колыбель?.. — растерянно спросил поднимающийся с пола Уилбур, и Томми кивнул.       — Так что будем делать? Я не против сгонять в кафе, но не хочется оставлять Большого Кью одного. Может позвоните ему? Он волнуется. Где твой телефон, Уилл? Сут неловко улыбнулся.       — Потерял. Томми закатил глаза, повернулся к Шлатту.       — А твой?       — Забыл в больнице. Они с Уилбуром друг друга стоили. Томми вздохнул, достал свой мобильник, и протянул Шлатту.       — Держи. Тебе повезло, что он дал мне свой номер. Гудки врезались в тишину. Шлатт стал их считать. Снова. Теперь уже бездумно. На третьем Квакити шумно выдохнул Шлатту в ухо.       — Если можно, не сейчас, Томми.       — Хэй, крылатка. Это я. Всё норм. Как дела? Откроешь нам? Ему ответили не сразу.       — Знаешь, Томми, — медленно сказал Квакити. — сейчас не время общаться, с боссом просто мечтает поболтать его папочка, и я не хочу, чтобы у меня отнимали телефон, сводя все мои усилия на нет. Тем более, у нас тут вечер кулстори о детстве босса, его трёхлетнем дне рождении и алкоголизме. Мило очень. Так что иди в «Колыбель», Томми, нечего стоять под дверью, я всё равно не открою, я просто чертовски рад, что ты в порядке, ты и твой грёбаный парень, он ведь в порядке? Шлатт выдохнул.       — Да, Кью. Он в порядке, он не мой парень, но он в порядке. Спасибо тебе большое, что позаботился о Томми, и защищаешь меня от папаши, но открой дверь. Я сам должен… поговорить с ним. Пауза.       — Ты устал. Я слышу это в твоём голосе. Иди, а то придёт босс, и ещё и его батя начнёт требовать у меня открыть дверь. Отдохни, приди в себя, выпей хренова шоколадного кофе, и потом попробуй что-то сделать. Ни мне, ни тебе, ни Уилбуру не нужно, чтобы ты сейчас сорвался, хорошо? Я… теперь знаю, почему наш разнорабочий так переебался, я не в курсе деталей, но ему, похоже, очень хреново. Раз ты взялся о нём заботиться, тебе сейчас не до семейных разборок. Я здесь справлюсь, поверь. Ты можешь положиться на меня. Томми. Шлатт слушал его, смотрел, как настоящий Томми заталкивает Уилбуру в рот печенье, и глубоко дышал. Он действительно устал.       — Окей. Спасибо, Кью. Ты не можешь сидеть там вечно, так что если к вечеру он не уйдёт, откроешь мне дверь. Пошли его нахуй от меня.       — Уже давно.

***

      В новоиспечённой «Колыбели» было уютнее теперь — то ли дневной свет дарил спокойствие, то ли тот факт, что они пережили визит к Дриму. Томми быстро взобрался на барный стул, и стал просить «взрослый» кофе, Уилбур со вздохом достал две турки. Процесс приготовления классического уже для неоткрывшегося заведения шоколадного кофе давно был Шлатту знаком, а второй напиток вызывал любопытство. Какие-то пряности, перец даже, взбитые сливки и мёд? Уилбур не проходил никаких кофейных курсов, он поначалу работал по чуйке, при его искажённых вкусовых рецепторах совершенно не объяснимой. Но опираться на неё дальше он не планировал, и в то время, когда он не торчал в больнице или в ещё безымянный тогда Колыбели — он торчал в офисе. Там было много разного кофейного народа, так что Уилбур ходил за людьми следом, спрашивал и пялился на процессы разных варок. На это смотрели… по-разному. Нормальные помогали, кто-то смеялся по-доброму, а кто-то — с насмешкой. Шлатт видел взгляды, слышал шепотки. Квакити был прав, его залипания на бродячего мальчика с гитарой видели все, кроме Шлатта, не рассматривающего в тот момент романтические чувства к своему полу в принципе, и Уилбура. Шлатт знал теперь, почему Сут не замечал ничего — он считал, что его не могут любить нормальные люди, и это разбивало сердце. А в офисе в любовники их записали так чертовски быстро, что поверить было трудно, и хуже всего в этом было отношение — такое, будто в тот день в кабинете Шлатт Уилла не оттолкнул, а потом начал давать ему за это денег. Уилбур вёл себя, будто это его никак не трогает, изо всех сил старался ладить с людьми и просто учиться варить кофе, но со временем перестал выходить из кабинета Паффи, а потом и вовсе перебрался в «Пряничный домик» — там работала Ники. Шлатт не знал, как решить вопрос, не сделав хуже — и кофе Сута стал отдавать рождественскими печеньями. Это казалось приятно уместным со снегом за окном. Шлатт неожиданно понял, что настоящее Рождество близко.       — Томми, — Шлатт не смотрел на него. — как вы обычно отмечаете зимние праздники? Томми комично нахмурился, вызвав у Шлатта смешок. Такой маленький, такой легко читаемый, даже не как открытая книга — как журнал или туристический буклет-путеводитель. Запутанный и абсолютно не рациональный, но весёлый для стойких.       — Ну типа… когда как. В лучшие времена ходили в кино или кафешку, в худшие… тусили дома, и… — Томми задумчиво поднял голову и наткнулся взглядом на Уилла, прячущего свой. — …но было отлично! У нас было самое охуенное новогоднее время.       — Ясно, — торопливо кивнул Шлатт, а Уилбур поставил на стойку два готовых напитка и уставился в стену за Томми.       — Не надо, — произнёс он, — не надо говорить, что всё было хорошо. Тринадцатый год помнишь? Праздничный стол состоял из сахара в кубиках. Четырнадцатый — вам пришлось меня успокаивать. В восемнадцатом Таббо был в больнице, последний наш праздник-       — Прекрати! Уилбур не стал продолжать. Шлатт проследил за его взглядом и догадался, что Сут смотрит на посылку отца под стойкой, но не делая к ней ни движения.       — Уилл. У нас были самые лучшие праздники. Завались. Других ни я, ни Таббо никогда не хотели, нам не нужно было больше ничего, Большой С, скажи ему. Шлатт промолчал. Уилбур говорил ему как-то, что каждая зима у него начиналась с вопроса в голове «а переживу ли я её». Холод убивал его, ещё острее не хватало денег на еду и коммуналку. Либо так, либо чудо и работа, либо Дрим. «Чудеса случались нечасто», — сказал Уилл тогда. Он не смог закончить старшую школу, даже аттестата не имел, не говоря уже о дальнейшем образовании, и его попросту мало куда брали.       — А я не праздновал Новый год уже довольно давно… — Шлатт пригубил кофе, погрузившись в мысли. Квакити ждал Шлатта в офисе каждый год. Собирал одиноких сотрудников и просто тех, кто был не против отпраздновать в офисе, все скидывались и вырезали снежинки на окна, а потом пили и веселились. Шлатт заходил к ним на пять минут, вкратце подводил итоги и обозначал задачи на будущий год, поздравлял всех и уходил домой, провожаемый взглядом Квакити. Это если он не был в запое, и тогда запой начинался в новогоднюю ночь. Для Шлатта это всегда была ночь ненависти к себе. Мыслей о несостоятельности своей личности и отсутствии счастья.       — Ну значит с нами отметишь, большой чел. Молчание. Томми был прямолинеен, чист как горный источник. Его решения, слова и способы взаимодействия с проблемами были… топорными? Наивными? Шлатт посмотрел на Уилбура и прочитал на его лице схожие мысли. Взрослый мир так сильно усложнял всё.       — А, эм… посмотрим? — ответил Шлатт с растерянной и глуповатой улыбкой, а воображение тут же подкинуло ему картинку милого Рождества с Томми, Таббо и Уилбуром. Ёлка, гирлянды, подарки, вся фигня. Американская мечта — глазированый домик на улице таких же кукольных жилищ, будто декорация из новогоднего фильма, надувной Санта-Клаус перед крыльцом, заснеженные дорожки. Идиллия. Сказка. Будет ли у них когда-нибудь что-то подобное? Кофе успокаивал. Не прояснял мысли, но успокаивал. Им придётся разбираться с Дримом. Что делать с убийством? Как Дрим намерен действовать? Он поехавший, это точно, и шантаж вполне укладывается в его образ. А что будет, если он позвонит в полицию сразу? Шлатту пришла мысль опередить его. Рассказать свою версию. Все подробности, тот факт, что Уилл был ребёнком без родителей, когда всё началось, а сейчас очень нуждается в психотерапии. Что он защищался. Что он совершенно не здоров, его разум держится на честном слове и объятиях. Но выдержит ли Уилбур это? Показания придётся давать ему в первую очередь. Кроме того, ему и так могут дать срок, да?.. Раньше Шлатт с убийствами никогда не сталкивался, и не знал. А захочет ли Уилл вообще идти в суд? Как там вообще его психика после визита к Дриму? Тихий стук вырвал его из мыслей. Уилбур лежал лицом в стойку. Томми протянул ладонь и погладил его по вихрастой голове.       — Устал, бедняга. Шлатт кивнул.       — Томми… Я думаю, скоро у него начнутся тяжёлые времена.       — У него уже лет десять они тяжёлые.       — Ага… Но я имею в виду, ничего не закончилось. Он был прав, все проблемы на месте. Томми сделал несколько глотков своего кофе с гречишным мёдом. Он был достаточно умным, чтобы всё понимать. Отсутствие родителей ведь не только Уилбура покорёжило, оба младших на самом деле были взрослее, чем казались. Молчание не кончилось, даже когда был допит кофе. А потом пришёл Квакити. И получил сразу три объятия. Первым на него налетел вихрь из Томми, потом облегчённо прижал к себе Шлатт. Квакити замер на пару мгновений, будто фигурка из дерева, потом положил Шлатту на спину свои маленькие руки.       — Как ты? — спросил Шлатт тихо, сажая подчинённого за стойку. Тут проснувшийся, оказывается, Уилбур перегнулся через неё и аккуратно обнял Кью за шею. Не только для Шлатта этот порыв стал неожиданным — Квакити, окончательно потерявшийся от такого количества контактов, устроил подбородок на Уилловом плече с совершенно отсутствующим видом.       — Дрим просил тебя позвонить ему. И сказать, что идея разговора принадлежит Джорджу. Уилбур никак не отреагировал, будто и не слышал даже, а потом отпустил Кью и отвернулся к полке с кофейным стаффом позади себя.       — Какой ты будешь напиток?

***

      Они сидели в углу друг напротив друга, там, где в будущем должен был быть столик. Уилбур сжимал телефон Томми, а сам младший забалтывал какой-то ерундой пьющего чай с коньяком Квакити.       — Если ты не хочешь, ты ничего не должен, Уилл. Особенно ему. От плохо изолированного стыка между оконным стеклом и рамой тянуло холодом.       — Это Джорджа просьба… — сказал Сут потерянно. — Что он хотел? Это сто процентов связано с… Чёрт.       — Уилбур, — Шлатт слегка наклонился и взглянул в чужое лицо. — ты хочешь звонить ему? Короткая пауза уже стала ответом, но Сут всё равно закачал головой, спрятав лицо в ладонях.       — …нет, нет, я боюсь его, я его ненавижу, я не хочу слышать его голос, я не-       — Всё хорошо. Ты не должен. Шлатт обнял его. Вот сейчас нужно завести разговор о…       — Джон, я иду в полицию. Я устал. Шлатт замер, потом отпустил Уилбура на пару секунд, отклонился. Карие глаза были настолько тёмными, что Шлатт тут же понял, сколько именно Сут об этом думал. Оставалось только обнять его ещё раз. Уже крепче.       — Хорошо. Всё будет хорошо, Уилл. Всё будет хорошо. . . .