Восемьдесят
8 июля 2021 г. в 12:53
Драко гулял вдоль озера и удивлялся переменам в погоде. Весна обрушилась внезапно. Он был так поглощен учебой, что и не заметил, как почки вскрылись листвой, как во всю зажурчали ручьи, как громко запели птицы у кромки леса. Все расцветало, все обновлялось, и в нем самом незаметно что-то менялось, что-то неизведанное, томящее распирало его изнутри, особенно по вечерам, когда он вот так оставался один и, бездельничая, бродил по тенистым аллеям или проходимым тропам в лесу. Малфой будто маялся, блуждая в знакомом хитросплетении узких дорожек, то и дело натыкаясь на робкие подснежники и крокусы, и подолгу глядел на них, чувствуя странное, бесхозное тепло в животе. Он смотрел на эти весенние первоцветы, и в глазах начинало щипать, и очень-очень хотелось все это не чувствовать или чувствовать, но понимая, что именно. А еще он хотел бы позвать кого-нибудь. Позвать громко, во весь голос, смеясь и раскинув руки навстречу...
«Кого можно звать в лесу? Кого ждать?» — и тогда настроение портилось, и Драко злился, на себя, на этот сдерживаемый крик, на школу, на все и всех и особенно — на Поттера. Хотя и понимал, что на него-то он злится по привычке, ну а на кого еще-то? Самый достойный объект для ненависти, знакомый. Позер! Кретин!
Два дня прошло с их последней тренировки. Как и договаривались, они встретились после обеда все в том же зале и, сухо поприветствовав друг друга, сразу приступили к занятиям. Все те несколько часов, что Драко с маниакальным усердием раз за разом различными способами обездвиживал Поттера, в комнате царила удушающая неловкость. Не прозвучало ни одного лишнего слова, куда там смеху и шуткам! Четкие указания Гарри, кивки и короткие ответы Драко. В какой-то момент Поттер отступил назад, пятясь, споткнулся о небольшой выступ в половицах, Драко дернулся вперед и успел схватить его за руку, выдергивая на себя. На секунду они замерли, прижатые друг к другу, Гарри сглотнул и облизал пересохшие губы, и Драко тут же отпустил его руку, высвобождая из своего полуобьятия.
— Я думаю, уже достаточно, — сказал Гарри и пошел к подоконнику, где оставил свою мантию. — Ты отлично справляешься. Удачи.
Драко направился к двери и, не оглядываясь, бросил:
— Спасибо, Поттер. И тебе удачи.
С того дня они не виделись даже мельком. Драко лихорадочно учился, он почти врос в твердый библиотечный стул. В обед он выходил в расцветающий, оживший сад и перекусывал бутербродами, что таскал с кухни. Уединение его не угнетало, оно, напротив, отвечало его нынешним потребностям. Малфой чувствовал, что должен подумать, побыть один, разобраться в себе и в том внутреннем беспокойстве, что ощущал теперь постоянно, стоило отвлечься от учебников. В голову сразу же лезли самые наиглупейшие слащавые мысли. Ничего вроде конкретного — стишки о любви, трагический эпос, самые лиричные ноктюрны. Он стал любоваться не только цветами, но и лунной дорожкой, серебрившей кроны деревьев ночью, звездами, шелестом трав, и все они, все они словно тоже напевали ему что-то древнее, что-то, что знают все, все ждут и так же, как и он, вздыхают, обняв свои колени и вглядываясь в россыпь холодных светил.
Озерная гладь была совсем тихой, нигде ни полоски ряби. Закатное солнце расчертило алыми лентами берег и дорожку к школе. Возвращаться не хотелось, но и красться потом окольными путями, рискуя нарваться на старост или Филча, Малфой не стремился. Кинув камушек в воду и нарушив-таки ее идеальную покойную поверхность, он зашагал обратно, думая о том, что совсем не понимает себя, и лучше и яснее не становится, день ото дня лишь запутываются его мысли и чувства.
Лестница повернулась, одна, другая, вот и знакомый коридор. За углом будто кто-то был. Драко прислушался — неразборчиво кто-то беседовал, пока еще укрытый от взгляда поворотом. Чем ближе Драко приближался, тем отчетливее становились голоса.
— При прощании принято целоваться, — четко услышал он низкий женский голос.
— Как скажешь, Джинн, — раздался ответ, и Драко узнал голос Поттера.
Сердце ухнуло вниз, оно споткнулось об этот голос и стало часто-часто трепыхаться в висках и в горле. Ноги его задрожали, и Малфой уже хотел развернуться и идти обратно, но непреодолимая внутренняя сила потянула его вперед. Гул в ушах нарастал, и вся кровь, казалось, прилила к голове. Он вышел из-за угла и увидел Джинни Уизли, что, чуть отставив вычурно ножку, целовала Поттера в щеку, к слову сказать, в подставленную щеку, да он еще и улыбался, мерзавец этот. Драко страшно захотелось выругаться, а еще лучше подраться, причем желательно до крови, чтоб брызнуло алым из носа и рта, и, может, тогда стало бы легче, и вместе с кровью вытекло б это отчаянье и злость. Но вместо этого Драко издал какой-то странный гортанный звук, утробное рычание и, яростно топая, промчался мимо вздрогнувшей от неожиданности парочки.
После последнего эпизода с галстуком Гарри словно свихнулся. Ему стали сниться странные сны, душные, жаркие. Он не мог вспомнить утром, что видел в них, но, чтобы это ни было, оно было прекрасно, так как просыпался он ласковым, расслабленным, словно сытым, потягивался, взбивал подушку и тут же натыкался на лежащий под ней смятый зеленый галстук. Он в тот памятный день собирался сразу вернуть его владельцу, но, увидев в обеденном зале, что Драко пришел в таком же новом, не стал подходить при всех, раз острой необходимости не было, и спрятал в самом надежном месте — под подушкой. Тем же вечером он наткнулся на него рукой, когда укладывался спать и, вытянув, накинул себе на глаза — губы сами растянулись в улыбке. Он сдвинул галстук чуть ниже и принюхался — пахло все так же лазорево, но тоньше, теперь еще искрясь изумрудом, свежей скошенной травой, мятой, спелым арбузом, легчайшей воздушностью... он так и уснул с этим галстуком на лице, а проснувшись, обнаружил его крепко зажатым в руке.
А еще в нем вдруг проснулся просто зверский аппетит, особенно на сладкое, он с таким наслаждением поглощал булочки со взбитыми сливками и шоколадные пирожные, что даже урчал от удовольствия — друзья только удивлялись такому гастрономическому искушению.
И так-то от природы неловкий, Гарри превратился просто в собственную карикатуру — он то и дело спотыкался, задумавшись, врезался в людей, а то и в столб или колонну, он упал дважды с лестницы и постоянно на ходу забывал слова. Сокурсники похихикивали над ним и дразнили, что Гарри, не иначе, влюбился. Гарри не обижался, что с них возьмешь, но от этих слов внутри вдруг все скручивало.
В день их с Драко тренировки Гарри был очень собран и сдержан, он боялся, что это его внутреннее дрожание и нервная неловкость проявят себя и здесь, а облажаться перед Малфоем не хотелось, да и тот не проявлял желания веселиться и шутить — легкость их прошлого общения куда-то улетучилась, и весь сеанс Гарри чувствовал лишь досаду и напряжение и таки споткнулся! И позорно рухнул бы на свой собственный зад, если б не ловко вытянувшая его рука Драко, в последний момент обжигающе обхватившая запястье. Голова пошла кругом, он, видимо, и правда потерял равновесие, иначе как объяснить то воздушное ощущение полета и отплывающей земли из-под ног, когда Драко, дернув его на себя, по инерции прижал к груди. По лицу Гарри скользнула прядь его волос, и возле уха он ощутил горячий выдох, по коже вмиг побежали мурашки.
Испуг. Гарри испугался. Испугался этого дыхания, этой прядки, этих мурашек — он испугался Драко, но еще сильнее он испугался сам себя, потому что понял, что очень хочет, вот прямо сейчас, сейчас же, чтобы этот слизеринский змееныш снова поцеловал его в щеку... ведь в губы он не целует.
Следующие несколько дней Гарри жил как во сне, учеба раздражала! Кто составлял эти расписания?! Ни одной пары со Слизерином?! Аппетит тоже пропал, а вместо ярких незапоминающихся снов, приносящих тепло и покой, он ворочался в своей постели почти до зари, без сна и надежды понять... почему не спит?!!
В одну из таких ночей он тайком пробрался в сад, кутаясь в мантию-невидимку, сел на скамью и в очередной раз с восторгом подивился великолепию стен своей любимой школы. Восстановленная, она, казалось, даже стала лучше, хотя обновления и не бросались в глаза. Пробежавшись взглядом по башне и высоченному торцу, он заметил едва брезжащий свет в одном из проемов. Хогвартс был погружен в сон, но одно окно мерцало огоньком, и Гарри, мысленно сосчитав и прикинув внутреннее расположение, дрогнул. Сердце отчего-то радостно подпрыгнуло и сделало сумасшедший кульбит.
—ТЫ! — шепотом, удивленно и робко, ловя на лету собственный звук, выдохнул Гарри. И это «ТЫ», оно... это слово вдруг вошло горячим жалом в самую душу и даже будто провернулось, раскрывая ребра, вспахивая грудь, и понеслись, понеслись на этот нежный свет из окна тысячи ночных мотыльков прямо из огненного, вскрытого Гарри Поттера.
В коридоре еще слышались эхом удаляющиеся шаги Драко, и Гарри бросился следом, даже не сказав ничего опешившей Джинни.
— Но, Гарри!.. — раздался где-то уже позади ее голос, он не обратил на это внимания, это было неважно, все неважно, кроме того, что ему нужно было срочно, срочно догнать Малфоя. Догнать и сказать ему, сказать... «Что сказать?! Да, Мерлин, что сказать?!!» Но ноги неслись быстрее разума, не слушая его бесполезный писк.
В коридоре было уже темно, но Гарри отчего-то точно знал где искать. В такие моменты он всегда доверял своей интуиции и сейчас бежал, бежал не таясь и не думая, сколько шума наведет в уже засыпающей школе.
Дверь в тренировочный зал была чуть приоткрыта, из широкого окна лился лунный свет и четко обрисовывал силуэт в проеме.
— Драко! — запыхавшись, выпалил Гарри, и тот обернулся. — Драко, пожалуйста...
— Чего тебе надо, Поттер? — прошипел Малфой и вскинул палочку.
— Я хочу сказать... хочу... что это ничего не значит, слышишь? Ничего! — Гарри говорил негромко, но в тихом пустом зале его слова, словно в колодце, отдавались от стен.
— Мне нет до вас никакого дела, — так же негромко ответил Драко.
— И все равно, послушай...
— Заткнись! — прошипел Малфой. — Заткнись, а то я тоже преподам тебе небольшой урок, — он вскинул руку вперед и направил палочку на приближающегося Поттера. — Не ты один мастер заклятий, Поттер. Я тоже кое в чем хорош.
— Не смеши...— съерничал было Гарри и услышал тут же четкое:
— Секо! — руку пронзила острая боль, и рукав на его рубахе разошелся. Гарри удивленно уставился на порез, а потом на Драко. Тот хмыкнул и улыбнулся краешком губ. — Режущие мой конек, — как змея шипел он и вновь шепнул: — Секо! — над первым порезом появился новый, и Гарри вскрикнул от боли.
— Ты осатанел! — зарычал он. — Мне больно!
— Мне тоже, — выдохнул Малфой и рявкнул уже на весь зал, сотрясая свод потолка своим криком: — СЕКО! — третий полоской появился еще один надрез, но теперь гораздо глубже предыдущих. Гарри взвыл и почувствовал, как на ткани проступает кровь. Он обхватил порез здоровой рукой, под пальцами просочилась красная влага, и тут вдруг Драко будто сдулся. Он опустил вооруженную руку, плечи его поникли, он в несколько шагов подошел к Гарри и отодвинул его пальцы с пореза, задрав тому рукав рубашки,
— Прости, — мягко произнес он и примирительно добавил: — Еще я хорош в лечебных заклинаниях. Смотри, Вулнера санентур, — кожа стала сходиться прямо на глазах, боль стихла, и, когда длинные пальцы Драко прошлись, словно проверяя, по всему предплечью Гарри, от порезов уже не было и следа, лишь пара капель крови на рубахе напоминали о них теперь. — Прости меня, — еще раз тихо сказал Драко и вновь провел пальцем по коже Гарри.
— Хорошее умение, — хмыкнул Поттер, не отнимая руки и вперившись взглядом в глаза Малфоя. — А что насчет дезиллюминационных чар, что предстоит сдавать через пару дней? М?
Драко дернулся, как от удара током, он отпустил руку Гарри и отвернул лицо, чуть прикусывая нижнюю губу.
— Так что? — напирал Поттер. — Ты хорош в них? Так же хорош, как в режущих и лечебных? Беспокоиться не о чем?
— Что ты хочешь? — сдавленно спросил Малфой.
— Восемьдесят, — улыбнулся Гарри, расправляя рукав рубашки и закрывая манжету пуговкой. — Восемьдесят поцелуев принцессы, и я научу. Легко, — он цокнул языком и сунул руки в карманы, демонстрируя равнодушие небрежной позой, но на деле пряча дрожь в пальцах.
— Я не стану касаться тебя там же, где касался рот этой рыжей...
— Полегче! — взбрыкнул Гарри, но тут же, пожав плечами, сказал: — Ну, как знаешь...
Драко подошел ближе, совсем впритык. Он не сводил глаз с приоткрытых губ Гарри, вперился в них взглядом, как зачарованный, тот шумно сглотнул, и тут Драко дернул ворот его рубахи, ткань неохотно поддалась, и две верхние пуговицы отлетели, открывая часть шеи, ключицы и впадинку между ними.
Оба они, пятясь, ступили в тень, отходя от лунной дорожки, что освещала часть зала. В темноте был виден только отблеск глаз и ровная полоска белых зубов Драко, что несильно впились в кожу Гарри прямо под ухом.
— Вампир, — охнул Гарри, и по всему его телу пробежала сладкая дрожь.
— Молчи, — глухо отозвался Малфой и прикусил кожу чуть ниже, у основания шеи.
Эти укусы, поцелуи-укусы, поцелуи-кнуты, рассекали нежную кожу на шее Гарри сильнее любого режущего заклятья, слаще самой боли. Он чувствовал мягкие губы, их скольжение вдоль шеи к плечу, по ключицам. В ямку скользнул язык, и у Гарри стали подкашиваться ноги. Он выдохнул совсем неприличный стон и в ответ почувствовал руку в своих волосах — вначале легкие поглаживания, и вдруг резким рывком Драко дернул его за волосы назад, открывая еще больше доступа к запрокинутой шее. Губы прошлись от ямочки по горлу вверх, они прихватывали кожу, чуть оттягивая ее, под кадыком скользнул язык и влажно прошелся еще выше, задевая маленькую родинку и сам кадык, к подбородку и снова вниз ко второй ключице. У Гарри перед глазами поплыли огненные всполохи. Это было невероятно хорошо, сладко, волнительно! Его руки прижались к груди Драко и стали выводить на ней концентрические круги в такт движениям его языка. Малфой еще раз с силой дернул рубаху Гарри в сторону, и она поползла с плеча, открывая его, и, когда острые зубы вонзились в твердые мышцы руки, Гарри, не сдержавшись, застонал. Укус тут же был зализан юрким языком, и еще один, и еще — вся кожа Гарри была в мурашках и влажной, у основания шеи горел засос — красный огненный мак, таинственный цветок, раскрывший свои лепестки вопреки всему.
Кусачие поцелуи сменились нежными, долгими. Драко вновь и вновь припадал к месту под ухом, к гибкой линии вдоль вен, рука его все еще гладила волосы, вплеталась в них пальцами и тоже будто ласкала, целовала прикосновением каждый непослушный вихор. Он так часто дышал, что плечи и грудь ходили ходуном, расходились как кузнечные меха. Они оба почти задыхались, сердца выпрыгивали из груди, и было даже больно от этого загнанного ритма, почти потери пульса, почти потери сознания.
Драко замер и уткнулся лбом в голое плечо Гарри, руки его опустились, и Гарри подхватил одну из них и сжал в своей, сжал твердо, как будто дал обещание. С полминуты они так и стояли, держась за руки и уперевшись друг в друга — Драко Гарри в плечо, а тот, склонив голову, уткнулся носом ему в волосы. Дыхание стало постепенно восстанавливаться, а с ним зрение и слух, и...
— В воскресенье, после Хогсмида, — сипло сказал Гарри и расцепил их руки, но напоследок зарылся лицом в мягкие волосы Драко — они пахли как парное молоко, и этот запах теперь стал любимым для Гарри Поттера. Молоко и мед. Мед и мята. Мята и изумруд — Драко.