Превращение в розбив.
31 августа 2013 г. в 14:26
— Теперь... — сказал Алукард, отходя от меня все дальше. — Ты должна научиться пользоваться своими новыми инстинктами.
— И что я должна для этого делать? — не сводя глаз с хозяина спросила я.
— Стрелять. В меня.
— Хорошо. — я в мгновение ока, без колебаний выстрелила прямо в голову хозяина, но он увернулся. Обычно он никогда не уворачивался, считал, что это забавно – демонстрировать противнику свою непобедимость. А сейчас... Кажется, мне придется туговато.
— Суть в том, что ты не можешь на меня смотреть. Я не сомневаюсь в твоем опыте стрелка. Ты будешь стрелять с закрытыми глазами, опираясь только на свое чутье. И я не буду стоять на месте. За промах будешь получать один удар.
— Ну! Зачем? — полу-возмущенно полу-обиженно произнесла я, опуская пистолет.
— Для профилактики. Враги, думаешь, будут стоять и созерцать тебя? — в своей любимой манере съехидничал носферату.
— Вроде не кажется таким сложным. — я отвела взгляд, предчувствуя, какой это будет кошмарный провал. Мне это казалось совершенно невыполнимым.
— Если хочешь противостоять сильным врагам – научись обращаться с собой, со своими собственными силами. Необходимо слиться с собой, знать, что ты действительно можешь или не можешь.
— Да, я как-то раз посещала курс йоги, там примерно то же говорили. Ты же знаешь, что ты сильнее их всех! Может, с простого начнем? Все-таки тебе я никогда не смогу сказать "нет", а уж тем более биться с тобой. Я тебе не соперник ни в коей мере. — как бы это ни сказывалось на моем самолюбии, это было правдой.
— Я знаю. Однако если ты научишься использовать новые способности против меня, пусть и без вреда для меня – тебя будет сложно победить. Так что тренируйся пока что на мне. Твоя задача не состоит в том, чтобы уложить меня на лопатки и заставить молить о пощаде, а найти в себе вампира, научиться быть им.
Я покачала головой и закрыла глаза. Теперь я могла опираться только на слух, что, в скором времени, мне наверняка не пригодится. Кто знает, вдруг он будет настолько бесшумным, что я потеряю всякую связь с происходящим. Чувствуешь себя немного растерянно. Чего уж душу кривить, очень растерянно. Пустое и темное пространство, грядущая оплошность пугает, ибо я точно знаю, что вслепую никогда в жизни не попаду, особенно по такой мишени как Алукард. По нему хоть точно стреляй, он эти пули проглотит и глазом не моргнет. Я направила пистолет на Алукарда, как мне чувствовалось, туда, где он стоит. Конечно, это было не так.
Следующий час меня словно сводили на экскурсию по кругам ада, а ведь это только начало. После каждого выстрела я получала мощнейший удар, куда только ему вздумается: по спине, в грудь, в лицо, под колени. Одно больнее другого. Где-то внутри я благодарила Бога, что он не стреляет в ответ. Как я ни пыталась выстрелить точно в цель, или на худой конец просто задеть, не могла. Безусловно, я надеялась попасть, но стреляла я как простой человек, которому закрыли глаза, а не как хищник, чувствующий жертву за километры и способный поразить ее одним ударом. По всей вероятности, жертва тут совсем не носферату, а... Я?
Алукард в самом деле был тише утреннего тумана, но вскоре, незадолго до того, как я окончательно свалилась, повысил на меня голос.
— Ты должна почувствовать мое присутствие! — почти кричал он. — Доверься своим инстинктам! Представь, что ты ослепла, оглохла. Ты не можешь этим пользоваться, но ты должна продолжать защищаться! — сильный удар в живот. Внутри лопнула, как мне показалось, диафрагма, надорвалась двенадцатиперстная кишка. Рот наполнился кровью, подавившись вздохом, я вскрикнула, шумно откашлявшись. Ненавистные слезы скатились вишневыми бороздами по щекам, слившись с кровью изо рта на подбородке. Он действительно не знает жалости. Просто потрясающе.
Алукард, завидев как я скривилась в странной млеющей ухмылке, дрожащими губами выдавая боль, ударил меня еще раз, на этот раз по лицу, чтоб не повадно было. Не столько больно, сколько обидно, но я понимала, что благодаря этой жестокости я в конечном итоге мотивирую себя к чему-то. Никогда при жизни мне не доводилось испытывать такую физическую боль, не говоря о чувстве унижения от того, кто говорит со мной, чье мнение для меня превыше всего, того, кто отныне диктует правила.
Меня всегда заботил вопрос власти и тот, кто ею располагает, насколько мне захочется противиться этому, под чем и кем прогибается моя воля и, что самое противоречивое, хочу ли я этого. Родительский деспотизм в рамках разумного – скучно, не будоражит, очень предсказуемо получать оплеухи от любимого папочки, рукоприкладство от клиентуры и начальства – уже интереснее, всегда была возможность подумать, чем я это заслужила, желание дать сдачи опьяняло лучше любого наркотика, и настоящее месиво с зачастую снисходительным, мудрым древним чудовищем, вольным распоряжаться мной, с тем, кому я плачу за возможность жить, пусть и не так, как мне хотелось, с этим пугающим, вселяющим возбуждающий трепет мужчиной, которого едва ли назовешь человеком – это апогей моего сумашествия. Этой боли, принесенной его руками дворянского происхождения, не хочется противиться, только благодаря ей вспоминаешь каким оно было, живое, горячее тело с колотящимся сердцем.
«Это все для тебя», – словно шептали эти дикие прикосновения, красноречивее любых оскорблений. В гневе, в агонии и есть жизнь. Не в причинении, а в испытывании.
— Давай, стреляй! Вот он я! — надеюсь, мой слух не подвел меня, я отвлеклась на ужасающие даже меня мысли.
Моя последняя пуля попала в запястье Алукарда. Алая жидкость брызнула фонтаном и полилась на пол. Сколько же людей отдали бы все за одну только каплю крови высшего вампира, и вот она, беспричинно льется. Вампир машинально прихватил собственную руку, но рана и без того мгновенно затянулась. Скорее всего, попадание получилось случайно, он не зачтет это. Все, чего я добилась за день. Прекрасно.
Последнее, что сделал вампир, так это ударил меня по ногам. Я глухо рухнула на пол, по ощущениям сломав себе пару позвонков. В голове зашумело, будто оркестр из самой преисподней присел мне на уши, перед глазами поплыли блики света и черноты, источаемой Алукардом. Возможно, это мое воображение.
Я прислонила тыльную сторону руки к давно кровоточащему носу. Одно неосторожное движение отдавалось острой болью, пронизывающей до уцелевших остатков костей.
— Может, как смертная ты и превосходна, но как вампир ты слаба и беспомощна. Думаешь, легко быть вампиром?! Мало уметь быстро бегать и убивать одним махом руки! Без этих навыков ты не можешь называться вампиром. О какой зверо-форме может идти речь? Ты как никто другой знаешь наших будущих врагов. Они сильны и убьют тебя, не успеешь ты и сделать шаг, они будут безжалостны. Пока ты только болтать умеешь...
Мертвое тело путало действительные боли с фантомными. Сломанные внутрь ребра пронзили легкие, открытый перелом руки никак не мог зарасти, пальцы трепетали в судорогах, седьмой и шестой зубы беспомощно шатались, трещины в дёснах нещадно топили меня в моей же крови. Ущерб оценен.
— Это был самый суровый кнут в моей жизни. — вытирая кровь с лица, произнесла я. Опираясь на более или менее здоровую руку, я встала на разбитые колени. Отсюда вампир казался еще выше и опаснее. С моим состоянием все вокруг представляет бóльшую опасность, нежели я сама.
— У тебя еще есть силы говорить что-либо на этот счет? — свел брови вампир, чуть отвернувшись от меня; я попыталась улыбнуться, но получила лишь очередную порцию мучительной боли, нижнюю челюсть судорожно свело. — ... Это был еще не кнут, а тоненький прутик. — после устойчивой паузы как бы предостерег хозяин. Что же есть кнут? От одной только мысли об этом мозги сворачивались.
— Интересно, какой тогда пряник? — слизала кровь с губ я.
Носферату рассмеялся. Да, не в том я положении, чтобы спрашивать об этом на данном этапе.
Я невольно вспомнила минуту, когда он взял меня за руку, это бережное, но крепкое движение ладони. Отнявшаяся сейчас ладонь вдруг ощутила это снова, отчего меня окатило томящей прохладной волной. Никогда прежде не испытывала подобного. Насколько я знаю, такие тешащие либидо моменты переживают лет в шестнадцать, и связаны они с неумелыми ласками соседнего парня с интеллектом виноградной улитки. Какой позор... Почему он? Беспощадно избил, унизил и, по существу, он вообще ни во что меня не ставит. Это оправданно, но так обидно.
— Его сначала нужно заслужить. — спокойно изрек он, подойдя ко мне ближе. Неужели ему мало? Ибо я с лихвой сыта. Не спеша поднявшись во весь рост, я ожидала, что Алукард еще что-то скажет, а то и продолжит надо мной издеваться. Колени предательски дрожали, то ли от стыда и обиды, то ли от боли.
— Стоишь, значит, жива. А сейчас уходи. — хорошо уловимые нотки приказа придали его и так властному голосу еще больше стали. В моих интересах скрыться, да побыстрее.
Я неторопливо повернулась к мужчине спиной и поплелась к себе. Ноги были ватными, голова точно медью налита, тело ныло так, как будто из меня все нити ДНК повыдергивали. Пренебрегая тем, что я изначально знала, что это испытание попросту неисполнимо, я была разочарована в себе не меньше Алукарда.
Неописуемый стыд, ровно так же, если бы он вывел меня на людную площадь и содрал одежду вместе с кожей. Я не показала, на что я действительно способна. Да еще и поймала себя на мысли, что то, что делает этот двухметровый монстр с лицом европейского принца, меня заводит. Ты слишком долго была выше этого, Рейвен.
Пакостный осадок залег на дне моей гордости и уверенности. Что мне не сиделось, вздумалось стать сильнее... Не умеешь, не берись.
Придя к себе, я осторожно присела на стул и закрыла глаза. Никогда такого не испытывала. Оно и понятно, некому было в моей жизни такое со мной проворачивать. Раны потихоньку затягивались, и физически, я чувствовала себя лучше. Для достоверности я хлебнула медицинской крови в чистом виде, полагаю, это ускорит заживительный процесс, а вот чтобы избавиться от моральных тягостей лекарства еще не придумали. Точнее, оно есть, но крепкий алкоголь для меня теперь существует только в воображении. Хотелось выть и реветь, как малолетняя девчонка, но увы. Я обязана следовать своим принципам, что бы ни случилось. Подумаешь, отпиздили. Очень эффектно, со всей страстностью, с искренним желанием посодействовать.
«Подавай ей результат с первого раза», — издевательски хмыкнул внутренний голос, который зачастую озвучивал иногда неприятную правду.
Достав плед, я легла в гроб и накрылась с головой. Сейчас я очень нуждалась в острой социальной изоляции. Успокоюсь, и все вернется на круги своя. За пару часов это вполне реально.
Посмотрев на это с другой стороны, мне стало ясно, что если будет так продолжаться, то ничего хорошего не выйдет. Все было бы бессмысленно, к тому же, я не из тех, кто сдается вот так сразу. Ну уж нет.
Я довольно резко вскочила, отчего ударилась головой об крышку гроба. Постоянно забываю, что над "кроватью" что-то есть. Выбравшись оттуда и, потирая ушибленный лоб, я направилась в ванную. Холодная вода отрезвляет мысли и рассудок, заодно и сон отгоняет. Однако чем дольше я вампир, тем меньше я чувствую разницу между холодным и горячим.
Приведя себя в порядок, я вышла из комнаты и пошла к комнате хозяина. Мне просто необходимо доказать ему, что я могу, что буду стараться не остаться второсортным вампиром, которых и так, по его мнению, хватает. Не буду ныть, кричать, молить о том, что бы он прекратил... Нет. По-другому никак.
Я постаралась как можно тише открыть дверь, мало ли, может, он спит. Оказалось, что нет, сидит в кресле, больше походящее на высокий трон. Сидел носферату ко мне спиной, и я постаралась как можно тише подойти к нему. Здесь стояла такая плотная и зловещая тишина, что мне подумалось, если я ее нарушу, то тьма этой залы поглотит меня навеки вечные.
Я медленно приблизилась к вампиру, который, похоже, меня в упор не видел, или не хотел видеть. Чуть поддавшись вперед, я вгляделась в умиротворенное лицо, из-за очков было не понятно, смотрит ли он куда-то вдаль перед собой, дремлет ли. Красные глаза сверкнули в ало-желтом блике, и этого хватило чтобы понять, что он смотрит на меня и ждет, пока я соизволю заговорить. Это был почти неощутимый взгляд, с каплей презрения и полного непонимания, что я здесь делаю. Может, в покое его оставить, а то схлопочу, чего доброго?...
Он был как нельзя тих и сосредоточен, такое не так часто случается. Да, он мог сидеть и лыбиться, покорно ожидая чего-то, что его растормошит, например, противника, или же пребывать в просто прекрасном расположении духа после разрядки в виде бойни с теми же недругами, а вот, на первый взгляд, обыкновенная задумчивость и легкая апатия проявлялись крайне редко. Граф скучает...
Я села рядом с ним на пол и положила голову на его колено, молясь не получить в подбородок сапогом. Последние часы меня распирало от обиды и стыда, от злости на собственную слабость, а теперь пришло нежное и успокаивающее смирение. Как забитая уличная шавка, честное слово.
— Прости, что не оправдала твоих ожиданий. — все, что я могла из себя выдавить, да еще так жалостливо, что липкая волна омерзения к самой себе протекла вдоль спины.
Молчание. Я знаю, что он слышит меня. Так почему молчит?
Алукард молчал долго, ожидание ответа сделало свое. Я не отходила от него, не собиралась. Его не было рядом со мной, если говорить о сознании. Он витал где-то далеко. Мне кажется, вряд ли он бы стал отмалчиваться из-за такой ситуации. Ни к чему это.
— Я ничего не ожидал. Я знал, что у тебя ничего не выйдет.
— Правда? — немного удивилась я и приподняла голову.
— С первого раза никогда не получится. Для начала и правда слишком сложно. Пытался соответствовать твоим амбициям, тем самым наказать за них.
— У тебя получилось. Все нормально. Ты отличный учитель. — Алукард лишь фыркнул. — Не буду лгать, ты меня так отделал, что я подумала: "Второй раз умру."
— Приму как комплимент. — криво усмехнулся мой собеседник.
— Кстати, сколько ты тут сидишь?
— Что? — сдвинул очки к носу вампир.
— Ну, после тренировки я ушла, и ты ушел... Сколько прошло времени? Час? Два?
— Два дня. Тебя искали для выезда на одну из операций. Я заходил к тебе, ты восстанавливалась во сне. Даже если я попытался тебя разбудить, ты бы не проснулась.
"Это побило все мои рекорды по сну!", — подумала я.
— Как такое может быть?! — воскликнула я, не веря своим ушам. — Разве вампиры могут так долго спать? И... Почему я этого не заметила?
— О, это очень просто. — опустил голову Алукард. — Еще одно отличие нас от людей: мы способны спать гораздо дольше нормы. Ты думала, все ограничивается только переменой дня и ночи? Нет. Вампиры способны погружаться в глубокий сон на столько, сколько им нужно, при этом сохраняя в себе жизнь, если можно так выразиться.
— Это как тогда, когда ты пробыл двадцать лет в подвале? Ты просто спал? — начала догадываться я.
— Что-то вроде. С годами, разумеется, иссыхаешь, слабеешь до состояния полной рухляди. У тебя был сильный эмоциональный всплеск, сон наступил непроизвольно.
— У меня было ощущение, что я не сплю, а просто... — отвела глаза я и задумалась.
— ... Просто лежишь с закрытыми глазами и о чем-то думаешь. — продолжил за меня Алукард.
— Точно. Так... Если прошло целых два дня, тогда, может быть, пойдем и еще потренируемся?
— Идем.
Пол часа спустя:
— А-а-а-а! Ты мне нос сломал! — я закрыла лицо руками, шипя от возмущения.
— Вы посмотрите на нее: у тебя три ребра и одна нога сломаны, а ты из-за носа беспокоишься! — не понял мужчина, забирая у меня пистолет.
Я сползла по стене на пол, судорожно хватаясь за и живот, ребра жутко ныли.
— И когда ты начнешь защищаться?... Я не говорил, что нельзя давать сдачи. — Алукард медленно подошел ко мне и присел рядом.
— А ты мог раньше намекнуть? — простонала я. — Это упростило бы задачу.
— Представляю. — саркастично протянул он. — Я все еще не вижу, что ты стараешься.
— Да? — прогнусавила я, придерживая пострадавший нос. — Это не отменяет того, что я пытаюсь прислушаться к тому, что ощущаю поблизости. Ну ничего, в следующий раз ты тоже получишь, — несмотря на достаточно серьёзный настрой Алукарда, это его развеселило, впрочем, я знала об этом. Как в том фильме про супергероев? – у муравья распри с сапогом. Так или иначе, я находила это лучшим, нежели нытье и жалость к себе. Покамест не имею права. — Вот ты как скоро обнаружил у себя третий глаз, или как там оно...?
— Какая разница, я отдельный случай. — отрезал носферату. — Заметила ли ты, что мне подобных невозможно встретить?
— О да-а. — хмыкнула я, прислонившись к стене затылком.
Алукард отодвинул мои руки от лица и внимательно осмотрел мою исстрадавшуюся физиономию.
— И как там?... — надеясь на лучшее спросила я.
— Под девяносто градусов. Я бил справа. — мужчина чуть нахмурился, ощупывая его двумя пальцами.
— Вот блять, прекрасно. Я им больше всего дорожу. Он у меня и так неровный был, плюс я его тысячу раз ломала. Прям буквально "прямой угол»?
— Я преувеличиваю. Не дергайся. — Алукард зажал мой нос между фалангами среднего и указательного пальцев, потянул на себя и вернул в исходное положение. Я рефлекторно поморщилась всеми мышцами лица, которыми только могла.
— Ты носы вправлять умеешь? — я недоуменно посмотрела на хозяина.
— Я многое умею. — невзирая на нарцисстический подтекст, довольно сдержанно и уверенно прозвучал Алукард, сдвигая шляпу немного к затылку.
— Ему уже ничем не помочь. У меня там горбатая гора, всегда так было. Может, пластику сделать? Сейчас многие на пару дней ложатся в клинику, потом живут припеваючи с аккуратными носами. Для нас, вампиров, вообще возможно что-то изменить? — полагаю, я изрядно достала его со всякими подобными глупостями. К сожалению, сейчас у меня период несмышлённого волчонка, мне положено раздражать его, что, как ни странно, только в удовольствие.
— Только попробуй – точно убью. Мне нравится твой нос, и я хочу, что бы ты его оставила в покое. — он провел пальцем по горбинке, так легко, почти ласково, оставляя за своим пальцем тонкие покалывания. Я немного дернулась, так как боль еще не утихла, но клянусь, это самое приятное из всех тактильных контактов, что я когда-либо чувствовала.
— Слушаю и повинуюсь. Тогда впредь осторожнее, хорошо?
— Посмотрим, как себя вести будешь. И вообще, — с неискренним возмущением посмотрел на меня вампир, — кто из нас здесь отдает приказы?
— Вы, хозяин. Прошу простить меня за столь неосторожное изречение. — я подняла руки в знак капитуляции.
— Всегда бы так разговаривала, цены бы тебе не было. — мечтательно протянул Алукард, внезапно растворяясь в воздухе на подобии Чеширского кота; сначала тело, и только в конце широкий оскал белоснежных клыков.