Новые начинания

      В доме царила гробовая тишина. За окном доносился шум ветра и приближающейся зимы, которая окутывает переулки Смолл-Хилла. Шум рабочих и заводов разбавлял всю мрачность городка. Финн укрылся в постели, Артур и Джон были с мальчиками, охотясь, как псы, в то время как Полли и Ада наблюдали за доктором, который пытался излечить сломанную девочку наверху. И она была сломана. Во всех смыслах этого слова.       Ещё со времён войны Томми считал, что самый продолжительный период времени - солдатская минута. За которую может произойти всё самое немыслимое, которую ты проживаешь с трепетом внутри и блуждающим ветром в мозгу, со стеклянными глазами, ведь это чертова солдатская минута. И все же ему пришлось пережить больше - шестьдесят минут в ожидании её возвращения. Возвращения, которое смогло бы изменить их жизни в лучшую сторону. Когда она не вернулась, он понял. Но ничто не подготовило его к встрече с ней на том этаже. Проглотив желчь в горле от раннее выкуренных сигарет в надежде внутреннего успокоения, Томми закрыл глаза, отчаянно желая, чтобы этот привкус исчез. Это было запечатлено в его сознании: он почти мог почувствовать едкий запах, который будто прожигал его мозг.       Он с ужасом подобрал её и понес домой. Бежа по пустым улицам как можно сильнее сдерживал свои эмоции внутри себя, но в уголках глаз все равно собирались слезы. И даже сам Томас не знал, от сильного ветра это, или же от переживаний внутри, его руки крепче обхватывали дрожащее тело, пока ноги перебирались с немыслимой скоростью, заставляя щебень попадать в кожаные ботинки. Выбивая входную дверь, с болью в груди от бега и эмоций, кричал, чтобы вызвали врача, в то время как его семья собралась вокруг него, пребывая в различных состояниях бедствия и беспокойства. Артуру и Джону не нужно было говорить, что стоит сделать. Жажда мести была их второй натурой, и они рвались сквозь ночь, уничтожая всё на своем пути.       Полли настаивала на том, что Айрин нужно в больницу, ведь там ей обеспечат всё самое лучшее, что поскорее сможет поднять её на ноги, что излечит хотя бы физически. Но даже под монотонные уговоры тётушки, Томми по-прежнему не отпускал её; его глаза онемели. В конце концов, он согласился на приезд доктора, ведь понимал, что Грей права, понимал, что его объятия это всего лишь малая часть того, что он может сделать. И даже после этого им всё-таки пришлось вырывать её из его рук. Отрываясь от неё, Томас понимал, что ему придется это сделать, придется отпустить её. Как он мог её отпустить?       И даже сейчас, спустя некоторое время, когда он сидел за столом, окружённый тишиной, которая позволяла его мыслям блуждать в темных уголках сознания, всё, о чём он мог думать, это о своей матери и о том, как он был вынужден отпустить её все эти годы назад. За те самые мучительные годы, которые тянулись с немыслимой ленью, которые так долго перебирали черту успокоения, чтобы внутри всё наконец приняло это и до конца отпустило. Блуждая в закоулках собственного разума, который пережил не самое лёгкое детство, войну, внутренние проблемы, боль и успокоительные, он вспомнил, как тетя Пол физически вытаскивала его из комнаты, говоря, что его матери нужно отдохнуть. Она послала его во двор Чарли, чтобы он чистил ту белую пони, которую его мать привезла из поездки в Вустер всего две недели назад. Она подарила эту пони среднему сыну Томасу, взяв обещание, что тот будет оберегать и заботится о ней. И он сдержал обещание, не смея ни на минуту забывать об этом.       Он погладил чистый халат, который из-за своей белоснежности выделялся в темной комнате, которую освещали лишь свечи. Он пытался быть спокойным, из-за этого на лице сияла легкая улыбка, будучи уверенным, что такое существо было предзнаменованием положительных перемен. Ему казалось, что если её глаза увидят улыбчивую лёгкость собственного сына-любимца, то матери станет лучше. Иногда она улыбалась. Она так давно этого не делала. Томас видел, как с каждым днём это значение для неё исчезало, она пропитывалась всей болью, что терпела на протяжении многих лет, но почему-то для себя она отталкивала это всеми способами, даже не предполагая, что остальные всё видели, видели её состояние. Но пока он был погружен в эти счастливые представления, он услышал торопливые шаги, ведущие в конюшню. Он взглянул на лицо Чарли, и что-то в его сердце застыло навсегда.       Он не мог вспомнить, что сказал ей в последний раз. Как будто именно этот кусочек его жизни полностью выпал из памяти, как будто он потерпел амнезию, забывая все на свете. Он хоть что-нибудь сказал? Этот вопрос всегда был в его мыслях, но как старательно он ни пытался вспомнить, он просто не мог. Всё, что он мог вспомнить, было ощущение её рук: всегда теплые, мягкие и нежные, несмотря на годы тяжёлого труда, когда они убирали его волосы с лица. Шелби никогда не забудет мягкую кожу рук матери. Томас помнит, как женщина напевала ему мелодию: песня о феях и далёких странах. Тогда он был слишком взрослым для подобных историй, но с удовольствием слушал песни, которые напевала мать, именно для неё он смог полюбить эти песни, ведь из её уст это звучало волшебно. Он не верил в лучшую жизнь, но в те несколько минут позволил себе притвориться, чтобы порадовать мать, чтобы она ещё могла думать, что её сын тот ещё мальчик, который уж слишком погружен в радость, несмотря на темную оболочку, которая разрушала и его самого. Когда Полли сказала ему уйти, его мать даже не отреагировала. Она продолжала смотреть в окно, напевая мелодию, которая будет преследовать её сына до конца дней. — Томас, — голос Полли вырвал его из мыслей. На мгновение ему послышались родные нотки его матери в голосе тётушки, но это слишком затягивающая иллюзия, которая позволила Томасу снова вспомнить.       Он взглянул вверх, испугавшись, что следующие слова, вырвавшиеся из её уст, разобьют ему сердце, сердце, которое девушка наверху начала исцелять, даже не осознавая этого. Он боялся, что после слов Полли он погаснет внутри, умрет, разобьётся, и Томас знал, что так и случится, если услышит самые страшные слова в своей жизни. Не подозревая, он оживал внутри, забывая хоть на долю секунды о прошлом, о туннелях, о немцах, оружие, опиуме. Он наконец мог отбрасывать всё это назад, даже не понимая этого. Но одно он понимал точно - ему лучше, ему намного лучше. — Она спит, — Полли села за стол и взяла его за руку. Её руки были мягкими, словно облака, кончики пальцев аккуратно дотрагивались до мужских рук, на которых были видны еле заметные ссадины, отшелушивания и различного рода повреждения, будто залечивая все. Она сжимала и успокаивающе растирала их, видя, в чем заключаются его мысли. — С ней все будет в порядке, — на её морщинистом лице появляется лёгкая улыбка, она знала, что Томас не взглянет на неё, но знала, что почувствует это и попытается поверить ей.       Томми еле-еле кивнул. «С ней все будет в порядке.» — мысли эхом отдавались по стенкам черепа. Она не уходила от него, как все остальные. Его мать, Грета, даже его долбаный отец. Она никуда не собиралась. Так почему он все равно чувствовал, что потерял ее? — Томми, ты меня услышал? — она с утвердительной ноткой восклицает, заставляя проходиться голосом по мыслям брюнета. Он все так же сидел, смотря вниз. Она так хотела увидеть его голубой отблеск, но, именно сейчас, именно в эту минуту, это невозможно. — Да, — прохрипел он, отодвигая стул по деревянному полу. Мужчина наконец поднял взгляд, стреляя голубыми ледышками по тёте. Он лишь осмотрел её, разворачиваясь к ведущей лестнице. — Куда ты направляешься? — спросила Полли, когда он направился к лестнице. Женщина насторожилась и всем видом показала это племяннику, чтобы хоть как-то суметь успокоить его. — Томас, она спит. Оставь ее, — пронизывая темным взглядом Шелби, тетушка ожидала понимания от него.       Слышал он её или нет, Томми Шелби делал все, что хотел. Всегда так делал и будет делать. Отпуская взгляд, его ладонь дотронулась до перил скользя вверх поднимаясь по ступеням.

***

      Томми толкнул дверь и сглотнул застывая на месте, чтобы попытаться услышать хоть малейший звук от неё. Её дыхание было глубоким и ровным, и он даже не знал, как добрался до кровати, как он оказался рядом с ней. Его айсберги осмотрели её, не веря, что на самом деле вся эта грязь произошла с Айрин. Всего несколько часов назад он занимался с ней любовью прямо здесь, в этой самой постели, они растворялись в самых незабываемых чувствах на этой кровати, и теперь её израненное и избитое тело отдыхало здесь. Отдыхало от мук, которые пришлось выдержать на себе за столь короткое время.       Повязка закрывала её белоснежное лицо, в момент и закрывая её изумруды, которые горели ярким пламенем несколько часов назад. И Томми стиснул челюсти, когда подумал о том, что под ней. Её красивое лицо. Этот грёбаный монстр. При одной лишь мысли о чёртовом женишке Харрис, скулы мужчины в секунду затвердели ещё яркие придавая акцент на них. Томми откинул одеяло и увидел, что она лежит в одной из ночных рубашек Ады, её руки и ноги покрыты отметинами и синяками. Такое чувство, что это сделал не один мужчина, а целый строй. Аккуратно подняв её, он увидел отпечатки пальцев на пышных бедрах и ему захотелось перерезать глотку Джо. Сейчас он тысячу раз пожалел о том, что ещё тогда в баре не приказал Артуру порезать его ехидное лицо козырьком. Но зато он знал точно, он лично сделает это с ним.       Тот отрывок времени он помнит смутно, ведь, выбив дверь квартиры Айрин, он сразу же застыл, позволяя рукам ослабить хватку выпуская из них револьвер. Когда он увидел, в каком состоянии она лежала на полу, истекая кровью, что её одежда была порвана, нижнее белье спущено до щиколоток, он сразу понял, что произошло. Ему не нужно было времени, чтобы размышлять про правду, его сердце ещё там в спальне кричало об этом, но он просто позволил сделать ей так, как хотела сама Айрин. Но чем больше времени ему приходилось осознавать то, что случилось, тем хуже становилось. Она плакала? Она умоляла его остановиться? Она кричала? Томас даже не может представить это, не может представить ее эмоций, ведь это слишком сложно, слишком тяжело...       Когда Томми ухватился за это гребанное жалкое оправдание мужчины, он собирался разорвать его на части. Он ни на секунду не поменяет своего решения, он не задумается о пощаде или о отпущении. Не было достаточно способов причинить ему боль, и Томми даже не был уверен, что он почувствует какое-либо облегчение после убийства этого ублюдка. Но он убьет его. Ради Айрин он позаботится об этом. Если потребуется, он убьет его голыми руками, и ему плевать на остальное, его руки слишком много повидали крови, его глаза слишком много повидали смертей.

***

      Было раннее утро, когда Артур и Джон вернулись с мрачными лицами. Женщина сидела в полной тьме, которая с каждым часом окутывал сильнее с разных сторон. Свеча, которую она зажгла ещё вечером начинала понемногу тухнуть. — Он ушел, — вздохнул Артур, снимая и отбрасывая козырек на стол. Они выглядели уставшими, но оба пытались не показывать этого. В данный момент месть намного важнее собственного сна и комфорта. — Как чертов призрак, — дополняя брата, выплюнул Джон. — Исчез, блять, бесследно, — повторяя все действия за старшим, шатен также снял козырек откидывая его. — Томми не обрадуется, — рассеянно размышляла Полли. Её состояние было не лучше чем у племянников, понимая это, все равно пыталась держаться. Это была третья чашка, которую она приготовила с тех пор, как ушел доктор, но каждая из них осталась нетронутой. — Как она? — Артур сел и устало потёр лицо. — Как и следовало ожидать, — пожала плечами Полли. — Она сейчас спит. Томми там с ней, — голова метнулась на лестницу, которая вела прямо в его комнату. — Он ужасно боится потерять её, я вижу это по его глазам. Я просто не могу поверить в то, что это животное с ней сделало, — Грей тяжело вздыхает, отрицательно помахивая головой.       По щекам Полли катились слезы, и она не стала их вытирать. Просто сочла ненужным. Её сердце физически болело из-за девушки, лежащей наверху. Оно ныло и разрывалось внутри от бессилия, от понимания того, что она попросту не сможет ничего сделать, совершенно ничего. Полли выгнала Аду из спальни, когда доктор приступил к обследованию, и оно выявило худшие опасения Полли, которые заключались в том, что Айрин не только избили, но и изнасиловали. — Мы поможем ей с этим справиться, Пол, — Артур похлопал ее по плечу, его глаза затуманились. — Теперь она наша семья, — он сказал это с настоящим теплом, с детской верой на лучшее. Артур младший всегда пытался говорить лишь хорошее, ведь он всегда надеялся на это. — Надеюсь, этого достаточно, Артур. Я действительно надеюсь, что этого достаточно, — кладя ладонь на тыльную сторону руки племянника ответила она, ей ничего не приходилось делать, как только отвечать и молиться внутри себя.       Прежде чем кто-либо успел сказать хоть слово, сверху раздался крик и громкий глухой удар. За все тянущиеся часы, это первые звуки, которые издались за закрытой дверью, но дрожь пробила всех троих из-за неодобрительный звуков. Все трое взбежали по лестнице в спальню, где Айрин собралась в углу комнаты и кричала изо всех сил. Полли автоматически кинула взгляд на племянника, который стоял возле кровати испуганно смотря в ответ. — Я ничего не делал, — поднял руки Томми. — Я уснул рядом с ней, и внезапно она начала царапать меня и кричать. Я пытался её успокоить, но она как будто даже не осознает, что это я, — с каждым словом он отпускал руки, протирая глаза. Его вид был, наверное, самым худшим по сравнению с Пол, Артуром и Джоном. — Айрин, — подошла к ней Полли. Она протянула руку, чтобы коснуться руки Айрин, и девушка вздрогнула, словно испуганный щенок. — Айрин, дорогая, это я. Это Пол, — она пустила лёгкую улыбку, чтобы хоть на минуту расслабить всех окружающих здесь.       Айрин подняла заплаканные глаза с отливом оливки и моргнула. Её лицо исказилось, когда она поняла, где находится и что она в безопасности. Она как будто была в пропасти, в той самой пропасти с Джо, совсем не понимая где реальность, а где вымысел. Она бросилась на Полли и разразилась рыданиями, отчаянно хватаясь за мягкий халат. — Все в порядке, любимая, — погладила её Полли по спине и поцеловала в макушку. — Я понимаю тебя. Все нормально, — с нежностью шептала на ушко темноволосая женщина. — Мне было так страшно, Пол, — причитала Айрин. Она вся тряслась, а голос то переходил на шепот, то наоборот, срываясь, повышая тональность. — Я знаю дорогая. Но я обещаю, что он больше не приблизится к тебе. Здесь ты в безопасности, — Ладонь неспеша гладила юное тело, чтобы наконец успокоить и привести в норму.       Томми ничего не мог поделать, кроме как с ужасом наблюдать, как Айрин распадается в руках Полли. Он хотел быть тем, кто обнимает её и утешает. Но когда он подошёл к ней, она посмотрела на него, как будто это он причинил ей боль, и это разбило ему сердце.

***

      Айрин раскрыла тяжёлые веки и медленно моргнула, пока слезы накапливались в уголках. Всё было так тяжело. Всё болело. Одно малейшее движение окутывало худое тело тысячами иголками, заставляя приоткрывать ротик, чтобы издать немой стон наполненный болью. Набравшись сил и некой решимости, она повернула голову в сторону и увидела Томми, спящего в кресле у кровати. На долю секунды её зрачки расширились, но она продолжала рассматривать Шелби. Его темные, словно уголь волосы упали на веки, и с каждым тяжёлым вздохом они легко щекотали нежную кожу, на что брови немного напрягались. Он сгорбился под самым неудобным углом, но все равно продолжал спать, лишь бы быть рядом с ней.       На мгновение Айрин забылась. А потом он вернулся, ударив её, как товарный поезд. Она потянулась, чтобы пощупать свое лицо, и зарыдала, когда её пальцы коснулись крепа повязки. — Айрин? — Томми прохрипел, садясь, и его позвоночник щелкнул, когда он потянулся, как кошка. Голубизна в его глазах отдавалась туманом, но, немного потерев их, он наконец проснулся. — Очень плохо? — спросила она его, пробегая пальцами по всей длине повязки. Она как можно меньше хотела смотреть в его глаза, ей слишком больно, слишком страшно это делать. Но его взгляд наоборот прожигал её, не смея сдвинуться ни в какой угол.       Всё внутри Томми хотело солгать ей, но он не мог заставить себя сделать это. Зачем? Зачем ей врать, если она все равно знает все?! А даже если и не знает, она заслужила правду. Но прежде чем он смог попытаться найти способ объяснить это, не расстроив её, она заговорила. — Я хочу это увидеть, — решила она. Как пальцы начали блуждать по повязке пытаясь найти край, чтобы распутать её. — Не думаю, что это хорошая идея, — вздохнул Томми продолжая сидеть в кресле. — Врач наложил швы, и оно заживает. Не снимай повязку, пока он не скажет, что все в порядке, — с полной решимостью в груди ответил он. — Я хочу это увидеть, — нехотя слушать дальше лепет мужчины повторила она сквозь стиснутые зубы. — Ты можешь принести мне зеркало, или я пойду и найду его сама, — она наконец смогла бросить на него взгляд. Его глаза были совершенно спокойны, но она знала, что это не так, что это действует усталость и волнение за неё. — Подожди, — вздохнул Томми. Он не хотел, чтобы она вставала с постели в таком состоянии. Ей нужно было отдохнуть, но он также видел решимость в её глазах. Она не собиралась отказываться от этого.       Когда он вернулся через несколько минут, Айрин села. Она пыталась снять повязку, но Томми осторожно убрал её руки. — Позволь мне, — пробормотал он. Подушечки пальцев легко коснулись бинта.       Она нехотя кивнула, позволяя ему медленно раскрыть рану. Несмотря на то, что он был настолько осторожен, насколько мог, всё равно было больно. Она как можно сильнее пыталась не показать этого, но боль никак не хотела подчиняться молодой девушке, и когда он снимал пласты бинта на её лице можно было заметить дрожание мышц. Томми с лёгким выдохом откинулся в кресле, когда закончил, не зная, что сказать или сделать дальше; довольно чуждое для него чувство. Он наблюдал, как трясущимися из-за боли и ломки, руками Айрин взяла зеркало и приготовилась смотреть в него. Когда она, наконец, сделала это, его встревожило пустое выражение её лица. Он ожидал слез или гнева, но ничего не было. — Айрин, — медленно начал Томас. Его голос хрипел. — Ты выйдешь? — глухо прошептала она. Пальцы сильнее сжали зеркало, но взгляд все также был устремлён в пол.       Томми потянулся к ней, но она вздрогнула. — Мы предоставим тебе лучших врачей, которых только можно, — пылко говорил он. — Мы поедем в Лондон или даже в Америку, если понадобится, — он легко коснулся её коленки, с надеждой смотря на её фарфоровое личико. — Пожалуйста, уходи, — тихо умоляла она, сглотнув ком в горле.       Сжав челюсть и борясь с желанием обнять её, Томми встал и медленно пошел к двери. Сейчас он лишь сделает все так как хочет она, так будет намного лучше. Когда он закрыл её за собой, он быстро оглянулся и обнаружил, что она даже не пошевелилась. Томми никогда в жизни не чувствовал себя таким безнадежным.       Айрин онемела. Она посмотрела ещё раз в отражение и не знала, что чувствовать. Отчаяние или боль? Панику или страх? Злобный рубец был красным, и хотя он был аккуратно прошит, это было чудовищно. Сколько бы необычных докторов она ни увидела, никто не сможет это исправить. Она была разрушена навсегда, как и хотел Джо. Она закрыла глаза и на секунду почувствовала, как холодная сталь этого ножа снова пронзает её кожу. Она снова почувствовала это наяву. Её грудь стесняло, и она не могла дышать, как будто к её шее привязали крепкую верёвку, начиная душить. Комната кружилась, и ей казалось, что её вот-вот стошнит. Веки с каждым морганием тяжелели, сердце вырывалось из грудной клетки. С криком она запустила зеркало через комнату, и оно разлетелось на крошечные осколки. Слезы.       На площадке Томми сидел на верхней ступеньке, подперев голову руками. Ему потребовалось всё, что было внутри, чтобы не ворваться в спальню и попытаться унять её боль, но она попросила побыть одна, и он должен был подчиниться её желанию.       Он исправит её всеми способами, всеми способами, которыми он не мог исправить свою маму. Он не собирался позволить этому победить её. Он нуждался в ней, и он будет заботиться о ней вечно. Хотела она бы этого или нет.