Влюбиться в смерть

*Это реально очень большая прода. Очень-очень) И она мне безумно нравится!* – Если честно, я почти ничего не понял. Что это вообще было? – Нейра почувствовала, что я теперь не один, – усмехнулся Клим, – И решила меня навестить. Так сказать, проверить. Ну и Шакс, конечно, тоже поперся! Он же у нас борец за справедливость! – Шакс, Нейра…Они, вообще, кто? Ну, не считая того, что они смерти? – Шакс один озлобленный придурок, который думает, что нацепив черное шмотье, можно вершить дела правосудия, которого, по сути, и нет. Конечно, раз оделся в готское тряпье, то сразу пафос зашкалил. А Нейра решила, что раз Шаксик носит все черное, то и она будет. Тоже мне, два сапога пара. – Ты что, ревнуешь ее? – спросил я, сам начиная Клима ревновать. – Кого? Её?! Много чести, – улыбнулся он, – Уж на свою сестру я ревность тратить точно не стану. – Сестру?! – опешил я, – В смысле? – Мы с ней брат и сестра по рождению. И смертью тоже стали вместе… Я не стал снова спрашивать, как они стали проводниками, все равно он не расскажет. Но, вообще-то, я удивился. Сильно. Я и не думал, что в их мире есть родственники… хотя я про этот самый мир толком вообще ничего не знаю. – И чего ей и этому Шаксу не понравилось? – Смерть и человек не должны быть вместе, это противоестественно, только мне на это плевать, – ответил Клим, – А этот решил нести тяжелое бремя правосудия и указывать всем, что и как делать. И сестрица туда же. – Вы с ней плохо ладите, да? – На самом деле мы очень дружим, все-таки не чужие люди. Просто так себя на людях ведем, особенно я, когда этот Шакс с ней рядом. Когда они вместе, то Нейру просто не узнать! Видел, с какой ненавистью она на мир смотрела? Вот, это все для того, чтоб Шаксу соответствовать. – Ты его недолюбливаешь? – Что-то вроде того. Как и он меня. Слишком у него характер тяжелый. А мы, кстати, все это время куда-то шли. Только непонятно куда. А мне уже стало интересно. – Нейра что-то там говорила про читателей, и то, что ты, наконец, своего нашел… – Начал было я, но Клим взглядом попросил меня замолчать. – Всему свое время. – Да, и про сектора ты Шаксу что-то сказал! – вспомнил я. – Как у тебя много вопросов, – улыбнулся он, – Ты прям как ребенок. – И все-таки, – уже собрался обидеться я. – Город поделен на сектора, за каждый отвечает свой проводник. В этом секторе он и работает. Такое распределение существенно упрощает нам задачу. Во всяком случае, я за другие территории не отвечаю. И уж тем более не несу ответственность за другие города, я с теми местными проводниками даже не знаком. А мы, кстати, пришли. Я стоял перед типичным современным домом на двадцать два этажа светлой раскраски. После того, как снесли последнюю пятиэтажку, город стал активно застраиваться такими вот жилыми муравейниками. Этот как раз один из них. – И куда? – Ко мне домой, – ответил он. – Домой?! Я думал, что ты нигде не живешь… – Ага, и сплю на улице, – усмехнулся он, – Нет, я живу в обычном доме, на втором этаже, чтоб удобнее было прыгать в случае чего. Мы зашли в подъезд и поднялись по лестнице на второй этаж. Лифта все равно не дождешься. – Проходи, – пропустил меня внутрь Клим после того, как открыл дверь. У меня было такое впечатление, что я оказался в раю. Нет, я не увидел золота, серебра или каких-нибудь других дорогих вещей, наоборот, все было очень просто. Просто! Уютные светлые стены коридора, обычные деревянные двери в комнаты, и никаких тебе летучих мышей на стенах или разноцветных шкур. – У тебя здесь просто потрясающе! – восхитился я, стаскивая с себя кроссовки и забегая вглубь квартиры. – Вон там моя комната, – кивнул Клим на одну из дверей. Я зашел и обомлел. Первое, что бросилось в глаза – интерьер был подобран очень искусно. Это были обычные кремовые стены, в углах красной краской был нанесен рисунок, будто это колонны. И вообще, комната была обставлена в китайском стиле. Вся мебель, что здесь находилась, была сделана из красного дерева. Пушистый ковер на тон темнее, чем стены. К люстре были подвешены китайские колокольчики, так называемая музыка ветра, а также было еще много чего китайского. Знаки удачи, плакаты с китайской живописью, китайские чайники. – Я в раю…– пораженно прошептал я, а Клим только засмеялся. – Может, тебе налить чаю? – предложил он. – Да сейчас как-то жарко на улице… – А я тебе холодный налью. Он сверкнул глазами и удалился, видимо, на кухню, оставив меня одного изучать детали интерьера. По сравнению с дизайном моей собственной комнаты в стиле "дурдом на выезде", китайская специфика только радует глаз и греет душу. – Вот. Клим поставил передо мной деревянный короб с решетками в нем, который, по всей видимости, внутри был пустым. Также на нем стояли две крошечные китайские чашечки и прозрачный сосуд, напоминающий молочник. – Сейчас я научу тебя пить чай, – улыбнулся он, – Смотри, это специальный поднос для чая. Даже если вода разольется, то она прольется не на стол, а внутрь. Это чашки… – А почему они такие маленькие? – Чтоб чай быстрее остывал. И маленький объем позволяет насладиться вкусом чая, а не просто залпом проглотить и все. Я чай еще с утра заварил, он как раз днем уже настоявшийся. Но это только холодный чай, если ты пьешь обычный, то нужно каждые несколько минут наливать воду и сливать уже чай, а то он станет горьким. Вот, попробуй. Он аккуратно налил мне чай, и я, прежде чем попробовать, принюхался. Запах был необычным, со смесью каких-то трав и ягод. Вкус…тоже очень странный, вообще ни на что не похожий. Но вкусный. – Нравится? – спросил он, наливая мне еще. Клим сейчас был больше похож на аристократа: прямая осанка, спокойная поза, одна нога закинута на другую. И хитрый взгляд, которым он прожигал меня, словно насквозь. Когда мы выпили весь чай, он перекинулся через небольшой столик, за которым мы сидели, и пальцами приподнял мой подбородок. – Может, тебе хочется чего-нибудь еще? – спросил он. Я мотнул головой, – Ладно. Скажи, если захочешь. Он вернулся к изначальному положению и стал в задумчивости перебирать в руках два красивых зеленых шара, причем делал он это очень умело, если мог одной рукой вращать их. – Ты один живешь? – Нет, с сестрой, – усмехнулся он. Я вздрогнул. – А она против не будет? – Против чего? - удивился он. - Что ты здесь? Это мое дело, кого сюда водить. Ох, понимаю, она произвела на тебя сильное впечатление, но не волнуйся, она на самом деле нормальная, я бы даже сказал, обычная. Просто любит выпендриваться. – А ей сколько лет? – Пятнадцать, – как-то отстранено ответил Клим, видимо уходя в свои воспоминания. – А тебе? – Семнадцать, – он снова улыбнулся, а потом с долей лукавства добавил, – Я твой ровесник. – Не верю… – потрясенно прошептал я и отрицательно помотал головой. Ему не может быть семнадцать! Глаза все равно выдают мне его настоящий возраст. – Но выгляжу-то я все равно на семнадцать… максимум, на двадцать. Слушай, я переоденусь, ты не против? – Нет, конечно… Клим встал со стула и, на ходу расстегнув пуговицы на рубашке и бросив ее на кровать, подошел к шкафу. Я наблюдал, как он медленно расстегивает пряжку ремня, слышал вжикнувшую молнию и жалел лишь о том, что он стоит ко мне спиной. Волосы закрывали мне его лицо, но я почти уверен, что он сейчас усмехается - ну еще бы, я же просто пожираю его глазами! Узкие брюки неожиданно спали на пол, и он остался вообще без одежды - то ли нижнего белья у него просто-напросто не было, то ли это самое белье свалилось на пол вместе с брюками. Я нервно сглотнул, сердце учащенно забилось, стало невыносимо жарко. И, что было самым неожиданным, мое тело начало реагировать. В шортах тут же стало тесно, да и вообще, хотелось сбросить с себя всю одежу и прижаться к нему своим телом. Но его наготу я наблюдал недолго: он быстро залез в шкаф, вытащил из него нечто золотистого цвета и облачился в него. Как оказалось, это был китайский свободный халат на поясе, вышитый золотыми драконами. Когда Клим повернулся вновь, он показался мне совершенно другим человеком. Если в клетчатой рубашке и некоем подобии джинсов Клим, действительно, был похож на подростка, то теперь он, скорее, походил на молодого и властного мужчину, который уже многого добился в жизни. Однако ни лицо, ни прическа не изменились... Может, все дело в одежде? Светлые волосы практически сливались с цветом ткани, его глаза смотрели на меня мягко и так по-доброму, как обычно смотрят на маленьких детей. И мне, действительно, сейчас захотелось быть рядом с ним ребенком, слишком уж взрослым он выглядел. И впервые я ощутил, что он превосходит меня по всем параметрам. Он красивее, сильнее, взрослее меня - я же глупый подросток, которому было позволено очутиться с подобным возвышенным существом. Обычно я разочаровывался в людях, сейчас он может вполне оказаться на моем месте и думать так же, как я думал о других. Он вполне имеет на это право... – Что-то не так? – со спокойной уверенностью спросил он, приближаясь ко мне. – Просто я… ты… ты лучше меня… - сбивчиво пролепетал я, не в силах оторвать от него взгляд, - И я должен казаться тебе пустышкой… Его губ коснулась улыбка и он, приобняв меня за талию, поцеловал, беспрепятственно проникая языком в мой рот. Означает ли это, что он так не считает? Я вцепился в него, как в спасательный круг, и полностью отдался его обаянию и этим глубоким глазам. Неожиданно я оказался лежащим под ним на кровати, где мы продолжили целоваться в таком положении. Я говорил про людей, что они пусты, но, по сравнению с ним, пустой я. Почему же он выбрал меня? Что во мне такого особенного? Но я не стал спрашивать, слишком хорошо мне было сейчас. Дальше вообще все происходило как в тумане. Его рука нырнула ко мне под майку и несильно сжала сосок, отчего я простонал ему в губы нечто нечленораздельное. Немного так меня помучив, он на мгновение отстранился, быстро стащил с меня майку и снова поцеловал. Возбуждение возросло, но я не отдавал себе отчета в его действиях, мне просто безумно нравилось то, что он делает. Но он неожиданно остановился и убрал руку, прекращая еще и поцелуй. Он тоже тяжело дышал, при этом смотря на меня несколько виновато. Я в ответ вопросительно смотрел на него. – Знаешь, я всегда уважал и уважаю волю человека, – начал он, по-моему, слишком издалека, – Ты можешь сказать, что мы знакомы всего несколько часов, а я уже тебя к чему-то склоняю. Учти, я не стану тебя принуждать или упрашивать, это должно быть только твоим решением. Я вообще ничего не понял. Принуждать, упрашивать – это он о чём? – Для меня это не просто случайность. У нас вообще случайности невозможны, любая близость влечет за собой последствия, - продолжил он с крайне серьезным видом, - У смерти, по определению, не может быть чего-то типа «поматросил и бросил». Знаешь, многие думают, что секс нужен лишь для получения собственного удовольствия. На самом деле, это способ выражения чувств, это искусство, понятное не всем. И я не хочу, чтобы ты думал обо мне плохо. Меньше всего мне нужен от тебя секс, но если мы оба этого хотим, разве это неправильно? Ведь это всего лишь способ быть ближе, чем мы есть. Это способ отдаться друг другу. Он говорил так, словно принимал решение, которое не мог принять за всю свою жизнь. Ну, или на которое решился только сейчас. Я, наконец-то, понял, о чем он говорит. Взять и переспать с ним? Вот так вот просто? Да, он прав, мы знакомы с ним всего несколько часов. Может, это неправильно? Нужно еще подождать… Я одернул сам себя. Ждать? Чего? И зачем? Чтобы в конечном счете все равно к этому прийти? Зачем ждать, если мы, действительно, хотим этого сейчас? Да, есть стереотипы о том, что нужно пойти, проверить свои чувства, потом, может быть, о, ужас, поцеловаться, а годика этак через три заняться сексом. А если у нас все будет по-другому, это разве плохо? Если все будет быстро, если не нужно будет тянуть кота за хвост? В конце концов, это наши с ним отношения, не стоит равняться на других. А я привык все делать быстро и не ждать. И вообще, все мои рассуждения – полный дебилизм. Я впервые встречаю человека, который стал мне интересен, с которым мне хочется находиться рядом, тогда какого хрена я лежу и ищу оправдания тому, что еще не произошло? Мне все равно, что там у других, и чхать я хотел на стереотипы и общепринятые нормы, которые и не принимал никто. Как я понял, он меня пустышкой не считает, а значит, я вообще не должен сомневаться. Он сказал, что ему от меня нужен секс в последнюю очередь, и я ему верю. Не могу не верить этим огромным зеленым глазам. – И мне будет больно? – спросил я почти с радостью. Нет, я не люблю боль. Хотя… не знаю. Народ в школе рассказывал, что это не очень приятно для того, кто снизу, а быть сверху Клима… оставим эти глупые мысли. Так вот, может быть, это когда два обычных человека, то больно, но что если это пара человека и смерти? У меня аж дух захватило. Это все из разряда «раз очень необычно, то дайте мне это немедленно». А рядом с Климом мне интересно все: и моя, и его реакция, и еще какие-то его способности, которыми люди не обладают. Это же практически переспать с богом! Да, я безумно этого хочу! А интересно это мне вдвойне, так как, вообще-то, будет все в первый раз. Для меня. От восторга и ожидания какого-то чуда, которое наверняка должно сейчас произойти, я не выдержал и рассмеялся. – О, не волнуйся. Больно будет нам обоим, – усмехнулся Клим. К нему снова вернулось его обычное выражение лица: всегда улыбающееся, немного наглое и уверенное. – В смысле? – опешил я. – Помнишь, я говорил, что смерть не испытывает боли? Но и там есть свои нюансы. Все законы рушатся во время секса. Если это две смерти, то они чувствуют то, что чувствовали, если бы были обычными людьми. К ним возвращаются и неприятные ощущения, и боль. А если же это человек и смерть… Эмпатия – это способность чувствовать эмоции других. Во время секса я могу ощутить на собственной шкуре то, что испытываешь ты, в том числе, и боль. – Класс! – восторженно прошептал я. – Только не зацикливайся на том, что я немного от тебя отличаюсь, так будет проще и тебе, и мне. Не напрягайся, тогда боль будет не такой сильной. Да и потом, она быстро отступает, если на нее не обращать особого внимания. – А что от меня требуется? – спросил я, от нетерпения улыбаясь, как идиот. – Просто расслабься и доверься мне, – ответил он, склоняя голову набок и смотря на меня, будто изучая и раздумывая над чем-то. – Ну что… Пора? Клим не выдержал и рассмеялся, утыкаясь лбом мне в грудь. Смеялся он долго и все никак не мог остановиться, я же не понимал, что его так рассмешило? – Ты как будто на фронт уходишь! Пора – не пора… – он улыбнулся, но теперь в его глазах я увидел долю волнения, даже некоторой нерешительности, но при этом отголосок уверенности в правильности своих действий, – просто не бойся. Хотя, ты, по-моему, и не боишься. – Не боюсь, – подтвердил я, – Мне, скорее, любопытно. Он улыбнулся и, резко дернув за пояс, развязал его. Шелковый халат съехал по его телу, предоставляя мне возможность рассмотреть его во всей красе. – Стеснением особым не страдаешь, – усмехнулся он, глядя в мои завороженные глаза. В это же мгновение мои шорты с трусами были сдернуты с меня и брошены на пол. – Шортики мои… – проводил я их печальным взглядом, краснея уже под его изучающим взором. Мы ж оба голые… Я когда-то оказывался в подобной ситуации, но тогда все это не предполагало продолжения, которое будет сейчас. – Ну, шортики тут тебе вряд ли помогут, – усмехнулся он, нависая надо мной. Его взгляд стал более серьезным, и он рукой прикоснулся к моей щеке. От нежного прикосновения я вздрогнул и прикрыл глаза. Клим с такой же осторожностью погладил меня по груди и животу, останавливаясь в области паха. Эти движения меня ужасно завели, с возбуждением хотелось срочно что-то сделать, но я не решался сам помочь себе. Мне было интересно, что сделает он. А Клим наклонил голову и еле ощутимо поцеловал меня в скулу. Мне нравилось, но все-таки хотелось чего-то более яркого, хотя нежность, которая внезапно была вызвана его действиями, приятным теплом разливалась в груди. – Какой нетерпеливый, – улыбнулся он. И тут же мои ноги были раздвинуты в разные стороны, а я лишь отвернулся, кажется, краснея еще больше. Он придирчиво на меня посмотрел, потом чертыхнулся и, встряхнув шевелюрой, слез с кровати. А потом вообще покинул комнату. Я изумленно хлопал глазами, не понимая, что вообще произошло. Но Клим скоро вернулся с каким-то тюбиком в руках. И сколько бы я ни напрягал память, то вспомнить не мог, нафиг ему сейчас эта хрень. – Это что? – Масло, – фыркнул он, присаживаясь между моими раздвинутыми ногами. – Зачем? – удивился я. Он кинул на меня ироничный взгляд и, открыв крышку, выдавил немного себе на пальцы. Я с опаской наблюдал за этим. У него сейчас было лицо, какое бывает у врачей, когда они надевают перчатки с видом «еще один урод на осмотр пришел и не дал мне чаю нормально попить!» Но это выражение сменилось на ласково-успокаивающее, он нагнулся и прошептал: – Не бойся, все будет хорошо. Я же говорил, что не боюсь, зачем же он… И тут до моей головы дошло. Он же просто боится за меня, что мне будет больно. Но если эту боль причинит мне он, то я не против. Я вообще не против всего того, что он собирается делать. Я почувствовал, как медленно, но верно внутрь меня погрузился его палец. Так вот зачем ему нужно было масло… От новизны ощущений я вытаращил глаза и с изумлением посмотрел на него. Клим закусил губу, и на его лице читалось то же удивление, что было у меня. Он ведь чувствует то же, что чувствую я... Интересно, а как он свои ощущения отличает от моих? Кстати, больно мне не было совсем. Даже неприятных ощущений я не почувствовал, только удивление. Это так странно, когда внутри тебя что-то находится. Странно и… приятно? Не ожидал, если честно. Те, с кем мне приходилось общаться, говорили, что это вообще больно, и типа хорошо наступает уже в самом конце. Но, может, все дело в партнере? Я почувствовал, что он снова проникает в меня, добавляя второй палец. А это было уже не очень приятно, я чувствовал, как он растягивает меня изнутри. Добавился дискомфорт, причиняемый мне инородными предметами. Но сказать, что это невыносимо больно, нельзя. Я так глубоко погрузился в свои собственные ощущения, что не заметил его выражения лица: глаза скрывала челка, он кусал губы и вообще выглядел не шибко довольным, словно ощущал физический дискомфорт. Неужели он в точности чувствует то же, что и я? Он сейчас выглядел таким милым и необычайно сексуальным, что я притянул его руками за шею и поцеловал. Его глаза распахнулись от удивления, и он даже перестал двигать пальцами во мне. Впрочем, ему понравилось так на мне лежать, и третий палец он добавлял, так и не отпуская моих губ. Сейчас я вообще не ощущал страха. Теперь я понял, что он имел в виду под «близостью». Мы ведь сейчас находимся близко-близко… Внутри меня он вдруг надавил на какую-то точку, после чего мы оба застонали, я сильнее вцепился ему в шею, а он вдавил меня в шелковое одеяло. С болью внизу живота смешались волны удовольствия, практически ее заглушая. Вообще-то, к боли я спокойно отнесся, хоть она и была похожа на то, будто меня разрывают изнутри. Но сейчас она заглушилась этим томительным наслаждением. Мне казалось, что если я срочно что-то не сделаю со своим стояком, то просто умру. Не выдержав, я обхватил рукой свой член, но мою руку накрыла его ладонь. Сколько же сейчас в глазах Клима было понимания! Он убрал мою руку, сам обхватывая плоть и несильно ее сжимая. Чувствовать прикосновение чужих рук там было странно, необычно и возбуждающе одновременно. Его ладонь была больше моей и площадь обхвата, соответственно, тоже была больше. Он стал медленно проводить по всей длине, одновременно с этим двигая во мне пальцами. Я вцепился руками в одеяло, которое все время норовило выскользнуть из моих рук, и буквально через несколько толчков ему навстречу, кончил, выгибаясь и запрокидывая голову назад. Клим вытащил из меня пальцы и лег сверху. Он дышал так же тяжело, как и я, глаза немного расфокусированно смотрели на меня, но при этом его стояк так никуда и не делся. – Знаешь… Пропускать через себя чужой оргазм довольно странно… – прошептал он. – Может, тебе тоже помочь? – предложил я. – Не нужно, – остановил он мою руку, которая тянулась к его плоти, – обхвати меня ногами. Я сделал так, как он сказал, еще и руками обнимая его за шею. У него была такая мягкая и теплая кожа, я отчетливо ощущал стук его сердца… Даже просто лежать под ним было приятно. Он на руках приподнялся надо мной, занимая устойчивое положение. У входа в себя я почувствовал что-то горячее, пульсирующее, и постарался расслабиться. Я немного заволновался, к счастью для себя отмечая, что это мой собственный страх, а не внушенный нахождением рядом со смертью. Но на испуг мне времени совсем не дали, он легко вошел в меня, сначала только головкой, потом все глубже и глубже, пока не оказался во мне полностью. Я с силой вцепился в его плечи, стараясь быстрее привыкнуть к ощущению заполненности. Я чувствовал в себе его горячую пульсирующую плоть, слышал его учащенное дыхание, видел его глаза, такие удивленные и восхищенные одновременно, и мне стало казаться, что мы с ним одно целое. Наверное, это самое странное ощущение, которое я когда-либо испытывал: ощущение того, что два тела слились и превратились в один слаженный организм. Клим прав. Секс ради секса слишком низок, это нечто большее, это способ быть ближе друг к другу, чего не достигнешь ни поцелуями, ни объятиями, ни простыми ласками. И я думаю, что Клим чувствует то же самое, даже если не ощущает моих эмоций. Он внимательно смотрел на меня, ожидая знака к началу действий, и я, немного привыкнув, кивнул. Боль. Дикая боль пронзила меня, когда он начал двигаться. Он сморщился, но темпа не сбавил, а наоборот, начал ускоряться. И вскоре я, действительно, почувствовал себя лучше. И не просто лучше, мне стало это безумно нравиться. Он опять задевал ту точку, которая заглушала все вокруг, оставляя только наслаждение. Мне нравилось то, что он сейчас главный, что он руководит процессом, но при этом, наверняка, меня послушает, если я захочу все это прекратить. Но я не захочу. Он двигался во мне, то набирая темп, то немного сбавляя его, а мне все мало было. Я хотел еще, мне снова хотелось разрядки, и он, безошибочно угадав мои желания, обхватил рукой мою плоть и начал в такт своим движениям быстро скользить по ней. Эти ощущения были еще ярче, чем в первый раз, я разрывался на части, не зная, двигать ли бедрами ему на встречу, или же толкаться ему в руку. Так и не успев определиться, я кончил, оргазм вообще отключил мне мозг, хотелось только, чтобы это никогда не кончалось. Ему потребовалось больше времени, но и я вскоре почувствовал, что внутри меня стало жарче. Клим негромко застонал, прикрывая глаза и вжимаясь в меня со всей силы, а через несколько секунд я перестал ощущать его внутри себя. Он аккуратно слез с меня и лег рядом, сочувственно опуская глаза. Чего это он? Несколько секунд я лежал, переваривая то, что сейчас произошло. И вдруг меня просто встряхнуло от страха. Дикий, неконтролируемый, панический страх сковал все мое тело, меня сотрясла крупная дрожь, кислорода перестало хватать, я словно начал задыхаться. Клим тут же крепко прижал меня к себе и начал успокаивающе гладить по голове. Все равно страшно. Меня начало пугать буквально все вокруг. Вот что он имел в виду, говоря про страх после близости. Наверное, действительно, это довольно хороший отпугиватель людей от проводников - слишком уж жуткое ощущение. Он приблизил свое лицо для поцелуя, но я отрицательно замотал головой, даже попытался оттолкнуть его. – Не…не хочу… – пробормотал я, но он не стал меня слушать и силой убрал препятствие в виде моих рук. Я еще что-то пытался сказать, но меня заткнули очень глубоким поцелуем. И в тот же миг я перестал бояться. Вернулись все прежние чувства: радость, восторг, и еще нечто очень теплое, согревающее душу. Даже дискомфорт внизу живота, который, наверняка, потом усилится, не мог помешать моему счастью. Да, я был счастлив. И,наверное, впервые я испытывал рядом с кем-то подобное чувство. Я виновато посмотрел ему в глаза, он ведь мог обидеться на мое вялое сопротивление, но в двух кристально чистых озерах я не увидел и тени обиды. Его глаза выражали счастье, некоторое непонимание себя и нечто большое и сильное, что сначала пугает своим масштабом, а потом привлекает той теплотой, которой лично мне так не хватает. Он попытался закончить поцелуй, но я не дал, снова притягивая его к себе. Я не хотел больше испытывать этот сильнейший страх, с которым ничего нельзя сделать. И если это единственный способ заглушить его, значит, целоваться мы будем вечно. Мои мысли стали путаться и бежать медленнее, глаза стали закрываться сами собой и, последнее, что я помнил, это его огромные глаза, смотревшие с теплом и заботой…