Влюбиться в смерть

Снова очутившись на земле, ты не знал, что делать. Тут же вернуться к своим обязанностям? А зачем, если через три дня все твое существование потеряет всякий смысл? Пойти напиться? Смерти не пьянеют, сколько бы ни выпивали. Рассказать всю правду Илье? А как? Как вообще можно сказать человеку, который так сильно тебя любит и которого любишь ты, что-то типа «у нас только три дня, после этого забудем друг о друге, словно ничего не было»?! Разлучиться с ним намного хуже смерти. Ведь ты всегда будешь знать, что где-то там, на земле, есть человек, предназначенный тебе судьбой, но насильно у тебя отнятый. Даже если любовь пройдет, воспоминания о том, насколько вам было хорошо, никогда не сотрутся из твоей памяти. Они выгравированы по краю твоей навечно запечатанной с телом души, и ничто не сможет этого изменить. Вырвать Илью из твоей жизни – значит, вырвать тебе сердце, уничтожить все то хорошее, что в тебе осталось. Ты будешь помнить… а вот он забудет. Будет и дальше идти вперед, разочаровываться в людях, отстраняться от общества сильнее и сильнее, и все ждать того самого, единственного, который подарит ему чудо. А ты сможешь лишь наблюдать и в душе ненавидеть все свое бессмысленное существование. Вы связаны небом, ты точно это знаешь, тогда почему? Почему у тебя снова отбирают самое ценное? Сначала твою человеческую жизнь, затем свободу, ведь обязанности смерти, по сути, связывают по рукам и ногам, от них не сбежать, не спрятаться, не уволиться. А теперь еще и Илью… Ты же не жил совсем, а существовал, как робот, и именно благодаря Илье снова стал видеть краски окружающего мира, стал жить в полном смысле этого слова, снова стал чувствовать себя человеком. Словно Илья – то лекарство, которое смогло излечить твою душу от тьмы. Как ты будешь жить без него? Как будешь каждое мгновение думать, что он ждет тебя, и не иметь возможность прийти? Три дня… в эти три дня придется уместить всю жизнь, ведь после этого ждет окончательная и бесповоротная смерть твоей души и возможности на чувства. Нет… ты ни за что не скажешь ему правду. Провести отведенное вам время в постоянной скорби и ожидании часа «Х» тебе хотелось меньше всего. А значит, все эти три дня придется делать вид, что ничего не произошло. Когда ты пришел домой, в твоем облике не было ничего, что могло бы вызвать подозрения – яркая улыбка, веселый голос, хорошее настроение. Главное, не смотреть ему в глаза – читатель душ все поймет без слов и увидит истину, сокрытую под маской. Но стоило тебе увидеть его, эти синие глаза, частично прикрытые неоновой челкой, покрашенной тобой же… Почему, снова оказавшись с ним рядом, ты поступил именно так, как поступил? Твоя сильная личность ломалась под гнетом страха – да, ты боялся будущего, боялся истечения этого срока, поэтому не смог сдержать себя, стараясь заглушить горечь предстоящей разлуки в сексе. Ты уже ничего не соображал, хотелось лишь удостовериться, что он пока еще рядом с тобой, издает громкие стоны и беспорядочно шепчет твое имя. Вы действительно на какое-то время стали животными, получающими истинное наслаждение от секса и отдающимися друг другу без остатка. Его сводящий с ума запах, гибкое тело и страстный шепот – как ты сможешь жить без всего этого? В голове стучала до ужаса правильная мысль – «не отдам!» – но в реальности никто не будет спрашивать твоего мнения. Невыносимо было осознавать, что совсем скоро его рядом с тобой не будет, и в такие моменты ты врывался в него предельно сильно и грубо, словно опровергая этот факт его прерывистыми вскриками наслаждения и боли. Когда ты наконец пришел в себя, то Илья уже практически потерял сознание. С ужасом ты наблюдал, как по внутренней стороне его бедра течет кровь, и уже после увидел последствия своей несдержанности – многочисленные синяки, ссадины и следы от укусов украшали всю его спину, руки и шею, а кожа на некоторых пальцах была стерта до болезненной красноты. И все это с ним сделал ты? Как такое возможно?! Подхватив Илью на руки, ты быстро отнес его в ванную, где аккуратно смыл кровь и промыл все царапины. Он спал и никак не реагировал на твои прикосновения, но ты знал, что наверняка после пробуждения у него будет болеть все тело, особенно там, куда ты совсем недавно врывался, желая доказать самому себе, что Илья пока еще твой. Теперь к злости на безвыходность вашего положения добавился гнев на самого себя. Как ты мог так с ним поступить? С тяжелым сердцем обработав место, пострадавшее больше всего, ты отнес Илью на кровать, после чего принес пластырь и заклеил ему поврежденные пальцы. Что же ты за чудовище такое? Он же простой человек, и ты это прекрасно знал, но все равно не смог сдержаться. Может, Эль был прав, и Илье действительно будет лучше без тебя? Ты сам же собственными руками поставил под сомнения всю былую уверенность в своей правоте, и это тебя злило, раздражало и… вызывало ненависть к самому себе. Нет, ты не имел права так поступать… тебе нет прощения. К твоему большому удивлению, Илья не только не обиделся или разозлился, но еще и нашел милым твое беспокойство. Ему действительно понравился такой грубый секс, и ты это прекрасно знал, иначе бы нашел в себе силы остановить себя, но все равно – закрыть глаза на собственные ошибки, да еще и такого рода, невозможно. Однако его слова… особенно признание, что любит тебя больше жизни… Снова вернувшись к тому, что вас ждет, ты чуть не заплакал. Благо он списал это на твое беспокойство за его состояние, поэтому не стал задавать лишних вопросов, иначе бы ты не нашел, что ответить. Он ведь даже не спросил, почему ты так резко изменил свое поведение в сексе, и это лишь доказывало его безоговорочное доверие. Илья… самое ценное и самое дорогое, что у тебя есть… семнадцатилетний подросток, любящий тебя всем сердцем и прощающий тебе все. Он действительно готов разделить с тобой любое горе и любые трудности, но эту – последнюю – ношу ты решил нести в одиночку. Может, это и нечестно по отношению к нему, ведь он, безусловно, имеет право знать правду, но пусть хотя бы один из вас будет полностью счастлив в оставшееся время. Если бы только был выход из данной ситуации! Но его нет. И как потом жить без него дальше там, в идеальном фантастическом мире, ты тоже не знал. Илья снова заснул, а ты все никак не мог сомкнуть глаз – мысли циклично крутились вокруг неразрешимой проблемы. Стены давили, воздух казался отвратительно-душным, и понимая, что ты все равно не заснешь, тихо, чтобы не разбудить его, встал, оделся и отправился бродить по крышам – раньше от скуки ты часто так делал, но с появлением Ильи забросил свое излюбленное занятие. Горько усмехнувшись, ты перепрыгнул со своего дома на соседний. Илья изменил не только тебя, но и само устройство твоей жизни, ведь теперь ты подстраивался под него, а не полагался, как раньше, лишь на себя самого. Все изменилось за каких-то несколько дней… и продолжает стремительно меняться. Вот только не в лучшую сторону. Сам того не желая, ты очутился в парке напротив торгового центра, где случился ваш первый поцелуй. Что бы это значило? Может, память хочет сыграть с тобой злую шутку и наглядно показывает, что воспоминания – все, что у тебя от него останется? Тяжело вздохнув, ты остановился возле круглосуточной палатки и купил себе пачку сигарет. Не сказать, что тебе нравилась эта вредная для здоровья людей привычка, но сейчас самый что ни на есть подходящий случай. К тому же никотин не вызывал у вас привыкания да и вообще никак не вредил здоровью. А жаль. Здорово было бы задохнуться. Ты медленно шел вглубь парка по темным безлюдным улицам, пока вдруг не увидел силуэт, одиноко сидящий на одной из скамеек ночного города. Ты не спеша подошел к нему и, зачем-то сев рядом, закурил. Да, действительно, задохнуться было бы лучшим выходом. – Сидишь? – равнодушно спросил ты, даже не глядя в его сторону, хотя ощущая, что Шакс сейчас находится в крайне подавленном состоянии. – Сижу, – в тон тебе ответил он. – А что сидишь? – Тебе, как будто, интересно, – беззлобно фыркнул он и, вырвав у тебя из рук сигарету, сам сделал глубокую затяжку. – Представь себе, – ты усмехнулся в ответ и наконец развернулся к собеседнику. – Ты же мой брат, как-никак… – В кои-то веки проснулись братские чувства, да? – Шакс откинулся на скамейке, устремляя взгляд в бескрайнее звездное небо. – Они и не засыпали. Ты сам от меня отдалился, – ты пожал плечами, доставая другую сигарету. – Так что случилось? – Изнасиловал Ярда, – просто ответил он, чему ты искренне удивился, ведь был уверен, что Шакс тебя скорее пошлет, нежели скажет правду. Да и само известие было не менее шокирующим. – А ты? – А что я? – Харе придуриваться. Я чувствую тебя не хуже, чем ты меня, – фыркнул он. – Ну… – действительно, почему бы не сказать правду? – А я Илью. Вы переглянулись и, после недолгого молчания, рассмеялись. Нервно и немного истерично, но это, кажется, первый раз, когда вы просто вот так сидели, а не обменивались колкими комментариями. – Забавно, – протянул Шакс, делая последнюю затяжку и бросая бычок на землю. – Не то слово, – ты достал очередную сигарету, твердо намереваясь выкурить все, что у тебя имелось. – Скажи, вот почему мы в свое время не додумались и не переспали друг с другом? – неожиданно спросил он. – Сейчас бы не было таких проблем. – Ты что, я бы не стал уводить у сестры понравившегося ей парня, – возразил ты. – К тому же, ты мой брат… – А ты имеешь что-то против инцеста? – усмехнулся он. – Ну… в силу того, что у меня есть родная сестра… да, я против. Шакс неожиданно наклонился, положив голову тебе на плечо. А ты все так же продолжал курить и не знал, как жить после истечения этих трех проклятых дней. Может, то, что вы встретились сейчас, не случайно, и он сможет что-то придумать? Хотя… нет, у него и так своих проблем хватает. – Я ведь люблю его… – прошептал Шакс, закрывая глаза. – Люблю его, а себя ненавижу. За то, что сделал. – Понимаю. – Скажи, что мне делать? – Не знаю. – И я не знаю… Ваше горе абсолютно разного сорта, но оно объединяет. Этот разговор выглядел так органично и естественно, что ты про себя усмехнулся – чтобы просто так разговаривать с Шаксом в мирное время? О нет, лучше застрелиться. Хотя, похоже, сейчас вообще весь мир летит к чертям, следовательно, ничему не приходится удивляться. – И ведь не напиться, – продолжил он. – Не удавиться, – добавил ты. – И ничего не исправить. Скажи, почему мы столько лет грыземся из-за пустяков? – У тебя надо спросить, – ты пожал плечами, продолжая пустым взглядом смотреть на небо и на редкие облака, мирно плывущие по небосклону. Настолько мирно, что ты со злостью сжал кулаки, даже не пытаясь сопротивляться ненависти, рвущейся из самых темных и страшных углов твоего сердца. – Знаешь, я не мог понять твоего стремления забыть о прошлом. Думал, ты предаешь саму суть существования проводников... Кажется, только теперь я начаю понимать, что ты в чем-то прав. – Вот как? – отозвался ты. – Что ж… я рад. – Клим, мне, правда, жаль, что я причинил боль твоей сестре, – видимо, Шакс решил поговорить обо всех аспектах вашей жизни. И ты даже понимал, почему – возможно, вы больше никогда не сможете вот так вот запросто курить в обществе друг друга, так что, в самом деле, самое время выяснить все, что накопилось за столько лет. – Но она сама отказалась. – Ну и дура, – фыркнул ты. – А я ведь ей говорил: бери, пока дают. Хоть кто-то из нас четверых сейчас имел бы беспроблемные отношения. Дальше вы просто молчали, каждый погруженный в свои невеселые мысли. Весь твой мир действительно рушился на глазах, видимо, поэтому все встало с ног на голову. Нынешний разговор с Шаксом – яркий тому пример. – Скажи, Клим, – неожиданно отозвался Шакс. – А дело ведь не в том, что ты сделал с Ильей. Здесь нечто большее… я прав? Надо же, какая проницательность… И как только он это понял? И откуда взялось это отчаянное желание хоть с кем-то поделиться этим тяжелым, убивающим изнутри грузом, почувствовать поддержку, пусть даже в том, с кем ты не мог найти общий язык… до этого дня. – Прав, – просто ответил ты. К чему врать и что-то придумывать, когда Шакс первым рассказал тебе об изнасиловании Ярда? – Меня сегодня вызывал Эльвейс. – Эльвейс? – удивленно переспросил Шакс. – И что ему было надо? – Да ничего, – горько усмехнулся ты. – Ничего, кроме того, что через три дня он отберет у меня Илью, сотрет ему память, а меня сделает ангелом, чтобы я избавился от всех своих привязанностей к нему. Черт! – ты с силой ударил по деревянным перекладинам лавки, да так, что пара из них сломалась. – Ненавижу то, что я ничего не могу сделать или изменить! Я ведь даже Илье не смог об этом сказать, представляешь? Хотел, но не смог… Он по-прежнему улыбается, смеется, думая, что ничего не происходит, а я не могу сказать правду! Не могу причинить ему боль! Он доверяет мне, а я… а я, по сути, предаю его доверие, потому что скрываю от него то, что через три дня нас не станет. Я уже не смогу жить, как раньше. Даже если любовь к нему исчезнет, я всегда буду помнить о нем и знать, что у нас отняли наши чувства и наше счастье. А он, хоть и забудет меня, все равно в глубине души будет знать о моем существовании и ждать, – ты посмотрел на него полными боли глазами, – Скажи, Шакс, разве это жизнь? Когда оба всем сердцем желают быть друг с другом, но не могут из-за каких-то идиотских, но непоправимых обстоятельств?! Нет… это не жизнь. По крайней мере, я такой жизнью жить не желаю. Скажи я ему правду, что бы он сделал? Вот и я не знаю. Я чувствую себя виноватым за свое молчание, это убивает меня изнутри, но я просто не смогу все оставшееся нам время видеть, как он плачет… Так как я должен поступить? Делать вид, будто все в порядке? Улыбаться ему так же, как и раньше? Но это невыносимо! Невыносимо… Ты согнулся и закрыл лицо руками, не в силах больше сдерживать эмоции. Слезы сами собой лились наружу, и тебе было все равно, что подумает Шакс – неважно. Плевать, если вообще кто-то увидит твою слабость, от этого все равно ничего не изменится – ни в лучшую, ни в худшую сторону. Шакс, недолго думая, положил тебе руку на голову и осторожно провел по твоим волосам. Не сказать, что это как-то тебя успокоило, но от прикосновения его теплой широкой ладони стало легче. А потом он вообще, притянув к себе, заключил в крепкие объятия, все так же продолжая методично перебирать твои волосы длинными пальцами. – Знаешь, я бы мог сейчас начать тебя успокаивать, – прошептал он тебе на ухо. – Мог бы сказать, что все наладится, что все будет хорошо. Но это было бы бессмысленной ложью, какой обычно пытаются откупиться поверхностные безразличные существа. Поэтому я сейчас скажу тебе совсем не это. Мы смерти, Клим. Проводники, чьи души навечно запечатаны в телах. Мы бессмертны, мы не чувствуем физической боли, но при этом в каждом из нас есть свой собственный ад, сотканный из боли, ненависти и одиночества. По вине других людей каждому из нас пришлось пережить ужасные вещи – именно из-за них мы, имея вечную жизнь, не желаем проживать ее, потому что не видим смысла. Каждый из нас мертв, и только лишь досадное обстоятельство невозможности умереть физически позволяет нам существовать живыми трупами без эмоций и желаний. Единственное сильное чувство, на которое мы по своей природе способны – ненависть. Мы обязаны ненавидеть людей, чтобы нам не было больно лишать их жизни, как бы они нас ни умоляли. Нас не должны трогать их крики и слезы, мы не имеем права спасать их, если им суждено умереть. И хоть мы когда-то тоже были людьми, теперь они сильно отличаются от нас. Они живут в своих мирах, их заботят совсем иные проблемы, которые нам кажутся глупыми и несерьезными. Но, самое главное отличие – они смертны. Именно поэтому нам нельзя соприкасаться с ними, нельзя привязываться и нельзя влюбляться. Именно поэтому смерть должна выбрать себе другую смерть, и никак иначе. Но так случилось, что и ты, и я, нарушили это правило. Ты – осознанным решением, по собственной воле, а я – поддавшись эмоциям, по наивысшей глупости и самым отвратительным способом, который только можно придумать. Когда я бежал прочь от его квартиры, в памяти всплывали картины того, как обращались со мной при жизни. И знаешь, в тот момент я был не лучше, чем те ублюдки, которым я с безумным восторгом и наслаждением ломал кости, жадно вслушиваясь в их крики. Ярд человек, причем несвободный человек – чем я думал, когда делал это? И я ведь теперь не могу даже покончить с собой, тем самым прекратив все свои страдания. Но это моя вина, мой грех и моя расплата за содеянное. А в чем же виноват ты? И в чем виноват Илья? В том, что он смертен? В том, что ты уделяешь ему много времени? Я примерно представляю, чем все это аргументировал Эльвейс, но ты и без меня знаешь, что это бред, – Шакс, приподняв твой подбородок, заставил посмотреть на него, и ты был поражен, с какой злостью и решимостью горели сейчас его карие, во тьме почти черные, глаза. – Ты сильный, Клим. Сильнее, чем я. И у тебя есть то, чего нет у меня – взаимность. Илья любит тебя, и в этом заключается твоя основная сила. Каким бы мудаком я ни был, и каких бы гадостей ни говорил по поводу вас раньше, вы действительно созданы друг для друга. Поэтому борись, Клим, борись за свое счастье – это единственное, что тебе остается. В нашем бессмысленном существовании, состоящем из одних только проводов душ в мир иной, есть лишь одна радость – любовь. Если нашел ее – не потеряй и иди до конца. Эльвейс – правитель нашего мира, он невероятно силен и действительно может сделать так, как и задумал, но он не единственный, кто обладает силой. Помимо него есть и ангелы, и простые проводники, и если все мы выступим против его решения, то он не посмеет разлучить вас, хотя бы потому, что это противоестественно. Существуют законы мирозданья, законы сохранения гармонии во вселенной, законы любви – никто не имеет права насильно лишать одно любящее существо другого, иначе весь мир рухнет. Конечно, не в прямом смысле, но все равно, Эльвейс не сможет пойти против этих правил. Если он не верит в вашу искренность – докажи ему. Докажи всем, насколько сильна твоя любовь. Да, ты нарушил правила и вступил в вечный союз с простым человеком, но не ты первый, не ты последний. Илья смертен, но это был только твой выбор. Ты понимал, что после его смерти готов всю жизнь, пока существует этот мир, любить только его одного и хранить ему верность. Так что никто не может оспаривать твое решение. У нас и так есть много всяких «но», мы не можем освободиться от своих обязательств перед этим «подарком» судьбы в виде бессмертия, но свободу выбирать того, с кем нам делить постель, у нас никто отнять не может, даже Эльвейс, будь он проклят со своими решениями. Я верю, что вы справитесь, потому что иначе и быть не может – должен же хотя бы кто-то из нас получить за свои страдания награду в виде настоящей любви. У тебя замерло сердце. Ты во все глаза смотрел на Шакса, забыв, как дышать, потому что его монолог был пропитан такими чувствами, такой глубиной, что остаться равнодушным было просто невозможно. Еще тогда, в вашу первую встречу, ты ощутил, что между вами есть много общего, однако потом вы пошли разными дорогами и больше друг с другом никогда не разговаривали – твои вечные подколы и его агрессивные выпады не в счет, поэтому ты уже привык думать, что вы слишком разные и уже никогда не сойдетесь. Но сейчас, после его слов, ты впервые осознал, насколько Шакс тебя понимает. Только совсем не так, как Илья. Скорее, как брат, которого у тебя никогда не было. Да и сам смысл слов… Вдруг он прав? Вдруг у вас еще есть надежда? Если все объединятся и выступят против Эльвейса, он не станет лишать тебя Ильи. Но почти тут же ты вспомнил то, как отчаянно пытался доказать ему, что Илья тебе необходим, и как он остался глух к твоим словам. К тому же Рик – единственный, кто хоть как-то смог бы повлиять на Эльвейса – вряд ли пойдет против воли любимого, а значит, вряд ли что-то изменится, и надежды действительно нет. Однако в данный момент ты был безмерно благодарен Шаксу за его поддержку – если бы не он, то ты бы просто не выдержал под натиском этого тяжелого груза из отчаяния, страха и чувства несправедливости. Даже дышать стало легче… – Спасибо тебе, – искренне поблагодарил ты и даже слабо улыбнулся. – Я бы никогда не подумал, что ты… – Я бы тоже, – усмехнулся он, но за этой усмешкой скрывалась такая обреченность, что тебе тоже захотелось ему хоть как-то помочь. – Знаешь, может, тебе стоит извиниться перед Ярдом? – Не думаю, – тяжело вздохнул Шакс. – Такое не прощают. – Да, но… может, тебе хотя бы станет легче. Вряд ли, конечно, Ярд будет с ним разговаривать, но попытаться же можно. К тому же все в этой жизни совершают ошибки… даже такие серьезные. – Может, – видимо, Шакс решил больше не предаваться сентиментальностям, и, несколько грубо толкнув тебя в плечо, включил свой привычный режим. – Ну все, достал тут сидеть на моей лавке, проваливай уже к этому своему! Пытаясь сдержать улыбку, ты на прощание махнул ему рукой и направился в сторону дома. Однако по мере приближения темные мысли вновь вернулись, заполняя тебя тревогой. Шакс смог на какое-то время отвлечь тебя от них, но что это меняет? Буквально все говорит о том, что даже не стоит надеяться на лучший исход, и самое страшное то, что ты, похоже, начинаешь в это верить…