come here, nerd

      Доводилось ли вам вбивать в поисковую строку Google что-то такое, из-за чего даже самому хотелось над собой посмеяться? Нечто позорное и смущающее. Наверняка приходилось. Что-то вроде «кто такие мамаситы» или «насколько большим должен быть член, чтобы не разочаровать партнера». Ну, может, последнее это прям редкий экземпляр запросов, но у Чимина был случай и похуже: он на полном серьёзе набрал «курсы по секстингу» и был на сто процентов уверен, что такие вполне себе существуют не только в его чудаковатом воображении. Хотя, что он, собственно говоря, ожидал найти? Коуча? Парнишку или девочку, тихоню с грязным секретом, которые могли бы донести даже такому чайнику, как он, что именно отвечать на дик пики или в каких чрезвычайных ситуациях менять стратегию после полученного «плохой малыш», а в каких принимать это как поощрение? Чимин нехило так нуждался в помощи подобного рода, так что курсы были ой как нужны изголодавшемуся по хорошему сексу студенту, тогда только-только создавшему профиль в Tinder.       Поначалу было настолько туго, что сейчас даже вспоминать не хочется.       Когда первый написавший ему парень спросил «что на тебе надето», Чимин трижды набрал «футболка с «My Little Pony» и мамины старые шорты», но, слава Богу, так и не отправил. Хотя потом от него приходило такое, что эти самые пони казались какой-то своеобразной изюминкой или крайне хитрым подкатом. Может про него бы подумали, что он Броунис*? Или собеседник решил бы, что Пак самый что ни на есть софт бой? Футболка, конечно, выглядела так, будто уже давным-давно собрала чемоданы, попрощалась с родными и была абсолютно готова отправиться в мусорку, доживать последние дни, но в воображении незнакомцев это наверняка могло выглядеть как какой-то розовый кроп-топ, обтягивающий точно вторая кожа. Чимин такое никогда не носил, если что. Вообще. Он ярый фанат комфорта, а не чего-то такого, что можно охарактеризовать как «если надумаешь вспотеть, то это не останется незамеченным».       Всё было печально.       Абсолютно.       Флирт никогда не был его коньком. А флирт в переписках с сексуальным подтекстом тем более. Он не понимал какого хрена нельзя всё обсудить прямо, написать каждое своё желание чёрным по белому, без всяких завуалированных фразочек, и потрахаться как взрослые люди, не боясь засунуть партнёру пальцы в рот, точно зная, что у него от такого моментально встанет. Но нет, люди пытались играть в какие-то дурацкие игры и усложнять жизнь не только себе, а ещё и всем вокруг.       Чимин высказал своё недовольство лучшему другу, отпугнув очередного ухажера, когда на фотку голого торса, подписанную как «хочешь узнать какова моя кожа на вкус, детка?», ответил не очень-то романтичным «а ты душ каждый день принимаешь?». Но Тэхён, вместо того чтобы понимающе кивнуть и поддержать как следует, начал смеяться над ним и называть мистером дедушкой.       Очень смешно. Ха-ха. Все ведь увидели, как весело и задорно Чимин поднимает средний палец в ответ на это прозвище?       Так что вы должны понять, почему помощи кроме как у Google было не у кого попросить. Тэхёну только дай причину лишний раз поиздеваться, Джин, его ещё один друг, предпочитал объяснять на практике (но флиртовать с Ким Казановой Сокджином Чимину не очень-то хотелось), а Юнги всегда в делах любовных было проще всех. Ему просто плевать. Не плевать на флирт или возможность хорошего (да какого угодно) секса, нет, не подумайте чего, ему было плевать всего лишь на то, как он к этому придёт, потому что за все те годы, что парни называли друг друга друзьями, Юнги ни разу не прилагал даже малейших усилий, чтобы закадрить кого-то. Добыча, как любил называть этих людей Джин, сама шла в его руки, и как этот сукин сын подобному научился является самой большой загадкой человечества.       Пришлось открывать новые для себя техники в одиночку. Со взлётами, падениями и целым вагоном ошибок. Чимину ни один предмет в школе не давался так же тяжело. И, знаете, он до сих пор не один из тех, кого можно назвать отличником по предмету «секстинг».       Сделать такие фотки, чтобы выгодно преподнести все свои достоинства оказалось гораздо труднее, чем могло показаться на первый взгляд. Хотя, казалось бы, чего тут такого невообразимо сложного? Приглушить в комнате свет или оставить включенной только настольную лампу, приспустить бельё, а то и вовсе снять, если это совсем откровенно, и соблазнительно прогнуться в зависимости от того, какое фото вам нужно. Обязательно облизать губы перед тем как нажать кнопку, если те хоть немного попадают в кадр. Возможно стоит так же признать – с последним у Чимина было меньше всего проблем и за это благодарить стоит только щедрую матушку природу. Он знает, что у него красивые губы и сбацать какое-то незаурядное селфи так, чтобы потом обрезать только нижнюю часть лица было проще простого: приоткрыть рот, несколько раз прикусить губу, чтобы всё выглядело ещё лучше или аппетитней и сделать фото. Такое даже посреди пары можно провернуть. Или в раздевалке, сразу после душа, когда на подбородке остаются капли, а кожа маняще поблёскивает. С остальным дела обстояли сложнее, но Чимин всё же неустанно пытался и какие-то плоды это дало. У него в скрытых заготовлены несколько нюдсов на все случаи жизни. Сохранены только те, что вызывали самую бурную реакцию у большинства парней, с которыми он чатился и эти заготовки совершенно точно спасут в экстренных ситуациях.       Но фото — это ещё куда ни шло. С ними Чимин кое-как, приложив усилия, справился. А вот не смеяться в ответ на «хочешь, чтобы я отшлёпал этот спелый персик?» всё ещё было непосильной задачей. У него на такой тип грязных разговорчиков огромнейший анти-кинк. Чимин, конечно, пытался писать что-то очень сексуальное в ответ, некоторым даже добавлял отдельным сообщением «папочка», но не содрогаться в такие моменты в истерике всё равно, даже при самом большом желании, не получалось. Какой нахрен персик? Парень прислал ему фотку члена, а в следующем сообщении заменил всякими фруктовыми эквивалентами слово «задница»? Как над этим не смеяться, объясните ему хоть кто-то, ради бога.       Всё без-на-дёж-но.       Но пережитые муки всё же были вознаграждены: каждая из принесённых жертв принесла какие-то плоды. Так что Чимин уже почти месяц регулярно дрочил, томно дыша в трубку парню по имени Роун, и с ним вроде бы каждый раз было круто, но это не совсем то, чего Чимин ожидал, создавая аккаунт. Он искал легких, ничего не обязывающих отношений, а всё происходящее, по сути, не очень-то отличалось от просмотра порнушки, только вместо наигранных стонов Чимин ещё время от времени слышал своё имя. Это… интересно. Что-то новое. До Роуна Пак даже ни разу не занимался сексом по телефону, а после каждого сообщения, над которым он сгибался пополам от смеха, уже успел подумать, что любой вид виртуального секса — то, что ему неподвластно, и вот всё внезапно… начало получаться.       Но это, блять, не то!       Личная встреча как-то не клеилась всё то время, что они общались. Секс с гаджетом у уха — самое большее, что у них было с Роуном, и от этого волком выть хотелось. Каждая из попыток наконец перенести их секс из телефонной трубки в реальность не увенчалась успехом, и целая череда неудач продолжается до сих пор. Времени не находилось то у одного, то у другого, а если в кои-то веки появлялось и всё наконец планировалось, обговаривалось, почти превращалось в действительность, обязательно происходил какой-то сраный форс-мажор. Уже дважды вселенная срывала их планы, будто насмехаясь над «находится в пятнадцати километрах от вас» и бушующим тестостероном. Сначала Роун попал в небольшую аварию и проторчал в полицейском участке добрую половину ночи, не удосужившись даже написать припершемуся без белья в назначенное место Чимину. Он раз десять обозвал себя под нос идиотом, сидя в кафе в обтягивающих джинсах (которые благодаря наставлениям Юнги напялил на себя только из-за этого «свидания»!), чувствуя, как неприятно грубая ткань трётся о нежную кожу, а погода ранней весны заползает сквозь застёгнутую ширинку.       Гадство.       Но по приходе домой, отогревшись в горячем душе и решив-таки дать шанс тем объяснениям, что разрывали бедный телефон, Чимин… оттаял. Роун скорее всего не врал, или просто делал это мастерски правдоподобно, потому что общение продолжилось и в тот же вечер Чимин кончил, слушая какие потрясные у него бёдра и как сильно ему понравится то, что Роун собирается с ними сделать.       Во второй раз виновником разрушенных планов стал уже сам Пак. Роун названивал ему из того же кафе, где Чимин ждал его в прошлый раз, пока последний проклинал каждую мелькнувшую в голове вещь, находясь в застрявшем лифте со старушкой и её пуделем. И угадайте что? В тот раз тоже без белья. И вы будете абсолютно правы, если скажете, что жизнь этого парня с первого раза ничему не учит. На грабли нужно не наступить, а прогуляться по ним туда и обратно парочку раз.       Больше он поклялся без трусов из дома не выходить, а ужасно неудобные джинсы-скинни вернуть Юнги, хотя сжечь их хотелось куда сильнее.       Это были те плачевные случаи, когда у них хотя бы получалось всё согласовать и договориться насчёт времени и дня недели. Остальные предложения просто продолжали растворяться в атмосфере из-за «извини, не могу». Tinder же создавали для быстрых встреч, разве нет? Почему тогда Чимин всё ещё не ходит счастливый после отличного секса? Всё отменялось настолько часто, что Пака это достало и он заявил Роуну, мол, всё, хватит, в этот раз у них точно всё получится, к чёрту вселенную и её абсолютно несмешные шуточки. Роун, вдохновлённый его рвением, охотно согласился и даже предложил следующее место, решая, что они прокляты как раз из-за того кафе с такими себе завтраками, но наивкуснейшим чаем латте, сам называл время и даже присылал интригующее «я отправлю тебе небольшой сюрприз».       С этого сообщения можно начать отсчёт. Начало конца «отношений» Чимина и Роуна…       Чимин пишет Тэхёну, что очередная запланированная встреча с тем кого друг прозвал Секс По Телефону, должна состояться в клубе, на что тот, наверняка противно улыбаясь, спрашивает можно ли им пойти вместе, потому что уж очень хочется увидеть, как парня в очередной раз продинамят, но Чимину до этой издевки даже дела нет. В этот раз всё получится. Сто процентов. Без вариантов. Чимин чувствует это каждой клеточкой тела. А ещё он в дичайшем предвкушении, потому что подарком Роуна оказывается анальная пробка, с которой он должен прийти в оговоренный клуб, дабы потом не тратить столько времени на растяжку. А ещё пробка портативная, с тремя разными скоростями и Чимин, возможно, в полнейшем восторге от идеи чувствовать то слабые, то сильные вибрации, находясь в танцующей толпе, пока его удовольствием будет управлять кто-то посторонний. Это будоражит. Одна лишь мысль нехило так заводит.       Пак Чимин состоит в клубе любителей поэкспериментировать в том, что может снести волной удовольствия.       Они пробуют поиграть с ней вечером перед тем самим «Днём Х», и без преувеличений это лучший сексуальный опыт за всю чиминову жизнь. Это классно. У Роуна ебанический бархатный голос и он не использует никаких слов-заменителей, так что Чимину больше чем просто нравится слушать, когда тот говорит как Паку самого себя касаться и когда прекратить. Чимин рад, что при первом же знакомстве представился принимающим, потому что этот парень точно умел контролировать чужое тело именно так, как того требовалось. Идеально.       Но игрушки всё равно мало, нужен кто-то рядом. Кто-то, кто довёл бы ещё и поцелуями, потому что целоваться Чимин, возможно, любит даже больше чем всё остальное.       Собираясь в клуб, Чимин вставляет пробку ещё до того как начинает сушить волосы или одеваться, отправляет Роуну максимально лаконичное «она внутри» и незамедлительно получает ответ в виде слабой вибрации, будто парень играет с пультом управления, пробуя работает эта штуковина или нет. Чимин все те несколько дней ждал этого вечера сильнее чем всех дней рождений и каждого пережитого рождественского утра. В этот раз ничто не должно им помешать. В этот раз Чимин надевает бельё. Не для страховки или чего-то подобного, просто на нём снова джинсы (не такие узкие, как в прошлый раз, но всё же) и больше тереться о них членом он желанием не горит. Потому что пробка, в теории, должна и так не давать нормально жить, и тут или одно, или другое.       Когда он только выходит из дома, всё кажется не таким уж смертельным. Игрушка внутри практически не ощущается, если она не вибрирует, и в клуб удаётся приехать даже не прикрывая стояк. Не критично. Чимин определённо справится на отлично. Но через пару часов мнение меняется, потому что пробка после «я на месте» играет на оголённых нервах и не даёт Чимину и шанса начать нормально мыслить или перестать хоть на минуту чувствовать напряжение в паху. Есть такая возможность, что их реальный первый раз с Роуном произойдёт прямо в туалете клуба, потому что… У Чимина стоит. Долго. Это неприятно хотя бы по той причине, что парень не может отойти от барной стойки, потому что засветить некоторые пикантные подробности своего состояния он совершенно не желает. Тэхён с Юнги подтягиваются в тот момент, когда Чимин думает, что если Роун не появится в ближайшие пару минут, ему придётся дрочить в первом попавшемся укромном уголке, потому что он в край запачкает бельё. В трусы кончать не хочется, даже при том, что он готов по голове сам себя погладить за отличную идею надеть их сегодня. Друзья смотрят на него, кусающего губы, как на больного и Чимин почти рассказывает им в самом начале вечера что с ним творится, но решает придержать язык, во благо себе, своим нервам и репутации.       А потом всё просто заканчивается. Тихо, неожиданно и так же резко, как ощущение от удара в солнечное сплетение: раз, и ты на полу. Пробка будто бы просто вырубается. Дело не в батарейках, она заряжается долго и нудно и на коробке чёрным по белому написано — полного заряда хватает до шести часов, а зарядить её до отказа никто не поленился.       Чимин пишет Роуну, что с ним всё в порядке и он может продолжать, потому что решает, что причиной всего может быть вдруг проснувшееся беспокойство о раздраженной простате, но… Тот не отвечает. Игрушка тоже никаких признаков активности не подаёт и после того, как Чимин чуть не кончает на виду у ничего не подозревающих посетителей, происходящее ощущается будто он вдруг оглох. Всё было настолько интенсивным, доводило до белых пятен перед глазами и вдруг по чьей-то жестокой команде так неожиданно закончилось. Чимин поначалу убеждает себя, что это часть игры, которые он сейчас ненавидит сильнее, чем за все годы жизни, и скорее всего Роун уже в клубе и просто хочет понаблюдать за ним и его замешательством со стороны. Но проходит около двух часов, время переваливает за полночь, а ответа так и не приходит.       Пробка всё ещё внутри, Чимин всё ещё в клубе, Тэхён по-прежнему флиртует с барменом, но… Вечер испорчен. Снова.       Ну коне-е-ечно. Разве у них может быть по-другому? Разве Пак Чимину может наконец что-то обломиться? Ради всего святого, он уже в Tinder залез! Он в отчаянии! Боже, не время шутить, пошли ему хоть одну никчемную возможность потрахаться.       — Пора признать, что с этим парнем у тебя ничего не получится и начать снова лайкать других, — с улыбкой предлагает Тэхён, вливая в себя очередную порцию виски, разбавленного яблочным соком.       Чимин уже, кажется, прирос к своему барному стулу. Двигаться на нём неудобно, потому что пробка внутри смещается, а он был возбуждён так долго, что это почти неприятно. Карман куртки набит презервативами (так будто он собирался не перепихнуться, а на целый секс-марафон), в другом — бутылочка смазки и парочка смятых купюр и ему эту долбанную пробку даже вытащить некуда. Не засунет же он её в джинсы!       Ну что это за пиздец? Кто-то навёл на него порчу? Скажите кто, Чимин сможет убедить, что этот человек несправедливо жесток с таким ангелочком как он.       — Сегодня всё должно было получиться, — бормочет под нос Чимин и его, конечно же, не слышат из-за шума вокруг.       — Что?       — Сегодня всё по-другому. Всё ещё хуже.       Но музыка слишком громкая, будь Чимин хоть зол, хоть в животной ярости.       — Я не слышу!       Тэхён наклоняется ближе к другу, заставляя повторить в третий раз и Чимина это окончательно выводит. Он кричит так, что на них обращает внимание даже бармен.       — У меня в заднице блядская анальная пробка! — Это Тэхён точно слышит, потому что с округлёнными глазами отодвигается и смотрит на чиминово бедро так, будто может что-то увидеть. — Сегодня я не просто раздражён!       План не говорить друзьям об этом маленьком нюансе внутри тела катится к чёрту, так же как и все остальные.       Чимин надеется, что смысл сказанного до слуха бармена всё же не дошёл, когда показывает пальцем на свой стакан в просьбе обновить. Он всеми силами пытается сосредоточиться на том, как парень нагибается, вытаскивая откуда-то из-под стола начатый ими с Тэ Джек Дэниэлс, но всё равно видит как Тэхён откидывает голову назад и хохочет. Конечно, ему смешно, это не он в дерьме, можно посмеяться. Будто Чимин нуждается в дополнительных причинах для злости.       Пак снова проверяет телефон, надеясь на невозможное чудо, но от Роуна по-прежнему ничего нет, так что он просит у бармена оставить бутылку, всеми имеющими силами игнорируя веселящегося друга, а потом ещё и подошедшего к ним Юнги. Тэхён, конечно, не теряя ни единой секунды, принимается кричать ему на ухо рассказ о ситуации Чимина, тыкая в того пальцами, на что самый старший из их сегодняшней троицы сначала хмурится, а потом так же как Тэхён, ранее опустив глаза на обтянутую чёрной джинсой задницу, прикрывает рот рукой и тоже заходится в смехе.       Вот бы вселенная им за этот смех отомстила чем-то таким же раздражающим, как затихнувшая пробка в заднице после продолжительных пыток.       Почему Чимин вообще согласился пойти вместе с этими мудаками, кто-нибудь знает? Они же вечно над ним потешаются.       — Вы вообще-то мои друзья! — кричит тот, поворачиваясь к парням. — Вы меня поддержать должны!       — Извини, — продолжает улыбаться Юнги хлопая его по плечу. — Но ты слишком неудачник, чтобы сдерживаться.       Мин хотя бы ведёт себя как вменяемый, Тэхёна же всё происходящее так развеселило, что он ложится на барную стойку, трясясь с открытым ртом почти как в истерике. Ким Тэхён самый большой говнюк из всех, кто называет Чимина лучшим другом, запомните и запишите. Чимин собирается изменить его имя в списке контактов на смайлик в виде какашки.       Спасибо, Боже, что с ними хотя бы нет Сокджина и приходится отмахиваться только от двух парней.       — Да пошли вы, — в конце концов не выдерживает Пак, поднимаясь со стула. — Я сваливаю.       Он не без труда сползает с нагретого места и морщится от очередного смещения игрушки. Странно выпрямить ноги после такого длительного времени в положении сидя. Странно по-быстрому пытаться привыкнуть к новому положению пробки. Член всё ещё не упал, господи боже, может хоть кто-то посочувствовать его боли? Чимину придётся дрочить как подростку, когда наконец окажется наедине с собой, ведь стоит уже так долго, что это невыносимо.       Сквозь накрывающую волну собственного негодования, Чимин, будто взвесив все за и против, хватает бутылку со стойки, наклоняется и кричит бармену:       — Он платит, — показывая пальцем на Тэхёна.       Тот тут же перестаёт смеяться. Пак же напротив из-за такой резкой смены не может сдержать смешка.       — Ты что, охренел?       Чимин уворачивается, когда друг пытается отобрать у него бутылку и делает шаг назад, будто Тэхён может начать за ним бежать, врезается в какого-то парня плечом, тут же получая «смотри по сторонам!». Чимин обязательно посмотрит. Вот прямо сейчас. В сторону выхода.       — Оставь его, Тэ, — едва слышится голос Юнги. — У него горе. Снова.       О чём они говорят дальше Чимин не знает, он поворачивается туда, где уже не так многолюдно, засовывая бутылку под кожанку, словно стащил её и платить не собирается, а потом шагает мимо танцующих людей, стремясь как можно быстрее выбраться из клуба.       Хватит с него на сегодня. А может и не на сегодня. Возможно, злость одновременно с алкоголем влияет на Чимина каким-то особым образом, но в тот момент, когда парень оказывается у двери ему хочется заблокировать Роуна везде, где только можно, удалить к чертям Твиттер, перейти на растительную пищу, а заодно отдать остаток своих дней Будде и молитвам. Или Иисусу. Он с религией чуть позже определится.       На улице его обдаёт приятной прохладой и это немного успокаивает. Духота закрытого помещения и в край испорченное настроение — не лучшая комбинация, так что Чимин сам себя хвалит за идею свалить. Ему не хочется снова проверять телефон, не хочется даже ненароком услышать звук оповещения и снова почувствовать движение пробки, он сыт по горло этим дерьмом. Тэхён в чём-то прав. Пора уже понять намёки судьбы и перестать присылать фотки своей голой задницы Роуну или кому бы то не было.       Но Чимин решает подумать об этом завтра. А сегодня у него в планах ночной алкогольный «пикник» на любимых качелях перед домом (они слишком большие, чтобы называть их детскими, так что Чимин называет их своими) и красивые фото приближающегося рассвета. У него таких в галерее полно, в последнее время довольно часто не спится, так что наверняка всё происходящее сегодня своеобразный знак, что самое время пополнить коллекцию. Может, размытый оранжевый цвет на небе поднимет настроение получше, чем алкоголь.       Он всей душой жалеет, что не взял с собой в клуб наушники, потому что в такси без музыки тоскливо до такой степени, что он даже подумывает обнаглеть на максимум и попросить водителя подключить его телефон, чтобы в салоне звучала Лана Дель Рей в роли саундтрэка к его отстойной ночи со своим «to be young and in lo-о-оve». Но они приближаются быстрее, чем смелость набирает обороты внутри Чимина.       Только захлопнув дверцу такси, Чимин откручивает крышку и, подкидывая её, пытается попасть по своеобразному мячику ногой, пульнуть куда подальше, но природная неуклюжесть снова насмехается над ним, так что попасть не получается. Или, может, он пьян. Бутылка полная более чем на половину, Тэхён за такую порцию влетит на неплохие деньги, в том клубе адски дорого. Какого чёрта Роун предложил встретиться именно там? Денег куры не клюют? У них с Тэхёном их явно поменьше и покупка целой бутылки нового виски вряд ли останется мелочью для заначки друга. Но парится ли из-за этого Чимин? Не-а. А из-за того, что, разозлившись, потащил с собой алкоголь, хотя пить уже не очень хочется? Снова нет. Но раз взял, не пропадать же добру. Он обязательно прикончит эту бутылку, даже если потом его заберут в реанимацию прямиком с тех самых качелей с диагнозом «алкогольное отравление». Вот так он решил, понятно? Сегодня Пак нуждается в целой реке спиртного, даже если обычно не пьёт что-то настолько крепкое как виски и всегда не больше двух стаканов.       В саундтрэке он всё же нуждается, поэтому, медленно плетясь в сторону двора, напевает под нос всё ту же «Love» прекрасной королевы грусти и пинает случайно попавшиеся под ноги камешки, потому что по ним попасть таки удаётся. Ночная тишина блаженно ложится на плечи, и Чимину, если честно, становится уже даже не так тошно. Если бы он ещё вытащил пробку и избавился от любого напоминания о своих неудавшихся блядках было бы вообще идеально и Лану можно было бы сменить на MAGIC! или даже что-то из первого альбома Джастина Бибера.       Делая два огромных глотка, словно в бутылке находится не виски, а обычный сок, Чимин выходит из-за угла дома, тут же натыкаясь взглядом на качели, к которым так стремился с самого клуба. Точнее на широкую спину, обтянутую серой худи, что эти качели занимает. Так, ему срочно нужно найти кто его проклял и попросить забрать эти проклятья обратно, потому что это уже слишком. Он может заплатить, только пусть мир перестанет наконец издеваться и ломать все планы. Качели – это запрещенный приём.       По-хорошему, неплохо было бы развернуться и пойти домой с другом Джеком, но Чимину в голову бьёт то ли яблочный виски, то ли ещё что-то более убойное, никак не связанное с процентами алкоголя, что в таком состоянии хочется не просто спорить, а ещё и доказывать, что это, блять, его качели и, если потребуется, Чимин их отвоюет кулаками. Сейчас, только шнурки на ботинках проверит…       Настроившись на ссору или даже возможную драку за свою территорию, Чимин поправляет волосы, зачесывая их пятерней назад, старается рассмотреть получше: это его воображение с ума сходит или спина действительно кажется чертовски габаритной. Расстегивает куртку и понизив голос громко, слишком громко для ночной тишины восклицает:       — Эй!       Парень в худи тут же испуганно, из-за резкого звука, поворачивается, демонстрируя в слабом свете фонарей Чимину очки для зрения прямоугольной формы и приоткрытый рот.       Ох…       Ох!       Не может быть! Его что, решили помиловать? Это ведь тот симпатяжка, на которого Чимин вместе с Джином пускал слюни на неделе. Парень таскал коробки, видно только-только переехав, и тоже был в этих своих очках, а ещё в черной кепке, повернутой козырьком назад. И в футболке. Так что это не игра воображения, спина действительно габаритная, а на руках очень четко прорисовываются линии мышц.       Джин тогда, облизываясь после подтаявшего мороженого, сказал, что с таким даже снизу согласился бы быть, и Чимин очень хорошо понимает почему.       Что ж, возможно, драка не состоится.       — Ты меня напугал, — скороговоркой бросает парень, хватаясь за сердце.       Чимин его видел только раз и то с высоты восьмого этажа, так что возможность разглядеть горячего соседа получше — не менее, чем дар Божий, за который он уже готов благодарить на коленях.       — Ты что здесь делаешь? — спрашивает Пак, подходя ближе. Получается грубовато и тут же хочется извиниться. Нет-нет, он не хочет грубить симпатяжке, это алкоголь в нём говорит и оставшиеся отголоски плохого настроения.       Парень на качелях удивлённо смотрит на него снизу-вверх, а потом опускает глаза к руке, сжимающей слегка опустевшую бутылку, и поджимает губы.       — Если ты хочешь ко мне докопаться, то ты не на того напал.       Хмыкнув, Чимин присвистывает, потому что незнакомец заметно напрягается, выпрямляет спину и натягивает щеку языком, смотря прямо в глаза. Даже в сидячем положении он выглядит так, будто может сломать Чимину позвоночник о колено, а это не очень привлекательная перспектива.       Он что-то там говорил о драке? Нет-нет, он имел в виду: мои качели — твои качели, наслаждайся сколько угодно, только не трогай, у меня синяки долго проходят.       Пытаясь исправить ситуацию, Чимин подходит ближе, пока не упирается плечом в железную опору и протягивает пока что незнакомцу руку.       — Пак Чимин, — на него в ответ заинтересованно смотрят и не спешат принять приветствие. — Я живу в этом доме и это мои качели.       Парень щурится и Чимин видит это даже при плохом освещении, под градусом и через поблёскивающие от фонарей линзы очков. Он наверняка выглядит как дурак с протянутой ладонью и слегка мутным взглядом, пока на него молча пялятся в ответ, но когда Чимин уже подумывает убрать руку, её неожиданно принимают.       — Чонгук, — спокойно говорит парень, снова расслабляясь и уже не выглядя так, будто готов вырубить Чимина за одно кривое слово. — И здесь не написано чьи это качели, так что можем поспорить, твои они или не твои.       Пак фыркает. Нет, спорить с теми, кто даже на первый взгляд сильнее тебя, он точно не собирается. Даже если этот кто-то в задротских очках и с лицом самого прелестного творения господнего. Так что он молча отходит к песочнице, присаживаясь прямо внутрь, но, забывшись, делает это слишком резко и удивлённо вскрикивает от болевой вспышки внутри.       Чёрт бы побрал тебя, Роун!       — Ты в порядке? — тут же подрывается Чонгук, когда Чимин, как последний идиот, ложится головой в песок и, с вырвавшимся хныканьем, перекатывается на бок.       Блядская пробка.       Пак стонет, хватаясь за задницу, и отодвигает от себя бутылку, даже сквозь боль заботясь о её содержимом. Он может и повёл себя как говнюк, но не должен допустить, чтобы Тэхён платил зря.       Чонгук как-то неожиданно оказывается рядом, тянет его за руки вверх, заставляя подняться, и Чимину от чего-то смешно. Этот парень наверняка думает, что он какой-то алкоголик. Или псих. Особенно когда Чимин начинает хохотать, справившись с ощущениями. Чонгук ставит его на ноги, точно бабушка малыша перед походом домой, отряхивая от песка, и смотрит на красующуюся на лице улыбку с явным недоумением. Чёрт, симпатяжке нужно сменить прозвище на «адски горячий красавчик в очках». Пак даже затихает, пялясь на это прелестное создание, пытается очень быстро понять — это свет фонарей так отбивается в очках или у Чонгука там правда свой личный млечный путь.       В голове выстреливает дурацкая мысль «хочу каждый день в эти глаза смотреть», но Чимин даже не успевает на неё как следует среагировать, когда их зрительный контакт разрывают.       — Давай, иди на свои качели, — парень подталкивает Чимина туда, где сам только что сидел и приземляется на невысокое ограждение песочницы рядом с бутылкой.       Чимин не спорит. Послушно плетётся куда велено, поднимает что-то забытое Чонгуком на качелях и садится теперь максимально аккуратно, чтобы не свалиться ещё и с этого опасного аттракциона.       Чем-то оказывается пачка Marlboro.       — О, — Чимин поднимает находку, демонстрируя её парню, на что тот даже не реагирует. — Ты куришь, сосед Чонгук?       Манеры у Пак Чимина покруче, чем у самой богатой и древней лондонской знати, но это не мешает ему быть открытым со знакомыми и не очень людьми. Это одна из прелестей бесстыжести. Так что, будьте уверены, совесть ближе к утру его не начнет мучать за то, что он, сам себе разрешив, выуживает одну сигарету из почти полной пачки, засовывая в рот. И ему не говорят ни слова, так словно они не познакомились буквально только что и, вообще-то, ни у кого в этом мире нет никакого права совать руки к чужим вещам.       — Не курю.       Чонгук обвивает руками колени, не сводя глаз со своего ночного компаньона.       — Зачем тогда сигареты?       — Плохой вечер.       Тяжелый вздох Чимина почти «выбивает» сигарету изо рта, но Пак умудряется её поймать на половине пути, к сожалению, ломая. Тут о вселенной вспоминать не хочется, так как это всего лишь несчастная сигарета. Её Чимин просто любезно материт, пытаясь вернуть презентабельный вид. Он выкидывает половинку без фильтра, вставляя останки, что сумел спасти, обратно в рот. В ответ на это Чонгук тихо посмеивается. Никак не пытается забрать то, что Чимину не принадлежит, а совершенно спокойно реагирует на такого рода вольность, кажется, поддерживая пакову открытость. Если так и дальше пойдёт, то Чимин обзаведётся новым другом ещё до рассвета, потому что их знакомство самое комфортное из всех, что когда-либо у него были. Прошло от силы минуты две, но Чимин уже готов пожаловаться на несправедливость его жизни и рассказать, что почти каждый его секрет (тот, что не входит в список жизненно важных, или тех, что принадлежат не ему) можно купить за большой «Кит-Кат» и шоколадный чай без кофеина. Чимин не из тех, кто скрытностью потягается с ФБР.       — Я очень тебя понимаю, сосед.       Симпатяжка снова хмыкает. А ещё он облизывается и Чимин какого-то хрена думает, что у кого у кого, а у Чонгука наверняка ни единой проблемы с нюдсами нет. И дело не только в этих вишневых губах. Ему ладонь свою сфотографировать достаточно, чтобы кто-то уже увидел в этом сексуальный подтекст. А если всю руку и при этом напрячь мышцы… Да Чимин сам бы на такое подрочил, что тут греха таить.       Святые угодники, как долго у него никого не было? Внутри говорит будто какое-то животное.       — Это вряд ли.       Чимин прислоняется виском к цепи, наверняка выглядя как Огастус Уотерс с незажженной сигаретой в зубах. Сцена на качелях там тоже вроде бы была? Отлично, теперь они в фильме. Переведите кто-нибудь его в такой, что с пометкой 18+ и желательно вместе с Чонгуком.       Осматривая парня напротив с ног до головы, Пак решает, что не зря он сегодня не предал себя и не напился до беспамятства, потому что рядом с ним хочется хоть немного соображать. Красивый, просто до невозможности. Настолько, что даже на вкус попробовать хочется, дабы окончательно убедиться – он весь такой сладенький или только с виду.       Боже, ни одной приличной мысли, при том что парень выглядит как самый послушный ученик католической школы. Это отсутствие секса так влияет или именно Чонгук? Попадись такой экземпляр Чимину в Tinder, он бы не просто лайкнул его, а ещё бы первым написал, при том что практикует подобное крайне, крайне редко.       — Ну, — улыбается, кивая подбородком на оставшийся в песочнице трофей из клуба. — У меня есть лекарство. Хочешь?       Чонгук косится на бутылку, а потом тихо смеётся, рассмотрев предмет, который явно не дети с собой из дома притащили, и, к большому удивлению Чимина, поднимает, отряхивая дно от песка.       Их отношения определённо развиваются чертовски стремительно. Какая прелесть.       Простите, не отношения, просто знакомство.       Улыбка Чонгуку идёт. И очки. И серое худи тоже. Даже разноцветные сланцы и спортивные штаны смотрятся на этом парне невероятно.       И Чимин, конечно, пьян, расстроен и всё такое, но даже в подобном состоянии засматривается на движение кадыка Чонгука, пока тот делает глоток, обхватывая горлышко губами, будто до этого из него не пил незнакомец и ему ни капли не противно. Чимин чистит зубы после каждого приема пищи, пусть там не придумывает себе ничего и пьёт спокойно.       — И что такое лекарство лечит? — с таким же смешком как раньше спрашивает Чонгук, рассматривая этикетку.       — Плохое настроение.       Чонгук снова делает глоток, на этот раз смотря прямо на Чимина. От его очков всё так же отбивается свет, но Чимин точно знает: парень действительно смотрит именно на него. И, возможно, конкретно этот взгляд и заставляет бросить откровенное:       — Меня жестко обломали сегодня.       Стремительное развитие же нужно продолжать. Откровенности — как раз самое то. С незнакомцами даже о сексе говорить легче. Чимин может этому милашке наврать с три короба, а тот, если доверчивости в нём как раз идеальное количество для паковых баек, даже не заподозрит ничего. И дело вовсе не в том, что у Чимина от алкоголя язык развязывается, а сейчас самый пик желания поныть.       С новыми знакомыми можно и самому в какой-то степени стать новым человеком. Хотя бы поначалу.       — Ого. Твоя девушка?       Ну, да.       Конечно.       Что за божий одуванчик. Намажьте его на хлеб, Чимин этим мармеладным зайчиком позавтракает.       — Не совсем, — Чонгук удивлённо поднимает брови и какие-то отголоски здравомыслия заставляют Чимина вытащить сигарету изо рта, быстро добавляя: — Мы не встречаемся.       Вроде бы не спалился, а вроде бы…       Чонгук всё так же с интересом смотрит на него, чуть приподняв голову, но даже если в его черепушке и мелькнули какие-то догадки, он их не озвучивает. Вежливый? Толерантно относится ко всем секс меньшинствам? Хотя с другой стороны, ориентация никогда не была каким-то секретом, Чимин себя слишком любит, чтобы стыдиться того, кем он является, и если Чонгук любезно поделится не своим виски, ему, возможно, поведают что и как мальчики могут пихать другим мальчикам в задницу и кайф какого масштаба от этого можно словить. Но для этого нужно ещё выпить.       — В какую квартиру ты переехал?       На попытку перевести тему Чонгук снова делает глоток, усаживаясь удобней, а Чимин засовывает новый трофей сегодняшней ночи в тот карман, где лежит смазка. Зачем ему сигарета, которая скорее всего раскрошится прямо внутри куртки? Непонятно, но нужна очень сильно.       Пачка с остальными приземляется рядом с железными подпорками и Чонгуку, видно, плевать, потому что на это он даже не реагирует.       — В пятьсот семьдесят шестую.       — Давно? Я не видел тебя раньше. Ложь. Они с Джином уже успели обсудить его футболку и насколько аппетитной выглядела гукова подтянутая задница в обычных чёрных брюках.       — Пару дней назад. У меня в квартире ещё практически ничего нет, кроме нераспакованных коробок и меня это раздражает, так что прости, я сбежал от пустоты на твои личные качели.       — Пустоты? У тебя совсем нет мебели? — удивляется Чимин, поднимая брови.       Прикусив губу, Чонгук смеётся над этой интонацией, хотя Пак и не понимает, что тут забавного.       — У меня есть кошмарный диван от прошлых жильцов и очень старые кухонные стулья, моё барахло задерживается.       — Ну, — Чимин салютует Чонгуку воображаемым стаканом. — Добро пожаловать. Я бы чокнулся с тобой, но ты спёр мой виски.       В ответ ему со смешком хмыкают.       — Ты чуть песка не наелся, не думаешь, что уже хватит? Я тебя домой не понесу, мы всё ещё незнакомцы.       — Как это незнакомцы, если я знаю, что ты Чонгук из пятьсот семьдесят шестой квартиры?       Парень снова смеётся и Чимину отчего-то так хорошо из-за этого звука. Скорее всего, это потому что милашка ещё и оказался довольно хорошим собеседником и совсем не говнюком, как предполагал Джин. Тот с лицом профессора сказал, что парни с такими руками всегда просто полнейшие мудаки. Но Юнги с Тэхёном и без больших мышц мудаки, а Чонгук оказался славным малым (по крайней мере на пьяный первый взгляд), так что выкуси, всезнающий Джин!       — Ты из-за мебели решил покурить?       Чонгук вместо ответа морщится после очередной порции алкоголя и поднимается со своего места, направляясь прямиком в сторону Чимина, не забыв прихватить с собой бутылку.       — Двигайся, — требует, подходя ближе к качелям, видимо устав сидеть на неудобном ограждении.       — Твоя задница сюда не влезет.       Но слушать Чимина никто не собирается. Чонгук, цокнув, кое-как втискивается в узкое пространство между Чимином и противоположной цепью, но всё-таки умещается. Это называется: если не хочешь слушаться, я сам справлюсь. В нём наверняка нет ни грамма сожалений, когда он своей идеей прижаться к боку всем телом заставляет парня рядом жалобно застонать, прохрипеть и таки подвинуться, но всё же садится, покачивая их обоих одной ногой, пока Чимин причитает, что он собирается умереть прямо здесь и сейчас из-за тесноты.       — И чем ты занимаешься, Пак Чимин?       Все просьбы встать и не пытаться раздавить Чимина оказываются проигнорированными. Он пытается хотя бы отобрать свой виски, за что получает по руке и недовольно надувается. Что за наглец? Они ещё не час как знакомы, а у Пака уже что-то отобрали. Кажется, с выводами о не мудаках он поспешил.       Чонгука что, Тэхён послал?       — Учусь.       С приподнятыми бровями милашка осматривает его теперь вблизи.       — Не думал, что ты студент.       — Я на магистратуре.       — Ого, ты?       — Что «ого»? Думаешь, раз я напился, то обязательно неуч?       Чонгук хихикает и вблизи этот звук такой… милый. Почти такой же, как его лицо.       Парень из пятьсот семьдесят шестой квартиры становится первооткрывателем новой категории паковых знакомых. Милый почти что мудак. Сладкий слегка засранец.       — Я не говорил, что ты неуч. Просто думал, что ты старше.       — А ты чем занимаешься, умник?       В голосе звучит вызов и Чимин ожидает услышать что-то вроде «я на первом курсе, у меня специальность мягонького зайки» или «держу собственный цветочный магазин», потому что очки в пластмассовой оправе и глаза-галактики что есть мочи кричат об этом, но Чонгук всего лишь тихо отвечает:       — Я учитель в младшей школе.       Очки. Учитель. Горячий милашка учитель. О Господи, у Чимина сейчас снова встанет.       — Информатики?       — Почему информатики?       Пак прокашливается всё ещё опасаясь возможности сильно получить в нос в той же мере, что и завестись с пол оборота, но решает таки не врать.       — У тебя задротские очки.       Проверять, кровь из носа у него такая же красная, как у всех представителей человечества никто видимо не собирается, потому что Чонгук всего-навсего шлёпает его по бедру, но, к счастью, со смехом и не сильно. А он быстро расслабляется с незнакомцами. Чимин добрую половину жизни думал, что он такой один. По крайней мере, из своей компании он действительно единственный настолько быстро сходится с новыми людьми. Не сказать, что это хорошо, попадались и такие знакомства, о которых потом искренне жалеешь, но Чимин большой мальчик, он теперь умеет со всяким дерьмом справляться. Ему нравится это своё качество моментальной дружелюбности, кто бы что не говорил и какие бы протесты не высказывал.       — Я преподаю английский.       — О-о-оу.       — Что «оу»?       — Как мило. Ты милый.       — А ты пьяный.       — Подумаешь, — Чимин хмыкает, обнимая железную цепь, или тут скорее получается самого себя обеими руками. — К рассвету я буду как стёклышко, а ты, если не оставишь мою бутылку в покое — наоборот.       — Ты собираешься тут до рассвета сидеть?       — До него не так долго осталось. Здесь красивые рассветы.       Чонгук отхлёбывает ещё, снова начиная покачивать их, и это немного убаюкивает Чимина. Они молчат. Это не неловкая пауза, потому что не знаешь, что ещё такого спросить у совсем незнакомого человека, это то самое чувство, когда двум людям вполне комфортно слушать окружающий мир с далекими, очень редкими, гудками машин и еле заметным шумом листьев, а не бессмысленную болтовню. Небо светлеет совсем неуловимо для человеческого глаза, меняя оттенок с каждой минутой, так что до рассвета действительно рукой подать, но Чимин вполне может его пропустить, потому что наблюдать за горизонтом от чего-то совершенно не хочется. Сейчас в нём борются два ебанически огромных желания: уйти в объятья любимой кроватки или продолжать чувствовать это странное спокойствие рядом с его новым знакомым незнакомцем. Кажется, закрой он сейчас глаза — вырубится прямо как дома перед телевизором, а парень, сидящий рядом, противиться подобному не помогает. От Чонгука пахнет чем-то свежим и сладким одновременно. Каким-то апельсином. Очень вкусно. И уютно. Расслабленному Чимину из-за этого запаха хочется пересесть немного иначе, так, чтобы обнять широкую спину руками, сдернуть с парня капюшон и уложить на него голову, словно на любимую икеевскую подушку, сжав именно с той силой, что требует душа в данную минуту. Интересно, их знакомство сможет перетечь в тот тип дружбы, когда Чимину будет позволено заваливаться к парню домой и заползать в кровать утром? Обниматься тут кое-кто любит может ещё сильней, чем целоваться, а Чонгук абсолютно обнимательный. И такой чертовски красивый. Пак это помнит, прокручивает в голове даже когда сидит с закрытыми глазами, не зная, какая идея лучше и что ему выбрать сон или реальность.       — У меня было плохое расставание, — выдергивает его из царства Морфея объект начавшихся грёз об утре в объятьях апельсинки.       Чимин облизывает пересохшие губы, поворачивается к парню, разлепляя веки настолько медленно, что не будь Чонгук так заинтересован небом, точно пинками бы отправил прямиком на восьмой этаж. Может даже по лестнице, хоть Чимин и ярый поклонник лифтов, даже после того инцидента со старушкой и пуделем. Очухаться получается довольно быстро, Чонгук молчит, видимо, ожидая хоть какого-то ответа на свои слова, или даже малейшей реакции, но Пак не спешит с этим. Он всегда рад разболтать о себе побольше, но с ним в ответ подобным делятся не очень часто, так что нужны несколько минут, дабы осознать, что наткнулся, кажется, на свою родственную душу.       Чонгук его удивляет. Привлекает и удивляет одновременно. Такую смесь Пак на вкус пробует впервые.       — Тебя бросили?       Отвечают по началу молчанием, потому что вопрос в некотором смысле грубоват, но, простите, Чонгук совсем не выглядит так, будто может от него развалиться на кучу маленьких лего. Приходится повернуться всем телом, чтобы заметить, как парень отрицательно качает головой, наклоняется в сторону, снова оставляя чиминову бутылку на земле.       — Не уверен, что в этой ситуации уместно слово «бросили», но в любом случае инициатором был я.       — И что? — Чимин удобней двигается на сидении, вздрагивает, когда игрушка в нём смещается. Резкий вздох и сморщенный нос не остаётся незамеченным Чонгуком, так что он торопится продолжить, прежде чем на него обрушится шквал вопросов. — Теперь думаешь, что это было ошибкой?       — Нет, не думаю. Просто я сделал человеку больно.       — Но тебе-то хорошо?       Коротко хмыкнув, Чонгук тоже упирается головой в цепь и, Боже, выглядит так чертовски дерзко с одной приподнятой бровью. Теперь он по блядскому красивый. И при этом всё ещё милашка. Кошмар для пакового спокойствия.       — Как-то эгоистично, не думаешь?       Чимин закрывает глаза, кивая.       — Я эгоист, — пожимает плечами, соглашаясь с этим абсолютно легко и непринужденно. — Но в своё оправдание скажу, если в отношениях ты чувствуешь себя не на своём месте, то лучше быть эгоистом, а не никому не нужной жертвой.       Снова этот смешок. Совсем короткий и абсолютно очаровательный. У Чимина от этого простого звука, без нотной записи на целую страницу, всё внутри даже не из-за пробки вибрирует.       — У нас пьяные откровения перед незнакомцем.       Это даже не вопрос, Чонгук просто констатирует факт, улыбаясь, то ли своему заключению, то ли каким-то появившимся мыслям в голове. Знал бы он что за мысли в этот момент в голове у Чимина.       — Откровения с незнакомцами — это классно. С близкими надо быть осторожными, а случайного человека можно больше никогда не увидеть.       Чонгук снова тянется к отставленной бутылке, делает глоток, агрессивно игнорируя протянутую руку Чимина, возвращает виски на прежнее место.       — Не думаю, что это наша ситуация, мы соседи.       — Могу при следующей встрече сделать вид, что не знаю тебя.       Смешок.       — Договорились.       Теперь Чонгук протягивает ему руку как при приветствии и Чимин хлопает по ней, вместо того чтобы пожать.       Они молча всматриваются в светлеющее небо так, будто проводят ночь подобным образом уже далеко не впервые и такие молчаливые паузы давным-давно в порядке вещей для обоих. Чимин снова чувствует, как на него накатывает сонливость, но в этот раз глаза упрямо держит открытыми. Всё еще не помогающий Чонгук, как на люльке, медленно покачивает их, и если бы не утренняя прохлада, Чимин бы с радостью вырубился прямо здесь и прямо сейчас, наплевав на каждую причину, почему этого делать не стоит. Но потом определенно станет холодно в одной лишь кожанке и хлопковой футболке. Да и к тому же роса… И Чонгук может уйти домой в любой момент, а лишившись опоры в виде этого шкафа, Чимин точно поцелуется с землей куда сильнее, чем с песком.       Апельсины далеко не самые любимые фрукты Чимина, но их запах, исходящий от Чонгука… Он заставляет задуматься, что бы было, если бы он попал к милашке в квартиру. Там так же пахнет? Чимин бы этим запахом тоже пропитался? Он бы мыться перестал, если бы смог подольше чувствовать что-то такое же приятное от себя. Смахивает на необъяснимые магические феромоны, из-за которых хочется блаженно закрыть глаза и уплыть на апельсиновой лодочке как можно глубже в мир красочных сновидений, пока Чонгук будет сидеть рядом и охранять его ни разу не чуткий сон. Или продолжит тихо посмеиваться прямо у самого уха. Боже, это звучит как самая желанная сказка. А ещё у Чимина, кажется, слабость к мужским голосам.       Но увы, кое-что его отрезвляет даже получше снизившейся к утру температуры или очередного прилетевшего откровения. Сначала телефон в кармане куртки пиликает оповещением о новом сообщении не меньше пяти раз, но прежде чем Чимин хотя бы успевает сообразить, что звук идёт из его кармана и кто в такое время ему может писать, по нему опять проходится ток, вызванный вибрацией. Той самой вибрацией. Всего секунды оказывается предостаточно, дабы оживить разомлевшее от дремоты тело. Одно неожиданное бж-ж-ж. Заканчивается это дерьмо так же резко, как и начинается, действительно напоминая не такой уж слабый удар током, но Чимин успевает простонать и словить на себе недоуменный взгляд соседа.       — Чёрт, ты точно в порядке?       Теперь ответить сложно. Чимин, больше не отказывая себе в удовольствии или скорее перестав отдавать отчет своим действиям по отношению к новому знакомому, утыкается лбом в прижатое к его плечо, отлично умещаясь, и пытается успокоится. Ему нужно вытащить пробку. Нужно потрахаться! Ради всего святого, его простате сегодня настанет конец, если её не простимулируют именно так как нужно и не облегчат эти муки.       Роун, придурок, что это вообще было?       — Теперь ты кажешься странным.       — Я не странный, — снова стонет Чимин, не переставая упираться в плечо лбом. — Просто тот, кто меня кинул — полнейший мудак.       Чонгук прикусывает губу, смотря на темную макушку, и не знает стоит ли переспрашивать. Взвешивает все «за» и «против», всё же, как бы между прочим, абсолютно безобидно интересуется:       — Парень?       Будто ни с того ни с сего поняв, что происходит, Чимин отрывается от своей опоры и пялится в глаза напротив, понимая, что пьяные откровения действительно зашли далеко. Да, вы даже с трудом не припишите Пак Чимину такую черту характера как скрытность, но в первую встречу он не кричит всем в мегафон, что стонущие под ним парни привлекают его куда больше, чем все остальные существа на нашей огромной планете. Но всё уже случилось. Уже не вернуть то, что так глупо вырвалось изо рта и дошло до чонгуковых ушей, стоит всего лишь быстренько простить себя и принять реальность именно такой, какая она есть. Со всеми картами напоказ.       — Если ты надумал меня осуждать, — абсолютно спокойно начинает Пак, снова перекладывая голову с плеча на цепь, — то мне заранее плевать, можешь не утруждать себя.       Чонгук опять хмыкает, возвращая взгляд на горизонт, и таким же спокойным голосом признаётся в ответ:       — Тот, с кем я расстался тоже парень, так что никаких осуждений.       Некоторые люди наверняка могут посчитать это достаточно бестактным, но Чимину, угадайте что, плевать; он настолько удивлённо, насколько только хватает природных способностей и силы мимики, удивляется, рассматривает парня, выглядя при этом так, будто только что вернул зрение спустя целую вечность. Этот милашка ещё и гей? Чимину что, может так везти? Серьезно? Ему?       — Вообще-то, — снова начинает Чонгук, так же как Чимин опираясь на железку. — Мы расстались почти месяц назад, но он продолжает мне писать и сегодня я в очередной раз сделал ему больно.       Откровения делают его ещё более зефирным, особенно в этом огромном капюшоне, но Чимин даже не вдумывается в сказанное; всё, что у него в голове — факт: Чонгук по мальчикам, а Чимин, сюрприз, как раз мальчик, а ещё, какое везение, у него в заднице анальная пробка и очень большое желание проверить насколько его сосед горячий без своего худи и сланцев.       Пока Чонгук снова принимается рассказывать о себе некоторые подробности, Чимин титаническими усилиями уговаривает свой мозг сосредоточиться не на вишневых губах, а на том, что они произносят.       Он правда пытается вслушаться. Чонгука, видимо, виски тоже нехило так развозит, потому что он рассказывает не только о том, что его бывшего парня зовут Минсок, но и то, после чего именно они начали встречаться и как Чонгук, борясь с самим собой и кричащей совестью, всё-таки пришёл к осознанию того, что, к большому сожалению, дальше им не по пути. Пак вставляет наводящие вопросы то тут, то там, окончательно трезвея и уже даже не чувствуя сонливости. Ему интересно, правда интересно. Чонгук привлёк внимание внешностью, но он оказывается довольно необычным, потому что после Минсока решает для полноты картины поведать ещё об универе, в котором они с экс-бойфрендом вместе учились, и о том, каково это быть преподавателем в младшей школе.       Вот что Чонгуку нужно знать, это будь у Чимина такой преподаватель, он бы не болел и вообще ни одного дня не пропускал. Он себя и свои предпочтения давно принял. Из-за такого учителя в свои бешенные пятнадцать Чимин бы заработал мозоли на обеих руках, сами понимаете почему.       Когда небо начинает розоветь, Чимин узнает о Чонгуке куда больше, чем знает о Роуне и всех остальных парнях из Tinder вместе взятых. Настолько много, что даже о себе как следует рассказать не успевает, а это, поверьте, явление настолько же редкое, как северное сияние в Сеуле. Мало кому в этом мире удавалось переговорить Пак Чимина. Чонгук теперь знает о нём только самое главное, даже не подозревая, что Чимин готов был поделиться чем-то настолько откровенным, что можно было бы написать дамский роман со всякими «чреслами», «сокровенными цветками» и «бутонами сосков».       На какое-то время они оба затыкаются, смотря как играют краски на утреннем небе и так больше и не притрагиваясь к забытому виски. Извини, Тэхён. Чимин бы попросил прощения, не будь он таким же мудаком, как и все его друзья, и не сиди он прямо сейчас с парнем из какого-то другого идеального измерения. Пока тот самый абсолютно нереальный парень всматривается в начинающийся рассвет, Чимин находит вид получше, он чуть отодвигается назад, теперь прижимаясь к цепи щекой и губами, а не виском, и откровенно пялится на профиль заинтересованного поднимающимся солнцем милашки. У него красивый нос, не сильно пухлые, но такие… вкусные с виду губы, что Чимину хочется их коснуться, дабы убедиться, что они не накачаны ничем, просто от природы настолько идеальные. Как и всё в Чонгуке. По крайней мере на первый взгляд. Чимину больше и не нужно, ему этого первого впечатления хватит, ещё и останется на потом. Слушать Чонгука, конечно, интересно, но нельзя отрицать такой очевидный факт внешней привлекательности. Пак с такими красивыми парнями ещё не спал. С настолько симпатичными людьми сосредоточиться сложно. В их компании главными красавчиками считаются Тэхён с Джином, но Чимин в жизни не смотрел на них так же как на Чонгука, так что это не считается и можно со спокойной душой заявлять: вселенная обделила его адски смазливыми бойфрендами.       В какой-то момент Чонгук поворачивается к нему с немым вопросом, но Чимин, всё ещё чувствуя в себе отголоски опьянения, не удосуживается поднять глаз с гуковых губ и ему настолько не стыдно, что всякие скромницы захлебнулись бы завистью, если бы только могли это ощутить.       — Долго ты ещё будешь пялиться?       Чимин всего на секунду встречается взглядом со своим новым знакомым и возвращается туда, куда залипал до этого. Теперь он замечает родинку под нижней губой и ещё одну на кончике носа. На улице почти светло, фонари вот-вот потухнут и в таком природном свете этот парень ещё прекрасней.       Чёрт возьми, как можно быть милым и одновременно горячим? Так не бывает. Чонгук будто из какой-то мечты вылез. Сексуальный учитель, страдающий из-за того, что причинил кому-то боль. Ещё и гей. Если Чимин не словит этот подарок судьбы за красочный хвост, он будет последним дураком.       — Извини, у тебя такие красивые губы, что я хочу тебя поцеловать.       Несколько долгих секунд Чонгук даже не моргает. Этот парень точно странный. У него шутки такие своеобразные или это какая-то провокация?       — Ты ещё не протрезвел?       — Хочешь заняться сексом?       Чонгук будто воздухом давится. Громко прыскает, отворачиваясь, но даже это не заставляет Чимина оторваться. Пак верит во вселенную. В то, что та не давала ему встретиться с Роуном вживую, потому что готовила подарок побольше.       Размером с Чонгука.       — Ты точно не в себе, — качает головой парень и будто вспоминает, что то, с чем припёрся Чимин, они ещё не закончили.       Видимо, предложение переспать заставляет его нервничать, потому что в этот раз глоток получается действительно большим, а потом за ним следует ещё один. До дна всё равно не получается, ведь там плещется ещё добрая половина, когда Чонгук возвращает бутылку на место. Он поворачивается к Чимину, намереваясь предложить разойтись наконец по квартирам, потому что тут кое-кому пора проспаться, но не успевает не то что слово проронить, даже как следует понять, что происходит, когда натыкается на холодные сухие губы. Пак притягивает парня, схватив за толстовку на груди, отлично понимая, что может действительно получить сегодня за такое, но Чонгук всего лишь мягко его отстраняет и всматривается в лицо. Рука по-прежнему сжимает мягкую серую ткань, в то время как гукова упирается в плечо, не позволяя снова сократить расстояние так же легко. Чимину опять хочется застонать, но в этот раз от досады. Губы Чонгука действительно настолько же мягкие, насколько он представлял, и из-за этого поцелуя ещё больше хочется, чтобы на его импульсивное предложение согласились.       — Слушай, — осторожно начинает учитель. — Пьяные откровения это одно, но секс по пьяни это как-то…       — Я трезвый.       То, с каким недовольным цоканьем Чонгук закатывает глаза почему-то заводит ещё больше.       — Ну да, конечно.       Чонгук, возможно, хочет сказать что-то ещё, но Чимин снова притягивает его к себе, когда напряженная рука сгибается в локте, теряя оборону; целует, теперь обнимая за шею. В этот раз поцелуй длится дольше, потому что Чимин становится настойчивей, а Чонгук, возможно… тоже пьяный и куда больше, чем сам может признать. Потому что перспектива секса с соседом под аккомпанемент влажных звуков поцелуя вдруг кажется очень привлекательной. Особенно, когда Чимин проходится языком по его губе и ни с того ни с сего стонет, будто попробовал лучший деликатес или всем происходящим сумасшествием руководит совсем не он. Чонгук грузился последний месяц, мучаясь с разрывом, совестью и переездом, так что выпить наконец что-то крепче пива, забыв о бывшем, целоваться с Чимином и не думать, ощущается не меньше, чем каким-то освобождением. А потом юркий язык пробирается ему в рот, и Чонгуку просто целоваться больше не хочется, потому что внизу живота начинает щекотать возбуждение.       Он никогда в жизни так быстро не заводился. Весь сексуальный опыт Чонгука — Минсок и два парня на студенческих вечеринках, с которыми он дальше петтинга не заходил, так что… Почему нет? Чимин горячий. Пьяный. Незнакомец. Но горячий. Пора пополнить список «люди, с которыми я трахался».       Они отрываются друг от друга, когда дыхание становится тяжелым, а небо ещё светлее. Чимин по-прежнему пялится на чонгуков рот как на лучшую картину, так что последнему не остаётся ничего, кроме как подняться под вопросительным взглядом и протянуть руку с требовательным:       — Пошли.       Чимину дважды повторять не надо, он подрывается, принимая протянутую ладонь, и пытается не отставать от несущегося в сторону металлической двери Чонгука. Резкая смена положения всё же даёт понять, что не такое уж он и стёклышко, но если Чонгуку нет до этого никакого дела, то Чимину и подавно.       Они заходят в лифт так быстро, словно от скорости, с которой оба перебирают ногами, может хоть что-то в мире зависеть. Чонгук тыкает по кнопкам, пытаясь попасть по цифре «5» уже в тот момент, когда Чимин прижимает его к стенке жадно, всасывая нижнюю губу в рот, с тем же обожанием, что лучший леденец. Если Паку так сильно не терпится, потому что Чонгук настолько его привлекает, то отныне последнему хотелось бы получать только такого рода комплименты. Смеясь в этот почти-что-поцелуй, Чонгук за талию прижимает Пака ближе к себе. Настолько близко, насколько это возможно, аккурат чтобы вжаться твердеющим членом тому в тазобедренную кость и дать почувствовать — оба абсолютно взаимны в этом сумасшествии.       Они шаркают обувью по дороге к двери с золотыми цифрами «576» над дверным глазком, абсолютно не беспокоясь, что кто-то может их увидеть, и всё происходящее их невольным свидетелям навряд ли понравится. Два целующихся парня, стыдоба то какая! Знали бы они, чем эти парни собираются сейчас заняться и как сильно Чимину хочется, чтобы его заставили кричать от удовольствия, достаточно громко, дабы быть точно уверенным: если соседи их не увидели, то совершенно точно услышат.       Чонгук дважды едва не роняет ключи, пытаясь попасть в замочную скважину, и удаётся это только тогда, когда Чимин, оставив в покое его губы, переключается на шею, оттянув серое худи в сторону, так чтобы доступ к выпирающей ключице был максимально открытым. Чонгук снова смеётся, когда они спотыкаются о порог, пытаясь не отвлекаться друг от друга и не убиться одновременно. Там же у входной двери на пол летит пакова кожаная куртка с телефоном, вытащенным из джинсов, и остаются разбросанными новенькие ботинки. Чонгук, ведя рукой по стене так же слепо, как и ведомый Чимин, двигается в сторону своей гостиной и единственной мебели в этой квартире, но дойти до старого дивана они не успевают. Открытых участков кожи на теле Чонгука становится катастрофически мало, так что Чимин, подцепляя подол серого худи, тянет его вверх, заставляя кожу парня покрыться мурашками из-за прохлады утра и стены.       Чимин мог бы с легкостью сдержать восторг в себе, но ему совсем не хочется, так что он удовлетворенно стонет, пройдясь сначала взглядом, а следом ладонями по грудным мышцам Чонгука, и теперь точно убеждается – этот парень самый большой подарок судьбы. Соски на фоне светлой кожи кажутся даже более манящими, чем холодный лимонад в июльскую жару, и приходится гулко сглотнуть, дабы не капнуть слюной прямо на это великолепие.       — Если бы у меня были такие учителя, я бы школу не закончил.       Пытаясь скрыть улыбку, Чонгук прикусывает губу, но это всё равно не помогает спрятать то, насколько он доволен этой реакцией на себя. Чонгук любит своё тело, ему нравится тренироваться, испытывать собственные пределы в спортзале и, чёрт возьми, конечно, парню льстит, когда остальные это замечают. Даже больше. У него дергается член только от того, как Чимин облизывается, разглядывая его, не в силах держать руки при себе. Вот так откровенно и без утаек. Чонгуку не хочется, чтобы он что-то там при себе держал. Он любит, когда его ласкают и по достоинству оценивают то, над чем он столько времени трудится.       — Тогда тебе очень повезло родиться в нужное время.       — Блять, — Чимин, наконец насмотревшись, снова возвращает внимание к чужой шее, но худи так и не опускает. — Поверить не могу, что это действительно реальность.       У Чонгука бегут мурашки по всему телу, когда Чимин прижимает большой палец к соску и давит на него так… правильно. С идеальной силой, не слишком слабо, но достаточно ощутимо, чтобы вызвать эту сладкую истому по всему телу. Легко потирает круговыми движениями так, будто они не первый раз собираются переспать и уже ознакомлены с предпочтениями друг друга. А потом на его шею опускается тёплый рот и Чонгук тихо стонет, даже не от удовольствия, а потому что не помнит, когда в последний раз занимался подобным с кем-то, кто бы потом не плакал или не спрашивал во время самых интимных моментов «неужели ты хочешь отказаться от всего этого, Чонгук-и?». Чимин, оставив на шее достаточное количество влажных следов, отрывается, делая крошечный шаг назад, задирает его одежду ещё выше, не снимая, просто припечатывая Чонгука к стене, так и не дойдя до дивана, и сначала облизывает взглядом каждый открывшийся участок кожи, а потом бормочет тихое «блять» и целует средину грудной клетки. У Чонгука гладкая кожа и здесь под худи он ещё больше пахнет как апельсинка на морозе, так что Чимин собирается это попробовать, даже если никакого апельсинового вкуса не ощутит. Попробовать его всего Пак настроен абсолютно решительно.       Чонгук даже не пытается сдвинуться с места, пока Чимин держит его за худи, приподняв ту до горла, и ждёт следующего шага. За спиной холодная стена, напротив — горячий взгляд, который жжёт своей похотью и Чонгук без малейших сожалений собирается из-за него загореться, вспыхнуть в оглушительном удовольствии. В воображении столько всего, что Чимин мог бы сделать следующим, что в одну кучу эту охапку импульсивностей собрать невозможно, так что пока можно просто насмотреться вдоволь. А смотреть, мать вашу, есть на что, у Чонгука не только руки мускулистые, он весь будто кем-то слепленный. Милый и трахабетельный одновременно. Выглядит в точности как тот, кого Чимин искал всю свою грустную жизнь.       А ещё он вводит в замешательство. Чимин не против смены позиций. Он любит быть втраханным в кровать так же сильно, как и самому заставлять кого-то под ним извиваться, и с Чонгуком не понять сходу, чего хочется больше. Сегодня вместо него решение принимает анальная пробка, но, чёрт возьми, как же сильно всё происходящее вызывает желание увидеть эти трогательно надломленные брови, когда Чимин впервые в него войдёт. Помогите ему кто-то продержаться сегодня дольше минуты, потому что эстетический оргазм уже случился, а они только-только начали. Ради Бога, оба ещё даже не голые, а ситуация уже критическая для одного нуждающегося Пака.       Уф.       Пускай причинное место всё ещё горит и требует к себе внимания, Чимин не отказывает себе в удовольствии опуститься на колени перед парнем прямо там у стены, позволяя худи снова опуститься и закрыть живот. Пока Чимин развязывает шнурок на спортивных штанах соседа и тянет те вместе с бельём вниз, Чонгук смотрит на него, несколько раз облизывая губы и, о боги, снова поднимает долбанную одежду к подбородку, придерживая её рукой, а второй для лучшей опоры прижимается к стене. Не важно, пытается ли он обеспечить себе лучший обзор на происходящее или свести Чимина с ума – это работает: Чонгуку видна каждая мелочь, каждое действие Пака, а тот, вместо того, чтобы наконец лизнуть выступивший предэякулят, покрывает поцелуями подрагивающий живот и заставляет дыхание участиться. Чонгук и звука не издаёт, пока наблюдает за бесстыжими губами, что касаются его живота совсем невесомо, идеально для того, чтобы довести до ручки и захотеть вцепиться в волосы, заставив наконец переместиться ртом туда, где он больше всего нуждается.       Дразниться Чимин научился. Во время своих попыток стать лучше в секстинге он прочитал немало откровенных рассказов и точно запомнил как усилить желание. Практика это только подтверждала, но, увы, она случилась до теории и паззл сложился только недавно. Можно испробовать это на Чонгуке. Но… В другой раз? Сегодня желания совершенно другие, более дикие, в них нет места долгим смакованиям или жестоким попыткам лишить рассудка, его вряд ли хватит на долгую прелюдию, но с чего-то начать нужно. Так что Чимин, подняв взгляд, ведёт языком от пупка ниже, засасывая кожу у самого основания члена. Чонгук гладкий везде и это ещё одна из причин, почему Чимин кипит изнутри. Вена у тазовой кости начинает проступать отчетливее, и парень, всё ещё игнорируя стоящий колом член, втягивает в рот кожу именно на этой вене, от чего Чонгук отрывает лопатки от стены, сгибаясь. Подняв глаза, Пак надеется добить его ещё и блядским взглядом, пока оставляет засос, но на него не смотрят. Чонгук крепко зажмуривается, открывая рот в немом стоне и, кажется, пытается… выжить.       Первое едва различимое «ох» доходит до слуха только когда Чимин, проверив алеющую метку, наконец не церемонясь вбирает головку в рот, тем самым заставив Чонгука снова впечататься в стену и блаженно откинуть голову, всё так же не открывая глаз. Капюшон сполз с него ещё в лифте и сейчас более чем хорошо видно, как рассыпаются темные волосы по белой стене, а вена на шее начинает пульсировать из-за горящего рта вокруг возбужденной плоти. Пока Чонгук наслаждается, полностью доверяя себя другому человеку, Чимин взгляда оторвать не может от этого зрелища. На него не смотрят сверху вниз, парень слишком занят собственными ощущениям от движений бархатного языка на чувствительной коже и ладони, обернувшейся вокруг того, что в рот не поместилось. У Чонгука очки из-за положения сместились почти на кончик носа и выглядят они так, будто вот-вот соскользнут вовсе, поэтому парень, отлепив наконец руку от стены, снимает их, опуская голову, дабы взглянуть на парня внизу.       Чимин выпускает его член изо рта с характерным звуком, тут же предупреждая:       — Даже не думай.       Хлопнув по держащей очки руке, он ждёт, когда Чонгук поймёт и вернёт их обратно. Он без них выглядит ещё более голым и… милее, но Чимину нужно, чтобы сегодня он был в очках. Сегодня ему много чего нужно, они в другой раз от этого избавятся.       — У тебя что, фетиш?       Просто вернуть их на место Чонгук не торопится, вместо этого он перебирает ногами у паковых коленей, как позже оказывается – разуваясь. Откидывает сначала дурацкие разноцветные сланцы, а потом выпутывает ноги из белья и штанов.       — Не знаю, — честно отвечает Чимин, ведя языком по всей длине. — Но сегодня мне нужно, чтобы ты трахнул меня в очках.       На это Чонгук хмыкает в этой уже полюбившейся Паку манере, тихо посмеивается, но не возражает. А потом вдруг меняется в лице, сводя брови на переносице. Он действительно торопливо надевает очки, но только для того, чтобы лучше рассмотреть по-прежнему не вставшего с колен парня. Нахмурившись, когда Чимин снова тянется к его члену, Чонгук вдруг останавливает его, хватая за запястья.       — Постой, постой, что значит трахнуть тебя?       Ну, мать вашу, это даже смешнее чем персики вместо задницы. Почему он такая плюшевая милашка?       — Это значит засунуть мне в…       — Хрена с два, — неожиданно перебивает его парень. — Я пассив.       Оу.       Чимин поднимается, опираясь на руки Чонгука, пока тот стоит с голой задницей и совершенно не по-детски недовольно на него смотрит.       — Я думал, ты сверху, — голос милашки звучит так, будто он этим замечанием пытается пристыдить.       — Я могу, — кивает ему Пак. — Просто не сегодня.       — Что за херня?       У Чонгука всё ещё стоит колом, головка выглядывает из-под подола серой ткани и это делает его замешательство на лице комичным. Милым и смешным. Хорошо он хоть сланцы снял, потому что у Чимина и так со смехом во время таких интимных моментов проблемы, а тут такая картина. Но улыбку сдержать всё же не получается.       Надавливая рукой на плечо, Чимин снова заставляет соседа откинуться на стенку и подходит ближе, намереваясь переубедить поцелуем, но Чонгук уворачивается и вытягивает перед собой руку, не подпуская ближе.       И теперь это серьёзно.       — Нет, блять, — на этот раз тверже. — Я пассив.       Это шутка какая-то или что? Чимину в монастырь пора? Что за облом на обломе? Он только-только обрадовался, что сорвал такой куш, а теперь они закончат на той же ноте, что и с Роуном в клубе?       — Чёрт, Чонгук…       — Даже не думай, — повторяет фразу Чимина. — Я не собираюсь тебя трахать.       Будь ситуация другой, Чонгук бы посмеялся над тем, что вылетело из его рта, но сейчас совершенно не до веселья. У него с грязными разговорчиками и словами типа «трахать» есть определенные трудности, но они отходят на второй план из-за проблемы по имени Пак Чимин и его сумасбродного решения махнуть их позициями.       Сквозь незашторенное окно гостиной пробиваются лучи нового начавшегося дня, а Чимину хочется расплакаться от ещё старых проблем. Что с ним не так? Что происходит? Чонгук медленно глубоко дышит, как в их самые первые минуты знакомства, будто готовясь дать сдачи, начни Чимин пытаться его принудить. Но Пак до такого в жизни не опустится. Он всего лишь накрывает остановившую его ладонь своей, а другой упирается Чонгуку в плечо, так же как тот в его.       — В следующий раз я сделаю всё, что захочешь.       — Ты меня не слышишь? — и хоть звучит Чонгук всё так же категорично, руку он всё же убирает, позволяя Чимину приблизиться. — Я ни разу не был сверху.       Так вот в чём причина? Чонгук боится смены позиций, потому что страшно испытать нечто новое? Странно, ведь в большинстве случаев отказываются пробовать именно нижнюю позицию, а не то, что куда привычней. Что в этом такого? Чонгук наверняка не боится к члену прикоснуться и если позволил себе отсосать, то почему так яро не хочет… зайти с другой стороны?       — Даже с девушками? — со смешком дразнит Чимин, подходя настолько близко, насколько ему позволяет по-прежнему находящаяся между ними рука.       — Я не спал с девушками.       Вот оно что. Значит Чонгук настолько гей? Это Минсок своими усилиями убедил его быть только снизу и больше никак или он сам решил? Почему люди так категоричны перед тем, чего даже не пробовали?       — И тебе не хочется поэкспериментировать?       Когда Чимин, хоть и с колотящимся сердцем, но твердым намереньем получить желаемое пытается приблизится к шее, его толкают и он, шлепая ногами по полу с одним почти сползшим носком, пятится.       — Не хочется.       Чем тут возразить? Перспектива хорошего секса опять перечёркивается и банится, пока Чонгук стоит, натягивая худи ниже, и сжимает свои прекрасные губы в тонкую полоску. Ему ведь тоже не терпелось, что, блять, за сюрпризы? Он позволил Чимину сделать себе минет, но что не так с анальным проникновением? Его пугает что-то? У Чимина есть презервативы и с того момента как в последний раз пришли его анализы, он не спал ни с кем, даже не целовался, так что совершенно точно чист как девственники. Но тут явно дело не в страхе подцепить ЗППП. Что-то другое. Что-то тормозящее так, будто Чонгук уже… обжёгся.       Неприятные воспоминания?       — Чонгук, — осторожно начинает Чимин. — Ты точно никогда не был сверху?       Натянутая языком щека неожиданно становится прозрачней всех положительных и отрицательных слов в мире, хоть точное значение этого жеста Пак не знает. Но он точно что-то говорит о прорезавшемся напряжении, а может даже о нежелании признаться в том, что сексуального учителя раскусили вот так легко и просто. Что-то тут не чисто с его «я только снизу». И знаете, внутренний медиум вопит голосом банши, что Чимин прав, виной всему плохой опыт. Такое частенько подкидывает людям немаленькие порции новых комплексов и страхов, но… Чонгук? Чонгук и комплексы в одном предложении должны сочетаться только с отрицательными частичками, ведь если бы вы только могли взглянуть на это сокровище прямо сейчас без штанов и с не до конца восстановившимся дыханием, то точно поняли бы почему. Но… Страх? Чего можно бояться, будучи в верхней позиции? Это абсурд. Если виной всему парень, из-за которого милашка выперся на улицу с сигаретами, потому что в который раз расстался, то Чимин, даже не зная этого Минсока лично, хочет его прихлопнуть как надоедливую букашку. Люди должны отдавать отчёт себе и своим действиям, когда вступают в отношения любого рода. Друг ты или любовник, человек рядом с тобой ценит тебя и воспринимает даже сгоряча вырвавшиеся глупости куда острее тех, что бросают незнакомцы, проходящие мимо чужой жизни. Должны понимать, что всё сказанное и тем более сделанное повлияет на партнёра не только в ваших отношениях, а, возможно, оставит след надолго.       Неужели Чимин вот так скоро смог разгадать ловушку, в которую попал Чонгук, а тот и не догадывается?       — В этом замешан твой бывший?       Взгляд Чонгука темнеет и он подбирает с пола стянутые Чимином штаны.       — Не твоё дело.       — Но динамишь ты как раз меня.       Фыркая, парень уже просовывает одну ногу в штанину, когда Чимин решает попытать остатки удачи и, собрав всю имеющуюся смелость, стремительно подходит, не дав как следует одеться.       — Эй, — осторожно начинает тот. — Если у вас с ним что-то пошло не так, это не значит, что такое повторится с другими.       Это уже не просто «хочу заняться с ним сексом». Чимин сегодня всю ночь подавляет возбуждение и наверняка сможет сделать это ещё разочек, хоть и не хочется, но донести свою догадку и мнение о подобном дерьме становится просто жизненно необходимым. Почему-то парень чувствует, что Чонгук нуждается в миссии «спаси мою сексуальную жизнь» и чтобы её возглавил сам Пак Чимин. Да, он хочет с ним переспать; да, Чимин всё ещё на что-то надеется, но ещё больше он хочет дать понять – всё это чушь собачья, и тебе может просто нравиться быть нижним больше, но ни в коем случае не нужно, блять, бояться трахнуть другого абсолютно здорового парня, если он сам этого просит и у тебя совершенно точно на него встаёт. С таким загоном вообще-то уже к сексологу самое то сходить, но пока что можно попробовать хотя бы попытаться переубедить.       В этот раз, когда Чимин подходит практически вплотную, Чонгук его не толкает и не выпускает колючки в виде каких-то грубостей, вместо этого вдруг спрашивает совсем другое, тем самым удивляя Чимина.       — Если ты не против быть активом, что не так сейчас?       Если бы они продолжили, всё равно пришлось бы сказать, и это ни в каком из всех существующих и несуществующих вариантов не осталось бы незамеченным Чонгуком, но сейчас вся ситуация заставляет Чимина хихикнуть. В ответ на это Чонгук снова приподнимает одну бровь, откидываясь на стенку, потому что Пак слишком близко и не факт, что, оттолкнув его снова, Чонгук что-то изменит. Чёртова жвачка.       Но Чимин вдруг отдаляется. Совсем немного, но это позволяет перестать держать оборону так яро, а ещё расслабить наконец вытянутую шею.       — Во мне пробка всю ночь.       Если бы не всё сказанное, то ситуация была бы довольно забавной, потому что глаза Чонгука округляются, становясь ещё больше и это смешно. И почему все смотрят на его таз так, будто и правда могут рассмотреть то, что спрятано внутри тела? Тэхён, Юнги, теперь Чонгук. Они думают его задница просвечивается?       — Ты знаешь, что с такими штуками долго ходить нельзя?       — Знаю, — кивает Пак. — А ты знаешь, как сильно мне хочется вытащить её и сесть тебе на член?       Да, откровенно. Но они тут не играют в те же сраные игры, что парни из переписок. Вряд ли Чонгук ожидал от него интересных рассказов о жизни, когда они чуть не пробили стенку лифта своим вопиющим нетерпением. После последнего вопроса Чимин готовится к чему угодно. Грубости, просьбы идти к черту или снова поджатых губ, но никак не того, что Чонгук вдруг засмеётся. Тот поначалу сдерживается, пытаясь сохранять серьёзное выражение лица, но каждая попытка с треском проваливается и малыш прыскает.       — Извини, — тут же бросает он, пока Чимин удивлённо пялится. — У меня есть некоторые проблемы с грязными разговорами.       Такое вообще бывает? Чонгук закусывает губу, чтобы его дурацкое веселье перестало вырываться наружу. Ситуация вовсе неподходящая для смеха, но сдержаться всё равно не получается, а замешательство на лице Чимина только подливает масла в огонь. Чонгук смеётся и смеётся, наверняка больше из-за вдруг возникшего напряжения, прокручивает из раза в раз это «сесть тебе на член» у себя в голове, только усугубляя ситуацию с собственным весельем.       Пиздец.       Примерно пять секунд назад Чимин думал, что может огрести за ещё одно кривое слово, а теперь полуголый Чонгук стоит и смеётся над его откровением. Что происходит, мать вашу?       Это позволяет атмосфере снова измениться. Чонгук совершенно точно сегодняшней ночью кулаками махать не настроен, а судя по расползшейся улыбке, быть категоричным, напряженным или хоть каким-то из подобного набора прилагательных, он собирается только несколько определённых минут, так что Чимину стоит запустить на максимум свою решимость и не только получить то, что ему сегодня должно было обломаться, а ещё и убедить милашку: бросить Минсока было первым лучшим решением в его жизни, а позволить Пак Чимину как следует себя объездить — вторым.       Парень хихикает до тех пор, пока Чимин не делает то же, что и на качелях во дворе. Не проронив ни слова, целует, сгребая ткань на груди в кулак. Чонгук, конечно, тут же пытается отстраниться, но Чимин делает это первым, продолжая удерживать его за одежду.       — Слушай, просто расслабься, хорошо?       — Нет, ты не…       — Я не Минсок, — быстро тараторит Чимин, опуская руки на подол худи и приподнимая его до талии. — Или кто там вбил тебе что-то в эту прекрасную голову. Я просто предлагаю попробовать.       В прошлый раз Чонгук тоже просто попробовал и ничем хорошим это не закончилось. Но Чимин говорит одну очень хорошую фразу: он — не Минсок. Перед ним совершенно другой парень, наполненный, кажется, всем возможным, только не стеснением или загонами в сексуальном плане, а это до чёртиков подкупает. Они не друзья, никаких отношений не подпортят, даже если ничего не получится. Возможно, будет неловко встречаться у дома или в лифте, но это и так произойдёт, потому что член Чонгука уже побывал у Чимина во рту, а это какую-то неловкость да создаст, даже если они разойдутся прямо сейчас.       Прикусив губу, Чонгук думает. Чимин прав, он сходу попал прямо в точку, предположив, что в этом замешан бывший. Единственный раз, когда Чонгук попробовал себя в роли актива, это был их с Соком первый раз и всё было настолько плохо, что пришлось извиняться почти две недели, даже толком не понимая за что. Всё началось дерьмово, а закончилось вообще неожиданными слезами Минсока. Удовольствием там и не пахло (хотя по началу было не так уж плохо). Единственное, что Чонгук помнит так же четко, как самые важные события в жизни, это то, насколько жалким он себя ощущал, всматриваясь в пустые глаза под ним. Минсок изначально не хотел быть снизу, но Чонгук тогда с парнями ещё не спал и ему не казалось чем-то катастрофическим решить кто кого и как будет любить с помощью дурацкой игры. В которой проиграл Минсок. И из-за этого случая они чуть не расстались. Только согласившись быть снизу, Чонгук смог спасти эти отношения и теперь… Ему не хочется видеть тот же взгляд у Чимина или у кого бы то ни было. Он эту ненависть к себе и полное отвращение к сексу помнит так же хорошо, как своё имя, и приятного в этом нет абсолютно ничего. Это жизнь портит. И восприятие любых упоминаний секса в позиции топа.       Но Чимин… Чёртова катастрофа, свалившаяся на него из ниоткуда, и с ним совершенно точно будет по-другому. Даже если Чонгук будет снизу.       И он сам об этом просит, не так ли?       Чтобы проверить каждый ответ и каждый заданный самому себе вопрос, ему нужно что-то сделать. Его не осенит во сне и мнение не поменяется по щелчку, если только Чонгук… не проверит, в нём дело или в их с Минсоком разваливающихся с первого же дня отношениях.       Ответ на свой вопрос Чимин, хоть после затянувшейся паузы, но получает. Самый красноречивый и наиболее позитивный из всех возможных. Сначала Чонгук толкает так и не надетые до конца штаны по полу, а потом поднимает руки, как бы приглашая раздеть себя до конца. Чимин ещё настолько приятных и будоражащих приглашений не получал. И им определённо стоит ещё раз встретиться для вот такого занятия, но чтобы всё происходило медленней, потому что сейчас мешает чешущееся нетерпение и выжатый максимум пакового возбуждения. Спустя парочку несчастных секунд Чонгук, благодаря торопливым рукам, уже остается абсолютно голым, а его губы накрывают чужие. Это уже не тот голодный поцелуй, из-за которого они чуть не разнесли лифт, потому что после всего у Чимина пульсирует в голове не одно единственное желание переспать с этим красавчиком. Они знакомы пару часов, но из-за всплывших проблем с позициями Чимину вдруг хочется стать ему больше чем ночным развлечением. Он хочет оставить в жизни парня очень важный след: доказать, что Чонгук может быть как топом, так и боттомом. Выбирать, что пришлось по вкусу больше — дело его, но заставить перестать думать о том, что с этим у него имеются хоть какие-то проблемы — сейчас главная миссия Чимина. Этого парня хочется защитить от всяких Минсоков, даже если он и выглядит так, будто сам защитит кого угодно. Особенно сейчас, без одежды.       Поцелуй всё равно становится более тягучим, Чимин, кажется, собирается достать языком до самой души, потому что Чонгука ещё никто так глубоко не целовал. Так… возбуждающе. Чимину стоит стать амбассадором какого-то афродизиака, потому что у этого парня наверняка нечто подобное течёт по венам вместо крови. Даже если это и не так, у Чонгука в любом случае от него крыша едет, и он собирается помахать ей на прощанье ручкой, а сразу после этого позволить прижавшему его к стене дьяволу сделать с собой всё что угодно. Вряд ли ему не понравится, если Чимин всего лишь несколько раз поцеловал, а Чонгук уже изменил одному своему «никогда не…». Это определённо будет интересная ночь. Хотя постойте. Утро. Они познакомились ночью, но здесь, в своей новой квартире Чонгук собирается позволить парню, к которому у него нет никаких чувств кроме похоти, показать другую сторону секса уже при дневном свете.       Руки от гладкой кожи приходится оторвать только чтобы наконец расстегнуть надоевшие джинсы и ослабить давление на пах. Чонгук прижимает Пака к себе за талию, как только на его плечи возвращаются тёплые ладони, а потом ползут вверх, зарываясь в тёмные волосы. Пока в Чимине рождаются неожиданные слишком нежные чувства, Чонгук углубляет поцелуй ещё больше, хотя секунду назад казалось, что глубже, откровенней уже некуда, вдавливает податливое тело в себя. Чимин выгибается в крепких руках и не удерживается, толкается, встречая своими бедрами чонгуковы, всецело доверяя всего себя. Одна рука с талии вдруг пропадает. Чонгук, просовывая ладонь под резинку боксеров на заднице, теперь уже повторяет движения Пака сам, помогая Чимину встретить их на полпути. Джинсовая ткань – по-прежнему кусок жесткого блядства, поэтому Чонгуку наверняка неприятно тереться о неё чувствительной кожей. Приходится выпутать пальцы из коротких волос, чтобы помочь Чонгуку и, конечно же, в первую очередь себе. Он, не прерывая поцелуя, зацепляет большими пальцами пояс джинсов, тянет вниз, захватив по дороге и трусы. Не решаясь разъединить губы, парни изо всех сил стараются быть прижатыми друг к другу, будто боясь, что всё снова может пойти по пизде, оторвись они даже на крошечное мгновение, и Чонгук наощупь пытается помочь Чимину. Освободиться от мешающей одежды до конца не получается, потому что милашке кажется хорошей идеей опустить руку на задницу, прямо на расселину и надавить на пробку, вгоняя её глубже. На такое Чимин тут же хныкает, не отдавая себе ни малейшего отчёта, и замирает в объятьях. Он, может быть, даже сам не замечает, что за звуки издаёт и как прерывает поцелуй, уж простите, но его отвлекает другое чувство. Слишком интенсивное. А потом Чонгук, видимо решая ненадолго занять место ведущего в том сумасшествии, что они оба творят друг с другом, подцепляет двумя пальцами ножку игрушки, оттягивает ягодицу свободной рукой и пока Чимин цепляется за него, чтобы не упасть из-за всего происходящего, двигает пробкой вперед-назад, выбивая несколько тихих вздохов из приоткрытого рта. У Пака руки дрожат. Чёрт, насколько же он сейчас чувствительный, раз трясется от такого безобидного движения внутри?       — Вытащи её, — на грани слышимости шепчет Чимин, утыкаясь носом Чонгуку в шею и дышит так часто, будто кислород в легких на исходе, а комната превратилась в вакуум.       Чонгук пахнет апельсином особенно сильно там, где пульсирует венка и Пак мог бы сосредоточиться на этом запахе, если бы не хотелось так сильно избавиться от игрушки. Обвив шею Чонгука руками, Чимин прижимается к нему грудью, прогибается в пояснице так, чтобы извлечь пробку было проще и облегченно выдыхает, когда Чонгук наконец делает это. Он слышит пошлое хлюпанье, чувствует такую странную сейчас пустоту внутри, мягкий поцелуй за ухом, и глухой стук, дающий понять, что пробка занимает свое место на полу. Но легче, увы, не становится. Он был возбуждён слишком долго, чтобы ощущение нехватки чего-то в заднице можно было просто упустить. Поэтому, отстранившись, парень снимает ненужную футболку, подцепив ту на лопатках и как только высвобождается, снова возвращается к манящему приоткрытому рту. Чонгук встречает его на полпути не церемонясь, сразу касается своим языком чужого и толкает парня, направляясь туда, куда они так и не дошли: к старому дивану с когда-то пушистым пледом. От пушистого осталось только название, но Чимин и на полу не против, если с ним будет Чонгук. К чёрту шелковые простыни и кровать с балдахином, когда в руках такой парень.       Джинсы сползают к щиколоткам по пути, поэтому, уже чувствуя задней частью голеней шершавую обивку подлокотника, Чимин быстро пытается выпутать стопы и пинает одежду подальше, точно не зная в каком направлении. Он готов уже упасть спиной назад и потащить за собой Чонгука, но тот неожиданно поднимает его, подхватив под бёдра и заставив обвить ногами талию, после чего обходит подлокотник и резко садится, заставив мебель жалобно проскрипеть.       Диван действительно старый. Лишь бы не развалился.       Подогнув ноги, Чимин упирается коленями в спинку и смещается, бесстыже потираясь возбуждением о живот Чонгука. Теперь он выше и именно Чонгуку придётся запрокинуть голову, если вдруг захочется не прерывать зрительный контакт, когда Чимин начнёт объезжать его на этом ужасном диване. Его руки бродят по крепкой спине, время от времени спускаясь к бёдрам, исследуя то, что слишком долго было скрыто ненужной одеждой, потому что посмотреть, увы, не получается. Чимин, кажется, не собирается оставлять в покое его рот, хоть губы без шуток начинают гореть из-за интенсивности поцелуев. Только что, приземлившись на диван, они начинали как-то мягко и осторожно, и как за пару секунд умудрились дойти до вот такого?       Чимин осторожно раскачивается на крепких бёдрах в идеальном темпе для того, чтобы раздразнить и себя, и Чонгука ещё больше, но чтобы давление не было слишком сильным. Ему нравится всё. Даже если Чонгук в итоге пошлёт его в самый неподходящий момент, Чимин и так сможет кончить. Этот парень слишком хорошо целуется. А ещё он… Охренительный. Настолько, что руки на одном месте удержать не получается. Они цепляются за крепкую шею, путаются в волосах и оставляют следы на широкой спине. Тут даже не стыдно признаться, Чимин впервые в жизни настолько жадный до прикосновений. Под руками только Чонгук, они чувствуют друг друга практически каждым сантиметром кожи, но даже этого недостаточно.       Пока Чонгук проходится руками от лопаток до задницы и обратно, Чимин мычит в поцелуй, увеличивая амплитуду своих покачиваний. Ему хочется знать, что в голове у милашки такой же бардак и они абсолютно взаимны в этом помешательстве, но убедиться выходит только после того, как дышать становится совсем уж трудно и легкие требуют оторваться для нужной порции кислорода. Вот тогда-то Чимин и видит, как жадно Чонгук смотрит на него, оставляя ожоги на коже своим прожигающим взглядом. Кто тут кому предложил секс? Совершенно неясно. Сейчас по Чонгуку не скажешь, что он собирался спасовать и отказаться от всего происходящего из-за непонятного Чимину страха.       Пока Чонгук пялится на подтянутый живот и вставшие темные соски, пальцы Пака исследуют выпирающие ключицы, крепкие грудные мышцы, и снова давят на сосок из-за чего парень сглатывает.       Чувствительный, малыш?       Чимин давит снова, и Чонгук на это отвечает совсем тихим стоном и поднятыми вверх бёдрами в поиске большей порции удовольствия чем то трение, что обеспечивал им Чимин. Всё это лишь раззадоривает больше. Втянув в рот нижнюю губу, так же как по пути сюда, Чимин покусывает её, снова и снова кружа пальцем по соску. Чем больше удовольствия бурлит внутри Чонгука, тем сильнее он впивается пальцами в поджарые бёдра и задницу. Дыхание уже давно сбилось, а спина становится влажной из-за всего, что Чимин с ним вытворяет. Он не хочет оставаться в долгу, так что, освободив губу из чужого захвата зубов, спускается пальцами по расселине и без предупреждения входит указательным в растянутый пробкой проход всего на половину, боясь причинить дискомфорт слишком резким проникновением. Чимина почти подкидывает. Он всё ещё не издаёт ни звука, но из-за пальцев рот приоткрывается в трогательной «о», и к поцелуям они уже не возвращаются.       — Тебе не больно?       Чимин не знает. Всё настолько смешалось, что он понятия не имеет как охарактеризовать это чувство. Похоже на сверхстимуляцию после оргазма, когда тебе ещё хорошо, но уже плохо и всё происходящее можно написать одним простым «слишком». Только… Только кончить в этом случае хочется сильней. Свои чувства Чонгуку он решает не разъяснять, а на вопрос просто отрицательно качает головой, сосредотачиваясь на себе и своём удовольствии. Сегодня над ним, спустя целую вечность, сжалились. Попытка в который раз обломать всё была, но Чимин и её поборол. Чимин молодец. Он заслуживает теперь получить то, за чем столько времени гонится.       Когда Чонгук присасывается к чувствительному месту на шее, будто зная куда именно целиться, Чимину приходится опустить одну руку на член и признать, что эту прелюдию он не переживёт. Не сможет не кончить. Лучи, пробивающиеся в окно, почти доползают до подлокотника дивана, окрашивая комнату утренними красками, и удовольствие снова удаётся получить не только физическое, но и другого рода. Чувство прекрасного слишком переполняет. Солнце отражается в линзах очков, когда Чонгук поднимает голову, встречаясь взглядом с Чимином. Тот неотрывно смотрит, поглаживая себя по всей длине и боясь сказать хоть слово. Он ещё никогда в жизни не занимался сексом на рассвете. Утром, днём, но не когда солнце только поднимается, делая всё вокруг по особому магическим. Ещё ни один парень не казался ему настолько прекрасным как его сосед Чонгук в своих задротских очках. Ему наверняка неудобно в них, но он послушно не снимает, поправляя каждый раз, когда те норовят сползти, просто потому что Чимин попросил оставить.       Боже, спасибо, Роун, что ты не пришёл.       Раздвинув ноги шире, Чонгук обеспечивает себе лучший доступ к чиминовому проходу, погружая теперь два пальца и тут же сгибая их. Чимин на это высоко стонет от удовольствия, смешавшегося с неожиданностью. Чонгук, будто пытаясь успокоить, чмокает его в приоткрытые губы, просовывая пальцы по самое основание. Анальная пробка это хорошо, но им определённо нужно больше смазки и дополнительная растяжка, если Чимин всё ещё хочет заняться анальным сексом и если Чонгук всё ещё согласен на это безобразие.       По-другому назвать не получается. Он притащил домой пьяного парня, который назвался соседом, и откуда Чонгуку знать правда это или нет. Нельзя быть уверенным. Но какая сейчас разница, живёт здесь Чимин или просто пьяный ошивался у их дома? Всё это кануло в лету ещё после первого поцелуя. Теперь они голые на старом диване собираются трахнуться, понятия не имея что кому нравится, как обращаться друг с другом и Чонгук вполне серьезно решил согласиться на позицию актива. В здравом (но не совсем трезвом) уме и без всякого принуждения. Что в этом парне есть такого? Почему Чонгук ведётся хуже школьниц?       Что бы это ни было, теперь Чонгук не откажется. Чимин… слишком… Просто слишком, потому что прилагательных в голове рождается столько, что вполне может хватить на написание какой-то незаурядной книжки.       — Подожди, — выдыхает Чимин, прерывая поток мыслей. — Моя куртка.       Перестав двигать пальцами, Чонгук переспрашивает:       — Куртка?       — Там смазка и презервативы.       Вот ведь… Этот говнюк знал, чем закончится его ночь, а Чонгук даже подумать не мог, что, выходя на улицу, вернется домой с парнем, носящим в карманах набор для безопасного секса, а в себе – чёртовы анальные пробки.       Чонгук посмеивается, но руку убирает, позволяя Чимину подняться с него и, пошатываясь, двинуться в сторону коридора, где они начали раздеваться. Он не торопится, не пытается прикрыться, зная наверняка, что Чонгуку понравится всё его голое великолепие. Его тело кричит о постоянных физических нагрузках и выглядит так… Так, что Чонгук понимает, почему Пак Чимин ещё на улице назвался эгоистом, а сейчас держится крайне самоуверенно и доказывает каждым действием, что любит себя достаточно сильно для того, чтобы иметь нормальную самооценку. Он возвращается, не поднимая взгляда, слишком занят выпотрашиванием карманов от резинок, а когда, подойдя к дивану, таки смотрит на не сдвинувшегося с места Чонгука, смеётся.       — Ты такой послушный, — когда бутылочка классической смазки без запаха оказывается в руке Пака, он откидывает куртку на пол, ни секунды о ней не заботясь, и роняет при этом пару презервативов. — Маленький хорошенький задрот.       Чонгук шлёпает его за такое прозвище, когда Чимин снова забирается к нему на колени, но в ответ на это снова получает смех.       — Я люблю, когда меня шлёпают, — будто невзначай бросает Чимин, зубами разрывая плёнку на смазке, и смотрит прямо в глаза. Так откровенно, что Чонгуку в самый раз начать краснеть. — Можешь сделать так ещё раз. Сильнее.       — Я не буду тебя бить.       — Не бить, — морщится Чимин, распечатывая лубрикант, а Чонгук гладит его кожу на ногах, наслаждаясь неожиданной гладкостью. — Шлёпать. Это другое.       — Ни бить, ни шлёпать не собираюсь.       Чонгук посмеивается из-за этого слова, пока Чимин открывает бутылочку и нюхает, словно пытаясь убедиться, что она действительно без запаха, и вдруг совершенно невозмутимо заявляет:       — А я бы тебя отшлёпал.       На это Чонгук снова коротко хохочет, стараясь не представлять, как бы всё это чувствовалось, ведь ощущения, можно поспорить, были бы крышесносными. Наверняка, если Чимин с воплями не вылетит из квартиры после всего, им стоит встретиться ещё раз и воплотить эту фантазию в реальность, но пока Чонгук быстро прикусывает губу и придвигает одной рукой Чимина ближе к себе, вторую заводя тому за спину.       — Заставь меня кончить.       Потянувшись к очкам, Чимин теперь сам снимает их, аккуратно, в отличии от своей куртки, укладывая на другую часть дивана. Чонгук несколько раз моргает, прежде чем зрение привыкает к вот такой размытой без увеличивающих линз картинке. Некоторые детали на чиминовом лице расплываются, но он всё такой же горячий, смотри на него в очках или без. Чимин не просит. Он вообще нихрена не просил сегодня, самоуверенный засранец, просто делился своим мнением или вот такими безобидными приказами. Они явно не в тех позициях. Чонгук был прав.       — Я долго не продержусь, поэтому что насчёт сперва трахнуть меня пальцами?       Сначала Чонгук пораженно всматривается в абсолютно спокойное лицо, а потом смеётся снова. Снова и снова.       — Мать твою, — пальцы с уже разогретой смазкой в очередной раз касаются кольца мышц и Чимин на это дёргает тазом. — Ты можешь быть не настолько откровенным?       Проникнув сразу двумя пальцами, Чонгук снова повторяет то, что проворачивал чуть раньше, снова сгибает их, попадая точно по простате, и рука Чимина с чонгуковой шеи тут же опускается на член.       — Что плохого в откровениях? Разговоры помогают не делать столько ошибок, ты знал?       На какую-то секунду эти слова звучат в голове Чонгука так, будто чёртов Пак Чимин имеет ввиду Минсока и даже смеет высказываться об их отношениях. Он не знает обо всём дерьме, он не может осуждать. Но, надеясь спасти себя от возможных последующих слов, Чонгук снова вовлекает разговорившегося парня в поцелуй, выплескивая недовольство через довольно агрессивную манеру.       Целуется Чимин хорошо. И, слава богу, сейчас не возражает и не пытается отстраниться, чтобы продолжить учить его что да как в этом мире должно быть.       На кого он учится? Они проговорили не один час, но Чонгук так и не спросил. Что-то там связанное с психологией? Отсюда в нём столько уверенности в своих замечаниях?       Забавно, он понятия не имеет сколько именно этому парню лет и какая у него профессия, но собственные пальцы сейчас скользят в его заднице. Жизнь полна неожиданных сюрпризов.       Когда Чонгук добавляет третий палец, Чимин отстраняется из-за нехватки воздуха и, сведя брови, смотрит прямо в глаза, одной рукой опираясь на плечо для опоры, а второй помогая себе дойти до финиша. Пак постанывает время от времени, работая некрепко сжатым кулаком, никак не пытаясь позаботиться и о Чонгуке. Милашке придётся подождать, когда он облегчит страдания. А пока что Чимин просто смотрит на лакомый кусочек перед собой, позволяя довести себя до пика, лишь когда всего вдруг оказывается так много, что становится невыносимо, когда бедра сами начинают пытаться надсадиться на пальцы поглубже, упирается лбом в чонгуков, начинает активней двигать рукой, а потом кончает себе на ладонь и на живот Чонгуку. И Чимин вообще-то не часто позволяет себе быть громким в постели, или точнее – не со всеми, потому что мимику и звуки у него не всегда получается контролировать, а это то немногое о чём он печется. Но в этот раз ему искренне плевать посчитает Чонгук странным его хныканье или поймёт, что после целой ночи безжалостного давления на простату Чимин вот-вот поздоровается с Богом. Что бы у этого парня не происходило в голове, ни смешков, ни недовольства Чимин не слышит пока подрагивает, всё так же сидя на коленях, пытаясь справиться с самым странным и в каком-то смысле болезненным оргазмом в жизни. Его разбило. Чимину впервые за долгое время нужна минутка, чтобы собрать себя обратно в единое целое, и храни, боже, Чонгука – тот ему это позволяет. Прозвище «милашка» самое точное и правильное, потому что Чимин, даже находясь на грани сознания, чувствует насколько Чонгук твёрдый под ним, но он мало того, что не возразил на попытки Чимина позаботиться сначала о себе, теперь ещё и позволяет навалиться на себя всем телом, пока реальность медленно возвращается в сознание и успокаивает пережившее целое потрясение тело. Это похоже на действие энергетика или двойной порции эспрессо. Когда тебя ни с того ни с сего резко начинает колбасить, а потом вдруг попускает, оставляя лишь тотальное расслабление, а в случае уставшего Чимина ещё и сонливость. Чёртов апельсиновый Чонгук поглаживает его одними кончиками пальцев по выступающим позвонкам, и Чимину, как и раньше на улице, приходится напомнить себе, что засыпать нельзя ни в коем случае. Его к чертям сбитое дыхание кое-как выравнивается, и это забирает наверняка меньше времени, чем Чимин думает, потому что виски́ всё ещё мокрые от пота, да и вид такой, будто его действительно неплохо так поимели, а не просто заставили кончить пальцами.       Хочется обниматься, но вместо того чтобы позволить себе это, Чимин отодвигается, всматриваясь в абсолютно открытое лицо, не спрятанное никакими очками. Долгожданный оргазм настолько шандарахнул, что реши они заняться этим у той самой стенки, Чимин бы уже по ней сползал, лишившись опоры в виде Чонгука. Как маленький ребёнок, Пак закидывает обе руки Чонгуку на плечи, размазывая по влажной спине остатки собственной спермы, будто того, что осталось на животе недостаточно, и пытается снова собраться с силами, когда парень морщит нос из-за следов, оставшихся на коже.       — Ты какая-то катастрофа, — посмеивается Чонгук, поглаживая его поясницу. — Откуда ты такой взялся?       Чимина размаривает. Они не спали всю ночь, сейчас уже утро, а паково тело шокировали неплохим оргазмом, так что приходится оторваться от Чонгука, чтобы не уснуть.       Они ещё не закончили.       — С верхнего этажа, — с улыбкой отвечает Чимин, наклоняясь ближе к шее, уже окончательно подключив мозг к питанию реальности. — Ты не передумал?       — Думаешь, я тут благотворительностью занимался? У меня всё ещё стоит, а ты только о себе печёшься.       — Иди сюда, задрот.       Интересно, будь они с Чонгуком не парочкой незнакомцев, а, например… в отношениях, Чимину бы надоело с ним целоваться? Потому что сейчас это ощущается как чушь собачья, у Чонгука для этого слишком вкусный рот. Он будто знает, с каким именно напором, когда начать и в какой момент лучше бы притормозить.       Чонгук официально получает медаль за поцелуи среди всех, с кем Чимину довелось целоваться.       И ещё одну за очки.       Нельзя так выглядеть в них, это просто несовместимо с жизнью. Так же как нельзя быть таким горячим, когда они лежат в стороне.       Чимин снова проделывает это, снова проходится ладонями по плечам и крепким рукам, опускаясь до самых кистей, ведёт обратно, время от времени сжимая пальцы, пока язык сплетается с чужим и уже не воюет за первенство, а просто отхватывает для Пака очередную порцию удовольствия и посылает его прямо к ещё даже не полностью опавшему члену. Сейчас он совершенно спокойно позволяет себе оторваться всего лишь для того, чтобы вглядеться в затуманенные желанием глаза и озвучить внезапную мысль, возникшую в голове.       — Можно я буду заходить к тебе время от времени? — Чонгук улыбается. Чимин тоже, а потом, будто решив объяснить зачем, быстро добавляет: — Полапать.       Поцелуй получается прервать только ради этого вопроса, потому что большего Чонгук не позволяет. Он даже не отвечает, решив вместо этого заняться чем-то более приятным. Оторвав ладонь Чимина от своей лопатки, он кладёт её на грудь, а потом, управляя своей, пальцами давит себе на сосок. С Чимином можно быть смелым. Ему не хватит всех сил, чтобы с помощью обычных слов сказать, где именно его нужно коснуться, так что он покажет, не используя речи. Чимин, к счастью, и так его понимает. Накрывает не один сосок, а два, снова начиная раскачиваться на бёдрах, когда возбуждение медленно напоминает о себе.       Интересно, они могли бы проторчать в этой комнате весь день? Плевать, есть тут мебель или нет, Чимину этого потрёпанного дивана вполне достаточно. Солнце так красиво светит в окно, а в руках Чонгука так хорошо, что здесь хочется жить.       Когда Чимин снова опускает руку между ними, Чонгук наконец прерывает поцелуй. Хоть Пак себя не видит, он уверен, что его губы выглядят примерно так же, как и чонгуковы: красные, опухшие и влажные от слюны. Самое то, чтобы делать нюдсы. Только отправлять их кому-то ещё долго не захочется.       Удивлённый вскрик сам вырывается из горла, когда Чонгук без лишних объяснений, подхватив под поясницей, вдруг наклоняется, укладывая Чимина на пол, и наваливается следом. Пол? Ох, блять, у них явно останутся синяки, но не факт, что вариант «диван» многим лучше. Чимин даже сидя на Чонгуке успел почувствовать коленкой торчащую пружину, а что там происходит с задницей его секси-учителя думать вовсе не хочется.       — Если я сделаю что-то не так, — серьезно предупреждает Чонгук, нависая над Чимином на вытянутых руках, — скажи мне сразу, понял?       Чимин кивает, чтобы не начать расспрашивать с кем таким невероятно нежным Чонгук спал и почему он, блять, должен сделать что-то не так. Что с ним произошло?       Всё ощущается более чем правильно, когда парень наклоняется для очередного поцелуя. Ничего и близко не идёт «не так», когда Чонгук садится на пятки, чтобы взять с дивана один презерватив и положить на пол смазку. Он по-прежнему чертовски горячий и выглядит так, словно точно знает, что делает. Будто не раз уже вот так разрывал пакетик зубами и раскатывал презерватив по члену, готовясь войти в Чимина. Его выдают только бегающий взгляд и закушенные губы. Снова выглядит милым. Прямо до того момента, когда, направляя себя рукой, не входит в Чимина, заставив того открыть рот из-за давления.       Боже, это… Так хорошо. Чимин только что кончил с белыми пятнами перед глазами, а теперь снова возбужден и его наконец заполняют именно так, как он давно хотел, не пальцами или игрушкой, а живым горячим членом, и прежде чем осознание занимает всю черепную коробку, парень покрывается мурашками.       Он проходил с пробкой всю ночь, только что кончил из-за пальцев в нём, но когда Чонгук входит в него, всё ощущается настолько другим, настолько сильным, что Чимин стонет громче, чем того требует ситуация, да и вообще, чем привыкли считать нормальным обычные люди, наконец отдаваясь тому чувству наполненности, что не чувствовал столько времени.       — Что такое?       Действительно? Чимин смеётся, пережив секундную эйфорию.       — Что такое? — Чонгук выглядит серьёзным. — Мне хорошо, такой ответ сойдёт? Мне нужно объяснить, почему люди стонут? Ты с кем спал?       Цокнув, Чонгук выходит всего на пару сантиметров, тут же осторожно толкаясь обратно. Именно осторожно. С вами врачи так возиться не будут, как Чонгук, хихикающий при пошлых словах и выглядящий при этом как университетский факбой. Он пытается поймать любые изменения у Чимина на лице, наверняка сосредотачиваясь на этом занятии слишком сильно, чтобы иметь возможность почувствовать хоть что-то другое. А они тут сексом занимаются, на минуточку. Всё происходящее вовсе неблагоприятно для погружения в собственные мысли или наблюдения за партнёром. Стоит лишь отпустить поводья и получить то, в чём они оба нуждаются. У Чонгука мнение наверняка отличается.       Каждый медленный толчок сопровождается хоть и приоткрытым ртом с шумным дыханием, но к ним в придачу идёт ещё и бегающий по лицу взгляд, а это выводит. Это неплохо, член скользит идеально, каждый раз надавливая на простату, но всё слишком… неторопливо. Это не то, чего Чимину бы хотелось.       — Тебе так нравится?       Чонгук угукает, теперь смотря вниз, прямо туда где они соединяются, где его член пропадает внутри Чимина. Пытаясь подобрать нужные слова, Пак тоже смотрит туда же и решает взять ситуацию в свои руки: оперевшись пятками в пол, встречает очередной медленный толчок резко поднятыми бёдрами. Вот так. Так куда лучше. Но Чонгук, вместо того чтобы понять молчаливую просьбу, вдруг цокает и, отрывая взгляд от самого интересного зрелища, припечатывает парня к полу, не позволяя больше самовольничать. Мол, ты же хотел быть пассивом, лежи теперь брёвнышком.       Но он не на того напал. Чимина хлебом не корми, дай языком почесать.       — Ты бы хотел, чтобы тебя трахали вот так медленно?       Теперь Чонгук и вовсе останавливается. Не спешит ответить или ещё раз недовольно цокнуть, вместо этого отдавая предпочтение уткнуться Чимину в ключицу, беззвучно содрогаясь в смехе. По сути, пакова проблема с «персиками» не такая уж большая, если сравнивать её с реакцией Чонгука на слово «трахать».       Что за малыш, Боже.       — Перестань, — легко толкает его Чимин, но сам улыбается тоже. — Мы тут сексом занимаемся. Двигайся уже наконец.       — Я не хочу сделать тебе больно, — бормочет Чонгук, снова легко покачиваясь.       Его лица Чимину всё ещё не видно, потому что Чонгук потирается носом о слегка влажную кожу на шее так, будто это не он тут вкусная апельсинка, оставляет несколько поцелуев от угла челюсти к щеке и на по-прежнему растянутых в полуулыбке губах.       Это чувствуется хорошо, Чимин любит вот такой медленный ленивый секс, приправленный такими же лёгкими чмоками. Когда утром тебя будят поцелуями, шторы создают блаженный полумрак, и вы всё ещё разнеженные сном едва можете открыть глаза достаточно широко, чтобы картинка не была размытой, но даже в таком состоянии уже хотите почувствовать друг друга и урвать свою порцию тягучего удовольствия. О таком обычно говорят «мы занимаемся любовью», и Чимин абсолютно не против такого занятия, но, ради бога, только не сегодня.       Он закидывает ногу Чонгуку на поясницу, не позволяя отстраниться, а потом, оперевшись другой ногой в пол, толкается бедрами вверх куда резче, чем это делал Чонгук или он сам чуть ранее. Опора в виде другого тела позволяет не замечать ту силу, с которой Чимина придавливали к полу. Чонгук сильный, но Чимин, знаете, тоже не средневековая болезненная принцесса, он с этим мистером Мускулом в чём-то да потягается. Совершенно не исключено, что отхватит по пути, но хотя бы попытается. У нависающего парня стон вырывается неожиданно даже для него. В комнате светло, солнце блестит на потной коже, так что Чимину хочется простонать тоже, но вместо этого он снова говорит:       — Посмотри на меня, — вновь толкается вверх, теперь помогая себе руками направить Чонгука навстречу. — Разве я хрустальный?       Отвечают ему незамедлительно:       — Нет, ты катастрофа.       — Вот именно. Дай себе волю, катастрофа с тобой уже произошла.       Чимин только что кончил, сидя на коленях, пока дрочил с гуковыми пальцами в заднице, так почему этот парень продолжает думать, что, пойди что-то не так, Пак о себе не позаботится? Разве Чимин похож на того, кто будет молчать о неудобствах во благо другим, но не себе? Чёрта с два, уясни это, сосед Чонгук. Не тот человек попался тебе на пути. Пак не только не из робких, он ещё и думает в первую очередь про свой комфорт и удовольствие, а уже потом о всех остальных, так что подобный страх смахивает на полный абсурд. Им стоило оставаться на диване в той же позиции, тогда, может быть, всё происходящее давно бы превратилось в животный секс и Чимин бы кончил во второй раз уже с членом в заднице. Но Чонгук решил лично проконтролировать ситуацию и теперь Чимину приходится просить дать себе волю и вспомнить, что трахаться и заниматься любовью это действительно немного разные вещи. Но… Чонгук вдруг слушается, выбивая из Пака воздух, когда резко выходит, вместо себя оставляя ощущение пустоты. Выпрямляется, поддерживая Чимина за задницу и ухватившись рукой за один конец смявшейся грубоватой ткани, тянет на пол потрепанный плед, сбрасывая оставшиеся там презервативы и свои очки. То, каким неожиданно раздраженным кажется гуково лицо, когда он просовывает под Чимина их импровизированную простыню, заставляет заткнуться не только самого парня, но и гуляющие в голове мысли. Сейчас что-то будет. Кажется, Чимин разбудил самую тёмную часть, спящую годами, а то и столетиями в этом обаятельном создании. Но не время тушеваться перед этой стороной. Нужно пользоваться неожиданно свалившимся счастьем.       Для Чимина это девиз сегодняшней ночи и этого утра.       С характерным звуком шлепаясь на лопатки, Пак утягивает за собой Чонгука, теперь уже обе ноги закидывая ему на пояс, и тот в последний раз медлит, когда снова всё так же осторожно входит и толкается на пробу. Чимин почти разочаровано стонет, думая, что ошибся и все те перемены во взгляде всего лишь плод воспалённого воображения, но, святые угодники, Чонгук толкается снова. Резко. Так, что Чимин не сдерживает удивлённый вздох. А потом он будто срывается. Чимин видит его идеальный нос, красивые опухшие из-за поцелуев губы, но всё будто происходит совсем не с ним. Чонгук достаточно большой, чтобы внутри всё начало жечь, скорее всего с непривычки, но Чимин предпочтёт язык себе откусить, чем сказать об этом, потому что это не боль и далеко не та реакция, которой опасался милашка, так что стоит просто привыкнуть к тому темпу, который Чимин сам просил. Тем более, это скорее из-за пробки, а не силы, с которой Чонгук начинает вколачиваться в него. Хватает всего нескольких резких толчков, чтобы привыкнуть к ощущениям и полностью расслабиться в чужих руках, отдавая себя теперь уже действительно полностью. Что бы не случилось завтра, сегодня Чимин принадлежит Чонгуку целиком и он, если честно, хочет, чтобы этот парень им действительно воспользовался, потому что рассыпаться во второй раз благодаря ему звучит более чем привлекательно.       Есть свои прелести секса на полу, даже несмотря на крайне твёрдую поверхность и возможность расцветающих на утро синяков. Будь они сейчас на кровати, то наверняка бы уже оставили вмятину в стене изголовьем, если судить по тому, как дурацкий плед под ними елозит туда-сюда, собираясь и выпрямляясь при каждом движении. Чёрт его знает куда смотрел Минсок и что там ему могло не понравиться, потому что Чимин на грани обретения связи с космосом. Снова. Возможно, пробка в нём вибрировала слишком долго, а стояк пришлось игнорировать чересчур много раз, но они только-только перешли на тот самый дикий темп, так сильно необходимый сегодня обоим, а Чимин уже чувствует, как напрягается низ живота и поджимаются пальцы на ногах. Они больше не целуются и за это тоже стоит поблагодарить всех существующих и несуществующих божеств, потому что Чимина это наверняка подведёт ещё ближе к краю, а кончить во второй раз в одиночестве ему совсем не хочется. Чонгук впивается в задницу пальцами и Чимин, опять не сдержавшись, стонет, хватаясь за крепкую руку. Это не просьба сбавить обороты или не сжимать так сильно, Чимин скорее пытается поощрить, сказать: «Да, именно так, ты всё делаешь правильно».       Когда Чонгук начинает замедляться, Пак, вопреки крикам здравого смысла, снова притягивает его для поцелуя и тот останавливается, тяжело дыша и, после, меняет их местами. Держать такой темп и целоваться просто невозможно, его легкие сгорят, хотя он вовсе не хочет, чтобы Чимин решил, будто лишить Чон Чонгука сил настолько просто. Но именно это и происходит. Чонгук устал, а Чимин на грани то ли оргазма, то ли обморока, потому что ему снова так хорошо, что глаза вот-вот слезами наполнятся. Именно из-за этого чувства и не хочется останавливаться. Он выдержит, сдержит рвущееся наружу освобождение, лишь бы момент продлился, прожил дольше.       Чонгук устраивается на пледе, чувствуя, как неприятно тот прилипает к влажной коже, позволяет Чимину снова забраться верхом и приподнимается на локтях именно в тот момент, когда его сегодняшний искуситель, добавив больше смазки, направляет в себя член и садится до основания, скребя ногтями по чонгуковой груди.       — Блять, — выдыхает Чонгук, решив сменить положение, приподнимается, теперь опираясь позади себя на одну вытянутую руку.       Чимин кладёт обе ладони ему на плечи, обеспечивая себе хоть какую-то опору, но уже наперёд знает: этого катастрофически мало и его ноги будут трястись как у новорождённого телёнка, когда они наконец закончат. Это будет потом. А сейчас главный приоритет — удовольствие. Их общее. Плевать, что будет через час или завтра, именно в этот момент Чимину нужно быть целиком и полностью соединенным с этим горячим парнем и заставить того испытать такой же оргазм, как и Пак некоторое время назад. Но пока что нужно к этому прийти.       Начиная медленно подниматься и опускаться на Чонгуке, Чимин снова касается члена, сжимая под головкой и проводя лишь несколько раз вверх-вниз, но не продолжает, потому что он снова чувствует это — долго продержаться не получится. Совсем не получится, блять. Он взвыть готов, настолько близко маячит та самая конечная точка наслаждения, но к ней нельзя мчаться так же смело, как всегда, и с мыслями только о самом себе. Чонгук должен испытать то же. Обязательно. Не круто в ваш первый раз показать сразу же, что надолго тебя не хватает, так что Чимин держится, как тот самый последний листик в новелле О’Генри, и сейчас действительно хочется быть нарисованным, потому что Чонгук был прав, это всё какая-то катастрофа. В комнате помимо запаха ремонта и пустых помещений появляется тот самый… запах секса, а ещё весеннего воздуха, прибивающегося сквозь щели. И, конечно же, отдаёт апельсиновым Чонгуком, да и вообще ими. Это нечто необъяснимое. Что-то странное, из-за чего Чимин чувствует во время поцелуя особый вкус, а под кожей жидкую магму, ведь Чонгук, по-прежнему упираясь на одну руку, второй касается растянутого вокруг члена ануса, только усугубляя ситуацию с паковой выдержкой.       Сукин сын, он что специально собирается довести одного Чимина? Это нечестно! Чимин не хочет терять сознание во время оргазма пока Чонгук просто остаётся невозмутимым.       Собрав остатки выдержки, чтобы не начать материться, Чимин растягивает удовольствие, переходя с быстрого темпа на медленный, делая волну всем телом и описывая круги тазом сначала в одну сторону, потом в другую. Чонгук почти задыхается из-за последнего; втягивает носом воздух, а выдохнуть кажется забывает, потому что становится не до этого. Чёрт. Чимин хорош. Настолько хорош, что звёзды готовы из глаз посыпаться, когда этот негодник, самодовольно улыбаясь, приподнимается почти на ровные колени, чтобы внутри осталась одна головка, и почти что танцует над Чонгуком. Круг вправо, затем влево, медленно опуститься и повторить те же движения, но уже без улыбки, потому что самому тоже слишком хорошо для того, чтобы держать образ дьявола. Чонгуку нравится наблюдать. Он садится уже полностью, не отрывая взгляда от гибкого тела над ним, и каждый раз, когда Чимин делает очередную волну, гулко сглатывает, умоляя себя продержаться ещё хотя бы немного. Хотя бы ради этого зрелища. Но когда его сосков снова касаются, тот прощается с маской невозмутимости и смиряется с тем, что долго это точно не продлится, крышу вот-вот сдует и никак помешать этому нельзя. Единственный выход — нырнуть в омут с головой. Довести сначала Пака, а потом взорваться самому. Он снова сжимает руки на заднице и закусывает губу, давая понять, что Чимин не один здесь скоро растает. Ноги горят, а внутри уже скручивается узел, но Пак упрямо продолжает двигаться, позволяя Чонгуку помогать подниматься до тех пор, пока его колени не разъезжаются, и он со стоном садится, выдохшийся в двух шагах от оргазма. Он чуть не проиграл это молчаливое соревнование. Чонгук, видимо, находится на таком же волоске от края, потому что снова меняет их положение, придвигается ближе к дивану и, кто бы мог подумать, довольно грубо заставляет Чимина лечь на него грудью, тут же входя сзади. Боже. Тут стон вырывается очень даже заслуженно, потому что милашка теперь совсем не милашка, он собирает волосы на затылке в кулак, не позволяя Чимину ещё и голову уложить на обивку, а заставляет напрячься, будто всего происходящего недостаточно. Это конец. Чимину конец. Тут даже пытаться продержаться подольше не стоит, потому что с таким Чонгуком и в таком положении у него нет ни малейшего шанса. В этот раз Чонгук оказывается настолько глубоко, что Чимину хватает всего нескольких толчков прежде чем он хватается рукой за потёртую в некоторых местах ткань и изливается себе в кулак, замерев с открытым ртом.       — Боже, наконец-то, — шепчет Чонгук, но его уже не слышат.       В этот раз у Чимина пропадает не только ощущение реальности происходящего, но и все доступные функции тела. Он чувствует, как Чонгук ещё несколько раз толкается в него и замирает глубоко внутри, навалившись сверху, но понятия не имеет издаёт он при этом какие-то звуки или нет, потому что слух решает, что сейчас в нём не нуждаются и пропадает. Вот вам без шуток и преувеличений — Чимина оглушило. Парень, придавивший его к дивану, тяжело дышит, но Чимин это скорее чувствует, чем слышит. Он понятия не имеет как сейчас выглядит, но скорее всего это и есть тот вид, что все любезно нарекают абсолютно заебанный. Оргазм порвал его на кусочки и, если честно, это было круто, но больше такого чувствовать не хочется, потому что сил нет даже пальцем пошевелить, не то что попросить Чонгука слезть, дабы вдохнуть чуть больше воздуха. Смесь усталости, бессонной ночи, алкоголя и уже второго по счёту оргазма после нескольких попыток подавить возбуждение… Такое убойное комбо оказалось слишком взрывным.       Вау. Как снова начать соображать?       Он слишком уставший, чтобы и в этот раз побороть сонливость.       Дыхание уже почти удаётся выровнять, когда Чонгук наконец поднимается и медленно выходит. Чимин мычит, наконец возвращая себе возможность слышать, с колен падает на многострадальную задницу, грудью и щекой всё так же оставаясь на диване. Зовите теперь его пластилином, потому что именно так он себя и ощущает. Сверни его Чонгук сейчас в бараний рог, Чимин бы и не пикнул, он бы даже вида не подал, что ему где-то там может быть неудобно.       Прокашляться, даже не пытаясь разлепить налившиеся свинцом веки — всё на что его хватает пока Чонгук снимает и завязывает презерватив, бросая его прямо на полу у потрепанного пледа. А потом Чимин вдруг чувствует поцелуй на загривке. Он даже думает, что ему это приснилось, но после спины снова касается теплая грудь, а тихий голос шепчет:       — На каком этаже ты живешь?       Этаж? Чимин пытается понять, что от него хотят так же долго, как длится его вчерашний день.       — На восьмом, — всё же мямлит парень, на что Чонгук тут же стонет.       — Слишком далеко, я тебя не дотащу.       Три этажа всего. Надо лишь дойти до лифта, проехать пару пролётов и доползти до собственной двери. Можно даже на четвереньках, его соседи по лестничной площадке наверняка ещё спят. Ничего сложного с точки зрения нормального человека, но сейчас даже одеться или подняться на ровные ноги кажется невыполнимой миссией.       — Оставь меня здесь, — бормочет Пак, сползая на пол с дивана и из-под Чонгука. — Я уйду, как только начну функционировать.       Это наверняка случится не скоро, потому что мысли у Пака — растопившиеся карамельки и отвечает он сейчас на чистом автопилоте.       — Останься.       Кто бы мог подумать. Они даже не сутки знакомы, а Чонгук уже предлагает ему переночевать. Через неделю они поженятся?       — Оставишь незнакомца в своей кровати?       Чонгук, кряхтя, поднимается, разминая спину и затёкшие ноги. Что ж, этот опыт куда лучше того, что было с Минсоком, Чимин был прав, стоило попробовать ещё раз. Он вряд ли сможет сейчас заявить, что это лучше, чем чувствовать то самое давление на простату, но было очень хорошо. До полного охренения хорошо. Он не настолько разбитый как Чимин, но это не мудрено, игрушка не у него полночи в заднице вибрировала.       Чимин разваливается на полу, складывая руки на животе и не обращая никакого внимания на то, чем занимается Чонгук, совершенно не стыдясь вот так валяться в чем мать родила, будто гукова квартира — нудистский пляж. Вот это его вымотало. Всего два оргазма, а такая реакция.       — У меня нет кровати, — посмеивается Чонгук, наклоняясь. Он такой же голый как Чимин, ему так же нихрена не хочется прикрыться. — На футон пригласить — это не так страшно?       Находясь уже в другой реальности, Чимин мычит.       — Давай, — тянет его за руку Чонгук. — На полу ты спать не будешь.       Чимин, кое-как соображая, таки поднимается (не без помощи) на ровные ноги, удерживаясь в таком положении только благодаря Чонгуку. И доходит до спальни, заставленной коробками по той же причине.       На футоне Чимин никогда не спал, у него всегда была иногда удобная, иногда не очень кровать, и по сути это не самый мягкий вариант для ночлега, дома уснуть будет куда приятней, но после жёсткого пола и старого пледа, сегодняшнее ложе ощущается точно мягкое облако, как только парень на него с разгона заваливается. А потом Чонгук осторожно ложится рядом, всё так же тихо посмеиваясь над тем, что Чимин даже не двигается, как лег — в таком положении и остаётся. У него нет сил ни на какие лишние движения, он собирается уснуть сладко, надолго, и это кажется идеальным сценарием, потому что помимо мягких одеял его окутывает ещё и апельсиновый запах одного симпатяжки из пятьсот семьдесят шестой квартиры, которого он собирается обнимать до тех пор, пока не вышвырнут.       Но даже если подобное случится – это будет завтра или ближе к вечеру. А сейчас он собирается сдаться и отправиться в путешествие по царству Морфея в этой залитой солнцем и заставленной не распакованной кучей вещей комнате, ощущая на коже покалывающие следы от прикосновений и оставшуюся сладость на губах после лучших поцелуев в его жизни с соседом, которому не избавиться теперь от Пак Чимина и его бесстыжего очарования даже если захочет.