Я голоден! (Будет переписан. Подробнее в примечании.)

POV Иван Ни окон, ни дверей. Только сплошь дверные проемы, никого вокруг, сырость и пыль. А я сидел у небольшой дыры в стене и с горечью понимал, что ничего у меня не выйдет. Рядом валялась лопатка Стаса. Я пытался расковырять кирпичи, разворошить кладку стены и пробиться хоть до свежего воздуха. Но за двойным слоем кирпича я нашел только черную стену, которую лопатой невозможно было даже поцарапать. Это ловушка, весь этот дом сплошная ловушка. И отсюда не вырваться, отсюда невозможно сбежать. И я, в пыли, разбитыми в кровь руками, сжимал в дрожащих ладонях лопату и не знал, не понимал, не хотел понимать. А где-то там ходит Он. Он убил всех? Или еще кто-то остался? Я пытался звать, я пытался найти кого-нибудь. Но я находил только следы крови, я все еще помню, как медленно сползали по мраморным ступеням внутренности Стаса. В моих ушах звенел его крик, его предсмертный хрип. Меня бил озноб и я не понимал, и не хотел понимать. Но жестким осознанием с глухими ударами сердца в висках я понимал - отсюда не выбраться. Мы все умрем тут. И я в том числе. Но я не хочу умирать, я не хочу, чтобы моими кишками обедал этот монстр. Пусть даже он сожрет остальных, но я не хочу умирать. И я сжимал в руках саперную лопатку, видя в этом хоть какое-то успокоение. Прижимаясь спиной к холодному кирпичу, сидя у раскуроченной дыры в стене. И я уже понимал, что еще немного, и я воспользуюсь этой наточенной лопатой. На ней появилось много зазубрин, я молотил по стене не думая. Не думая о том, как потом будет сложно таким острием резать себе вены. Мне было страшно умирать, но еще страшнее было умирать от Его рук. Я не хочу, чтобы и меня сожрал этот монстр. Только не меня. Я не хочу, я не хочу. Не знаю, как долго это было. Но когда ноги начали затекать, когда я уже почти не чувствовал себя от нервного и физического истощения, я поднялся. Медленно, стараясь не производить ни единого звука, я шел по стенке, двигаясь сам не зная куда. И я шел, медленно шел, ловя любой звук. Но все больше вздрагивая от собственного биения сердца или дыхания. В ушах звенела тишина, высокий пронзительный писк в ушах заглушал всё остальное, что только сильнее пугало. Руки саднило от царапин, организм свело в судороге ожидания ужаса. Увидев вновь эту проклятую лестницу, я с особой ненавистью подметил, что она светится. Именно эту лестницу сейчас я ненавидел больше всего. За все происходящее, за это чудовище, которое было за дверью на ее конце. Мне хотелось взорвать тут все, разобрать по кусочку, уничтожить навсегда. Если и сам сдохну, то и унесу с собой весь этот дом. Я даже верил в то, что могу это. Просто могу, потому что именно злоба дала мне сил. Я подошел к лестнице, обходя ее вокруг. С белого мрамора словно бы сдули пыль, он сверкал и переливался призрачным белым светом. И именно за эту чистоту я особенно его ненавидел. Но обходя ее, я заметил, что под лестницей виднеется что-то темное. Осторожно пригибаясь, я тихо подошел и ошарашенно нахмурился. Словно бы поддерживая лестницу, под ней стояло хилое, тонкое дерево. Его ствол изгибался вслед за ступенями, уходя вверх. Коротенькие ветки обнимали мрамор, черными венами расходясь по белому мрамору и словно бы утопая в нем. Может, это сердце этого дома? Я без сомнений поднял лопату, с особой сладостью занеся ее над стволом деревца. Я уничтожу это, я разрублю эту гадость, и пусть все горит огнем. POV Алькасар И Агнец пожал мне руку. Это было так... увлекательно. Да, именно увлекательно. Он был ошарашен, конечно же, напуган, но куда больше удивлен. Меня это поразительно умиляло. И ведь даже учитывая, что он так рьяно высказывал свои мысли, я не думал пока что наказывать его за такую дерзость. Мне правда показалось, что в этот раз говорить с живой пищей интересно. Нет, меня учили, что с пищей говорить нельзя. Но мне всегда так хотелось. Мне хотелось не просто проникать в них, ловить языком их чувства и мысли, мне хотелось слышать не только вопли и крики. И вот сейчас, спустя столько овец, ко мне попал этот агнец. Потянув его руку к себе, я с особым предвкушением облизнулся. Мальчишка был таким заманчивым новшеством в моей жизни, что хотелось попробовать на вкус его мысли. И это не дало бы мне покоя, ведь любопытство, смешанное с желанием, настолько невообразимо сложно терпеть. В его глазах мелькнул страх, он смотрел на мои клыки, задержав дыхание, когда наши лица поравнялись. А я вдыхал его запах полной грудью. Сладковатый запах смущения, едва уловимый в этом спектре красок, только раззадорил меня. Довольно проведя языком по его губам, я чуть прикрыл глаза, размышляя и сам себя дразня. Агнец дрожал, трепетно и боязливо, но не пытался сбежать. Он полагал, что я его убью. От этого я испытал легкую обиду. Оскорбительно полагать, что я буду пожирать того, кому назвал себя. Он не ценит той чести, которую я оказал ему. Внимательно глядя в его глаза, я раздумывал, стоит ли мне злиться. - Я не собираюсь есть тебя. Хочу только попробовать тебя, - это прозвучало высокомерно, но кто тут я и кто тут он. Он обязан воспринимать такие мои желания как высшую благодать. Но, похоже, слово "попробовать" внушило ему только еще больший ужас. Я уже почти видел его мысли, где фантазия отдавалась на волю крови. Глупый и наивный Агнец. Но тем не менее он не пытался сбежать и постепенно даже расслаблялся. Он действительно не был намерен просить оставить ему жизнь. Взяв его за подбородок, я все же с легким недовольством наблюдал за эмоциями, отражавшимися на его лице. Сглотнув, Агнец чуть приоткрыл рот, а я уж было думал сам открыть ему пасть. Замечательная покорность этого жеста отмела варианты ненависти. Раздвинув языком его губы, я впился в его зубы поцелуем. Агнец пискнул, вздрогнув. Я упивался поцелуем, беря то, что заслуженно считаю своим. По праву. Вкушая свежую кровь, мешающуюся со слюной мальчишки. Он дрожал, распахнув глаза, и не понимая, что же ему делать. Но поцелуй не принес желаемого, хотя кровь мальчишки, бесспорно, дала массу всего для размышлений. Я слизнул кровь с его губ, с легким интересом раздумывая о том, что, возможно, не надо было царапать клыками. Растерянный, испуганный, судорожно поджимающий кровоточащие губы, Агнец все же был смущен. Я не видел, но я просто ощущал, что он покраснел. Лицо мальчишки горело от подступившей крови, и у него был такой растерянный взгляд... Не будь я насыщен каких-то несколько мгновений назад, я бы, не думая, разложил мальчишку прямо тут. Но в этот момент меня занимало одно-единственное впечатление, которое дрожало внутри и было мне доселе мало известно. Впервые я ловил себя на том странном ощущении или желании, что я не знаю, чем это является, по сути, будучи с человеком. Раньше подобное мог разбудить во мне только хозяин. И это было не поклонение, нет. Мне противна мысль уважать за что-то пищу. Но желание быть более бережным, словно бы сия вещь стоит того, чтобы ее оберегать. Это было странно и ново. С другой стороны, Агнец может быть отличным слугой. У меня никогда не было своих слуг. Я всегда был чем-то вроде связующего звена, но сейчас ведь я свободен. А Агнец и правда был приятен мне куда больше в виде слуги, нежели пищи. И не всегда же мне разговаривать только с остатками пищи или стенами дома? Я знаю языки лишь по той причине, что упиваюсь кровью и плотью их носителей. А свой родной язык? Я помню его? Я попытался припомнить хотя бы простые слова, бормоча некую околесицу и понимая, что все это совершенно не то. Неужели я забыл свой язык? Ведь он же должен храниться в моей крови, быть ясным и сильным. И вот тут мне стало... страшно. А я ведь и жизнь свою плохо помню. А помню ли? Смутные очертания, неясные тени, какие-то впечатления, чувство боли. Я помню так ничтожно мало, что уже сам стал сомневаться в том, что это действительно было. И мне впервые за многие годы стало страшно. - Что-то случилось? - Тихо прошептал Агнец, несколько обеспокоенно на меня глядя. Это совершенно ввело меня в состояние ступора. Еда. Волнуется. За меня?! Мир перевернулся, а я и не заметил? Хотя, нет. Я утрирую. Он просто беспокоится о своей жизни. Ясное дело, что его жизнь напрямую зависит от меня и мое состояние главное в списке того, о чем бы ему стоило беспокоиться. Я улыбнулся этой мысли, она меня радовала и давала сладкое чувство самоуважения. - Нет, ниче... - Я не успел договорить, замерев. Стены, двери, комнаты - весь дом озлобленно содрогнулся. Перед глазами проплыло красное пятнышко. Один из них! Внизу! Вскочив на ноги, я хотел порвать и уничтожить любого. Этот жалкий червь посмел поднять руку на древо! На сердцевину моей тюрьмы! Липкая ярость холодной волной сковала тело, давая сил. Не став ждать, я сразу же побежал туда. А дом содрогался в яростных воплях, он рычал и дрожал, оглушая меня своими криками. С каждым ударом по стволу дерева, тюрьма все больше теряла разум, забывая обо всем. Где-то на краю сознания я почувствовал, как в слепой ярости дом обрушил одну из стен на тех близнецов. Один уже был мертв, но я же собирался и с пока еще живым тоже развлечься. - Эй, безопасную еду-то не трогай! Я же тебя грызть начну с голода! - Это уже я кричал, спрыгивая на лестницу. Ага, вот он, червяк. В три прыжка я оказался рядом с ним, заходя сзади. Дом требовал немедленного устранения опасности для себя. Горько, обидно, а пришлось шею свернуть. И ведь даже поиграть мне с ним не дали, да и тех двоих под кирпичами похоронили, да уже и поглотили, я не сомневаюсь. А теперь еще и это тело, только что упавшее на пол, судорожно хочет поглотить хилое черное деревце. Вытягивая свои корни из пола, оно опутывает ими жертву, еще теплую. Вот горечь, он же действительно пока теплый! Нет, вот такого я не потерплю. - Тебе и так надолго хватит. Делись, загребущее создание, - наступив на тело жертвы, я взял его руку, оттягивая на себя. - Делись или я обижусь! И разговаривать с тобой не буду! После недолгой паузы один корень все же, нехотя, неторопливо обвил плечо жертвы, сжимая его. Хруст, довольно громкий, легкое хлюпанье, и вот я держу руку, из конечности спокойно вытекает кровь, почти теплая. Уже что-то. Разрешив между собой сей конфликт, стороны разошлись миром. Дереву остатки жертвы, мне легкую закуску. Но, направляясь обратно на чердак, я вдруг понял, что теперь же у меня есть слуга. Причем хилый, слабый, болезненный и мелкий. Следовательно, слугу надо кормить и хотя бы немного думать о том, чтобы это существо не сдохло. Посмотрев на конечность, которая оставляла кровавый след, я с горечью понял, что придется делиться. Не скажу, что меня это обрадовало, я скорее решил, что это малая плата, которую должен платить любой, имеющий при себе слуг. (Мне кажется или желание скорее закончить фик выливается в какую-то шизофрению? о_О" )