Южный амулет

      — Ого, как озеро-то разлилось. А летом плавали через него.       — Да и сейчас как двумя пальцами щёлкнуть!       — Спорим, не переплывёшь.       Услышав последнее, Мартин оживился.       — На что спорим?       — А на всё, что я за эту неделю заработал!       — Серьёзно? Там же двадцатка!       — Думаешь, я не помню? — Клаус, приложив ладонь к бровям, всматривался в противоположный берег. — Просто знаю, что ты сдашься, не доплыв и до середины. А заработок удвоить хочется.       Мартин рассмеялся. Он и реки переплывал — может, не такие широкие, но переплыть спокойное озеро куда легче. Конечно, лучше бы это делать на трезвую голову, но... не так уж он и пьян. Соизмерить силы и расстояние может.       Быстро раздевшись, он размялся и зашёл в воду. Махнул рукой Клаусу в ответ на пожелание удачи и поплыл.       Плыть было легко. Мартин смеялся про себя, чувствуя, как легко руки рассекают холодную по весне воду. Бедняга Клаус, останется ни с чем. Неужели за свои тридцать — в полтора раза старше, чем сам Мартин! — этот парень не научился считать деньги?       Вот и середина озера. Мартин уже начал уставать, но это его не удивило — совсем за просто так получить двадцать шиллингов он и не рассчитывал. Вот только слабость в руках была неприятной, несоразмерной приложенным усилиям, и дышать труднее обычного. Вроде и вдохнуть легко, а будто не хватает всего этого воздуха.       Мартин перевернулся на спину, раскинул руки. Вода заколыхалась вокруг лица, уши наполнились тишиной. И всё бы хорошо, только вот знать, что до берега далеко, не особо приятно. Да и облака плывут как-то странно...       "Чёрт, я, кажись, действительно перебрал", — подумал Мартин и почувствовал вдруг, что ноги уходят под воду. Это испугало. Ладно плыть тяжело, но терять равновесие, лёжа на воде?!       Он заставил себя не паниковать. Помощи ждать нельзя, Клаус выпил ещё больше, а деревня далеко. Мартин снова поплыл к противоположному берегу. Тот зеленел и расплывался вдали, из-за него стремительно выплывали облака. Мартин чувствовал, как со дна поднимается холод, пробирает так, что даже сердце начинает биться неровно.       Ещё какое-то время ему удавалось нормально плыть, но вскоре сил почти не осталось — только дрожь, головокружение и страх. Вспомнилось, как он в детстве увидел утопленника — серо-синее отёкшее лицо, сморщенная грязно-белая кожа на ладонях...       Он снова перевернулся на спину, пытаясь отдышаться. На этот раз тишина в ушах, оказавшихся ниже уровня воды, звучала угрожающе, была наполнена невнятным шумом, не похожим ни на что из того, что можно было услышать на суше. Из такого положения показалось, что облака начали плыть медленнее, но их вид всё равно кружил голову. Внезапно накрыло ощущение потери контроля над происходящим, и Мартин вновь перевернулся на живот и поплыл.       Глаза залепило брызгами воды, и он понял, что делает что-то не так. Очевидно, движения настолько неуклюжи, что он просто впустую тратит силы! Хватая ртом воздух, Мартин пытался двигаться спокойно и уверенно, но вскоре замедлился и ушёл под воду.       Тело казалось тяжёлым, уходило всё ниже, будто уже принадлежало озеру. Мартин начал задыхаться, но, отчаянно забившись, всё-таки сумел вынырнуть обратно. Нос его щипало из-за попавшей внутрь воды, он почти ничего не видел, но боялся тратить время на протирание глаз. Лишь зажмурился пару раз — а когда открыл глаза, над всё ещё далёким противоположным берегом появилось какое-то совсем необычное облако.       Облако это сверху было серым и вытянулось не в длину, как должно было, а ввысь. Оно было странным — по сравнению с расплывающимся и зыбким берегом, на который Мартин уже и надеяться не мог, оно словно обещало покой и надёжную опору...       Он вяло зашевелил руками, пытаясь добраться до облака. Сердце билось в самом горле, дрожь волнами проходила по телу. Зато ему удалось проморгаться, и теперь он видел, что это не облако серое, а возвышающийся на нём замок. Вот уже искрятся на солнце ясно различимые окна... Открыта настежь дверь, и там, за ней, светится и переливается витраж.       "Кто же построил это на облаке? И как он это сделал?"       Тут Мартин снова ушёл под воду. Сил совсем не осталось, но сквозь зеленоватую муть весенней воды всё ещё сиял в небесах замок... Если до него удастся добраться, он не утонет.       Из последних сил он выплыл на поверхность, начал двигаться в направлении замка. Руки и ноги слушались плохо, он постоянно кашлял, отчего плыл ещё медленнее.       Небо пошло чёрными пятнами, и замок больше не показывался. Берега тоже не было видно.       "Я не сдохну! Не сдохну так!!!" — Мартин продолжал бить руками и ногами по воде, потом догадался лечь на воду. Небольшая передышка — на этот раз уходить вниз начали голова и плечи — но он успел унять кашель и снова смог более-менее нормально дышать.       Борясь с головокружением, он плыл дальше. В глазах то прояснялось, то снова темнело. Берег был близко — или казалось, что близко? На том берегу он тоже думал, что легко переплывёт озеро.       Когда под коленями оказалась мокрая глина, Мартин не поверил. Так и продолжал делать плавательные движения, пока не врезался грудью в сушу. Озеро всё ещё казалось угрозой, так что Мартин пополз прочь от него — и лишь увидев прямо перед собой кустарники, понял, что не умрёт.       А потом ветки кустов раздвинулись, и перед ним возник огромный человек, пахнущий одновременно и воском, и мёдом. Вокруг его головы ярким пламенем горел нимб.       — Э... Ты чё, ангел? Сдох-таки... — пробормотал Мартин и отрубился.       "Ангелом" оказался здоровенный рыжеволосый пасечник. Звали его Георг. Он не без труда привёл Мартина в себя, закутал как младенца в свою одежду и дотащил до своей пасеки, непрерывно говоря о том, как проходил облёт, как мало в этом году помора и как он рад, что пчёлки хорошо перезимовали. Потом налил ему чая с мёдом, принёс из дома шерстяное одеяло и неожиданно, с интересом заглянув Мартину в глаза, спросил:       — Слушай, друг, а что чувствуешь, когда тонешь?       Мартин глотнул немного чая и уставился стеклянными глазами на ближайший улей. Вокруг того вились пчёлы, выпевая похожие на мушиные песни. Сами они тоже были похожи на мух, только длинных и пёстрых.       До сих пор не верилось, что ему удалось выбраться живым. Что он не будет лежать на берегу с нелепо изогнутыми руками и вздувшейся физиономией...       — Ну... Болтаешься в воде, как мокрая тряпка. Пытаешься не сдохнуть, только и думаешь об этом. А тебе зачем?       — Да я тут, понимаешь, книгу пишу, — пробормотал Георг. Тут его светло-карие глаза вспыхнули медовыми искорками, на губах возникла маниакальная улыбка, и Мартин понял, что влип.       ...К тому моменту, как Георг пересказал Мартину весь сюжет своей книги и особенности всех персонажей, пасеку даже обошедший озеро по берегу Клаус успел найти. Виновато глядя на Мартина, который дрожал в ознобе, несмотря на чай и одеяло, он сунул тому в руки выигрыш и оставленную на берегу одежду, а потом, к счастью для Георга и в особенности для Мартина, заинтересовался предметом их разговора.       Под нескончаемую болтовню Георга, понимающие "эээ" и "ага" Клауса и затихающее жужжание пчёл Мартин растянулся на лавке и крепко заснул.       А как только проснулся, услышал радостное:       — Мартин, у меня идея. Будь моим соавтором! У меня как раз персонаж в книге чуть не утоп, а описать чего-то не выходит.       — Не... Я и не писал никогда ничего. Ну, кроме всяких подсчётов. Я слова-то в предложения составить не смогу. Да и чего ради?       — Ну, ты же как-то говоришь. А писать — это то же, что говорить.       Мартин так не думал. Он считал, что писатели — это в большинстве своём занудные старички, прочитавшие за жизнь немерено книг. Столько, что у них эти книги уже из ушей лезут!       Но Георг уже уцепился за его последнюю фразу и принялся объяснять:       — Мой брат работает в типографии. Он опубликует нашу книгу, и нам хорошо заплатят! Видишь ли, моему рассказу пока что здорово не хватает реалистичности... И из-за этого дальше не пишется. Затык. Уже три месяца, Мартин! Спасай!       Мартин долго не соглашался, но после предложенного аванса всё же решил попробовать. Внимательно выслушав всё, что Георг ему рассказал о персонаже, сцену с которым нужно было написать, и особенностях водоёма — в книге это была река — он отправился домой, где целых три ночи убил на писательскую деятельность; благо что в таверну после неудачного заплыва как-то не тянуло.       Что ж, сцена получилась реалистичной, как Георг и хотел. Мартин даже не стал описывать привидевшийся ему на облаке замок, чтобы история сказкой не казалась.       — Потрясающе! Ты попал в образ! — восторгался Георг. — И река такая настоящая у тебя получилась, особенно тот момент, где его волнами с головой накрывает! Ты ж прирождённый писатель!       Мартин только глаза закатил. Он бы никак не хотел провести ещё хоть один вечер за таким прескучным дельцем. Хотя прок от него тоже был — на третью ночь ему всё это так надоело, что даже кошмары с утоплением перестали сниться...       Прошло полгода, а от Георга не было ни слуху ни духу. Мартин посчитал, что тот решил забрать весь гонорар себе. Что ж, может, это было справедливо — аванс оказался неплохим, а времени Мартин не так уж много потратил. А что этот парень пообещал гонораром поделиться и обманул... да и чёрт с ним. Зато помог не заболеть после того паршивого купания.       Но всё же, найдя подработку недалеко от его пасеки, Мартин решил от нечего делать заглянуть в гости. Каково же было его удивление, когда сидевший за столом с сосредоточенным видом Георг не отреагировал на появившуюся в окне голову, даже когда тень упала на бумаги!       — Эй! — позвал Мартин. Потом постучал по подоконнику, и Георг наконец очнулся.       — О! Мартин. Прости, что я так пропал! Ты заходи, мёдом угощу. Хорош получился!       Заулыбавшись, Мартин направился к двери. Георг потряс его руку и принялся убирать бумаги со стола.       — Я тебя не кинул, Мартин! Просто следующий поворот сюжета больше времени занял, чем я думал... — принялся объяснять он. — Там такое! Твой герой приобрёл магическую способность!.. А на пасечника — помнишь его, это друг твоего персонажа — напали зачарованные пчёлы! Только вот у меня пчёлки кусаются мало, да и я-то сам привычный... особо и не больно даже... Слышь, Мартин, а тебя пчёлы давно не кусали?