Before The Dawn

От визита обеспокоенной матери ему не удаётся отвертеться даже с помощью многочисленных отмазок про то, что он просто перетрудился накануне, вот и немножко потерялся во времени, – ну, с кем не бывает. Ага, а заодно и щетиной зарос – как, блин, самый что ни на есть заправский сантехник. Пока его мать находится в пути, Тэхен успевает сбрить невесть откуда(когда?) взявшиеся волосья с висков и подбородка, позавтракать подгоревшей яичницей, посыпанной для отвода глаз рукколой и тертым пармезаном (аристократ он или кто?), почитать отзывы на свою статью (им, кстати, уже один полный день, что ещё раз подтверждает, что он каким-то боком умудрился проспать целые, нахрен, сутки – да ещё и со включённым на всю мощность кондиционером) и горестно постоять со скрещёнными руками над залитым кофе креслом с непонятным пятном. Мама, если увидит, будет ох как недовольна: любые проявления неряшества приводили ее в самое неблагосклонное расположение духа, что означало – привет, разговорчики о насущном, а в случае Тэхёна – конечно же, о свадьбе. Папа, к слову, вот так и огребал от неё достаточно продолжительное время, пока в один момент не оставил все свои вещи и не сбежал от жены, переписав на неё, как порядочный человек, большую половину своего имущества – деньги придут ещё, а вот нервные клетки – увы – не восстанавливаются. Ничего не придумав, Тэхен сворачивает многострадальную штору в рулон и просто кидает сверху на испорченное кресло собственный пиджак и несколько рубашек, справедливо рассудив, что штора как раз может вызвать чуть больше вопросов, а потому нужно выбирать из двух зол – меньшее. Вовремя – приехавшая мать уже вовсю названивает в дверь. — Тэтэ, господи помилуй, почему у тебя пахнет горелым? – Вместо приветствия морщит нос госпожа Ким, проходя на кухню и подозрительно ее осматривая. — Это я перегорел, - пытается отшутиться Тэхён, снова топая к гардеробу с едва-едва пойманными в полёте вещами (ну ладно, не всеми: новую сумку мама пока не швыряла, но – Тэхен был уверен - когда-нибудь придёт и ее время). Почему-то ее нелюбовь к неряшеству распространялась на всех, кроме этой ее дурацкой привычки стряхивать с себя вещи прямо на пол без единого сомнения, что кто-то их обязательно подберёт. И ведь, блин, и правда подбирали. Попробуй уж тут не подбери – и привет, разговорчики о свадьбе… — Все шутки шутишь, Тэтэ. Рассказывай, в чем дело, ты почему на работу вчера не пришёл? Отец тоже до тебя не дозвонился и начал мне – мне – названивать с уточнениями, тебе это о чём-нибудь говорит? — Только о том, что вы подняли панику из-за пустяка – у меня просто-напросто сел телефон и я немножко потерял счёт времени. — «Немножко»? – По-змеиному сужает глаза госпожа Ким. – То есть, по-твоему, можно запросто пропасть на целые сутки, никому ничего не сказав, уединиться тут со своими дурацкими картинами и сделать вид, что так и надо? — Не получилось, да? – С обреченным выражением лица уточняет Тэхён. Внутренне он, конечно, в полном раздрае насчёт произошедшего – но не обсуждать же ему свою внезапно поехавшую крышу с излишне впечатлительной матерью? Она ж, чего доброго, священников вызовет, если заподозрит, что с ним что-то не так – а с ним точно что-то не так, раз он, оказывается, может дуть целые сутки и потом не помнить об этом. Знал бы он об этой своей способности раньше – удалил нижние восьмерки, будучи в состоянии сна, а не под причудливым сочетанием антидепрессантов и обезболивающих, которые, в итоге, все равно не понадобились, ведь врач одним уколом отключил ему чувствительность всей нижней челюсти, оставив только дикий страх остаться без оной во время расшатывания зуба в лунке. Чего не сделаешь ради идеального прикуса… — Тэтэ, смею напомнить, что тебе уже двадцать пять лет, так что пора прекращать вести себя как малолетка, - фыркает госпожа Ким и – о, нет! – заходит в его комнату. Неодобрительно смотрит на небрежно заправленную кровать, с укором – на оставленную со вчера (позавчера?) кружку и переводит взгляд на многострадальные кресло. И буквально задыхается от возмущения. — Ким, мать твою, Тэхён, это что ещё за беспредел?! — О, не обращай внимания, это мои муки выбора между «о, белая рубашечка» и «о, белая рубашечка, только в профиль!», - сам понимая, что несёт полную чушь, мямлит Тэхён. — Повесь сейчас же, - складывает руки на груди мать. Тэхён обреченно вздыхает и медленно, ооочень мееедленно, начинает разглаживать рукава рубашки, надеясь, что мама на что-нибудь отвлечется и можно будет незаметно выбросить нахрен кресло в окно. Но госпожа Ким стоит как жандарм, непреклонно скрестив руки на груди, следит за каждым его движением. Поняв, что сделал в своей жизни все, что мог – кроме завещания – Тэхён со вздохом поднимает с кресла обе свои рубашки и пиджак. — Тэтэ, что ты сделал с этим чудесным велюровым креслом?! – Тут же разражается тирадой его мать и, не дав ему и слова сказать, подходит ближе и горестно качает головой. – Сколько раз я тебе говорила: в кровать и в кресло с едой – нельзя! — Так кофе – это не еда, а напиток… — Какая разница, ты же видишь, к чему это привело? Ой, Тэхён, жениться тебе пора! С каждым годом все дурнее и дурнее становишься! Пока Тэхён, поджав губы, молчит, чтобы не выбесить мать еще больше, она осторожно присаживается рядом с креслом и проводит длинным холёным пальцем с идеальным наманикюренным ноготком по кофейному пятну. — Как так получилось, что пятно такой ровной формы? Ты что, по трафарету этот свой кофе на кресло выливал? – Недоуменно сдвинув брови, спрашивает она. — Нет, у меня пульверизатор со специальной насадкой, - вздыхает Тэхён. – Я сам не знаю, как это получилось. Но выглядит крипово. Позже отнесу кресло и шторы в химчистку, мам, обещаю. — Не нравится мне эта твоя тема с поисками всякой чертовщины, - вдруг резко произносит госпожа Ким, стукнув сжатым кулачком по обивке кресла. – Мне было бы намного спокойнее, если бы мой ребёнок занимался дальше юридическими консультациями и не лез во всю эту паранормальщину! И женился! — А я и не лезу в паранормальщину, - Спокойно отвечает Тэхён. – Я в неё просто не верю и тебе не советую. А картины мне просто эти нравятся. — Покажи мне твою последнюю картину. – Вдруг требует мать. – Ты все говорил, что это самое желанное твое приобретение, так вот: я хочу на неё взглянуть. Поняв, что тут никак не отвертеться, Тэхён молча приглашает мать следовать за собой и подводит ее к своей великолепной стенке с картинами. Госпожа Ким несколько секунд молча рассматривает картины, потом переводит недоуменный взгляд на сына: — И ты за этим все время так рьяно охотился? Нет, задумка, конечно, весьма интересная, но исполнение оставляет желать лучшего… Нет бы повесить в своём доме работы Боттичелли или, на худой конец, Сальвадора Дали – раз уж ты так любишь все необычное… — Мам, ты не понимаешь: во-первых, художница была слепая от рождения, во-вторых, ее работы имели весьма нешуточную популярность в девятнадцатом веке, пусть и ее имя до сих пор неизвестно – по-моему, это придаёт ещё большую пикантность этим картинам. «И, в-третьих, ничьего мнения я не спрашивал, даже твоего» - хочется сказать Тэхёну, но он же не самоубийца какой: ему всего двадцать пять. — В любом случае, не нравятся мне все эти картины. От них какой-то мороз по коже: я буквально чувствую исходящую от них злую ауру, - мрачно произносит госпожа Ким, с неприязнью всматриваясь в последнее приобретённое сыном полотно. – Ну, серьезно, Тэтэ, твои вкусы очень специфические: только тебе могла понравиться эта кривая мазня. — Папа сказал ровно то же самое, этими самыми словами, - веселится Тэхён, рассматривая свою коллекцию, в отличие от матери, с искренним восхищением во взгляде. — Ну, хоть в чем-то наши с твоим отцом мнения сходятся, - вздыхает госпожа Ким и, кинув ещё один уничтожающий взгляд на картину, снова поворачивается к сыну. – Ладно, в общем и в целом, надеюсь, что ты больше не пропадёшь на целый день, не отвечая на звонки, и отнесёшь-таки кресло в химчистку. Я пойду. Проводив мать и снова словив приступ необоснованного веселья, когда она пинком ноги отправила в нокаут ещё одного розового гнома, Тэхен звонит на работу – узнать, как там прошёл день, пока он отсыпался. Отец рад его слышать, но особо поговорить не удаётся – приходит клиент и господин Ким торопливо прощается с сыном: — Завтра же ты выйдешь? Хочу немного отдохнуть дома с бокальчиком шардоне, но Намджун ещё в отпуске на Гавайях, а на Сокджина особо не положиться: он как завёл себе этого дурацкого крокодила, так от него только и слышно «Зёва то, Зёва сё»… Тэхён понимающе улыбается – его коллега, а по совместительству ещё и сводный брат, Ким Сокджин, питал необъяснимую любовь ко всякой экзотической живности. Одно время он занимался разведением сов (безуспешно), потом были милейшие карликовые обезьянки-игрунки (то же самое), и вот, наконец, дело дошло и до драконов гигантских ящериц, коих отец и называл крокодилами. Разумеется, Сокджин не завёл бы в квартире потенциально смертоносное существо (хотя, кто его знает, он, хоть и был личностью трусоватой, башни на плечах не имел от слова «совсем» – Тэхён не понаслышке это знал). Так вот, причина, по которой на Сокджина в последнее время, как упомянул отец, нельзя было положиться, заключалась как раз в трудностях содержания огромного крокодилового варана по кличке Зевс, который жрал как не в себя - а гадил ещё больше. Казалось бы, чудо, а не питомец. Но когда Сокджин где-то узнал, что племена Новой Гвинеи заживо сдирают с этих ящериц кожу и используют ее для изготовления барабанов, его возмущению не было предела – нужно во что бы то ни стало отстоять честь этих чудных созданий: юрист он, в конце концов, или кто?! Плюсом он ещё и всех своих знакомых петицию в защиту этих самых варанов заставил подписать – и Тэхёна – в том числе, ибо «негоже животинку тиранить, надаём по щам этим тумба-юмба!». В общем, дел у Сокджина было – выше крыши, где уж там эта ваша простая работа для смертных, когда родственничков Зевса надо спасать… — Конечно, выйду, пап, - успокаивает отца Тэхён. – Отдыхай, а на следующей неделе съездим на рыбалку. Как раз Намджун вернётся. Да и Сокджина пора бы вытащить из его террариума – а то, глядишь, тоже хвост вырастет – посмотрим тогда, кого на барабан пустят. Ну все, не отвлекаю, пока. Тэхен кладёт трубку и чувствует, как по телу разливается приятное тепло после разговора с отцом – вот уж кто никогда не капал ему на мозги, к кому можно было в любой момент обратиться за помощью и за советом – и кто ничего не требовал взамен. С папой было просто ровно настолько, насколько сложно – с мамой, но Тэхён все равно одинаково их любил. Впрочем, получив сообщение от матери, где она заявляла, что нашла и направила к нему - «просто взглянуть на эту подозрительную картину» - специалиста по паранормальным явлениям, Тэхен понял, что папу он любит, пожалуй, чуточку больше.