(пред)последний Винчестер

      — Бабушка, зачем нам праздничный ужин, я всего лишь... — начинает Август, но Эбби его перебивает:       — Ты всего лишь чуть не умер, чудом спасся и наконец-то выписался из больницы, — строго перечисляет она, помешивая блюдо в кастрюле. — Поэтому не будь таким скромным.       — И мы совершенно точно не празднуем возвращение папы? — хихикает Стелла, которая рядышком режет салат.       — Для этого людей маловато, — замечает Эбби. — Да и Стэн обещал нам барбекю. Огги, поставь ещё одну тарелку, у нас сегодня будет гость.       — Тот человек, который спас нас? — уточняет парень, на что Эбби кивает.       — Почему он так похож на папу? — спрашивает Стелла.       — Всему своё время, милая, — Эббелин пытается тепло улыбнуться, но улыбка выходит чуть нервной. — Потерпи немного, и всë обязательно узнаешь.       По взгляду Стеллы видно, что ей невтерпеж, что она хочет завалить бабушку вопросами прямо сейчас, но свой порыв девушка сдерживает, довольная уже тем, что правду от неё скрывать никто не собирается. Что есть за всем этим какая-то волнительная история и тот человек появился в их жизни не случайно.       Чем ближе к вечеру, тем больше она как на иголках, пусть и пытается держаться. Ужин назначен на шесть и последние полчаса кажутся ей совершенно невыносимыми. Как и мысль последние несколько дней, что она просто обозналась, настолько желая в момент опасности, чтобы папа пришёл и помог, что даже незнакомец явился ей в образе отца. Она хочет убедиться, что не ошиблась, а заодно раскрыть семейные секреты.       Едва к ранчо подъезжает чёрная «Шевроле Импала», девушка бежит к двери со всех ног и лишь на пороге спохватывается, приглаживает растрёпанные волосы и выравнивает дыхание, силясь выглядеть невозмутимой.       Из машины вылезает человек, одетый в обычную клетчатую рубашку и джинсы, и даже издалека Стелла видит, что он — действительно вылитый папа. Только причёска другая и морщин на усталом лице больше. А вот скорбь — такая же.       Он тоже кого-то потерял. Кого-то настолько близкого, как для них, Уокеров, мама.       Даже улыбка, искренняя и чуть застенчивая, не способна скрыть печаль в глазах. Стелле от этой печали хочется его обнять, согреть своим теплом и подарить поддержку, чтобы хоть немного стало легче. Она старается делать это для папы, но чувствует, что её большого сердца хватило бы на двоих.       Корделл появляется на пороге следом — должно быть, услышал рёв двигателя, и лишь манит гостя рукой, приглашая внутрь.       — С моей дочерью Стеллой ты уже знаком, — с официозом объявляет Уокер, кладя руку девушке на плечо.       — Сэм Винчестер, — охотник протягивает руку, и Стелла пожимает её. — Крепкая рука, — хвалит он.       — Винчестер? — переспрашивает она, припоминая. — Вы родственник Оливера Фишера Винчестера?       — Отец утверждал, что очень дальний. Славный дядюшка Оливер, — хихикает он, и Стелла легко присоединяется к его смеху.       А Дин, в свою очередь, не может удержаться от иронии:       — Ага, Саре Паркер оставил состояние, а остальной родне — семейное проклятье. Мы ж оттого, небось, такие бедовые, — но его ремарки слышит только Сэм, который тщательно их игнорирует.       Они проходят в дом, и Корделл поочерёдно знакомит гостя с домочадцами: сыном Августом, матерью Эббелин, младшим братом Лиамом и женихом брата Бретом. Бонэм, отец, немного задерживается, поэтому ужин тоже немного ждёт. На вопрос о своей профессии Сэм довольно живо отшучивается, называя себя «экспертом по чертовщине», что, в общем-то, от истины недалеко.       — У этого Уокера славная семья, — довольно гудит Дин, разглядывая гостиную. — И дом тоже. Сэм, вот, что тебе нужно. Покой. Тихая гавань, в которую хочется вернуться. Хватай Эйлин и бегите от охоты так далеко и быстро, как только сможете, пока ещё оба живы.       Это замечание Сэм тоже пропускает мимо ушей. Дин — призрак, даже не настоящий призрак, а плод его больного сознания, он не понимает.       На улице слышится звук приближающегося автомобиля и вскоре на подъездной дорожке хлопает дверца.       — Это, должно быть, Бонэм, — радостно щебечет Эббелин и идёт встречать мужа.       Он тяжёлой, уже стариковской поступью входит в гостиную, и Сэм оборачивается, чтобы произнести приветствие, да только выхватывает пистолет вслед за тем мигом, как видит лицо старика Уокера.       Корделл реагирует тоже мгновенно: уже в следующую секунду бросается на охотника, сбивает его на пол и заламывает руки. Поражённый вскрик Стеллы и Эббелин, посвящённый движениям этих двух, следует с неприличным опозданием, а Лиам, схвативший с журнального столика светильник, кажется и вовсе жуткой улиткой.       — Какого хрена, Винчестер! — восклицает Корделл, и былой доброжелательности гордого отца семейства в его голосе нет. Слышится только рейнджер Уокер на задержании.       Сэм растерянно смотрит — пытается — посмотреть туда, где в последний раз видел призрак брата. Дину бы пожурить его за поведение, но Дин тоже таращится на Бонэма, будто увидел... призрака.       Сам старик Уокер взирает на представшую перед ним мизансцену без малейшего удивления, словно ничто не может выбить его из колеи.       — Если бы я не знал, что мои родители умерли в 1973-м, я бы предположил, что ты знаком с Сэмюэлем, — заявляет он. — Кэмпбеллом. Мне часто говорили, что мы с ним на одно лицо.       — К несчастью, знаком, — шипит Сэм.       — Старый ублюдок нашёл способ ожить и отравить жизнь тебе, племянник? — усмехается Бонэм. — Не удивлён.       — Племянник? — тупо переспрашивает Сэм, едва ворочая языком. Это небрежно брошенное слово бьёт его, точно тяжёлый кулак по голове.       — Племянник? — восклицает теперь уже Корделл.       — Да, — всë ещё легко подтверждает Бонэм. — Корделл, будь добр, отпусти брата.       Поражённый донельзя Корделл разжимает захват и тоже смотрит на брата — на Лиама, — в поисках поддержки, но Лиаму нечего сказать, он шокирован ситуацией не меньше.       — То есть как брат? — выдавливает из себя Винчестер слишком ошарашенно для человека, который уже привык находить незапланированную родню раз в несколько лет.       — Отец? — неуверенно спрашивает Корделл, ища поддержки в близких. — Что происходит?       Эббелин, наконец, приходит в себя. Закрывает лицо руками, долго выдыхает в ладони и, наконец, смотрит на всех с прежней мягкостью в лице.       — В ногах правды нет, — говорит она легко. — И такие вещи стоит обсуждать за столом, не на полу в гостиной, как думаете? Бон, проводи нашего гостя и остальных в столовую, — и сама уходит туда же, но более торопливым шагом, чтобы закончить последние приготовления.       На накрытый стол приятно взглянуть — бесхитростный, с типичным для Техаса мясным разнообразием, которое пахнет так аппетитно, что Сэм аж мысленно прощается с диетой. Сюда бы Дина, думает он с грустью, уж брат бы ноги Эббелин целовал за такую вкуснотищу. Особенно за чили.       Корделл выглядит подавленым. Он приходит к столу, держась поодаль от старших членов семьи. Сэм чувствует на себе его косые взгляды, однако не отвечает.       — Санта-Барбара отдыхает! — резюмирует Дин, запуская руку в тарелку с мясной нарезкой. Ожидаемо ладонь проходит сквозь блюдо, и брат обиженно фыркает.       Кажется, старшие Уокеры оттягивают неприятный момент дальнейших откровений. Эббелин суетится у стола, проверяя наполнение тарелок. Глава семейства тяжело молчит, очевидно, готовясь к разговору. Дети во все глаза рассматривают новоявленного дядюшку, но молчат, как будто понимают, что такая тактика даст им больше полезной информации, чем при нескончаемом потоке вопросов.       Кажется, воздух в комнате сгущается настолько, что чиркни спичкой — и все взлетит на воздух.       Наконец, Лиам кашляет, нарочито громко, нарушая молчание и привлекая внимание.       — Что ж, не стоит отрезать по кусочку то, что надо резать целиком, — говорит Бонэм, глядя на старшего сына. — Корделл, когда ты только появился в моем доме, — Эббелин останавливается возле супруга, их руки соприкасаются во взаимной поддержке, — тебя звали Генри.       — Как дедушку Винчестера... — вырывается у Сэма.       Он бросает сочувствующий взгляд на новоявленного брата. Ему не трудно догадаться, что сейчас чувствует Корделл — тот разбит, раздавлен откровением отца. Сложными словами, произнесенными настолько легко.       Самого Винчестера семейными тайнами уже удивить нельзя. Какая это по счету? Он уже и сбился.       — Мэри хотела сохранить память о своих родных в именах своих детей, — продолжает Бонэм.       — Ах Мэри хотела?! — гневается Дин, ходя вокруг стола кругами. — А она не хотела бы появиться здесь и объясниться?! Сэм, попроси-ка у Эбби свечи, вспомним старые добрые заклинания призыва мёртвых!       И ведь это не Дин злится, это он, Сэм, сам злится, только старается от этой злости дистанцироваться. Притвориться, что её не существует. Облечь во что-то знакомое, чем можно управлять.       Жаль, что Дин на Небесах маму, скорее всего, не встретит, будучи запертым в своём самом счастливом воспоминании. Фейерверки в кукурузном поле — это неплохо, но Сэм хотел бы, чтобы настоящий Дин тоже знал.       — Так ты... — Сэм не понимает, кто из них с Корделлом начинает эту фразу, потому что Бонэм тут же отвечает:       — Старший брат Мэри, ваш дядя. Джозеф Бонэм Кэмпбелл, — он гнёт шею в шутливом полупоклоне. — Сменил имя, когда сбежал от отца и охоты.       — Я-то хотя бы родной? — мрачно спрашивает Лиам.       — Можешь не переживать, милый, — Эбби нежно целует сына в висок. — Все секреты достались Корди.       Стелла от этих слов нервно хихикает.       — Но мы с Дином бы знали, если бы у мамы были ещё дети, — беспомощно выдавливает Сэм. — Дин бы не мог не заметить ещё одну беременность, у него память...       — Вы близнецы.       — Мы родились с разницей в полгода, — замечает Корделл. — И я старше.       — Вы родились в один день, — поправляет Эббелин мягко. — Мы с Боном просто подделали документы и... ну, пару лет пожили не в Техасе, так что когда вернулись, никто не догадался, что ты на самом деле младше своих лет.       — Давайте я просто расскажу по порядку, — предлагает Бонэм.       И он рассказывает. О том, как в 1983 году его разыскала беременная сестра, которая с ума сходила от беспокойства и просила о помощи. Она знала, что носит двойню, и считала, что один из детей обречён быть проклятым, а потому хотела спасти второго от подобной участи или, что хуже, смерти.       Бонэм, уже тогда женатый на Эбби и взявший себе её славную фамилию, решил, что Мэри сошла с ума. Пытался переубедить её, успокоить, образумить, но она настаивала и ничем этим не хотела делиться с Джоном — «он не поймёт, тем более, это случилось ради него», вот так она говорила. Бонэм решил подыграть и согласиться — в конце концов, пусть лучше мальчик побудет у дяди, чем Мэри спрячет его в каком-нибудь приюте среди незнакомцев. Бонэм надеялся, что это какая-нибудь травма или депрессивный эпизод, который скоро пройдёт, сестра одумается и заберёт сына. Но имя малышу всë-таки на всякий случай сменил: назвал в честь одного своего старого приятеля из племени индейцев чероки.       Спустя полгода Мэри погибла такой смертью, что уже сам Бонэм решил: Джону не следует знать о третьем ребёнке. Тем более, Винчестер не знал и о брате жены, так что визитов ожидать не следовало и всë складывалось безопасно. Выждав ещё немного, они вернулись в Техас и познакомили сынишку Корделла с бабушкой и дедушкой Уокерами.       — То есть, у меня... у нас, — спрашивает Корделл осипшим от неожиданных и не очень приятных новостей голосом, — есть ещё брат?       Сэм смотрит на Уокера с легким изумлением: глупый вопрос для того, кто уже навел все справки. Хотя о каком здравомыслии может идти речь, когда тебя огорошивают такими вестями!       — Был... — нехотя выдавливает Винчестер это непростое слово. — Были. Два, старший и младший.       — Были? — тихо спрашивает Стелла.       — Дин погиб. И Адам тоже.       — Соболезную, — девочка произносит это слово так чисто и искренне, что Сэму хочется её обнять с благодарностью. Из её уст это слово, которое он не хотел слышать ни от кого, не раздражает.       — Адам? — вскидывает брови Бонэм.       — Единокровный брат, — коротко поясняет Винчестер, надеясь, что никто не станет расспрашивать о нём подробнее — слишком уж постыдна история их семейных отношений. — Младше меня... нас, — он бросает на Корделла быстрый взгляд, — на семь лет.       На несколько минут повисает неловкое молчание, во время которого все вяло ковыряются в своих тарелках.       — Ну и бардак! — подытоживает Август в неуклюжей попытке разрядить обстановку. — В этих ваших ширли-мырли только алмаза не хватает.       Сэм одаривает племянника непонимающим взглядом.       — Алмаз, Огги, — отзывается Корделл, — это нападения. И на вас в том числе. Я прав? — последний вопрос обращен к Сэму. — Это ведь связано с тобой?       — Возможно, — соглашается Винчестер, — это связано с моей работой. Причём здесь алмаз?       — Неважно, — цедит Корделл. — Старая семейная история, — судя по тону, каким Уокер это произносит, пустить в эту часть семьи его ещё не готовы. Сэм не настаивает.       — То, что случилось со Стеллой и Августом, — предполагает Бонэм, — это связано с монстрами, не так ли? Расследование потому зашло в тупик?       Сэм осторожно соглашается.       — Я помогу, парень, — обещает дядя, — вспомню юность.       Винчестер отрицательно мотает головой и поджимает губы: этого ещё не хватало, охота и так отняла у него всех, кого он любил. Он не может позволить себе потерять новых родственников: дядю с тетей, брата, кузена, племянников... да кого угодно, кто ещё вдруг найдётся. Он и без того многое отдал.       — Ты мне это брось! — строго грозит пальцем старик Уокер. — Тебе напарник нужен тылы прикрывать, а раз дело коснулось моей семьи, ты от меня так просто не отделаешься!       Сэм побеждённо вздыхает — что толку спорить с врождённым упрямством Кэмпбеллов, которое по силе не уступает винчестеровскому? Да и прав дядя, с даэвой любая помощь пригодится, а уж от одного из славного охотничьего рода Кэмпбеллов, пусть и ушедшего на пенсию — так и подавно. Только распорядиться щедрым предложением придётся тоже осторожно, чтобы между делом не оставить Эббелин вдовой, Лиама сиротой, а детей без бабушки и дедушки.       — Вот и славно, — довольно хлопает в ладоши старик. — А сейчас, Корделл, отрежь-ка брату медовой рульки, ему точно понравится.       И тут Сэма осеняет:       — А знаешь, что, Корделл? — говорит он со смешком. — Я ведь, получается, даже не соврал Рамирез.       — Которой из них? — настораживается Уокер.       — Ариадне.       При одном только упоминании этого имени рейнджер со стоном хватается за голову и этой же самой головой лишь за малым в стену не бьётся — видать, комитет по этике за него жёстко взялся. Выглядит это настолько комично, что присутствующие не могут сдержать дружный смех.