***
Ночью Жану не спалось. Он бесконечно вертелся на кровати, но сон никак не шел. Чертов Эрвин Смит. Жан не хотел думать о его словах, но все равно думал. Впереди олимпийский сезон и кто не мечтает поехать на олимпиаду. Но на половине весов стояли амбиции, а на другой то, что важнее медалей. Сон так и не приходил, и Жан поднявшись с кровати побрел на кухню. Налил себе воды, взглянул в окно. Темная ночь, пустые улицы, только фонари горят. — Тебе чего сегодня не спится? Жан обернулся, встретившись взглядом с большими серо-голубые глазами. Она сонно зевнула, оборачиваясь в халат, каштановые волосы растрепаны со сна. — Да так, — отмахнулся Жан. Она не поверила. Нахмурилась, сведя брови к переносице. — Ты как вернулся с работы, сам не свой, — заметила девушка. — Какие-то проблемы? — Нет, тебе не о чем волноваться. Она только подошла к нему вплотную, положив руку на мужское плечо, заглянула в глаза. И Жан улыбнулся. Как он только подумал, что способен от нее что-то скрыть? — Сегодня Эрвин приходил, — начал он. — Эрвин? — переспросила она. — Помнишь я проходил практику в Стохесе пару лет назад? Девушка понятливо кивнула. — Он предложил мне работу. — Какую? — Встать в пару с одной девушкой и… — Ты хочешь вернуться в спорт, — закончила она. Жан растерянно посмотрел на нее. И думать об этом не смел. — Вовсе нет, — он замотал головой. — Я отказался, но… Она вздохнула и опустилась на табурет, приглашая его сесть рядом. Нервно дернула руками, убирая за уши темные пряди волос. — Жан, я понимаю, что тебе не доставляет удовольствие та жизнь, которую мы сейчас ведем. — Не правда, я… — Правда, Жан. Ты любишь быть в гуще событий и сидеть здесь, тренировать каких-то там детей, которые скорее всего ничего не добьются, это не твое. Я не просила таких жертв, — вдруг сказала она. — Более того, я не хочу, чтобы из-за меня… Из-за нас ты лишился чего важного. — Нет ничего важнее того, что есть сейчас. Она мягко улыбнулась. — Если тебе нужно мое одобрение, то считай, что ты его получил. Жан удивленно посмотрел на девушку. — Ты понимаешь, что останешься одна. — Справляюсь, — она улыбнулась. Раздался надрывный детский плач и она с видом полной покорности ситуации, побрела на этот зов. Жан проводил девушку взглядом. Дженни. Он всегда непроизвольно восхищался ей. Дженни всегда была такой спокойной, рассудительной, по-женски мудрой. И Жан всегда удивлялся как она может разложить все по полкам в его голове. Дженни понимала его лучше, чем он сам. Если Жан вдруг в чем-то сомневался, она говорила и все его сомнения пропадали. Жан помнил как впервые ее увидел. Это случилось в школе. Им было по шестнадцать. И Дженни стала новенькой в их классе. И наверное, он влюбился в нее с первого взгляда. В ту самую минуту, когда она вошла в класс, поздоровалась и робко представилась, опустив глаза в пол. В свои шестнадцать Жан был жутко стеснительным. Подойти к девушке и выразить симпатию для него было чем-то заоблачным. И он мялся как последний придурок. Мялся все два года до самого выпускного. Школу Кирштейн частенько пропускал, по причине частых соревнований, но до одиннадцатого класса доскрипел. И на выпускном он был. Надрался тогда так, что вспоминать стыдно. А пьяному, как известно, сам черт не брат. Вот тогда он и решил признаться Дженни в своей давней симпатии. А так как Жан был пьян, то сделал это самым ублюдским образом из всех возможных. Сейчас Дженни со смехом вспоминает этот эпизод, но тогда ей было не смешно. Жану тоже было не смешно, когда он проснулся утром и осознал, что вел себя как урод. Признаться, но позвонить или написать девушке, хотя бы ради того, чтобы извиниться он так и не решился. А потом как-то отвлекся от нее. Впереди было поступление в университет, сборы с новой партнершей, с которой в итоге так и не сложилось. Они случайно встретились спустя полгода. Разговорились. Так все и началось. Дженни была его первой и единственной девушкой, так же как и он ее единственным мужчиной. Им было хорошо друг с другом. Хорошо и необычайно легко. Но в тоже время, эти отношения стали для Жана самым огромным испытанием. Фигуристы-парники часто влюблялись в партнерш, что неудивительно. И это, возможно, правильно. Она всегда рядом. Абсолютно всегда. Вы две половинки целого. Но когда твоя половинка там. Когда раз за разом приходится собирать чемодан и оставлять ее одну. И оставлять надолго. Жан разрывался между любовью к Дженни и любовью к фигурному катанию. Но в спорте дела откровенно не клеились, а с Дженни все было хорошо. Ей всегда хватало мудрости и терпения. Она просто ждала, потому что надо ждать. И никогда ей даже в голову не приходило ставить мужчину перед выбором. Все решилось как-то само собой. Когда Дженни забеременела, Жан вообще не сомневался. Он давно метался, а это был словно знак свыше. По крайней мере он так себя убедил. Он нужен Дженни, он нужен их дочери, он нужен дома. Жан повторял это себе каждый день. Напоминал вставая с утра, говорил это между тренировками. Убедил себя в этом. Но пришел Эрвин Смит. И Жан вдруг понял как скучает по льду и тренировкам, по жизни спортсмена. И снова этот внутренний разрыв.***
— Ну, как тебе? После первой совместной тренировки, Эрвин позвал Жана к себе. Ему всегда было интересно услышать мнения опытного спортсмена. — Не очень, — честно сказал Жан. — Микаса капризна и недисциплинированна. Я, конечно, еще не видел ее на льду. Но это мое первое мнение. С Микасой было сложно. Жан старался найти к ней подход. В конце концов он мужчина и ведущий в паре. Но Микаса все воспринимала в штыки. На тренировках Жан выкладывался по полной и не думал ни о чем кроме результата. А так как Микаса ему вообще не помогала, то приходил домой Жан абсолютно физически и эмоционально разбитым. Падая на кровать он начинал ощущать одиночество и тоску. Звонил домой, слышал голос Дженни и как-то оно сразу отпускало. Она редко спрашивала его о тренировках и за это Кирштейн был ей благодарен. Ему больше хотелось знать как дела у нее, чем делиться причиной очередной ругани с Микасой. Иногда в голове вдруг мелькала мысль, что, может, ну его все. Но потом он надевал коньки, вставал на лед и понимал, что это тоже часть жизни. То чем он дышит. И то, от чего нельзя отказаться.***
В детстве Микаса любила бывать у бабушки и сейчас, наконец, вспомнила почему. Здесь всегда было так спокойно. Без лишней суеты. Место, в котором можно поставить бешеный ритм жизни на паузу и оглянуться. Их напоили чаем и наверное часа два распрашивали. Микаса по-началу смущалась, но потом как-то разговорилась. Вспомнила как была маленькой. Как купалась с мамой в источниках и как бабушка учила ее лепить местные традиционные пельмешки, название которых Микаса, конечно же, забыла. И какая-то внутренняя семейная теплота вернулась. Девушка даже испытала стыд от того, что не приезжала целых десять лет. Как она могла так поступать со своей семьей? Это же ее корни, их надо помнить и чтить. В Элдии на семейные традиции давно уже перестали обращать внимание. И даже казалось бы близкие родственники могли не общаться годами и даже ничего друг о друге не знать. Но в Хидзуру все эти семейные связи все еще имели ценность. И Микаса только сейчас поняла насколько эта традиция действительно важна. Всю жизнь она позиционировала себя как элдийка, а ведь целая половина от другого народа. И это не повод стесняться, это действительно здорово. — У тебя хорошая семья, — заметил Жан, когда они уже ехали на такси домой. — Бабушка очень милая и кажется, хочет, чтобы под нами треснул лед, — он поднял пакет еды, что им всучили в дорогу. — Я давно не приезжала, — улыбнулась Микаса. — Кажется, она перестаралась. Жан, — она смущенно опустила глаза. — Спасибо, что поехал со мной. Знаю, я не подарок, и вообще часто веду себя как стерва, но… Просто спасибо. Он посмотрел в окно. Они с Микасой, очевидно, привыкли друг к другу и стали гораздо терпимее. Но теперь, быть может, они смогут стать не просто коллегами, но и друзьями. — Не стоит, — ответил Жан. — Нет, стоит. Я вспоминаю как вела себя и мне правда очень стыдно. Ты классный партнер. — Но ты хотела кататься не со мной, я понимаю. — Мы с Эреном катались шесть лет и я к нему привыкла. — Давай откровенно, — вдруг сказал Жан, откидываясь на спинку сиденья. — Ты влюблена в Эрена, а этот придурок ничего не замечает. Микаса вздрогнула, чуть приоткрыв губы. Неужели все так очевидно? — Я могу сказать, что он тебя не достоин? — уточнил Жан. — Не надо, — тихо сказала Микаса, натягивая рукава кофты, так словно у нее мерзнут руки. Жан кивнул. Очевидно, эта тема ей неприятна, но Микаса носит это все в себе. И если бы она захотела высказаться, то Жан готов послушать. — У тебя ведь тоже кто-то есть, да? — вдруг спросила девушка. — Мы полгода в паре и ты только сейчас решила спросить меня об этом? — усмехнулся Жан. — Не все любят когда лезут в личную жизнь. — Логично, — согласился Жан. — Но, так уж и быть, тебе я отвечу. У меня кто-то есть. Кто-то — это жена. У Микасы округлились глаза. — Жена? Ты женат?! — Это звучит странно? — Нет, просто… Ты не похож на женатого. У тебя даже кольца нет. — Не знал, что в браке главное — кольцо. Ладно, мы не женаты в прямом понимании. Штампа в паспорте у меня не стоит. Может, позже мы и займемся этим вопросом, но пока как-то, — он пожал плечами. Микаса вдруг резко покраснела. — Ох, а я думала, что ты ко мне подкатываешь. Еще наезжала на тебя. Как же я глупо выглядела. — Не баловали же тебя вниманием, если банальные попытки подружиться, ты, воспринимала как нечто большее. Микаса, мы пара. И я, считаю, что мы должны друг с другом общаться не только на льду. Это вовсе не подразумевает наличие отношений, я говорю о банальной дружбе. И если надо, я буду тебя защищать и поддерживать, потому что ты — девушка, и ты не чужой для меня человек. Микаса потупила взгляд, не зная, что сказать на это. — И тебя не ревнуют? Ну, она там, ты здесь со мной. Почти все время. А то, что ты меня перед камерами на льду обнимаешь? Жан рассмеялся. — Все в порядке. Дженни адекватный человек. Она доверяет мне, я доверяю ей. Хотя, думаю, она была бы не против, если ты с ней познакомилась и поговорила. — Может быть, — покачала головой Микаса. — Наверное, это тяжело, да? — Что тяжело? — Такие отношения, на расстоянии. Я просто даже представить себе такого не могу. — У меня есть дочь. Ей десять месяцев. Вчера она впервые сама встала на ножки. Я этого не видел. И я не увижу как она пойдет, я не услышу как она начнет разговаривать. Так что не спрашивай у меня тяжело это или нет. Микаса кивнула, поняв, что вопрос и правда был дурацкий. А еще, что она нихрена не знает о своем партнере. Последнее время она вообще не хотела знать ни о чем, кроме Эрена. Так глупо. Она зациклилась на человеке и ничего не могла с этим сделать. Даже осознавая, что это неправильно, все равно не могла.