***
Как лидер после короткой программы Ханна выходила на лед последней. Выходила с таким лицом как будто собралась в последний бой. Ханджи уже давно поняла, что ее ученица совершенно не умеет проигрывать. Впрочем, она ведь не проиграла. Просто допустила ошибку, да серьезную, но сейчас на этом совершенно не стоило зацикливаться. А Ханна, кажется, всю ночь думала об этом сорванном каскаде. Ханна попрыгала на месте, прикидывая свое физическое состояние. На утренней тренировке и разминке все было хорошо, так что в своих силах Ханна была уверена. Слишком уверена. Выдохнув, девушка опустилась на колени, заведя руки за спину. Заиграла музыка. Свою произвольную программу Ханна очень любила и всегда с удовольствием катала ее на тренировках. И, конечно, ей очень хотелось показать ее судьям. Показать в том виде, в котором она была задумана, а не в упрощенном. Она крутилась по льду в такт музыке, стараясь прислушаться к собственным ощущениям. Она прыгала четверные на тренировках. Еще не совсем стабильно. После растяжения нога была еще слабовата, но она быстро входила в форму. И дискомфорта уже почти не было. Ханджи просила ее не долбить ногу и возвращала четверные в их тренировочный процесс очень медленно. Слишком медленно по мнению самой Ханны. В конце концов можно попробовать. Хотя бы один. Если на первом упадет, то остальные два пытаться не будет и прыгнет как и задумано тройные. Да, удачный план. Ханджи будет ругаться, но если все получится, то ее возмущения будут беспочвенны. Так Ханна и решилась. Зашла на прыжок, оттолкнулась, четыре оборота, приземление. Она встала на ногу, но не выкатилась, а рухнула на лед. Падение вышло болезненным, но Ханна привыкла к боли. Она резко поднялась на руках, пытаясь встать на ноги. Нет, пожалуй, к такой боли она не привыкла. Из глаз брызнули слезы и она сжала зубы. Надо подняться на ноги. Подогнула левую, за ней правую. Тело прошила такая боль, что она едва не разревелась. Первое понимание было, что докатать программу до конца она точно не сможет, второе, что добраться до калитки самостоятельно ей тоже не под силу, третье, что Ханджи ее сейчас просто убьет. И это, пожалуй, было самое страшное.***
К облегчению Ханны — заморозка подействовала и сидя на стуле, она смотрела на свою вытянутую ногу и туго перемотанное колено. Это единственная точка куда она могла смотреть, потому что поднять глаза на Ханджи было страшно и стыдно. Тренер ничего ей пока не сказала, но это пока. Зое молча наблюдала за доктором, внимательно разглядывающим рентгеновские снимки и качающим головой. — Что там? — наконец не выдержала Ханджи. — Классический разрыв крестообразной связки колена, — ответил врач. Ханджи охнула. Как тренер она прекрасно знала, что это означает. — И что теперь? — Надо оперировать. Чем быстрее, тем лучше, сами понимаете. А-то можно хромой на всю жизнь остаться. Колено — штука опасная. Тем более с вашим образом жизни. Ханна широко распахнула глаза, вцепившись пальцами в стул. Это было последнее, что она ожидала услышать. Когда стало понятно, что кости не сломаны, она успокоилась и убедила себя, что вылечит это за пару недель. — Восстановление? — сразу перешла к делу Ханджи. — При удачном раскладе — два месяца. Ханна едва не упала со своего стула. Ничего хуже он сказать просто не мог. — Два… — прошептала она. Два месяца — это пропуск всей серии гран-при. Два месяца — это почти восьмидесяти процентный пропуск чемпионата Элдии. А пропуск чемпионата Элдии — это пропуск Олимпиады и чемпионата мира. Она просто выпадает на весь сезон. Приподняв очки, Ханджи раздраженно потерла переносицу. — Довольна? — хмуро поинтересовалась она глядя на Ханну. Ругать ее уже не было никакого смысла. Ханна сама себя наказала будь здоров. — Пойду позвоню твоим родителям. Решим, что с тобой делать. Ханна поджала губы, сдерживая, рвущиеся наружу слезы. Какая уже разница? Если бы можно было отмотать назад, она бы сделала все так как ей велела Ханджи. Как она вообще могла усомниться в ее решении? Ханна осознавала насколько она идиотка. Переоценила себя, решила, что самая умная, таким образом оскорбила Ханджи. Ведь если спортсмен ее не слушает, то какой она тогда тренер. Ханджи вообще после такой выходки может послать Ханну куда подальше и будет права. — Поедешь в Митрас, — с порога заявила Ханджи. — Кенни договорится с какой-то хорошей клиникой. Там твою ногу починят и присматривать за тобой там тоже будет кому, — она тяжело вздохнула. — Прости, — прошептала Ханна. — Я не думала, что так получится. — Не будем обсуждать, что ты думала. Но со спортсменом, который не хочет слушать своего тренера никто не захочет работать. Каким бы талантливым он не был. Ханна опустила глаза, чувствуя как вокруг нее рушится весь мир.***
Сонно зевая Катарина терпеливо стояла у ленты выдачи багажа. Пять утра, чтоб его. Они летели из Хидзуру шесть часов и порядком устали. А сейчас еще добираться от Митраса до Стохеса. Самолеты туда не летают, потому что слишком близко. Прямого рейса из Хидзуру сразу до Стохеса не было, поэтому добирались на перекладных. Потирая глаза, Катарина вытащила из кармана телефон. До поезда еще пять часов. И еще пять часов трястись в вагоне. Лента с шумом двинулась с места, выдавая толпящимся сонным пассажирам их чемоданы. Катарина увидела свой еще издалека. Тема с багажом всегда ее немного напрягала. Все знают, что периодически багаж теряют и путают, а в нем коньки. Самое ценное, что может быть. И нет, у фигуристов нет десятка запасных коньков. Только одна пара. И когда они теряются или неожиданно ломаются — это просто катастрофа. — Куда пойдем? — поинтересовалась девушка, обрывая с чемодана самолетные бирки. — В пять утра? — Леви задумался. — У нас очень богатый выбор. Ехать на вокзал или сидеть здесь, а потом все равно ехать на вокзал. — Можем идти до вокзала пешком, как раз по времени выйдет, — скептично ответила Катарина. — Предлагаю выпить кофе, — прервал ее Эрвин. — А потом да, на вокзал. — Обожаю переезды, — тяжело вздохнул Леви. Леви с Эрвином ушли за кофе, Катарина стерегла чемоданы. Весьма странный выбор сторожа, ибо мало кого может испугать сонная худая девушка, но она спорить не стала. Достав телефон, она вдруг заметила, что не выключила авиарежим, который Леви заставил ее включить еще в зале ожидания, когда они улетали. Зачем вырубать связь за час до полета она не понимала, но спорить с Аккерманом в некоторых вещах — бесполезная трата энергии. Торопливо Катарина принялась пролистывать накопившиеся новости, всего на семь восемь часов выпала из жизни, а сколько всего произошло. Главным образом обсуждали какое-то страшное падение кого-то там на этапе Кубка Элдии. Катарина поморщилась. Все эти травмы на льду, вызывали у нее дрожь, ибо она прекрасно знала, что такое падать и какие бывают от этого последствия. Желая узнать подробности, она кликнула по ссылке с видео (люди почему-то страшно любят смотреть как другие люди калечатся об лед) и едва не выронила из рук телефон. — Кофе. Катарина вздрогнула, подняв глаза на Леви. Увидев ее лицо, он мгновенно нахмурился. — Леви, — осторожно начала она. — Что? — спросил он, явно не чувствуя ничего доброго. — Ты телефон еще не включал? — Нет. Зачем оно мне надо? — Ты бы включил, — осторожно начала она. — И, пожалуйста, поставь куда-нибудь кофе. — Да что случилось? — Поставь. Леви вздохнул, но подчинился, поставив стаканчики на сиденье. — А теперь смотри, — она протянула ему телефон. Леви внимательно уставился глазами на экран. Уж Ханну он узнал с первого раза. Катарина осторожно наблюдала за ним. При беглом знакомстве могло показаться, что Леви человек безэмоциональный, что не совсем соответствовало действительности. Леви хорошо умел контролировать свои эмоции если ему это было нужно, но не более. Глядя как у Леви все больше и больше округляются глаза, она поняла, что он дошел до самой сути. — Бляяять, — протянул он. — Что-то с коленом, кажется, — со знанием дела заметил Эрвин, заглядывая экран через плечо Леви. Катарина забрала телефон обратно. — Да, — кивнула она. — Если верить написанному, то она неудачно приземлилась с четверного сальхова и получила травму коленного сустава. А еще, что она не будет принимать участие в гран-при и чемпионат Элдии тоже под вопросом. — Как быстро у нас в стране работает пресса, — хмыкнул Эрвин. — Да насрать на прессу, — отмахнулся Леви. — Какого хера она прыгала четверные, если сама мне говорила, что еще не восстановилась. Куда, блять, смотрела Ханджи?! — Справедливости ради, отмечу, что Ханджи с ней на лед не выходит, — отметил Эрвин. — Там все решения Ханна принимает самостоятельно, — он сочувственно похлопал Леви по плечу. — Только прошу тебя не психуй. Леви смерил его до ужаса красноречивым взглядом. — Я не психую, — выдавил он. — Я знаю тебя пятнадцать лет, — спокойно заметил Эрвин. — Ты психуешь. Леви недовольно дернул плечом, отворачиваясь. — Пойду позвоню, — вздохнул он. Катарина согласно кивнула, присев на стул и потянув руку к остывающему кофе. Внутри свернулось какое-то неприятное чувство сожаления и беспокойства. Леви отсутствовал минут десять и девушка то и дело кидала взгляд туда, куда мужчина спешно удалился. — Ты тоже не переживай, — сказал ей Смит, глотнув из своего стаканчика. — Жаль, что все так получилось, — сказала Катарина. — Не думаю, что Ханне сейчас нужна жалость. Насколько я знаю эту девочку, у них с Леви много схожих черт. Упрямые как бараны и совершенно не приемлют жалости. — Это точно, — Катарина чуть улыбнулась. Леви вернулся с крайне обеспокоенным выражением лица. Катарина вздохнула. Внешне Аккерман был абсолютно спокоен, но она прекрасно видела его бегающий взгляд и нервные движения. Леви любил Ханну и не было ничего удивительного в том, что он переживал. В конце концов ситуация действительно была ужасная.***
Сказать, что нога болела — ни сказать ничего. Под утро, когда наркоз окончательно сошел, Ханне захотелось выйти в окно или отрезать себе нахрен ногу. Целый час она грызла зубами подушку, пока появился желанный укол обезболивающего и смогла уснуть. Проснулась она от торопливых шагов, шуршания и от ударившего в глаза неприятного яркого света. Недовольно открыв один глаз, она посмотрела на снующую по палате маму. Со стоном она натянула одеяло по самую макушку. — Мам, закрой шторы обратно, — пробурчала она из-под одеяла. — Нельзя весь день сидеть в темноте. Ханна почувствовала как на кровать сели и через секунду одеяло оказалось сдернуто с ее головы. — Как ты себя чувствуешь? Ее ласково погладили по щеке, но Ханна только поморщилась. — Охренительно. — Ханна! — Прекрасно, — поправилась она. Ханне не хотелось разговаривать. Она прекрасно знала все, что мама хочет ей сказать. Что она угробила свое здоровье, что это знак, что ей надо учиться. И от этого тошно становилось. Неужели не понятно насколько для нее это все важно. Что это было ее жизнью, а когда жизнь рушится, то никакие слова уже не помогут. Ханне просто хотелось побыть одной. Чтобы никто не лез, не пытался ее утешать, подбадривать или наоборот, напоминать ей о том какая она идиотка. Ей просто хотелось, чтобы ее оставили в покое. Чтобы никто к ней не приходил, не писал и не звонил. Но все как с цепи сорвались. Она не отвечала на сообщения и не брала трубки, а устав от бесконечного пиликанья, просто выключила телефон. Единственным нормальным человеком оказался отец. Пришел, спросил, что ей надо принести, забрал причитающую мать и наконец оставил Ханну в желанной тишине. Кенни вообще отнесся ко всему весьма философски. Не убилась и хорошо. Не потому что ему пофиг. Просто, чего трястись над ребенком. Ханна уже не такая уж и маленькая, давно самостоятельная и сопли себе вытирать не требует. Кенни рассуждал со своей колокольни и понимал, что окажись в он в такой ситуации, то больше всего бы хотел, чтобы его просто оставили в покое. А Ханна по истине была его дочерью. Они вообще всегда понимали друг друга практически без слов. И сейчас Ханна была ему благодарна. Половину дня Ханна посвятила увлекательнейшему занятию. Она лежала на боку и сверлила глазами стену. В голове было пусто. Она старалась вообще не думать. Это было слишком тяжело. После обеда пришел Кенни, отдал пакет с вещами, велел поесть. Ханна вяло кивнула. Включила телефон. Но увидев количество пропущенных вызовов, тут же выключила его обратно. Краем глаза она заметила, что добрая половина не принятых звонков и сообщений от Армина. В какой-то момент ей захотелось ему ответить, но она поняла, что у нее совершенно нет энергии на все это. Она буквально слышала его полный сожаления голос. От этого просто невыносимо становилось. Поэтому остаток дня она лежала уже на спине, смотря на потолок. Так и не поела. Пожилая медсестра недовольно покачала головой, когда она отказалась от ужина. За окном начало темнеть и Ханна уже подумала, что ее оставят в покое до утра, когда услышала стук в дверь. Нет, нет, нет. Она со стоном уперлась лицом в подушку. — Мелкая, я все равно зайду, так что если ты не готова, то это твои проблемы. Ханна удивленно приподнялась на руках, глядя на Леви. — Что ты здесь делаешь? — не слишком приветливо поинтересовалась она. — Твое шмотье. Ханна сжала руками сумку. — Я не очень знаю чего надо, так если что, то ее собирала Катарина. Ханна кивнула, чувствуя облегчение. Еще не хватало, чтобы он ползал по ее комнате и ковырялся в белье. Леви выглядел взъерошенным и сильно уставшим. Вернувшись домой, он, несмотря на все просьбы Катарины, буквально тут же сел за руль и укатил обратно в Митрас, чтобы привести Ханне вещи. Не отдыхал, сутки не спал и не ел, о чем говорили покрасневшие белки глаз и синяки под глазами. — Спасибо, — Ханна кивнула. Леви хотел ей что-то сказать, но в кармане зажужжал мобильник. Вздохнув, он взял трубку. — Да, я доехал… Да, все хорошо… Да, я забыл позвонить… Нет, я не поеду обратно ночью… Да, конечно, я высплюсь. Ханна с усмешкой слушала его терпеливые ответы. Не трудно было угадать кто звонит. — Когда ты успел жениться? — с усмешкой поинтересовалась она. Леви только закатил глаза. — На самом деле это хорошо, что о тебе так беспокоятся… — Ты серьезно считаешь, что мы будем обсуждать мою личную жизнь? — поинтересовался Леви. Ханна сразу помрачнела. — Если ты сейчас начнешь интересоваться моим здоровьем и жалеть, я тебя стукну. Леви смерил сестру скептичным взглядом. — Долго будет заживать? — Говорят, что два месяца никакой серьезной нагрузки. — Херово, — заключил Леви. Ханна кивнула, кусая губы, хотела поджать под себя колени, но вздрогнула от ощущения, словно колено ударило током. — Леви… Через два месяца чемпионат Элдии… Я не успею восстановиться… — сказала она севшим голосом. — А значит, на Олимпиаду мне тоже ни за что не попасть… И вообще, кажется, сезон для меня закончился… — она сжала пальцами край одеяла. — Почему… почему я такая дура? — голос дрогнул. Она весь день держала это в себе. Не позволяла даже думать. Потому что было страшно. Было страшно подумать, вслух произнести. Но Леви… Сейчас у Ханны не было кого-то ближе. И она вдруг поняла, что можно. Можно дать себе выдохнуть. Можно сказать, потому ей правда страшно и она действительно не знает как жить дальше. И тут ее наконец накрыло, всхлипнув, она упала Леви на колени и разрыдалась. Громко, по-настоящему. Пару минут Леви молча наблюдал как она размазывает свои сопли по его штанам. Он не видел как Ханна плачет с тех пор как ей исполнилось семь. Она и в детстве не была плаксой. И смотреть как ее ломает было ужасно неприятно. Леви понятия не имел, чем может ей помочь, да и по части утешений, он мягко говоря не силен. Тем более она действительно сама во всем виновата. — Помнишь, четыре года назад я так же как и сейчас собирался на Олимпиаду. Мы с Марией выиграли финал гран-при и готовились к чемпионату Элдии. А потом на тренировке я неудачно приземлился с прыжка и сломал ногу. За два месяца до Олимпиады. Это был крах. Причем, я ведь не только себя подвел, но и Марию. Так что я могу понять, что ты сейчас чувствуешь. Кажется, что весь мир рухнул. Это как долго подниматься на гору и почти на самой ее вершине укатиться кубарем вниз. Да, через два месяца после перелома на игры я не поехал, но через три месяца после перелома я выиграл чемпионат мира. У тебя не сломаны кости, связки заживают быстрее. Так, что все в твоих руках. Если ты не будешь себя жалеть, а сделаешь все для того, чтобы как можно быстрее восстановиться, то все получиться. Ханна подняла на него заплаканное лицо. — Правда? — Я хоть раз врал? Ханна помотала головой, вытирая ладонями дорожки от слез. — Мне пора, — заметил Леви. — И так с трудом пропустили, часы приема почти закончились. Я слышал, через три дня тебя выпишут домой? — Да. — Твоим родителям будет полезно, не все же мне с тобой нянчиться. — Я бы хотела поехать домой, не к родителям, а домой, — призналась она. — Ты сейчас совершенно несамостоятельное существо. У меня нет возможности с тобой возиться. — Я понимаю, — Ханна вздохнула. Леви чуть улыбнулся и протянув руку, потрепал ее по темным волосам. — Умеешь же ты создавать проблемы. Ханна кивнула и вдруг совершенно по-детски прижалась к нему, обнимая руками за шею. — Тебе не кажется, что ты уже слишком большая для таких фокусов? — поинтересовался Леви. — Нет, — она усмехнулась, почувствовав как он недовольно заерзал. — Недотрога. И как Катарина это терпит? — Катарина не обладает привычкой висеть на мне двадцать четыре часа в сутки, — коротко ответил Леви, поднимаясь на ноги. А еще когда Катарина его обнимает, то это совсем другое, это… Впрочем, Ханне это знать не надо. Сейчас Леви был бы не против того, чтобы Катарина была рядом. Он очень устал и мечтал только о том, чтобы наконец просто лечь и расслабиться. А ему еще час ехать в пригород до матери. — Кстати, включи телефон, — велел Леви, уже выходя за дверь. — Я тебя раз десять набирал, чтобы узнать, что ты конкретно хочешь, чтобы я привез. Но раз ты не хотела разговаривать, то довольствуйся тем, что есть. Ханна упала спиной на кровать, посмотрев на закрывшуюся дверь. На душе стало немного легче. Не настолько, чтобы откликнуться на просьбу Леви о телефоне, но настолько, чтобы поесть, благо фруктов ей притащили всех существующих сортов. Будущее хоть и выглядело туманно, но по крайней мере уже не так беспросветно.