***
Частенько Миранде становилось скучно. В Элдии у нее были подруги, какое-никакое дело, но вот уже полгода они с Карлом жили в Марли из-за бизнеса и Мира частенько ощущала себя птицей запертой в золотую клетку. Ей бы найти себе хоть какое-то увлечение, но ничего на ум не приходило. На самом деле все мысли и желания последний год крутились вокруг одного простого желания. Ей нужен ребенок. Ребенок от Карла. Последнее время он вдруг озаботился вопросом наследника, которому он мог бы оставить все чего добился. В конце концов он уже не молод. А оставлять кому-то постороннему — претило. Карл вложил в это слишком много своих сил. Наверное, поэтому и женился на молодой. Но как бы Миранда не пыталась — не выходило ничего. Один раз получилось, дело кончилось выкидышем на раннем сроке. И сейчас чувствуя как неприятно тянет низ живота, Мира поняла, опять все в пустую. Ее организм работал как часы. Ни задержек, ни сбоев. Все четко тогда когда и должно было быть. Ее немного мутило и она спустилась вниз, чтобы попить воды. Карл вел какие-то очередные переговоры и Мира старалась не мешаться. Сквозь прорезь в двери она заметила знакомого человека и почему-то остановилась. Не имела привычки подслушивать, да и разговоры о сделках и контрактах мало ее интересовали, но тут вдруг ноги сами к полу приросли. — С чего ты взял, что этот Леви от тебя, — Дирк поморщился отхлебнув виски из стакана. — Мало ли перед кем эта твоя Кушель в свое время ноги раздвигала. Карл задумчиво покачал головой. — Леви родился в декабре, — заметил он. — А если отсчитать от этого девять месяцев. Мы с Кушель познакомились летом, потом расстались и снова встретились почти через год, весной. И если честно мы тогда почти двое суток не выходили из номера. Ну и вот, — заключил он. — Все равно это еще ничего не доказывает, — фыркнул Дирк. — Поищи всех с кем в свое время трахался. Этак у тебя десяток детей наберется. Но Карл похоже уже все для себя решил. — Интересно однако получается. Мой сын и твоя дочь. Знал бы ты настолько Катарина прелестное создание. Дирк только поморщился. — Возможно. Но не приплетай меня к этому. — Она же твоя дочь. — Это ты на старости лет чокнулся. У тебя дома живет не менее прекрасное создание, а ты решил бегать за девчонкой… Разве это красиво, ухаживать за девушкой собственного сына. — Я никогда не был поборником морали, так что не надо меня стыдить. — А меня попрекать тем, что было сделано по глупости двадцать лет назад. — И вообще, с чего ты взял, что я имею какие-то виды на Катарину? — С того, что ты — похотливый бабник. Карл хрипло рассмеялся. — Это все в прошлом. Я же теперь женат. — Не еби мне мозги. Просто тебе уже кроме твоей жены давно никто не дает, а привычка бегать за юбками осталась. Катарина молодая, красивая, вполне успешная. Леви молодой, с хорошей внешностью, еще более успешный. И что-то мне подсказывает, что трахается он куда лучше, чем ты сейчас. Так что я не вижу ни одной причины, чтобы она вдруг переметнулась к тебе. — Ну, тем оно и интереснее, — заключил Карл. — Подбираясь к Катарине, я подбираюсь и к Леви. — Ну да, у него же мало причин, чтобы тебя ненавидеть. Бросил мать, ни разу за жизнь не объявился, отбил девушку. Я бы понаблюдал за таким семейным воссоединением. Интересно, что он сломает тебе первым, нос или руку? Потому что на месте Леви, я бы если честно тебя убил. Он поднялся с места и Мира резко отступила, боясь, что ее увидят. Она понимала, что ее положение шатко, но чтобы настолько. Ей нужно было срочно что-то предпринять, но только вот, что? Если бы она смогла родить этого чертового ребенка. Если бы только…Глава 74.
20 декабря 2021 г. в 09:48
30 лет назад
Душное летнее марево устойчиво висело в воздухе. Казалось, что воздух вокруг раскалился и тяжело было даже рукой взмахнуть. А он шел. Брел вперед, вытирая со лба пот, поднимался вверх по узкой тропинке, сквозь высокие кусты малины. Пахло чем-то приторно сладким, то ли цветами, то ли ягодами той же малины. Карл на секунду остановился и сорвал с куста маленькую ягоду, сжимая ее пальцами и наблюдая за образовавшимися на них каплями сока. Посмотрел на тянущуюся сквозь кусты тропинку. Жара давила просто невыносимо. Нет, еще шаг и он точно сварится.
— Ты чего тормозишь?
Карл медленно поднял глаза. Она стояла в паре метров, скрестив на груди руки и с некоторым возмущением сверля его своими темно-серыми глазами. Карл мог поклясться, что никогда и ни у кого не видел таких глаз. Кушель Аккерман была похожа на аристократку. Невысокая, тонкая, белая кожа на солнце покраснела. Но все равно она была похожа на какую-то скульптуру, что создавались во времена античности. Все в Кушель было правильно. Тонкие руки, длинные пальцы, маленький, чуть вздернутый нос, острые скулы, миндалевидный разрез глаз под тонкими бровями, копна густых черных волос спускалась вниз до самой талии и Карл вдруг подумал как ей должно быть сейчас жарко. Кушель, впрочем, беспокойства не проявляла. Откинув назад свою гриву, она чуть склонила голову, требовательно глядя на мужчину. Кушель красива и двигается грациозно словно кошка, да и характер у нее как и у любой спортсменки боевой. А еще она была нетерпелива и если честно Карл порой не мог понять, она серьезно или просто косит под дурочку. Впрочем, он больше склонялся ко второму.
Он покорно побрел за ней дальше. Не потому что хотел, не потому что она его попросила, а просто из любопытства. Кушель его интриговала. Она уже ушла далеко вперед и Карл догнал ее уже когда спустился вниз с пригорка. Кушель сидела на старом почерневшем от времени мостке и полоскала ноги в реке. Русалка. Трухлявое дерево заскрипело, когда он ступил на него ногой и Кушель обернулась, пробежалась по нему глазами и вновь уставилась на зеленоватую речную воду.
— Что там высматриваешь? — не выдержал Карл, садясь рядом с ней.
— Рыб, — ответила она.
Карл посмотрел на воду, но не увидел ничего кроме зеленого ила. Он вздохнул. Временами Кушель была словно не от мира сего. И это несколько раздражало. Многие частенько находили эту ее черту очаровательной, но Карлу это не нравилось. На самом деле их с Кушель не связывало ничего. У них не было общих тем для разговора, они не были безумно влюблены, познакомились случайно и почему-то вдруг сошлись. На самом деле увидев Кушель Карл подумал банальное «какая красивая девушка». Он не интересовался спортом, а потому имя Кушель Аккерман ничего ему не говорило. Но будучи человеком азартным и охочим до женского пола, Карл решил во чтобы то ни стало привязать Кушель к себе. Потому что он всегда хотел обладать самым лучшим, что только есть в мире. А Кушель действительно была самой красивой женщиной, что он встречал в своей жизни. Карл думал, что умеет ухаживать за девушками. Кушель же… Даже не взглянула на него. Сама избалованная вниманием, она обратила внимание на Карла не больше, чем на пробегавшую мимо бродячую собаку. Подарил букет? Сказал пару комплиментов? И что в этом такого? Карл не был красивым мужчиной. Не высокий, не спортивный, с тяжелым взглядом светло-серых, почти что бесцветных глаз. Он напоминал Кушель хорька. Но Карл был упрям. И это упрямство дало свои плоды. Она сдалась. Ей просто стало интересно. Да и такое повышенное внимание откровенно льстило. Они оба знали, что эти отношения ни к чему не приведут. Что это провал с самого начала. Но казалось, что впереди еще вся жизнь и ее можно вот так бездумно растрачивать на кого попало.
— Мы завтра уезжаем, — сказала она повернув голову и положив подбородок на плечо.
— Я знаю, — ответил Карл.
— Ты будешь мне писать?
— Не знаю. Посмотрим.
Кушель уловила в этом некоторое равнодушие. В конце концов они провели вместе почти два месяца и она успела к нему привыкнуть. Если бы ее спросили про любовь, она бы не ответила, Кушель на самом деле не любила ничего кроме фигурного катания и никого кроме братьев — Кенни, да Артура, с которым каталась в паре уже страшно сказать, почти восемь лет. Но ей нравилось мужское внимание. Это было просто развлечение. У Кушель в жизни было не так уж много развлечений. Много лет спустя она с печальной улыбкой подумает о том какой же была дурой. Дурой, что ответила на ухаживания Карла. Дурой когда спустя почти год увидела его снова и пусть на пару дней, но поддалась на его уговоры. Совсем потеряла голову.
Впрочем, о том что было между ней и Карлом Кушель не жалела. Никогда не жалела. Ведь Карл подарил ей самую большую любовь в жизни. И речь конечно же не о нем, не о Карле. Когда Леви появился на свет и Кушель впервые положили на грудь этот теплый красный кричащий комок она не испытала какого-то дикого восторга. Леви родился почти на десять дней раньше назначенного срока, зато прямо в рождественскую ночь. Он был очень маленьким, не весил и трех килограмм, а Кушель — молодая здоровая девушка, а потому роды дались ей легко, настолько насколько вообще могут быть легкими роды. Но все равно, она очень устала и была только рада тому, что все закончилось. Уже позже, приложив сына к груди и наблюдая за тем как он жадно сосет, Кушель все еще не понимала, не осознавала, что вот она теперь мать, а вот это ее сын.
На третий день их выписали домой. Отец, глядя на внука, кривился, а потом озвучил то, что смутило его с первого взгляда: «Мелкий какой-то, в папашу поди». Кушель пожала плечами. Карл и правда был не высокий, да и Кушель высоким ростом не отличалась. Это она в мать. Все Аккерманы, что отец, что братья, что дядя или покойный дед, были мужчинами высокими, статными, плечистыми. Мать же только шикнула на мужа: «Это он сейчас маленький. Израстет». Не изрос. Леви действительно не очень походил на материнскую родню. Родителей он перерос, но для мужчины все равно оставался невысоким. Леви был весь какой-то стройный, гибкий и изящный. Особенно это бросилось в глаза когда он перешел в парное катание. На фоне остальных мужчин он смотрелся как кипарис среди дубов. Леви выделялся всегда и во всем.
Когда мать с умилением ворковала над внуком, радостно заявляя, что он весь в их «породу» и так ужасно похож на Кушель, ее отца или Кенни, девушка только хмыкала, поджимая губы. Подходила к кроватке, наклонилась и внимательно всматривалась в его черты. Да, сын и правда похож на нее. Эти темно-серые, с синим отливом, глаза, форма носа, бровей, скулы, черный хохолок волос на голове ничего ей не говорил, в конце концов у Карла тоже были темные волосы. Карл… Как бы Кушель не убеждали, что сын похож на нее, она знала Леви похож на Карла. Не одно лицо, Леви действительно много взял от матери, но например этот его взгляд с прищуром он определенно унаследовал от отца. Кушель никогда не злилась на Карла. Никогда не обвиняла его. Не искала. Не ждала. Леви ее. Только ее целиком и полностью. Карл ему никто и нет никакого смысла о нем вспоминать. Даже когда Леви, начав осознавать мир и его устои, поинтересовался у нее по поводу папы, она только отмахнулась. Что они плохо живут? Мужского воспитания Леви хватало благодаря Кенни, во всяком случае, Кушель так считала. А Карл все равно никогда не смог бы стать хорошим отцом. Он не умеет давать, он только берет, а потому нет, не нужно этого всего. Никому не станет легче от того, что Кушель скажет от кого родила. Что она расскажет Леви? Что поразвлекалась, увлеклась и произошла ошибка? Нет. Леви никакая не ошибка. Да, она его не хотела, не ждала, но он появился и Кушель не могла представить своей жизни без сына.
Это сложно представить сейчас, но лет до семи Леви был очень нежным ребенком. Не в том плане, что он часто болел или что-то в этом роде. Он просто был очень открытым. Леви не только разрешал ей себя обнимать и целовать, но и сам не против был сделать это в ответ. Частенько по вечерам Леви делал вид, что засыпает, а потом прибегал в комнату матери, залезал к ней под одеяло, обхватывал маленькими руками ее за шею и утыкался лицом в грудь. В такие моменты Кушель казалось, что у нее сердце от нежности разорвется.
— Знаешь как сильно я тебя люблю? — шептала она, проводя ладонью по детскому лицу и смахивая со лба смоляные пряди.
— Сильно? — переспрашивал он, смешно хлопая глазками.
— Очень, — отвечала Кушель, прижимая сына к себе и целуя в лоб. — Ничего в этом мире не делает меня счастливее, чем ты.
— Ничего-ничего?
— Ничего-ничего, — со смехом отвечала Кушель.
Она прижимала его себе крепко-крепко, вдыхала его такой любимый запах и бесконечно целовала, потому что Леви хотелось целовать. Он вырывался, заливисто хохоча, потому что щекотно и она его слюнявит. Да, в пять лет Леви был чудесным ребенком. В пятнадцать она протягивала руку, чтобы погладить его по голове и Леви хмурился, недовольно бурчал себе под нос: «Блин, мама, не трогай волосы.» Она и не заметила как он вырос, как перестал нуждаться в ней, как стал самостоятельным. Слишком самостоятельным. А ей так хотелось, чтобы Леви пришел, рассказал о том как он живет, обратился за советом, поделился чем-нибудь, что его беспокоит. Саму Кушель беспокоило многое. Почему-то ей казалось, что Леви не счастлив. Странные выводы, учитывая, что Аккерман вырос успешным спортсменом и был вполне обеспеченным. Но он все время куда-то гнал. Работа. Работа. Работа. Ничего кроме работы. Он не давал себе возможность остановиться, выдохнуть, посмотреть по сторонам, пожить в свое удовольствие. Леви мог сколько угодно доказывать матери, что его жизнь чудесна и восхитительна, но Кушель знала, что все познается в сравнении. Сейчас он думает так, но пройдет время и… В глубине души Кушель наверное всегда чувствовала себя виноватой в том, что не смогла дать Леви нормальную семью. И она действительно хотела, чтобы он узнал, что это такое хотя бы уже взрослым. Она просто не хотела, чтобы он остался один.
Узнав о Катарине Кушель внутренне выдохнула. Не до конца, но это уже был сильный положительный сдвиг. Она прекрасно знала своего сына. Леви не то, чтобы специально скрывал свои эмоции. Просто он за все года научился реагировать на все что происходит вокруг максимально спокойно. Но то, что он влюблен у Леви было буквально на лбу написано.
Когда недавно он приезжал к Ханне, то естественно остановился у матери. Приехал уже поздно и судя по всему жутко вымотанным. Сказал ей пару слов, отказался от ужина и сразу ушел спать. Утром они встретились на кухне. Леви стоял к ней спиной, заваривал чай и, зажав телефон между плечом и ухом, разговаривал с кем-то по телефону. Кушель замерла в дверях не зная, стоит ли ей становиться свидетелем этого разговора. Леви не говорил ничего такого, рассказывал про Ханну и о том, что через час будет выезжать домой. Но интонация с которой он говорил все это была абсолютно ему не свойственна. Он не разговаривал так ни с Эрвином, ни с Кенни, ни с Ханной, ни с Марией. Очень тепло. Так он разговаривал с Кушель когда был маленький и забирался к ней в кровать, тянул руки и говорил «люблю». Как же давно это было. Тогда мать и правда была центром его мира, его самой большой любовью. Теперь все изменилось. Леви рано стал самостоятельным, но почему-то лишь сейчас Кушель по-настоящему осознала, что ее сын вырос. И от этого становилось радостно и грустно одновременно. Леви закончил разговор, положил телефон и обернулся, встретившись взглядом с матерью.
— Доброе утро, — улыбнулась Кушель, кутаясь в халат.
— Будешь чай? — буднично поинтересовался Леви, ища взглядом чашки на полке.
— Не откажусь, — ответила она.
Леви кивнул и молча принялся разливать кипяток и заварку по чашкам.
— Значит, ты не задержишься.
— У меня соревновательный сезон, надо тренироваться, — ответил Леви, протягивая матери чашку.
— Знаю, да и вижу тебя там уже ждут, — она чуть улыбнулась.
Леви только хмыкнул, сделав маленький глоток. Обсуждать с мамой личную жизнь было неловко, а потому ему хотелось уйти от этого разговора. Кушель понимала, но спросить-то хотелось. Леви почти ничего ей не рассказывал, а ей так хотелось поговорить с ним откровенно, по душам.
— Это серьезно? — осторожно поинтересовалась Кушель.
— Что «серьезно»?
Леви прекрасно понял, что она имеет в виду. Но все еще продолжал искать пути к отступлению. Кушель решила не сдавать позиции. В конце концов другой возможности для разговора у них может еще долго не быть.
— Катарина, — сказала она. — У тебя с ней серьезно?
Леви тяжело вздохнул. Кушель чуть усмехнулась. Ему не нравились такие вопросы, не нравились такие разговоры. И к тому же, он не знал как отвечать на такой вопрос. Серьезно ли у него с Катариной? А пес его знает.
— Смотря, что в твоем понимании серьезно, — нашелся он с ответом.
— Ты влюблен в нее, а она судя по всему, влюблена в тебя.
— Хотелось бы в это верить. Я люблю Катарину. И надеюсь, что Катарина любит меня. Но это сейчас. Сегодня. Но я не знаю, что будет с нашими отношениями дальше.
Леви снова сделал глоток из чашки. Если уж мама хочет поговорить откровенно, то пожалуйста. Он не испытывал нужды в советах, по крайней мере, ему так казалось. Но если Кушель хочет что-то у него выяснить, то она выяснит. Леви конечно мог сменить тему, заявить, что категорически не хочет об этом говорить. Но с мамой он не мог быть резким. Во-первых, потому что в нем с детства взрастили стойкое уважение к матери. По молодости лет он, как и большинство подростков мог повысить на мать голос, даже нахамить, но потом было так стыдно, словно он родину предал. А во-вторых, Леви же понимал, Кушель живет тут совсем одна. Ей одиноко и она скучает по нему и хочет простого человеческого общения. Леви бы и сам рад поговорить с ней как в детстве, но что-то внутри мешало. Ему плохо давались откровенные разговоры. Это касалось и матери, и Катарины. Открыть кому-то душу. Впрочем, нет, с Кушель было проще. Ему хоть и было неловко и неудобно, но он мог ей сказать. А Катарине не мог. Хотел, но не получалось. Даже сказать банальное «я люблю тебя» — не получалось. Признаться матери, что любит девушку получалось, а сказать об этом самой девушке — нет.
— Тебя это беспокоит? — спросила Кушель, чувствуя, что ступила в нужном направлении.
— Нет, — пожал плечами Леви. — Надо жить сегодняшним днем.
— Я тоже очень долго жила сегодняшним днем. Знаешь, чем это закончилось? Тобой.
— Звучит так словно я обуза.
— Никогда не был, — возмущенно ответила Кушель. — Я к тому, что в жизни рано или поздно появляется человек, который заставляет задуматься о том, что будет дальше. Но ты не хочешь об этом думать, ведь так? Понимаешь, что надо, но не хочешь.
— А что думать? Мы поедем на Олимпиаду, а потом посмотрим как пойдет. В принципе, Катарина еще молодая, да и я чувствую себя отлично. Думаю, еще один олимпийский цикл мы с ней протянем.
— Я говорю вовсе не о твоей спортивной карьере. Но раз уж ты об этом, то поинтересуйся у своей партнерши, согласна ли с твоими планами. Возможно она хочет чего-то другого. Или же… Знаешь, она может легко оборвать все твои планы и придется быстро думать о том как жить дальше.
— Нарушить мои планы, — повторил Леви. — Я знаю, от травм никто не застрахован. Это стоит учитывать.
Кушель потерла ладонью лоб. Она и забыла как с Леви порой тяжело.
— Да я не о травмах. Боже, Леви, я ни в коем случае не лезу туда куда мне лезть не стоит и вообще не уверена, что хочу об этом знать, но могу предположить, что ваши с ней отношения куда ближе, чем прогулки за руку под луной. А если и нет, то в скором времени это точно измениться.
Леви едва удержался от того, чтобы не застонать. Обсуждать с матерью свои чувства к девушке — еще куда не шло. Но говорить о том с кем и когда у него был секс, для него уже перебор.
— Я к тому, что такого рода отношения часто заканчиваются детьми, хочешь ты того или нет.
— Мам, — Леви чуть улыбнулся. — Надо быть совсем безголовым, чтобы заниматься такими вещами абсолютно бесконтрольно.
Кушель подняла на него глаза. Вот оно значит как. Леви заметно напрягся, видимо поняв, что ляпнул что-то не то. В конце концов он же рос без отца. Совсем. Даже имени никогда не слышал. Личная жизнь матери его никогда не интересовала, но выводы сделать здесь не сложно.
— Прости, — он опустил глаза.
— Все в порядке, — Кушель поднялась, собирая со стола чашки. — Это хорошо, что ты у меня ответственный и думающий мальчик, — она погладила его по голове.
Леви чуть закатил глаза. Нашла мальчика.
— Ты его хоть любила?
— Кого? — не поняла Кушель, ставя чашки в раковину.
— Отца.
Женщина удивленно обернулась. Леви не спрашивал о своем отце уже наверно лет пятнадцать.
— Он… Красиво за мной ухаживал и… Как бы тебе сказать…
— Не говори, — Леви поднялся на ноги. — Если честно, я совершенно не хочу этого знать.
Кушель вздохнула. Действительно. Вероятность того, что Карл и Леви когда-нибудь пересекутся в ее понимании была совершенно нулевой. Леви человек публичный, но на ее памяти Карл спортом никогда в жизни не интересовался и даже если он что-то и слышал о Леви Аккермане, то может из-за фамилии он захочет проверить… Хотя нет, не станет он так заморачиваться. Не в его стиле. Тем более Леви уже десяток лет мелькает перед экранами. Но дело в том, что на самом деле Кушель совершенно не знала Карла.