Дороже золота

      Микаса с детства была талантливой. Она хорошо училась, несмотря на бесконечные тренировки всегда была твердой хорошисткой, в университет поступила с прекрасными баллами и вообще всегда была поводом для гордости. Лет в четырнадцать Микаса увлеклась фотографией. Снимала все подряд на маленькую цифровую «мыльницу», потом родители купили настоящую профессиональную камеру. Изначально путаясь во всех этих балансах белого, диафрагмах и ISO, уже через полгода Микаса неплохо разбиралась с техникой, прошла онлайн курсы по фотошопу и начала выдавать вполне неплохие снимки. Она никогда не думала специально учиться, зарабатывать на фотосессиях и переходить черту любительского уровня. Микасе просто это нравилось. Да, она мечтала когда-нибудь побывать на настоящей студийной съемке, поработать со светом, ибо наизусть знала названия всех приборов, только вот использовать ни разу не приходилось. Но это так, мечты. Для самой себя, для общего развития. Со своей профессией Микаса определилась еще в два с половиной года. Именно в таком, совсем еще юном возрасте, Микасу поставили на коньки. Она еще ходила-то не твердо. Но задаток у нее был. Микаса быстро училась. Очень быстро. Казалось, что фигурное катание вообще не вызывает у нее абсолютно никаких проблем. Встала на лед и поехала. Хоть на двух, хоть на одной ноге. А еще Микаса ничего не боялась. Сказали прыгать, она прыгала. И не было у нее ни капли сомнения. Артур Аккерман всегда гордился дочерью. Он сам тренировал ее, учил, выводил на старты. И Микасе это все ужасно нравилось. Артур с усмешкой наблюдал как на своих первых соревнованиях шестилетняя Микаса во время проката не сводила своего взгляда с судей. Это он сказал ей, что надо всегда смотреть в сторону судейской бригады. Но перед судьями и взрослые опытные спортсмены частенько робели, а тут маленькая девочка.       Артур Аккерман и Гриша Йегер знали друг друга еще с тех пор как соревновались сами. Правда, на льду они никогда не пересекались. Когда Артур только делал свои первые шаги во взрослом спорте, еще в паре со своей двоюродной сестрой Кушель, Гриша в паре с Диной Фриц уже были одними из лидеров среди танцевальных дуэтов. К тому же, одни были элдийскими парниками, а вторые марлийскими танцорами, так что точек соприкосновения у них изначально не было. Когда Артур блистал уже в паре с Киоко Адзумабито, Гриша давно завершил карьеру и вроде как старался создать какую-то семейную жизнь с бывшей партнершей. Семейной жизни у них, как известно, не получилось. Потом, уже годы спустя Гриша Йегер и Артур Аккерман познакомились гораздо ближе. Так уж вышло, что дети их родились в один год. Артур сам возился с Микасой, а Гриша с Эреном. Только вот с прыжками у мальчика дела шли туго. Гриша будучи танцором в прыжковых элементах был не силен. Да и взявшись за работу с элдийскими сборниками, времени на сына у него оставалось немного. Так Эрен и попал под крыло к Аккерману и познакомился с его дочерью. — Ты много болтаешь, — со всей серьезностью пятилетки заявила Микаса, после их с Эреном первой совместной тренировки. — А?!       Девочка, чуть склонив голову, оглядела его с головы до ног. Йегер почему-то показался ей глупым. — Ты все время разговариваешь и совсем не умеешь прыгать. А когда падаешь, плачешь.       Эрен резко покраснел и сжал кулаки. — Я не плачу!       Микаса только хмыкнула, пожала плечами и отвернулась. Однако, это было только первое впечатление. Эрен действительно плакал только один единственный раз. В самый первый. А потом… Может, это слова Микасы так на него повлияли, но Эрен начал тренироваться с таким упорством, что даже Микаса позавидовала. Он прыгал, падал, вставал и снова падал. И снова вставал. Он больше не болтал. Только порой, слишком уж бурно реагировал на собственные неудачи. Артуру частенько приходилось его тормозить, а то так и до травмы недалеко. Но уважать себя Эрен заставил Микасу очень быстро. Уже через неделю, она кусая губы, наблюдала за его попытками сделать двойной флип. Смотрела и восхищалась. Нет, не талантом, а именно его упорством и желанием доказать всем, чего он стоит. Эрен с детства был целеустремленным. Они с Микасой виделись на катке практически каждый день, но настоящая дружба началась только через год.       В тот день отцу стало плохо на тренировке, ничего серьезного, обычный аппендицит. Но Микаса в шесть лет даже слово такое нормально выговорить не могла. В ожидании мамы, она сидела в раздевалке и плакала. — Ты чего? — спросил вошедший Эрен. — Мне страшно, — тихо прошептала Микаса, всхлипнув себе в колени. — Папа…       Она снова всхлипнула. Эрен растерянно почесал себе затылок, а потом сел рядом с девочкой на лавку. Он ничего ей не сказал, просто сидел. Приехала Карла, чтобы забрать сына. Но Эрен отказался ехать домой. Так и сидел рядом с Микасой сорок минут, пока не приехала Киоко. Только один раз он выбежал в коридор. — Мама, дай мне мой шарф.       Карла удивилась, но протянула ребенку то, что он просил. Шарф был хороший, теплый, шерстяной, темно-красный. Отец привез его из поездки на соревнования в какую-то северную страну. Эрену он был велик и мальчик мог закутаться в него дважды, но зима в этот год стояла холодная и Карла кутала сына словно капусту. Шарф кололся и от него чесался нос. Но этот шарф привез папа и когда он уезжал на очередные соревнования, для Эрена этот простой предмет одежды был как напоминание, связь с собственным отцом. Иногда, когда он начинал совсем скучать, то накидывал его сверху даже дома и сидел, представляя как отец ведет тренировку и думая, что когда сам Эрен вырастет, они везде будут ездить вместе. — Что ты делаешь? — не поняла Микаса, когда Эрен начал обматывать вокруг нее тот самый шарф. — Когда я скучаю по папе, то беру его, — с детской простодушностью ответил Эрен. — Ты тоже возьми.       Микаса захлопала мокрыми от слез глазами. Она совсем не поняла причем тут этот шарф и ее отец. — Он колется. — Ага, — протянул Эрен. — Если хочешь, оставь его себе насовсем.       Потом Киоко пыталась вернуть этот шарф Карле. Вещь была качественная и явно дорогая. Но Эрен дулся и заявлял матери, что это подарок, а подарки нельзя возвращать. Карла хоть и была тронута поступком своего сына, терпеливо объясняла, что он не может дарить то, что сам не покупал. Но шарф в итоге все равно остался у Микасы. С тех пор прошло почти пятнадцать лет. Из шарфа уже местами торчали нитки и он немного потерял яркость цвета. Но Микаса ни за что бы его не выкинула. Шарф не напоминал ей об отце. Зато напоминал об Эрене. Дома шарф всегда висел на дверце шкафа, а в поездках, аккуратно свернутый, лежал в чемодане. У каждого свои талисманы на удачу. Иногда Микаса пользовалась шарфом по его прямому назначению. Он все еще был таким же теплым как и пятнадцать лет назад. И таким же колючим.       Когда Эрену перевалило за десять лет, стало абсолютно очевидно — одиночника из него не выйдет. Он старался, но прыжки давались ему тяжело. Он сносно прыгал тройные, но сверстники уже начинали учить четверные, а Эрену четыре оборота категорически не желали покоряться. Никто, кроме самого Эрена, впрочем, не расстраивался. Гриша Йегер видел в сыне будущего танцора, а в танцах прыжки не нужны. Но сам Эрен с этим был категорически не согласен. Он кричал, хлопал дверью, долбил сам себя на тренировках до состояния полной измотанности, так что вставать по утрам кровати было больно и каждый шаг был сродни подвигу. Но ни за что не соглашался на танцы. Гриша ругался с сыном, спорил, приводил аргументы. Нет. Ни за что. Не пойдет Эрен в эти ваши дурацкие танцы. И точка. Эрен порой становился упрям, словно осел. Гриша совершенно не понимал, что ему делать со своим отпрыском, который вернее разобьет себе башку об лед, чем смириться с тем, что танцы — его единственный вариант. Хотя, на самом деле, вовсе не единственный. Об этом Грише напомнил именно Артур. Да, Эрен не хочет идти в танце. Но ему туда и не надо. Артур много возился с мальчишкой и хорошо знал его. Эрену хватает упрямства и мотивации, но не всегда хватает усидчивости не на прыжковых элементах. Он все время забывал выкатывать ребра и имел жесткие колени. Но ведь есть третий вариант. Если Эрену не покоряются четверные прыжки, а про танцы и речи идти не может, то почему не попробовать в парах? Мысль была совсем неплохой. Надо только найти подходящую девочку. И как-то оба вдруг подумали о Микасе. Артур не совсем был этим доволен, но Микаса и Эрен последнее время стали просто не разлей вода. Так что решено было попробовать. Сами Микаса и Эрен к решению родителей отнеслись с некоторым удивлением, но к облегчению Артура и Гриши, без топанья ногами и истерик. Эрену это показалось интересным, а Микаса, кажется, немного смутилась. Они начали кататься вместе, потихоньку осваивать парные элементы. Стали выступать на соревнованиях, но так и не добились того, чего хотели. А потом вмешался Эрвин Смит и пара Микаса Аккерман/Эрен Йегер перестала существовать.       Микаса думала, что не сможет с этим смириться, но теперь признавала, новый партнер ей нравился. Они с Жаном стали хорошими друзьями и пусть сама Микаса боялась признать это даже в мыслях, но он действительно подходил ей лучше Эрена. С Жаном она добилась таких успехов, которые ей раньше даже и не снились. Жан относился к Микасе точно так же. Он ведь уже смирился с тем, что как спортсмен ничего не добьется. И тут словно проведение Эрвин с его предложением встать в пару с Микасой. Жан не думал, что это выгорит, но все получилось.       Жан торопливо собирал сумку, поглядывая на часы. Через пятнадцать минут надо ехать. Кирштейн был настроен более чем серьезно. Они с Микасой обязаны сегодня подняться на подиум в финале гран-при. Он был настроен на золото. Да, они были вторыми после Пик и Порко. Но это его не волновало. Жан хотел золотую медаль. Во-первых, потому что все хотят золотую медаль. А во-вторых, Жан видел в этом некий символизм. Год назад у него родилась дочь. Подумать только, уже год. А такое чувство, словно это было вчера. Дженни со всеми ее проблемами положили в больницу заранее. Жан таскался к ней каждый день. Вздрагивал от каждого звонка и сообщения. Но прошел день, другой, неделя и ничего. Заканчивалась сорок первая неделя, пошла сорок вторая. Дженни перенашивала уже на десять дней, но их дочь явно не собиралась появляться на этот свет. А потом Жан пришел к себе в кабинет, после дневной тренировки, достал из ящика телефон и прочитал сообщение от Дженни. Врачи решили, что ждать дальше опасно и для нее, и для ребенка, поэтому ей искусственно вызывают роды. Срочно и прямо сейчас. Жан напрягся, сообщение было написано час тому назад. И у него сегодня стоит еще две тренировки. Две чертовы тренировки. Как сейчас ему уделять внимание чужим детям, если мысли только о своем? Но сорваться и уехать он тоже не мог. Хотел, но не мог. Последние десять минут последней тренировки были сущим адом. Он больше смотрел в телефон, чем на лед, но Джен молчала. Уже три чертовых часа. Жан знал, что роды дело долгое. Кто-то справлялся за пару часов, а кто-то сутками мучился. Но он все равно переживал. Как тут не переживать? Дженни откликнулась, когда Жан был уже буквально на пороге роддома. Скинула фотографию бирочки, написала, что все хорошо, кроме того, что она жутко устала. Ну, а если дальше… На самом деле, Жан страшно затупил. Увидев дочь впервые, он очень удивился тому факту, что у нее уже открыты глаза. А потом задал самый тупой вопрос в своей жизни: — А у них разве не как у котят глаза только через неделю открываются?       Дженни взглянула на него как на полного кретина. Жан еще раз посмотрел на дочь. Она выглядела так как и выглядят все младенцы — маленьким пищащим комочком. Когда Жан ехал обратно домой, то чувствовал какое-то опустошение внутри из-за того, что оставил их. Эмоции одновременно были и их не было вообще. А дома первым делом вытащил из шкафа бутылку коньяка и выпил рюмку. Все-таки отцом стал. И вот уже целый год. Охренеть просто. Но он бы хотел подарить дочери золото. Очень хотел. — Я готова, — послышался стук в дверь. — Сейчас, — откликнулся Жан. — Заходи.       Микаса скользнула внутрь. Жан всегда поражался тому насколько она была изящна. Микаса всегда двигалась словно кошка и это в какой-то степени завораживало. — Как настроение? — поинтересовался Жан, складывая в сумку костюм. — Боевое, — чуть улыбнулась Микаса. — Это хорошо, — кивнул Жан. — Не хочешь выпить вечером? — Выпить? — Микаса удивленно посмотрела на партнера. — С чего вдруг? — Отметим кое-что, — подмигнул ей Жан. — Не рано ты задумал отмечать медаль? — нахмурилась Микаса. — Ее сначала нужно выиграть, а потом уж отмечать. — За медаль мы, надеюсь, сегодня тоже выпьем. А вообще у меня сегодня дочери год исполнился. — Ух ты, — выдохнула Микаса. — Поздравляю. — Спасибо, — улыбнулся Жан. — Ты ведь поможешь мне сделать Джен и Эми подарок? — Золотая медаль, — сразу поняла Микаса. — Именно. — Я сделаю все, что от меня зависит, — ответила Микаса. — А что насчет выпить?       Микаса задумалась. — А Эрена можно с собой позвать?       Жан нахмурился. С одной стороны, ему насрать, а с другой, Эрен его подбешивал. А пить с Эреном он не хотел от слова совсем. Тогда уж лучше Леви или Эрвина позвать. Но первый не самый веселый собутыльник, да и Жан не мог назвать Леви каким-то близким другом, а Эрвин скорее всего не согласится. Смит старался соблюдать субординацию. Единственный из учеников с кем Эрвин позволял себе расслабиться — Леви. Но скучнее компании, чем эта парочка вместе найти было сложно. Порой Жан задавался вопросом, что Катарина вообще нашла в Аккермане? Он помнил девушку еще со времен, когда они оба тренировались в Тросте. Вечно ржала на весь каток. Слышишь из-за угла смех. Катарина идет. Что такая как она нашла в Леви было совершенно непонятно. Впрочем, Жан частенько задавался вопросом, что в нем нашла Дженни? И что Микаса увидела в этом своем Эрене? Но Жан сегодня добрый. — Зови, если хочешь.       Микаса просияла. — Я поговорю с ним после проката.       Жан кивнул и закинул на плечо сумку. — Идем.       Они двинулись по коридору. Настроение у обоих было прекрасное. Никто и не подозревал, что принесет им этот вечер.

***

      Финал спортивных пар представлял собой масштабное событие. Трибуны забились до отказа, а от флагов и плакатов рябило в глазах. Все волновались. Эрен стараясь ни о чем не думать, зашнуровал коньки и вышел к калитке. Пара из Хидзуру завершила выступление, а значит пришла их с Хисторией очередь выходить на лед. — Страшно, — тихо сказала Хистория, снимая с плечей куртку и чехлы с коньков. — Все будет хорошо, — нервно улыбнулся ей Эрен, сам до конца не веря в свои слова.       Хистория кивнула. — Не торопитесь, — сказал Эрвин. — Катайтесь спокойно, в своем темпе. Музыка никуда вас не гонит.       Они одновременно кивнули и ступили на лед. — Для исполнения произвольной программы на лед приглашаются представители Элдии Хистория Райсс/Эрен Йегер.       Эрен тряхнул ногами и потер мочки ушей, сосредотачиваясь на прокате. Выехали в центр льда, встали друг к другу спинами, выдохнули. Начало прошло хорошо. Они прекрасно держали образ, сделали каскад. Чисто, одновременно. Молодцы. Следом вышел неплохой подкрут. Эрвин кивнул, отметив, что Хистория стала делать более четкий шпагат, а Эрен меньше суетиться на ловле. Все как надо. Несколько шагов, толчок, шаг партнерши, три четких оборота, Эрен опускает и снова поднимает руки, ловит аккуратно за талию, ставит на лед, Хистория приземляется на одну ногу, выкатывается. Снова молодцы. На тулупе они чуть разошлись в параллельности, но сделали. Выброс тоже практически без нареканий. Хистория чуть пошатнулась, но выехала. Теперь поддержка. Аксель лассо. Эрен зачем-то сбросил скорость и на взгляд Эрвина поднял Хисторию слишком уж тяжело. Поставил обратно. Тодес накрутили только на третий уровень, но на вращении поправились. Эрен начал уставать. Смит это понял. Снова выброс. Хистория приземлилась жестко и рано подставила вторую ногу. Еще одна поддержка. Эрен крепко схватил Хисторию за руки, резко дернул вверх и сейчас должен был перехватить одной рукой за бедро. Эрвин увидел ошибку еще на отрыве. Хотел даже крикнуть им стоп, но не успел. Почему поддержки четвертой и пятой группы считаются самыми сложными и дорогими? Потому что они самые опасные. При хвате, допустим, за бедро, у девушки остаются свободными руки и в случае падения, они успевает подставить их вперед и защитить хотя бы голову. Но при хвате кисть в кисть, у обоих партнеров буквально связаны руки. Они держатся ими друг за друга, и когда что-то идет не так, на скорости оба просто не успевают расцепиться, в следствии чего оба летят на лед с ужасающей скоростью. Эрен резко потерял равновесие. Он только успел понять, что падает, Хистория уже была наверху. Он сделал все, чтобы смягчить ей падение. Но падение на лед с двух метров сложно смягчить. Хистория рухнула вниз и, к своему несчастью, не вырубилась. Дыхание перехватило, а из глаз буквально искры полетели от удара. Сжав зубы, она чуть приподнялась на руках, зал кружился вокруг так, словно она сейчас делала подкрутку, а не лежала на льду. В ушах звенело и шумело, хотя на трибунах стояла гробовая тишина. Рядом лежал Эрен, она увидела кровь и подумала о том, что, наверное, он разбил себе голову. Хотела позвать на помощь, но перед глазами все окончательно поплыло. В голове глухо стучало, так словно ее погрузили куда-то под воду. Она увидела как к ним по льду приближается Эрвин и еще какие-то люди. Перевернулась на спину, посмотрела в потолок и окончательно отрубилась.