Легенда о Боге Смерти

      Дикий дискомфорт не позволяет толком двинуться и девушка едва приоткрывает глаза, находясь в полной темноте. Сначала она не понимает, где находится, но спустя несколько секунд воспоминания накатывают на обездвиженное тело сладостной болью.       Кира делает глубокий вдох пытаясь понять, что именно мешает ей двинуться и теряет секунды в попытках приподнять голову — тщетно. Тело словно цепями сковано да блоком бетона вниз придавлено, от того сердце ее начинает биться в десяток раз быстрее, стуча адреналином и страхом в висках.       Это ведь чертов паралич, от него не денешься никуда: закричать Ласточкина тоже не может, разве что немо открывает рот, но с губ слетают только хриплые стоны. Она лежит прямиком на животе, начиная задыхаться, с повернутой ко входу головой и старается всмотреться в темноту.       Девушка точно знает: здесь кто-то есть.       И она замечает гостя: он двигается аккуратно, тяжёлыми шагами ступая на пол комнаты. Прячет руки за спиной, пока Ласточкина пытается закрыть глаза, чтобы этого не видеть и не слышать. Он присаживается перед ее лицом на корточки и чёрный плащ спадает на пол, пока девушка дышит так часто-часто, что вот-вот задохнётся.       — Здравствуй.       Этот сладостный, шелковый шёпот она узнает из тысячи таких же голосов. Оттого Кира и дергается, пытаясь освободиться из мнимой клетки паралича, но безуспешно. Чумной доктор, явно замечая ее беспокойство, аккуратно кладёт руку на ее лицо.       Ласточкина жмурится. Пальцы в перчатках проходятся по ее щеке, выводят скулу, очерчивают подбородок, поправляют спутавшиеся пряди волос и впитывают стекающие по коже вниз капли слез.       — Наше знакомство не задалось, — шепчет он вновь, а Кире кажется, словно этот голос в ее голове.       Позвать бы Сережу побыстрее, закричать что есть силы, но бесполезно все это.       — Первая встреча закончилась так себе, но последующие тебе понравятся, — Чумной доктор укладывает руку на чужую макушку, потрепав девушку по голове. Слишком нежно и одновременно страшно для такого, как он. Так, словно это было лишь затишьем перед бурей. — Обещаю.       От него пахнет пеплом, костром и приятным жасмином, запах кажется до жути знакомым и словно выученным на уровне подсознания, но девушка пытается отстранить все лишние мысли, лишь бы сейчас не думать о собственной смерти.       Она попросту не успевает реагировать и уж тем более думать. Что, если это простая галлюцинация?       Сонный паралич.       Ласточкина пищит. И когда Чумной доктор понимает, что голос к ней возвращается и вот-вот она закричит, то наконец отступает. Последнее, что видит Кира перед тем, как снова отключиться и провалиться в сон — это указательный палец, прислонённый к клюву.       Пробуждение даётся слишком сложно. Болит где-то в затылке, ноет в висках и Ласточкина пытается вспомнить, насколько трудными для восприятия были вчерашние события. Она соскальзывает с большой кровати на пол, доползает до шкафа и пытается найти одежду: плевать абсолютно, который сейчас час.       Но мысленно Кира начинает молиться на то, чтобы дорогой Серёжа был дома. Она представляет их встречу и совсем не знает, как сказать мужчине о том, что его подарок был бесследно утерян ещё вчера вечером. Более того, Кира не знает, какой будет его реакция на все случившиеся события и. черт, пять пропущенных от Миши.       Потом.       Ласточкина залезает в какой-то новый купленный Разумовским свитер и брюки и кутаясь в плед, приоткрывает дверь комнаты.       Ее все ещё немного трясёт, но этот мандраж девушка до последнего пытается подавить. Ссадины на лице, огромная отметка на шее. Мерзость, наверное. А болит то как.       Она замечает Разумовского на диване, в своём привычном халате и шмыгает носом наблюдая да тем, как мужчина резко подскакивает, откладывая все свои дела. Он вдруг делает шаг навстречу — Кира трясётся ещё сильнее, чувствуя вставший поперёк горла ком. Жаль, как жаль все это и как же страшно. Как будто-бы снова вернулась в тот вечер и пережила за эти короткие тридцать секунд весь ужас вчерашнего дня. Ещё и этот сон. Просто кошмар. Точно.       Кошмар и ничего более.       — Кира, как ты…       Но он не успевает ничего договорить. Девушка врезается в его грудную клетку со сбитым дыханием, вжимаясь так сильно-сильно и крепко, что у Разумовского внутри все сжимается и руки сами тянутся к ее плечам, прижимая ее хрупкое тело к себе. Ласточкина идеально помещает голову и лоб в ложбинке меж мужских ключиц, тыкаясь в его кожу носом и так рвано выдыхает, что самому мужчине кажется, словно она сейчас умрет прямо на его руках.       — Тише, — шепчет Разумовский, укладывая голову на ее макушку. Руки гуляют по женской спине, нежно оглаживая лопатки. — Все хорошо.       Прежде чем услышать два женских всхлипа, Сережа выдохнул самостоятельно, пытаясь спрятать собственную дрожь в руках. Но этот дикий мандраж девушки перебивал его собственные переживания, а ее запах заполнял все вокруг, в том числе и мужскую грудную клетку. Он хотел забрать ее туда, огородить от всех бед и, что самое главное — от Птицы, от Чумного доктора, который наверняка не остановится на одном монологе.       Он едва отстранил девушку, так слабо и аккуратно коснувшись ее скул подушечками пальцев, вытирая слёзы. Потом, разумеется, Разумовский спросит себя, насколько правильны его действия и руки затрясутся вновь.       — Я в-видел новости, — выдал он тихо-тихо, взяв женское лицо в свои руки и убрал светлые пряди волос с глаз, чтобы не мешались. Затем, аккуратно провёл по шее, которая уже успела покрыться синяками ввиду совсем недавней хватки Чумного доктора. — И я рад, что Миша оказался рядом, чтобы помочь тебе.       Когда Кира наконец накрыла мужские руки своими, Сережа захотел сознаться ей во всем. Абсолютно во всем. Предстать перед ней без всяких секретов, но сейчас это было просто невозможно, так что он продолжил гладить женскую кожу.       — Мне купить таблетки? Ты сильно испугалась?       Кира поднимает глаза и утыкается взглядом в чужие. Яркое чувство давнего знакомства селится в грудной клетке и, кажется, вовсе не планирует ее покидать. Откуда она может знать его?       — Достаточно, я просто… — заикнулась девушка, судорожно выдыхая. — Потеряла твой подарок, мне так жаль, он просто схватил меня и цепочка порвалась, я совсем не знаю.       — Тише, — перебил Разумовский. — Все в порядке, ты не должна переживать из-за него. Я уверен, что Чумной доктор получит по заслугам. А насчёт ожерелья. хочешь, я куплю новое?       Но она не хотела. Точнее… Кира не хотела пользоваться чужим трудом и деньгами, глупо это все.       — Все нормально, — наконец выдохнула она, освобождаясь из чужих объятий и выпрямилась. — Теперь все. Спасибо, Серёж.       — Ты голодна? Заказать тебе что-нибудь? — рыжеволосый возвращается к документам, подходит к своему столу и усаживается в кресло, пока Кира останавливается совсем рядом.       — Нет, я…       — Сергей, к Вам посетитель, — выдает Марго, перебивая, и Разумовский практически не отвлекается, все ещё сидя с документами.       — Я занят, — отвечает он как-то отстранённо, пока Ласточкина наблюдает за ним, едва наклонив голову в сторону. — Подожди, Марго. Кто там?       — Михаил Антонов.       Рыжеволосый тут же поворачивается к Ласточкиной с таким взглядом, словно она должна знать точную причину появления Миши здесь. А ей то откуда знать?       — Впусти его.       И кажется, когда Миша появляется в комнате, все идёт наперекосяк. Взгляд у него недовольный и сердитый, но к Кире он походит деловито и осторожно, параллельно краем глаза наблюдая за осторожным Разумовским.       Антонова бесило, что все шло именно так. Какого черта Кира ошивается рядом с неуверенным в себе и тревожным идиотом Разумовским, если есть он? Подумаешь, деньги, подумаешь богаче! Ласточкина никогда не была падкой на деньги, значит чем то другим он ее привлекает? Но чем?       Чертов сучонок.       — Доброе утро, — выдает девушка, поворачивая растрепанную голову в сторону мужчины. Сам Миша смотрит на неё с такой теплотой, что не верится, что все это время он мог изменять. — Какими судьбами?       — Не паясничай, мышка, — Миша зовёт ее так специально, видимо, назло Разумовскому. — Дело есть.       Сережа пытается быть холодным и отстранённым, но постукивания по баночке с газировкой выдают его с поличным. Слишком сильно нервничает и, кажется, ревнует. Сама Ласточкина видит его таким не в первый раз — таким же Разумовский был и в машине, когда девушка назвала чужое имя.       — Что?       — Нас как свидетелей в полицию вызывают. Нужно съездить, желательно в ближайший час появиться в участке. Собирайся, я тебя жду внизу, принцесса.       Напоследок Миша делает слишком непозволительное: прислоняется к чужой щеке, оставляя буквально пару миллиметров до кожи и делает вид, словно «целует» девушку, пока Разумовский окончательно не выдерживает, наконец поднимаясь со своего места.       Кира, замечая это, сначала отходит в сторону и слабо покачивается, но затем провожает взглядом быстро уходящего и уезжающего на лифте Мишу.       Сережа двигается в его сторону — кажется, хочет вызвать лифт и броситься следом за Антоновым, но меж ними вдруг возникает слишком значимое препятствие — Ласточкина.       Когда она понимает, что одного ее присутствия мало, то требовательно выставляет руки вперёд, сталкиваясь ладонями с широкой мужской клеткой, буквально вжимаясь следом в рыжеволосого для того, чтобы он не пошёл дальше.       И когда руки Разумовского хватают Киру за плечи в попытках отстранить, она едва удерживается на ногах. Но тут же хватает мужчину за лицо, заглядывая в глаза.       Ей показалось, или раньше они и правда были другими?       Он зверем рвётся наружу, пытаясь выбраться из плена женских рук, а Кира выглядит как маленький ребёнок — как раз так же, как и перед Чумным доктором. Что за странное сравнение? Ласточкина трясёт головой, пытаясь выбраться из пучины этих мыслей и внимательно смотрит на Сережу.       Он дышит слишком глубоко, подобно хищнику занимает боевую стойку, а руками Ласточкина прекрасно чувствует все его напряжение.       — Сереж, ты чего? — шепчет девушка телом чувствуя, насколько глубоко и, главное, тяжело дышит мужчина. — Пожалуйста, прекрати.       Он делает глубокий вздох, прикрывая глаза. Затем, едва касается женских рук, убирая их со своего лица и начинает дрожать.       — Да, — судорожно кивнул мужчина, поджимая губы. — Ты права. Извини. Мне отвезти тебя?       Ласточкина отходит назад, наконец останавливаясь в направлении своей комнаты.       — Нет. Не заморачивайся, у тебя, судя по документам, много работы. Я вернусь как только смогу.       — Зачем ты это делаешь? — спрашивает Кира, когда наконец оказывается в главном участке полиции города.       Место слишком знакомое — они были здесь несколько лет назад, после аварии. Когда давали показания. Но вот Антонову, кажется, эти места знакомы ещё больше. Он здесь частый посетитель и чуть ли не постоянный гость.       — Как зачем? — наигранно удивляется мужчина, пряча руки в карманы джинс. Он проводит девушку через лабиринты полицейских работников и столов, миновав одну неудачно пройденную лестницу. — Хочу позлить Разумовского, это же даже ребёнку понятно. Подводишь, Кира, я думал ты намно-ого умнее. А оно вон все как оказалось, — но замечая недовольный женский взгляд, Миша выставил руки вперёд, вскидывая тёмные брови. — Да все, все. Просто не хочу проигрывать, вот и пытаюсь что-то сделать.       — Проигрывать? — девушка нервно усмехнулась, очерчивая взглядом тусклый полицейский участок. Гул сбивал с толку, но не останавливал. — Только не говори, что вы затеяли какую-то очередную игру, в результате которой каждый из вас пострадает.       Миша смотрит на неё с легкой улыбкой.       — Миша, нет.       — Миша, да, — смеётся он, оголяя ряд острых зубов и приоткрывает дверь допросной. — Прошу, миледи.       Ласточкиной все это до ужаса не нравилось. Может какой-нибудь другой девушке и понравилось все это, но Кира уже была недовольна: не хватало ещё, чтобы все это затянулось и переросло во что-то более масштабное, ведь у Миши ни шанса нет, и в конце концов… какие в конце концов, Кира?       — Почему допросная? Мы же не преступники.       — Потому что товарищам полицейским так угодно. Не дергайся только, иначе ещё сочтут что мы как-то помогли нашему дорогому пироману пробраться внутрь.       — Глупости какие.       Но разговор со служителями порядка проходит более менее тихо. Полицейские придерживаются вполне понятной стратегии: задают общие вопросы, записывают что-то в своём деле и просят никак не комментировать произошедшие события для журналистов. В конце концов Кира победно хмыкает, ведь ничего серьезного так и не случается.       — Может пообедаем? Я угощаю, — лыбится Миша, довольный, что компания Разумовского наконец-то их покинула и оба остались наедине.       Женский взгляд цепляется за заученный мужской образ, выбирая его изо всех остальных полицейских. Оно и неудивительно: мужчина ведь не носил синей формы. Ей он предпочитал кожанку, под ней — какая нибудь старая водолазка и уже потом головной убор, название которого Ласточкина все время забывала.       Девушка сжимает взятый с собой листок, найденный в камине.       — Игорь! — Кира поднимает руку, пытаясь привлечь внимание явно куда-то спешившего мужчины и двигается следом. — Игорь, извините!       Поначалу служитель порядка сводит брови к переносице и со свойственным самому себе недоверием оглядывает девушку, а чуть позже — и подошедшего вместе с ней парня. Его он знает, но не приветствует.       — Здравствуйте, Игорь, — Ласточкина натягивает улыбку, копаясь руками в карманах джинс. Волнуется дико. Так, словно в чем то провинилась.       Он кивает в ответ, в очередной раз не отличаясь разговорчивостью и Миша многозначно выдыхает, закатывая глаза.       Когда девушка видит на лице майора сомнение и, что хуже всего — недоумение, то тихо усмехается.       — Кира Ласточкина, — представляется девушка, но тут же вспоминает важную деталь. — Алексеева. Точно, Алексеева! Несколько лет назад вы взялись за дело об аварии с моей матерью, помните?       — Точно, — наконец басисто раскатывается майор, кивая. Он сводит брови к переносице вновь, кажется не понимая, что от него хотят.       — Помните, что оно так и не было раскрыто полностью? У меня кое-что есть, но я думаю, что этого будет слишком мало, — девушка вытягивает тот самый огрызок бумаги и протягивает его майору. — Это страница из дневника матери. Я нашла ее в камине вчера вечером.       Мужчина внимательно осмотрел содержимое, пробежался по написанному взглядом.       — Дело закрыто, — холодно произнёс майор. — То, что ты нашла — заманчиво, но этого слишком мало, чтобы открывать его заново. Ничего не могу поделать. Может быть, есть что-то ещё?       Ласточкина вспомнила про удостоверение брата и тут же пожелала забыть, ведь два глаза мужчины, смотрящие куда-то глубже тела, могли прочитать все по ее вздохам. Нет, в полицию с этим нельзя. Пока Ласточкина сама не узнает, в чем замешан Егор — нельзя.       — Нет, больше ничего, но может быть мой брат тоже что-то знает. А. Вы спешите?       — Да, — кивнул майор.       — Мы можем прийти вместе с Егором, если найдём что-то ещё. Просто. Игорь, вы единственный человек, который правда что-то может сделать.       Ласточкина планировала играть в наивную гражданку. Показать своё доверие — первый шаг на пути к идеальному сокрытию подробностей.       — Обязательно. Но позже.       И на том Гром поспешил удалиться, поправляя куртку.       — Где ты его нашла? В камине отца? — встрял Миша, рассматривая потенциальную улику.       — Да, я не знаю, что она там делала, но Юрий Викторович сказал, что дневник матери может быть у Егора. А Егор не отвечает, я звоню ему уже второй день.       В диалогах они не заметили, как полицейский участок оживился. Ласточкина завертела головой, высматривая происходящее — тщетно, ничего не понять. Но уровень шума повысился на пару децибелов.       — Алексеева! — наконец донеслось со стороны дверей грубым голосом Грома и девушка поспешно откликнулась.       Спустя несколько секунд они вместе с Мишей уже были около мужчины, выходя на улицу.       — Горит твоя беседа с братом синим пламенем, — тянет Игорь, вышагивая быстро и уверенно. — В его офисе пожар.       Правильно принятое решение экономит уйму времени: в центр города они добираются намного быстрее, чем планировал сам Гром. Миша ведёт машину быстро, но майор молчит. Удивительно.       — Ты можешь ехать, — объявляет Кира, когда дверь машины захлопывается. — Если хочешь.       — Не хочу. Все таки, я заберу тебя пообедать.       Ласточкина внимательно осматривает выгоревший первый этаж большого здания. Офису конец — здесь не то, что дневник матери не найдёшь. Здесь вся подноготная компании сгорела к чертям со всеми своими секретами.       — Егор! — зовёт девушка, когда среди голов полицейских и пожарных замечает тёмную, родную. Она добирается до него чуть ли не бегом, падая в чужие руки. — Ты в норме?       Он молчит, но Кира чувствует лёгкий мандраж. Да, на его месте она наверняка испытывала бы тоже самое.       Но достаточно спешно отстраняясь, Ласточкина преследует Грома по пятам — так она ему чем то напоминает Дубина, который на работу сегодня не вышел. Бездельник чертов.       Вместе они пробираются в обгоревший офис, стараясь не задевать «доказательств» поджога. Миша плетётся следом, всякий раз вздыхая и закатывая глаза. Короче — всем своим грешным видом пытается показать, насколько все здесь ему наскучило.       — Интересно, кому понадобилось поджигать офис?       Ласточкина присаживается где-то близ сожжённого стола и внимательно осматривает угли. Да, тут ни черта не осталось. Глупо было полагать, что дневник здесь.       Она решает вернуться к Егору и слинявшему Мише, но издалека замечает рыжеволосую голову, замедляя шаг.       Освободился уже, что ли?       Егор с Разумовским о чем-то увлечённо беседовали. Сережа опять в своём пальто — Кира жалела, что не оделась теплее.       — Вы знакомы? — спрашивает девушка, подходя ещё ближе.       Оба мужчины тут же обращают на неё своё внимание, поворачивая головы. И только Разумовский смотрит намного теплее, чем Егор.       — Конечно, — выдает он, нервно улыбаясь. — А как иначе? Один приют, ты что, забыла? Я удивлён, что ты познакомилась с ним позже, вы же ведь тоже…       — Как думаете, кто эту херобору поджег? — обрывает Миша чужую фразу и Ласточкина поворачивается к нему, вновь пряча руки в карманы джинс. — Поджоги у нас по части Чумного доктора, да? Когда ты успел ему дорогу перейти, четырёхглазый?       Миша улыбнулся, пока Егор свёл брови к переносице. Пусть очков он уже и не носил, но это прозвище от Антонова, кажется, закрепилось за его личностью навсегда.       — Или в твоей компании происходили тёмные делишки? Ну-ка, сладкий, сознавайся.       — Замолчи, — процедил мужчина, насупившись.       — Вряд ли, — прервала их Кира, кажется, ушедшая в собственные мысли. Сейчас она вспоминала и первую встречу с любителем огня. И тот кошмар.       — Что?       — Вряд ли это мог сделать Чумной доктор. Если бы это был он, Егор был бы мёртв.       Разумовский всмотрелся в женское лицо. Слишком сосредоточена и умна. Он ни капли в ней не ошибся.       — Правда, у меня есть к тебе несколько вопросов. Во-первых, что с твоим телефоном? — Ласточкина подошла к брату ближе, пытаясь всмотреться в мужское лицо. Бесполезно, он постоянно отводил взгляд.       — Потерял.       — Потерял, значит. Он в твоём левом кармане. Я думала, жизнь с матерью научила тебя лгать. Только у меня со зрением все хорошо, Егор. Скажи мне, что происходит?       — Я отвечу на все твои вопросы, но позже. Пойдём в бар? Он недалеко.       И все соглашаются, оставляя это дело на Грома.       — Телефон я выключил, — произносит Егор на выдохе, заливая в себя первый шот водки.       Кабак позорный: пахнет неприятно, люди такие же. Тусклый зеленоватый свет, какая-то музыка и подозрительный бармен. Ласточкина подсаживается к Разумовскому ближе, едва тыкаясь в его плечо.       Он отвечает взаимностью и складывает руки на стол.       Миша сидит напротив и недовольно выдыхает.       — Два часа дня, Алексеев, не рано ли для водки? — Кира подаётся вперёд.       — У меня только что сожгли большую часть офиса вместе с половиной важных документов. Это ли не повод? — нервно смеётся мужчина, заливая в себя ещё одну рюмку.       Кира мешкает. Руки вытягивают из кармана удостоверение, укладывая его на стол прямиком перед мужчиной. Она выжидающе смотрит.       — Что это? — спрашивает девушка, едва наклоняя голову вбок.       — Что я слы-ышу, — довольно мурлычет Миша, хлопая в ладоши. — Ласточкина решила схватить братца за яйца? Так держать, киса.       Разумовский стискивает зубы.       — Я не знаю, — совершенно спокойно выдает Алексеев, пожимая плечами. Он даже не притрагивается к заявлению, словно оставляя его на всех остальных. — Может с друзьями раньше прикалывались и сделали. По приколу.       — Ладно, — Кира щурится, возвращаясь на место. — Черт с тобой. Ты должен понимать, Егор. Происходит что-то странное. И если у тебя есть что-то, о чем я не знаю, то пришло время рассказать.       — Успокойся, Кир, — он пародирует расслабленность. — Все в норме.       — Как твои дела пойдут дальше? — вдруг спрашивает Разумовский, явно пытаясь «исправить» ту неправильную обстановку и поправляет рыжие пряди волос.       — Не знаю. Восстановлю все это, но на ремонт офиса нужно время. Не знаю, куда мне убрать сохранённые бумаги.       — В мою квартиру, — кивает девушка, когда до неё вдруг долетают недовольные возгласы с упоминанием фамилии старшего брата. Она вертит головой, замечая зеленоватые лица местных алкашей. Отвратительно. — Тебя здесь не очень то и любят. Список подозреваемых пополняется обычными бомжами. Крупно ты влип, Егор.       Мирную беседу прерывает телефонный звонок — Ирина Дмитриевна настаивает на тренировке. Кира прощается со всеми, кроме Разумовского.       — Ты поедешь со мной? — обращается она к мужчине, смотря в его сторону. — В плане. у тебя нет никаких дел?       — Нет, — рыжеволосый отрицательно мотает головой, поднимаясь. Он пресекает любые попытки Миши напроситься следом и выводит девушку из бара. — Я свободен.       — Останься со мной до вечера. Пожалуйста. Я чувствую себя. незащищенной. Все происходящие события как-то надавили на меня и я не знаю… мне страшно.       На том Сережа наконец спрятал девушку в своих объятьях, помогая избавиться от постоянной тревоги. Тренировка и все остальное пролетело слишком быстро и легко. На удивление, вставать снова на лёд было не такой уж и тяжелой задачей. Элементы давались трудно, тело нужно было приводить в форму, но для этого было ещё много времени. Но изрядно уставшая Ласточкина даже ужинать не стала, практически засыпая на чужих руках.