Путь домой (18+)

Минхо с тоской прокручивал в голове варианты дальнейшего развития событий. В лучшем случае он снова окажется без помощника. В худшем — всё узнают его немногочисленные друзья, и он останется в полном одиночестве. В любом случае Хёнджин в гневе покинет — скорее всего, уже покинул — его дом. Конечно, он потребует компенсацию за моральный ущерб, которую Минхо ему выплатит без всяких вопросов. Альфа готов был и прощение просить, причём в той форме, в которой от него потребуют — устно, письменно… да хоть на коленях. Потому что понимал, что позволил себе возмутительнейшую вещь, у которой нет оправдания. Он попытался воспользоваться девятнадцатилетним мальчиком, который ему бесконечно доверял, помогал во всём, сделал его убогую жизнь светлой и почти безмятежной. Да, Минхо это осознавал. Он не был идиотом и вполне понимал, что за эти три с лишним месяца ежедневного ненавязчивого общения Хёнджин стал ему… не другом, нет… Кем-то вроде ангела. Но не хранителя — эта роль была отдана Джисону. А ангела-утешителя. И вот этого ангела он вчера грубо завалил, облапал, затолкал ему в глотку свой язык и попытался… Боже, как так можно было? Конечно, он не простит. Сам Минхо бы никогда не простил. Альфа горько усмехнулся. Кажется, при первой встрече он удивился, как Хёнджин смог сохранить в себе этот свет, эту нежную невинность и наивность? Ответ, оказывается, прост. На его пути к тому моменту ещё не встретился Ли Минхо, мерзавец, уродливый не только лицом, но и душой, который показал юному бете, что доверять людям, стремиться им помочь — опасное дело, от которого можно жестоко пострадать. Добро пожаловать во взрослую жизнь, мальчик. Обращайся. Минхо зажмурился и прижал ладони к глазам, пытаясь изгнать образ испуганно таращащегося на него Хёнджина, который услышал «мне плевать, что ты думаешь обо мне, я хочу тебя!» Всё-таки идиот. Какой же идиот! В дверь осторожно постучали. Минхо вяло удивился, что Джисон пришёл так ра… У Хёнджина в руках был большой овальный столик для завтрака в постель. — Вы проснулись, господин Ли? Как вы? Вчера вы здорово перебрали, — робко улыбаясь, защебетал он, подошёл к оторопевшему Минхо, сидевшему на кровати с выпученными глазами, и водрузил ему на колени этот самый столик. — У вас тут темно, я открою занавески. Не дожидаясь ответа, он раздёрнул тяжёлые шторы, впуская в комнату Минхо утренний солнечный свет, которого здесь никогда не было. — Сейчас я принесу рыбный суп от похмелья и настойку моего деда, которая поможет вам хоть как-то прийти в себя. А может, и что-то вспомнить… — Хёнджин чуть запнулся, но потом продолжил в прежней бодростью: — Хотя это необязательно, ничего интере… — Я всё помню, Хёнджин, — тихо сказал Минхо. — Мне… мне так жаль… Я понимаю, что поступил, как свинья… Я не знаю, сможешь ли ты… — Не понимаю, о чём вы, господин Ли, — чуть дрогнувшим голосом ответил Хёнджин, глядя на изумившегося снова Минхо умоляющим взглядом. — Пожалуйста… Не увольняйте меня! — вдруг горячо проговорил он. — Прошу вас! Я знаю, знаю, знаю, что поступил излишне вольно, я мог бы просто оттолкнуть вас и уйти, но поймите! — Он сжал руки на груди. — Вам нужна была … ммм … разрядка! Я же просто хотел… — Стоп! — крикнул Минхо, чувствуя, что у него сейчас мозг взорвётся. — Стоп! Хёнджин замер и, мгновенно побледнев, медленно опустил голову под растерянным, мечущимся взглядом Минхо. — О чём ты говоришь? Хёнджин… Джинни… Я почти изнасиловал тебя! Я почти взял тебя! О каком увольнении речь? Разве ты сам… не хочешь уйти? Разве ты не ненавидишь меня? Хёнджин захлопал растерянными глазами и неуверенно сказал: — Ну… для того чтобы что-то подобное со мной сделать… вы были слишком пьяны, господин Ли! Вы целовали меня, это правда, но остальное… Простите, но у вас бы сил не хватило. Вам, конечно, очень хотелось, я это… — он смущённо покраснел. — Я это почувствовал, но… Поверьте, я бы не позволил вам совершить эту ошибку, ведь она бы убила вас! Он снова умоляюще посмотрел на Минхо, который просто осыпался старой штукатуркой от этих слов Хёнджина. Всё-таки когда он думал о нём как об ангеле, он не имел в виду что-то столь реальное и конкретное. Это было уже слишком. — Не позволил бы?.. Джинни… Ты серьёзно?.. — Я ведь не омежка, — мягко ответил Хёнджин. — Я… достаточно сильный, господин Ли. Поверьте, если бы вы попытались… — Но я и попытался! — нетерпеливо вскрикнул Минхо. — Я помню! Я… целовал и кусал тебя, трогал… Я… да у тебя на шее мои следы! Ты вырваться не мог! Я… как же? Хёнджин густо покраснел и стоял молча, опустив голову. — Ты… хотел этого? — внезапно дошло до Минхо. — Ты… не терпел… ты сам тоже был … не против? Этого не могло быть, но Хёнджин молчал, и единственное объяснение этому было понятно: да, хотел, нет, был не против. — Мне… принести суп, господин Ли? — тихо спросил бета. — Или вы меня сразу… уволите? — Вот дурачок, — прошептал Минхо, физически чувствуя, как его отпускает страх, тоска и… чувство вины. Да, его намерения никакие слова Хёнджина не отменили, но… почему так странно легко стало на душе? Суп был вкусным и помог от тошноты и остатков тоски. На очередной вопрос упрямого Хёнджина об увольнении Минхо разразился речью о том, что нельзя в этой жизни быть таким наивным, о том, что вина за случившееся исключительно на альфе, который затащил бедного юношу в постель, что если вдруг Хёнджин передумает и решит возмутиться, то Минхо будет готов всё сделать, чтобы возместить и компенсировать. Хёнджин выслушал, приоткрыв рот, и тут же попросил отгул на субботу и воскресенье. Минхо сразу пожалел, что был так щедр. И сразу же укорил себя за недостойное поведение. — Я … дам отгул, но ты должен мне сказать, куда ты пропадаешь, Хёнджин. Бета тут же сник и, прошептав, что он передумал и отгулы не нужны, вышел из комнаты. Но Минхо уже решил, что этой тайне Хёнджина не место в их жизни. Он попросил Джисона выяснить, куда пропадает его помощник. — Ты нарушаешь его право на личную жизнь, — сказал Джисон. — Да, — ответил Минхо, ничуть не смутившись. — Ты… понимаешь, что он не будет этому рад? — Да, — тем же тоном, с тем же выражением лица. — Это характеризует тебя как не очень хорошего человека. — Да. — Ясно. Ладно, сделаю. На той неделе Минхо спал как-то особенно беспокойно: новая книга готовилась к выпуску, ему хотелось, чтобы всё было идеально, но постоянно случались какие-то мелочи, которые нервировали Минхо, заставляли его переживать больше, чем обычно. — Ты какой-то странный в последнее время, — подозрительно сказал как-то Джисон. — Что происходит? — Ничего не происходит. Просто мой роман выходит через неделю, а от нас по-прежнему требуют участия в рекламе и предварительных мероприятиях, как будто в первый раз! — Вот именно! Так было со всеми твоими книгами последних семи лет! Они не теряют надежды затащить тебя на чтения. Но мы же не собираемся этого делать, и они просто сотрясают воздух. Так чего ты психуешь? — Я не… не психую! Просто как-то тревожно. — Ты перестал ездить к Нини, — внезапно сменил тему Джисон. — Это поэтому ты такой… — У Нини есть жених, Хан. Так что это… законченная история. — Голос Минхо был грустен, но ужаснувшийся было Джисон не услышал в нём никакой трагедии или безнадёжности. Просто печальная констатация факта. — Бинни был прав вчера. Ты очень изменился… — ляпнул он и прикусил язык. Минхо вскинул на него удивлённые глаза, в которых тут же появилось ехидство. — О, нет, — закатив глаза, замахал руками Джисон, — пожалуйста! — Не-е-ет, я просто спрошу! — ухмыльнулся Минхо. — Ну, пожалуйста, нет! — Нет, Сонни, просто скажи, вы что, меня и в постели обсуждаете? Вам настолько заняться нечем? Хани, ты меня разочаровываешь! — Вот же ж кошак… Давно знаешь? Минхо потянулся и довольно крякнул. — Видимо, ещё до того, как ты его завалил, понял, — промурлыкал он. — У тебя такие глазки были, Сонни, такие глазки… Ты разве что не умывался слюной, глядя на нашего милейшего Бинни. Ты б себя видел. — Врёшь ты всё, мне назло! — Ой, конечно. А ты бы видел, как он на тебя смотрел, Хани, ты бы видел! — Да? А как? — То есть в этом я не вру? — Ой, всё. Закрыли тему. — Хе-хе, ага, как же… Но разговоры разговорами, а когда Хёнджин снова ушёл в пятницу неизвестно куда, Минхо, который всё последнее время старался с ним как можно реже встречаться и избегать его всеми доступными способами, затосковал окончательно. Он снова развалился на диване в холле и стал его ждать. Вот так просто — ждать. Чтобы просто увидеть его усталое лицо, посмотреть, как он поднимается по лестнице к себе и осознать, что всё на месте: этот человек, который стал таким необходимым в его жизни, пришёл, вернулся, не ушёл, не сбежал, не бросил его, променяв на свои тайны. А именно такие мысли мучили Минхо в последнее время. Что он будет делать, если Хёнджин уйдёт. Пока ему нужны деньги, которые ему платят за работу на Минхо, он здесь, рядом. Он по-прежнему приходит ночью, чтобы утешить и погладить Минхо. Но теперь нужда в этом возникает гораздо реже. Спал Минхо плохо, просыпался часто и мучительно-долго не мог заснуть, но вот собственно Винс… Как ни странно, чёртов Винсент отступил. И чёрные провалы глаз снились теперь Ли не так часто. И если бы кто-то раньше сказал Минхо, что он не будет так уж сильно рад тому, что кошмары перестали его мучить, он бы громко и зло посмеялся. Но факт остаётся фактом: пока приходил Винс, Минхо мог рассчитывать на тёплые объятия Хёнджина и его прохладные пальцы на своём лице. А теперь… бета был приветлив, стал лучше и разнообразнее готовить, иногда они болтали — недолго и ни о чём, когда сталкивались на кухне… Но на этом всё. Это был заговор молчания обо всем, что могло их обоих смутить. И он помогал и мучил одновременно. И вот теперь Минхо полулежал на диване, пытал телевизор пультом и ждал. Ждал своего помощника. Своего бету. Своего Хёнджина. Но когда он услышал его шаги за входной дверью, то трусливо спрыгнул с дивана и спрятался за дверь в ванну. Почувствовал он себя при этом невозможным придурком, но сделать с собой ничего не смог. Он услышал, как Хёнджин зашёл, как что-то пробормотал, выключая телевизор и, кажется, поправляя покрывало на диване. Но пошёл бета не к себе, а в кухню. Включил свет и налил себе воды из кувшина. Минхо прокрался к кухне и заглянул. Хёнджин пил воду медленно, с закрытыми глазами. Несколько капель пролились мимо и стекали по его челюсти и шее, блестя в ярком электрическом свете. Минхо замер, а его сердце заколотилось, как ненормальное, как будто ему не тридцать, а пятнадцать, и он подсматривает за купающимися нагишом омежками, а не за тем, как парень-бета пьёт воду из высокого стакана. Куда катится мир… Хёнджин допил воду и медленно поставил стакан на стол. Он упёрся в столешницу обеими руками и запрокинул голову назад, прикрыв глаза. Через пару секунд из его глаз покатились слёзы. Сначала одна, коварно блеснув, стекла по бледной щеке, потом вслед за ней потёк целый ручеек. Минхо очнулся от восторженного созерцания, внезапно осознав, что происходит. Он вышел из укрытия и встал в проходе, сложив руки на груди. Хёнджин его не услышал. Он продолжал стоять, сжимая пальцами край столешницы и шевеля губами, как будто что-то про себя проговаривая. — Я могу помочь, — негромко, но твёрдо сказал Минхо. Хёнджин вздрогнул и судорожно стал вытирать слёзы, виновато улыбаясь.  — Господин Ли… вы не спи… — Я могу помочь, что бы у тебя ни случилось, Джинни. И давай пропустим ту часть, где ты утверждаешь, что у тебя всё шикарно, а реветь по ночам на кухне — это твоя милая детская привычка. Хёнджин беспомощно опустил руки и внезапно покачнулся, чуть отступая. Минхо бросился к нему, чтобы поддержать. Глаза беты закатились, и он потерял сознание, заваливаясь на руки Минхо. Тот быстро сориентировался, осторожно опустил Хёнджина на пол, достал аптечку и нашатырь. Когда юноша, сморщившись, пришёл в себя, Минхо смочил полотенце и обтёр холодной водой ему лицо, а потом, когда тот всё же смог встать, помог дойти до спальни и уложил на постель. Он долго сидел около тихо плачущего на постели Хёнджина, который не мог ничего сказать, потому что рыдания душили его. Минхо сначала просто гладил руку юноши и пытался что-то говорить, успокаивая, но видя, что это не помогает, плюнув на приличия — какие вообще могут быть между ними приличия! — забрался к бете на постель притянул его к себе на грудь и просто грел своим телом, гладил длинные волосы, иногда вытирал слёзы, терпел, когда Хёнджин в порыве горького плача сжимал его пижамную кофту, прихватывая тело, и молчал. Так они и уснули — в обнимку на постели Хёнджина. Первым затих бета, лицом уткнувшись в сгиб шеи Минхо и всхлипывая во сне. А потом и Минхо, согретый его дыханием, провалился в глубокий сон. Без сновидений.