Мой ласковый зверь

      Первыми покинули площадь Гриммо Драко и Гермиона. Это произошло где-то в одиннадцать часов дня (у меня это день, у кого ещё утро, ну не суть). Дальше примерно через два часа трансгрессировали Уизли. Следом за ними в шесть часов вечера отправились Сириус и Минерва.       Я, Гарри и Дэвид остались втроём. Мы должны были переместиться в дом Драко и Гермионы вместе и ожидали назначенного времени. Примерно через час нам надо было покинуть Гриммо двенадцать. Все необходимые вещи были собраны и поставлены в проходе. Много брать мы не стали. Лишний груз нам не к чему, да и в принципе из вещей у нас было немного.       Кстати говоря, мы сходили в больницу Святого Мунго. Там меня потеряли, хех. У врачей была паника, куда я делся, а потом, когда они увидели меня вошедшим в больницу, они, будто гарпии, накинулись на меня.       Разбираться пришлось долго. Три часа ни меньше. Сначала с моим самочувствием пытались всё решить. Хотели оставить меня в больнице на некоторое время, но я, Гарри и Дэвид (только мы вот явились туда) сумели договориться. Дальше приехали парочка людей из министерства магии — ну, министр и где-то три мракоборца, — что вручили мне — не поверите! — орден Мерлина первой степени за заслуги на войне перед всем мировым сообществом волшебников.       Первоначально меня охватил шок, и я даже сдвинуться с места не мог. Должен заметить, что сегодня я впервые за столько лет так открыто проявлял любого рода эмоции. Наверное, побывав в теле кота, во мне реально что-то изменилось.       Министр и мракоборцы уговаривали меня прийти на более торжественную церемонию награждения, где будут все значимые в победе волшебники. Гарри и я дружно заявили о том, что провести эту церемонию можно будет где-нибудь к концу июля или в августе, но не сейчас. Словом, договорились.       Потом один мракоборец очень долго общался с Дэвидом. Выяснилось, что это и есть его брат, про которого он мне рассказывал. Остальные мракоборцы поглядывали на Грея, видимо друзья, но подойти не решались, поскольку Дэвид им того не позволял, упорно избегая, а с братом (кстати, его зовут Эван) он хотел беседовать исключительно наедине.       В дальнейшем всё поутихло. Мне вернули мою палочку (Мамочки, я так по ней скучал; по своей родненькой!), а после мы могли спокойно покинуть больницу. Ох, как было прекрасно вдохнуть свободной грудью на свежем воздухе. Святое Мунго, спасибо, конечно, за всё, но я надеюсь больше сюда не возвращаться и пожить дальше.       Теперь же оставалось ждать назначенного часа и пока приходилось так ждать, я нервно постукивал ногой по полу и рассматривал газету «Ежедневного Пророка».       Везде пресса то и дело, что кричала о победе над Волан-де-Мортом. Везде высвечивались имена героев, а в частности Гарри Поттера — мальчика-который-выжил. Нет, ну правда он необычным способом умудрился выжить, когда был на волоске от гибели, да ещё и дважды! Больше никто не боялся произносить его имя, вернее частично каждый пытался прийти в себя. Если честно, то я и сам не мог поверить в то, что война закончилась, а я в целом сам живой. Столько лет борьбы, страданий и боли, и вдруг всё успокоилось и потухло. Это можно было сравнить с полыхающим огнём в лесу, который всё-таки удалось затушить. Или ещё с штормом в океане, яростным и безжалостным, но затем в миг резко затихшим и безмятежно спокойным. Так странно, но так радостно, хоть и внутри где-то больно и горько от того, что эта война забрала очень много жизней и принесла столько неприятностей.       По правде говоря, я удивляюсь тому, что я не поседел за это время. Мне кажется, или я половину нервов потерял ещё до войны, а после нее по факту у меня вообще остались лишь следы от этих нейронов. Хотя я сомневаюсь, что там вообще что-то осталось.       Но пусть война и кончилась, я очень боялся того, что начнётся ещё одна. Несмотря на то, что я считал Беллатрису неспособным после всего этого поднять новые вооруженные силы, если не остановить ее и не схватить (а ещё желательно прихлопнуть на месте!), то ещё не успевшему окончательно прийти в себя миру и всему тому, что дорого сердце, наступить конец. Снова. Снова это всё происходит! Какой-то кошмар. От этого начинаешь параноить и сходить с ума.       Но вернёмся к тому, что происходит. Дэвид находился с правой стороны от меня и, читая какую-то книгу (честно, не смотрел какую именно), пил горячий чай. Гарри сидел рядом со мной и дремал, положив голову на моё плечо. Он и сам не заметил, как облокотился на меня, поскольку он мало-помалу погрузился в крепкий сон, а я не собирался пока его будить — пусть отдыхает. К тому же он сам недавно попал в большую неприятность, и наверняка сил у него всё ещё немного.       Читая и просматривая газету, я иногда поглядывал на Гарри и находил в нём тонкости своих собственных черт лица. Поверить не могу в это… Он же и впрямь на меня похож! На Поттера его делают похожими только очки, лохматые волосы и вздёрнутый тонкий носик, но… Носик у него такой от Лили. Очки видимо по зрению ему в руки попали, а по счастливой случайности круглой формы.       Волосы у него лохматые в целом, как у меня. То есть сальные волосы у меня обычно бывают в школе, так как я не особо успеваю с таким графиком следить за собой, я слишком погружён в работу (да и незачем, как мне тогда казалось, было). Но на каникулах я хотя бы мою голову, но расчесать свои локоны мне всякий раз лень, и в итоге получается у меня воронье гнездо. Только у Гарри волосы короткие, а у меня длинные. Я был так ослеплён ненавистью, что не видел элементарных деталей, которые делают нас почти одинаковыми. Видимо тест на ДНК даже не нужен особо. Нет, ну, я не соврал, что отец Гарри эгоист, нахал, высокомерный, слабый и прочее, прочее, прочее… Я действительно такой, кхм…       Словом, вернёмся к Гарри. Пока он так спал на моём плече, я всё больше чувствовал реальную ответственность за него не только потому, что я какому-то бородатому хитропопому старичку (по которому я на самом деле очень скучаю) обещал что-то там, а потому что… Ну, блин, хорошо, началось всё с общения и с моей любви к Лили, а дальше я сам привязался! Ну и сейчас… Сейчас, собственно, привязанность ещё сильнее окрепла (куда сильнее уж, если я даже не зная, что он мой сын, воспринимал его таким образом…?). Короче, потому что он мне очень дорог, и я опять же очень боюсь его потерять.       Гарри, пусть и был героем, прошел многое, стал взрослым, казалось бы, и так далее, почему-то вызывал у меня какие-то тревогу и трепет. Будто бы ему не девятнадцать будет, а максимум девять! У меня что? Старческая сентиментальность? Нет. Это просто…ну… Люблю я его просто. От того и переживаю, что что-то пойдет не так. Я вижу всё ещё в нём маленького мальчика, который попадает во всевозможные неприятности и хватает сто и одну проблему на одно место. Плюс меня не было в его жизни, как родителя много лет, и видимо я испытываю от этого чувство вины и горечи.       — Северус, — вынул меня из рутины собственных мыслей Дэвид, и я поднял на него немного потупленный взгляд, поскольку до этого я пустыми глазами бесполезно пытался сконцентрироваться на буквах в газете.       — А? Что? — отозвался я, переключая себя в реальность.       — Всё хорошо? — спрашивает Дэвид, внимательно наблюдая за мной.       — Да, всё в порядке… — отзываюсь тихо я и возвращаюсь к газете, но не надолго, так как сосредоточиться я всё равно не мог, а потому я предпочел просто прикрыть глаза и откинуть голову назад на спинку дивана.       Расположившись поудобнее, я приобнимаю Гарри и щекой прижимаюсь к его лохматой макушке. Он вдруг придвигается ко мне ближе и, сильнее зажимаясь под большим пледом в комочек, случайно кладет одну свою руку на мою ладонь, отчего я уголками губ улыбаюсь.       Я так долго был одинок, и сейчас у меня есть сын… Так необычно и неожиданно. И я не устану об этом пока говорить, поскольку я не могу никак спокойно поверить в собственное счастье!       — Тогда что же вас так беспокоит, Северус?       — Обращайся на «ты», Дэвид. Мы уже довольно много общаемся, — на моих губах проскакивает улыбка, но глаз я не открываю, зато прекрасно слышу, что Дэвид отставил свой чай на стол (и по всей видимости сложил руки крест на крест).       — Договорились, — хмыкнул Грей, и я понял, что он слегка усмехается.       — Дэвид, сколько у нас там время? — спрашиваю я.       — Можем уже выдвигаться в целом, — отзывается Дэвид. — Только прежде я бы всё же хотел узнать, что тебя так волнует. Я видел, что ты газету почти не читал и очень много беспокойно смотрел в сторону Гарри. Скажи мне на милость, у вас что-то случилось?       — Эм, ну… — я замялся.       Не знаю, стоит ли говорить Дэвиду про то, что Гарри — мой сын. Хотя так-то он не из болтливых, к тому же он весьма сдержан, вряд-ли придется объяснять что-то лишнее и глупое, никакой суматохи не будет (я к этому ещё не готов) или что-то в этом духе. Думаю, рассказать можно.