Мой ласковый зверь

      Усидеть на месте спокойно было тяжело. Особенно за завтраком. У меня не было особого аппетита (хотя передо мной было долгожданное кофе, м-м). Поэтому Гарри несколько раз шёпотом беспокойно спрашивал меня, почему я не ем. Я отвечал, что всё хорошо, и пытался улыбкой убедить Гарри в этом (себя тоже), но видимо не вышло (ни его, ни меня самого).       Где-то в карманах шорт (мне всучили поганые шорты! Мне всегда нужна закрытая одежда. От силы на мне может быть футболка!) у меня лежала записка, которую я с утра нашёл. Но показать её я не решался.       Кроме Гарри на меня также взволнованно косился Дэвид, сидевший напротив меня. Эван рядом с ним выглядел более спокойным, но в его глазах я прекрасно видел ту же тревогу. Видимо интрига с запиской повлияла на всех.       Завтрак закончился, и все пошли по своим делам. Гермиона и Драко решили отправиться вдвоём погулять по саду. Рон и Сириус на террасе взялись за партию шахмат. Джинни засела дома в самом углу гостевой комнаты, делая вид, что читает книгу (может, действительно читала, хотя не похоже). Греи ушли проверять территорию (хреновы пограничники). Минерва (в лоток пошла) тоже обустроилась на террасе в кресле-качалке (м-да, прям Тортилла) с книгой в руках, но сама поглядывала на игру Рона и Сириуса.       Я и Гарри остались одни в гостевой комнате, где сегодня и спали на диване. Ну, Джинни в углу не считается.       Я «упустил» момент рассказать всем про записку, решив, что не стоит. Что-то в моей голове щёлкнуло, что не надо пока говорить, так как моё внимание в записке приковало одно «но». Тот, кто писал мне записку, «попросил мистера Малфоя оставить возле ванной…» ЧТО?! Этот человек находится с нами в доме! Та-а-ак! Логика включилась! Чёрт побери! Гарри, не во время ты!       — Слушай, ты в норме? — поинтересовался Гарри, отвлекаясь от своего занятия (он, сидя на диване, перебирал какие-то журналы). — Ты что-то больно…       — Больно смотреть? — ухмыльнулся я, и выражение лица Гарри отобразило: «Ты меня бесишь». — Больно смотреть было на тебя, когда мы пришли тебя спасать от пожирателей, а ты чуть ли не…       Я запнулся. Вот тут у меня сердце упало вниз. Я ведь действительно мог потерять Гарри. Он чуть не погиб. А он мой сын. Стало совсем нехорошо.       — Да ладно уж! — отмахнулся Гарри. — Были дела и похлеще со мной!       — С тобой уж точно, — хмыкнул я, закатывая глаза и запрокидывая одну руку на спинку дивана.       — Но признаем, — кашлянул Гарри, тоже располагаясь на диване поудобнее и отбрасывая бессмысленное занятие в сторону, — что их план по захвату меня был блестящим, потому что «поколотили» меня будь здоров.       — М-да, это точно… — откашлялся я, чувствуя, как в горле у меня встаёт ком от тех воспоминаний в особняке.       — Всё хорошо? — интересуется Гарри, и я посмотрел на него, пожав плечами.       — Пока не знаю, — ответил я, сам не зная: всерьёз я или с сарказмом.       — Нет, ты мне правда показался странным сегодня за завтраком! — воскликнул Гарри, нахмурившись. — Что-то случилось?       Вот здесь уже нельзя было молчать о записке, поскольку момент довольно удобный, чтобы рассказать и показать этот «сюрприз». Тем более я намереваюсь показать записку пока только Гарри и больше никому, так как кто-то в доме и является её автором. Ну за исключением Драко и Гермионы, возможно!       Я огляделся по сторонам. Джинни продолжала сидеть в углу и, якобы читая книгу, наматывала на кончик указательного пальца свои волосы. Но сидела она довольно далеко и не должна была услышать моего разговора с Гарри. Тем более она почти не смотрела в нашу сторону.       Я понизил свой голос до шёпота (такое ощущение, что я подговариваю Гарри ограбить Гринготтс, кхах).       — Вот, смотри, — незаметно достав записку, сказал тихо я и вручил её Гарри.       Он моментально ухватился за неё и, в недоумении глядя то на меня, то на скомканный листок бумаги, раскрыл подозрительное послание.       Несколько тревожных минут я был вынужден терпеливо ждать, когда Гарри всё прочитает. И от волнения мне даже казалось, что он либо нарочно слишком медленно читает, либо это время ползёт, как улитка (а главное, когда надо, время несправедливо, как гиппогриф несётся!).       Хорошо, что я имел опыт, а потому терпеливость мне было проявлять внешне довольно просто (поработаете учителем поймёте, а если ещё в комплекте в профессии от директора будет двойной агент просто прекрасно!).       — Я не понимаю… — произнёс Гарри, передавая листок бумаги мне обратно в руки.       — Я тоже много чего не понимаю, — развёл руками я, — но всё же прошу тебя уточнить, чего именно понять ты не можешь.       — Издеваешься? — фыркнул Гарри, закатывая глаза, и вот здесь я видел уже откровенную схожесть со своей мимикой, из-за чего я уголками губ улыбнулся. — В этой бумажке всё довольно ясно написано, из-за чего возникает недоумение.       — Хорошо хоть на бумажке, а не на какаш…       — Несмешно! — Гарри толкнул меня в плечо, и я не сдержал лёгкого смешка, от которого Гарри начал еде сдерживать себя, чтобы тоже не засмеяться. — Слушай, мы в опасности, если ты не забыл.       — У меня всё в порядке с памятью, я не настолько стар… И не надо мне снова упоминать моего нытья на площади Гриммо! Я прикололся!       — Ты?! И прикололся?! — Гарри рассмеялся, повалившись на диван, и теперь закатывал глаза уже я и сдерживался от смеха тоже. — Ну, у тебя и юмор, Северус. Ой… Стоп…       Я тоже замер. Он назвал меня по имени, хотя статус наших отношений был ясен, как на ладони. Сын обращается к отцу по имени… Нормально ли это?! Хотя ранее он меня вовсе звал «сэр» и «профессор» (ну, ещё «трус» в подарок; спасибо, что не трусы).       — Да-да, Гарри, это уже звучит странно, когда мы говорим с тобой лично, — хмыкнул я. — Видно, наши отношения слишком были испорчены годами ранее. Никудышный я отец. Какой уж папа из меня может быть?!       — Ты рихнулся?! — Гарри, ужаснувшись, широко распахнул глаза и ровно сел на диване. — Не говори так! Ты спасал мне жизнь все эти годы, даже не зная, что я твой сын! Ты же думал, что я сын твоего врага и…       — И любви моего сердца на всю жизнь, хах! — закончил за Гарри я.       — Ну да, кхм, — как-то стеснительно улыбнулся Гарри, но потом вернулся к разговору. — Тем не менее ты не плохой отец, потому в принципе я не побоюсь тебя так назвать.       — Как?! — вот тут мои эмоции сорвались, поскольку от Гарри я такого не ожидал. Нет, я всегда знал, что у него на редкость доброе сердце (от Лили… Что, кстати, раньше я отрицал), но не настолько почему-то.       — Папа… — сказал Гарри, пробуя это слово на вкус и забавно склоняя голову на бок.       Я как-то стыдливо опустил взгляд на свои руки, но не смог сдержать искренней улыбки. Гарри действительно похож на Лили. Он несмотря ни на что простил меня. Простил, хотя я был так сильно виноват перед ним не только как перед человеком и ребенком, но и как перед своим же сыном. Наверное, именно в такие моменты можно сказать, что сердце рвется, а душа трещит. Но помимо этого мне казалось, что я испытываю страшные удушье и жар, отчего мне становилось только хуже, чем есть.       — Ты неплохой человек, пап. Ты очень хороший человек, с которым случилось много плохого, — говорит тихонько Гарри и кладет на мои руки свои ладони, и я, удивлённо посмотрев на него, ощущаю, что в глазах у меня стоит влага, а в горле ком. Снова.       — Гарри, — выдыхаю кое-как я с дрожащей улыбкой, — нет такого монстра, которого ты бы не полюбил.       — За исключением Волан-де-Морта и Лестрейндж? — лукаво спрашивает Гарри, на что я просто утвердительно качаю головой и смеюсь, а затем замолкаю.       Мне тяжело говорить, хотя я должен ещё столько ему сказать. Но, наверное, именно самое важное чувство словами не объяснить. Слишком сложно это правильно преподнести, поскольку порою, чем чаще мы говорим о словах любви, тем сильнее обесцениваем свои чувства. В итоге я собираюсь духом и, сплетя свои пальцы с пальцами Гарри на одной руке, свободной от всего ладонью провожу по лицу своего сына, а затем и по волосам.       Я замечаю, как по щекам Гарри начинают течь слёзы. Мерлин, неужели опять?! Эх, какая же хрупкая у него, на самом деле, душа… Я печально, но одновременно радостно улыбаюсь и, ничего не говоря, молча обнимаю сына. Тот цепляется за меня и утыкается носом в мою шею, а я просто глажу его по спине вверх и вниз. Ещё немного набравшись смелости, я осипшим голосом из-за зажатых слез и кома в горле шепчу:       — Ты так похож на свою маму…       — Ни меньше, чем на своего папу, — также шёпотом отвечает мне Гарри, и я хрипло снова смеюсь, всё ещё стойко не позволяя пробиться слезам наружу.       — Мерлин, это надо кончать! — мотаю головой в стороны я, но при этом сильнее цепляясь за Гарри.       — Почему это?!       — У нас есть всё ещё важное дело, — резко строго — как Вердимиллиусом (для особо одарённых и маглов: это заклятие выстреливает зелёными искрами, но это только первая функция) в лоб! — говорю я.       Я прекращаю наши с Гарри объятья, и судя по всему он был даже расстроен. Но я ничего не мог поделать. Если бы это продолжилось, то я бы точно не смог бы избавиться от слез. И кроме того, напомню, обнимался я редко в прежние времена, потому для меня объятья дольше минуты начинают вызывать неловкость.       — Да, точно… — бормочет Гарри, но потом прокашливается, и мы возвращаемся к делу. — И что в итоге? Как думаешь, кто это может быть?       — Без понятия, — пожимаю я плечами и разводя руками в стороны. — Но точно не Драко или Гермиона…       — Точно не Сириус, — подмечает Гарри, — поскольку он вовсе был шокирован твоим пребыванием в образе кота.       — Что верно, то верно, — киваю я. — Вряд ли это Уизли. Тем более они узнали позже всех!       — И это не профессор Макгонагалл…       — Остаётся Дэвид, но и он маловероятно…       — Отчего же это?! Разве здесь неясно?! Смотри: он единственный знал про переселение душ в тело животных, пока человеческое тело в коме; также Дэвид сделал тебе ошейник, а себе амулет, с помощью которого вы понимали друг друга; а в заключении он в человек-загадка, поскольку мы знаем о нём малое, потому не можем быть уверены в нём.       — Ты прав, — вздохнул я. — Но я думаю, что это не он.       — А кто же?! — Гарри не на шутку удивляется, и я с лёгкой усмешкой произношу:       — Не Дэвид, но этот человек с ним связан.       — Эван?! Да с чего бы это?! — Гарри явно мне не верит, но я себя уже утвердил в этой версии и был полностью в данном предложении уверен.       — А вы догадались… — прозвучал шёпот Эвана возле меня и Гарри со спины, и мы резко одновременно напугано обернулись.       Эван смотрел на нас кошачьим (у нас всё в кошках ныне!) взглядом. На его губах была едва заметная улыбка. Но на самом его лице была некая неловкость, а вместе с этим и скромность.       Я инстинктивно сел к Гарри ближе и слегка рукой прикрыл его, будто от опасности. Гарри же, судя по нахмуренным бровям и недовольно поджатым губам, был этим как-то возмущён.       — Не переживайте, я за вас, — улыбнулся Эван, и его «кошачьй взгляд» (Мерлин, это невыносимо смешно после того, что произошло со мной!) быстро исчез.       — Подкрадываться не надо, а то в следующий раз в нос по старым добрым рефлексам может попасть жалищее заклятие, — пробурчал я, но это было услышано, и тут же прозвучали тихие неловкие слова извинения от Эвана. — Так это ты написал записку в больнице Святого Мунго? — спросил ошеломлённый (ни меньше, чем я сам, хотя я этого и ожидал) Гарри.       — И эту тоже я, — сказал Эван, немного по-своему ответив на вопрос.       — Почему тогда на «ты»? — удивился я. — Ведь мы были даже не знакомы!       — Это эффект путаницы, — кивнул Эван и, обойдя диван, устроился с левой стороны от меня. — Чтобы меня не раскусили.       — А откуда ты узнал, что мне грозит опасность, и что я кот? — продолжал допрос я (ну это традиция у меня такая: устраивать допросы).       — Случайно заметил, когда по работе был в Хогвартс, — стал пояснять Эван. — Ты от меня убежал, когда я хотел погладить «котика». Не помнишь что-ли министерскую свиту?       — Ну как же?! Помню, помню, — ухмыльнулся я и, возведя глаза к потолку, вспомнил свои первые дни знакомства с кошачьим туалетом (я вру, все дела были сделаны по углам в коридорах, извините, что к лотку не приручен).       — Так вот, — откашлялся старший Грей, — я тогда заметил, что прежде в Хогвартс не было бродящих котов. Сначала думал, что кто-то оставил, но у тебя для кота было слишком странное поведение.       — По типу неожиданной реакцией на мышей, а затем гордая походка после стыда?       — И не только это, — ни без улыбки ответил Эван.       — Чего?! Ха-ха-ха! — воскликнул Гарри и засмеялся, за что я его пальцем ткнул в бок живота. — Ай! Ты чё?! Обалдел?!       — Цыц! — ухмыльнулся я и вернул своё внимание на Эвана. — Хм… А как же ты проверил, что творится со мной?       — Я, как и Дэв, разбираюсь в переселении душ в другое тело, пока своё «отдыхает».       — Хорошо-о-о… Как ты догадался, что я есть я?       — Отличный вопрос! В больнице Святого Мунго работает моя супруга, — сказал Эван. — Через неё я и пришел к тебе в палату. Я с помощью кольца Сияния, — он его продемонстрировал, и я с Гарри увидели золотое кольцо с небольшим сапфиром, — проверял нескольких пострадавших после битвы за Хогвартс. Так всё и выяснилось. И я не мог оставить вас так… Потому решился на помощь. Правда, произошёл один форс-мажор… Нюанс…       — Страшно представить, что это, — вставил Гарри.       — В министерство пробрались несколько «бывших» пожирателей, — он демонстративно показал кавычки, и это заставило меня напрячься, — но никто не знает, кто именно. Позднее мне удалось их вычислить. Среди них под оборотным зельем была Беллатриса Лестрейндж. Но мне не поверили. Не хватало доказательств! Я случайно узнал о планах Беллатрисы, и я решил, что раз мне не верят, то хоть и в одиночку, но я с ней и с такими, как она, покончу.       — А Дэвид знал? — поинтересовался Гарри, и я тоже с любопытством посмотрел на Эвана. — Знал о том, что было там у тебя в министерстве?       — Да, знал, — сказал Эван. — Он же глава отдела мракоборцев! Я его заместитель. Но он не поверил тоже, поскольку… Кхм… Тема с Лестрейндж для него… Здесь особое дело, так как эта мымра потрудилась над его судьбой на славу! Естественно, такая новость вызвала у Дэвида чуть ли не истерику!       Я представил себе это и смог понять Дэвида. Я бы тоже на его месте не выдержал. Во мне вновь заиграла жалость.       — Но вернёмся к настоящему, — сказал Эван и огляделся по сторонам (я зачем-то сделал тоже самое). — Лестрейндж наверняка пришла в бешенство, узнав, что вы сбежали с площади Гриммо. Но, боюсь, что здесь мы не всегда можем быть в безопасности, поскольку и у стен есть глаза и уши.       — Что ты имеешь ввиду?! — переспросил Гарри.       — А то, что за вами могли проследить… — тише прежнего прошептал Эван. — Кто знает, что эти психи придумают ещё?! Потому надо быть готовыми во всему.