***
Освещённая огнями свечей хижина, постепенно заполняется приятным ароматом, в котелке на печи кипит похлёбка из кролика, а рядышком в маленьких горшочках томится рагу. Разомлевший после бани альфа, сидит за столом, неторопливо потягивает травяной отвар, перелистывая очередную страницу толстенной книги. Уже по привычке мужчина переводит взгляд с текста на постель, где всё ещё мирно спит лис, но вместо уже привычного комочка шерсти, отчётливо видит блестящие в полумраке глаза. — А ты аккурат к ужину, — губы лесника растягиваются в приветливой улыбке, когда он подходит ближе, и опускается рядом с кроватью на колени. Омега прижимает уши к голове, и со страхом глядит на своего спасителя, но не шевелится, явно не имея на это сил. — Не бойся, не обижу, — прежде чем приласкать ли́са, альфа даёт ему понюхать руку, и только после осторожно проводит ладонью по мягкой шерсти. — Работа у меня такая — зверюшкам помогать. Меня Намджуном звать, я лесник в этих краях, — мужчина продолжает гладить ли́са, а тот глядит на него во все глаза. — Раны у тебя серьёзные, но не смертельные, оклемаешься. Главное пока не обращайся, иначе кровотечение снова откроется, побудь в этом обличии. Чимин внимательно следит за тем, как альфа поднимается, и отходит за угол печи. — Ты наверняка голоден, — Намджун переставляет котелок на стол, после чего вновь обращает свой взор на омегу. — Давай так, если согласен моргаешь один раз, а если нет, то два раза. Ты же меня понимаешь? Лис моргает один раз, и больше не прижимает в страхе уши, но всё же смотрит с осторожностью. — Вот и славно. Для начала скажи, сильно болит? — в ответ Чимин согласно моргает. — Значит сильно... Терпеть можешь? Или дать макового молока? — от этого лис отказывается. — А кушать будешь? — как-то неуверенно омега моргает один раз. Намджун достаёт с полок две глиняные чаши, наполняет похлёбкой, а затем принимается в одной из них ложкой разламывать овощи и мясо на более мелкие кусочки. — Кашевар из меня неважный, но кролика сложно испортить, — альфа присаживается на кровать рядом с лисом, откидывает одеяло, и ставит перед ним чашу. Чимин пытается подняться, но резкая боль пронзает всё его тело, поэтому тихонько проскулив, он зажмуривает глаза, и ложится обратно. — Лежи, не хватало ещё чтобы швы разошлись. Зачерпнув немного наваристого бульона, Намджун подносит ложку ближе к мордочке ли́са. Омега сначала обнюхивает предложенную ему еду, и только после настороженно пробует. — Не бойся, коль хотел бы тебя убить, так оставил бы в лесу, а не травил. Лесник скармливает своему гостю ровно половину того, что наложил в его чашу, лис кушает с аппетитом, хоть и очень медленно из-за слабости, но уже очень скоро чувствует, что ему достаточно, да и в сон снова клонит. — Наелся? — на то, как Чимин единожды моргает, альфа отвечает улыбкой. — Славно. Теперь отдыхай, — Намджун укрывает ли́са одеялом, и встаёт с постели. После ужина мужчина отмывает грязную посуду, и садится назад за книгу, которую читает до самой ночи, лишь изредка поглядывая на задремавшего омегу, но к моменту, когда Намджун сам собирается на боковую, лис снова просыпается. — Ну и чего тебе не спится? — подкинув дров в печь, альфа подходит к кровати, и принимается гладить зверька по голове. — Ты ведь знаешь, что раны быстрее затягиваются во сне? Глядишь к утру уже и на лапы подняться сможешь, а через несколько дней человеком обернёшься. Намджун задувает в доме свечи одну за другой, стягивает с себя рубаху, и принимается гасить последний источник света — масляную лампу, но его останавливает тихий скулёж. — Что такое? — альфа замечает, как лис смотрит на лампу в его руках. — Боишься темноты? Чимин в ответ моргает один раз, и смотрит на Намджуна с явным страхом во взгляде. — Я оставлю свет. Лампа остаётся на столе, в её мягком свечении мало что можно разглядеть, но Намджуну и не нужно; лис лежит буквально на расстоянии вытянутой руки от него, прикрыв глаза, с прижатыми к голове ушами, он всё ещё выглядит напуганным, и очень истощённым. — Что же с тобой произошло? — шёпотом произносит альфа, но Чимин слышит, и открывает глаза, в которых едва различимой пеленой застыли слёзы. — Так сильно болит? — Намджун приподнимается на локте, внимательнее приглядываясь к омеге. Моргает Чимин дважды, отчего маленькие слезинки свободно скатываются по его мордочке вниз на перину. Ему правда не так больно, эти слёзы от обиды и страха, от острого чувства предательства, от разбитого сердца, но точно не от саднящих ран. — Что бы там ни было, здесь ты в безопасности, — мужчина тянется рукой, дабы вновь приласкать лиса, но тот сам немного подаётся вперёд, и трётся головой о большую тёплую ладонь. — Иди-ка сюда, — Намджун осторожно сгребает омегу, и укладывает его себе на грудь, продолжая гладить. — Негоже грустить в одиночку. У Чимина доверия к этому человеку нет, впрочем, как и к любому другому теперь, хватит с него, вот только терять больше нечего, поэтому даже если Намджун причинит ему вред, то пусть. — Коль слёзы просятся наружу, ты их не держи, с ними вместе и боль уходит. Приятный голос альфы ласкает слух, а грудь его теплая, греет не хуже печи, и так размеренно вздымается, словно убаюкивая. Лис закрывает глаза, и опустив голову, прислушивается к чужому сердцебиению. Лучше бы леснику и правда сейчас его убить, раз он догадался о сущности Чимина, то едва лис наберётся сил, его доброму сердцу не избежать когтистых лап божества. Убаюканный чужим бормотанием, омега засыпает совсем незаметно даже для себя самого.***
Тишину утреннего леса нарушает скрип снега; оставляя глубокие следы от тяжелых сапог, альфа торопливо шагает, точно зная куда держит путь, и совсем не замечает щиплющий лицо мороз. Повязанный на поясе топор ударяется о бедро при каждом шаге, то и дело цепляя моток верёвки. Зимний лес по своему обыкновению пахнет чистотой, хвоей, влажной древесиной, и смолой. Добраться до той поляны, на которой вчера нашёл ли́са не составляет труда, Намджун оглядывается по сторонам, не замечая ни следа от крови, всё скрыл ночной снегопад. Тот самый тис, под которым ещё вчера погибал зверёк, стоит как ни в чём не бывало, будто ожидая своего палача. Глупо вымещать злость на дереве, это лишь по легенде оно несёт смерть, но альфа рубит его с таким усердием, словно именно оно чуть не погубило омегу. Занося топор над головой, и со всей силы раскалывая им древесину, Намджун мыслями совсем не здесь, он всё ещё в тёплой хижине, где на кровати у печи остался маленький спящий зверь, который может вот-вот проснуться, и наверняка ведь напугается, если обнаружит дом пустым. Лесник перевязывает верёвкой ветки и мелкие брёвна, закидывает их на спину, а ствол на плечо. Пора возвращаться. Сквозь дрёму Чимин слышит шаги и странные звуки, доносящиеся откуда-то издалека. Лениво открыв глаза, лис жмурится от яркого солнца; его тело больше не болит и не ломит, словно он не был на волоске от смерти ещё совсем недавно. Омега поднимает голову, осматривает хижину, в которой кроме него совсем никого, затем пробует подняться. Раны дают о себе знать, движение приносит боль, но не такую невыносимую как было ночью, а потому пересилив себя, Чимин весьма неуверенно встаёт на лапы. Лесник обнаруживается сразу же, альфа прямо под окном пилит длинный тонкий ствол какого-то дерева, но он останавливается, едва заметив ли́са. — Проснулся? — вместе с мужчиной в дом просачивается морозный воздух. Альфа оттряхивает сапоги от снега, оставляет их на пороге, и скинув шубу, подходит к кровати, на которой затаив дыхание сидит Чимин. — Тебе уже лучше, коли на лапы смог подняться? Лис кивает, и чуть поджимает уши, когда альфа принимается гладить его по голове. — Вот и славно, только обожди ещё пару дней, не обращайся, дай ранам затянуться. Омега снова кивает, и с интересом разглядывает мужчину, вчера он не придал значения очень важной вещи: внешность альфы совершенно не типична для этих мест, как и его имя. Неужели он родом с восточных земель? Да и почему лис, живя на опушке этого самого леса, ни разу не встречал лесника? — Давай-ка кормить тебя будем, для скорейшего выздоровления нужно хорошо кушать, и много спать. А потом я сменю тебе повязки. У Чимина доверия к этому человеку всё меньше, впрочем, как и к любому другому теперь, вот только ему действительно поскорее нужно встать на ноги, а потому придётся принять помощь Намджуна, даже несмотря на опасения. Чем скорее восстанавливается тело духа, тем скорее восстанавливаются и его магические силы, с помощью которых Чимину удаётся ускорить заживление собственных ран. Уже на четвёртый день омега свободно передвигается по хижине, сам запрыгивает на теплую печь, по нужде бегает на улицу, и даже за дровами с альфой ходит, но попробовать вернуться в человеческое обличие всё ещё не решается. К Намджуну лис до сих пор относится с опаской, но тем не менее уснуть может только на его груди, и эта ночь не становится исключением. Альфа за несколько дней уже привык к тому, что спокойный сон окутывает зверка лишь в его присутствии, а потому совсем не противится, позволяя ему спать на себе. Засыпает Чимин быстро, к моменту, когда лесник только-только начинает дремать, его сон уже глубок, поэтому удивленный вздох Намджуна его совершенно не беспокоит. Альфа просыпается, почувствовав тяжесть, которая немного затрудняет дыхание. Затуманенный сонливостью мозг не сразу понимает в чём дело, и почему нос щекочет не привычная рыжая шерстка, а самые настоящие человеческие волосы. Намджун несколько раз моргает, не веря собственным глазам. Наверное, магия ли́са снова ослабла, раз он не смог проконтролировать обращение, и принял человеческий облик прямо во сне. Жар чужого, абсолютно нагого тела ощущается слишком ярко, а лёгкие наполняет аромат гибискуса, чересчур резкий и навязчивый. — Неужто… Осторожно перевернув омегу на спину, Намджун первым делом проверяет не открылись ли раны, но с ними всё в порядке, чего не скажешь о самом ли́се. Парень извивается и стонет, словно охваченный лихорадкой, но его запах, крепко стоящий член, и сочащаяся смазка чётко дают понять, что дело не в хвори. — Только течки твоей нам не хватало, — альфа спрыгивает с постели как ошпаренный, на ходу надевает рубаху, натягивает сапоги, и выскакивает на улицу. Какое-то время требуется Намджуну, чтобы просто отдышаться и прогнать омежий феромон из лёгких. Ночь обещает быть тяжелой. Первым делом альфа приносит из бани ушат прохладной воды, она точно не будет лишней. Маленькая хижина уже насквозь пропитана запахом ли́са, Намджуну держать себя в руках нечеловечески сложно, но бросить в таком состоянии омегу он не посмеет. — Антеро… — парень скулит, скручивается и начинает хныкать. — Не уходи… Не бросай меня… — Тише, — смочив в воде кусок ткани, лесник принимается обтирать лицо омеги. — Нет здесь твоего альфы, придётся терпеть. Намджуну лис кажется знакомым, впрочем, как и имя человека, которого он зовёт. В поселение альфа выходил не часто, лишь чтобы продавать на ярмарке сделанные своими руками деревянные украшения, и так хорошо его жителей не знал, но о молодом искусном кузнеце наслышан, даже покупал у него ножи, а вот имя омеги вспомнить не может, хотя определённо видел его раньше. — Больно, — лис наощупь находит руку Намджуна, цепляется за неё, пытается тянуть его на себя, острыми коготками впиваясь в кожу. — Пожалуйста… — Нет-нет, так не пойдёт, — лесник хлопает парня по щекам, в попытке привести его в чувства. — Посмотри на меня, слышишь? Открой глаза, — с трудом, но у омеги получается выполнить приказ. — Как тебя звать? — Чимин… — Чимин, я не твой Антеро, я не могу тебе помочь. — Антеро? — Да, твой альфа. Я могу отнести тебя к нему. — Нет! — омега в ужасе распахивает глаза, лишь крепче цепляясь за Намджуна. — Он убьёт меня… Убьёт… Лис загнанно задышал, по щекам покатились слёзы, а новый спазм боли заставил свернуться калачиком и заскулить. — Старые боги… — Намджун выпутывается из хватки омеги. — Потерпи, сейчас я сделаю отвар, тебе станет лучше. Стоя поодаль от постели, альфа дожидается пока закипит вода в котелке, чтобы заварить нужные травы, но всё его внимание приковано к Чимину. Омега извивается, марает смазкой перину, становится на четвереньки, изнывает и молит о помощи, тем самым заставляя лесника так же молить богов о терпении. Вот и как объяснить ли́су в таком состоянии, что, как бы сильно инстинкты не толкали альфу повязать его сию секунду, Намджун не может себе позволить этого. Неправильно, пользоваться омегой, когда он не в себе, ведь он не в состоянии даже понять до конца кто именно рядом с ним. — Альфа, пожалуйста… — Потерпи ещё малость, ты же сильный, верно? — Больно… Чимина по-человечески жалко, столько всего перенести за последние несколько дней, только начать приходить в себя и тут такое. Лесник собирает в чашу различные травы, заливает их кипятком, что-то нашёптывая себе под нос, пока омега притих и просто наблюдает за его действиями. — Сесть сможешь? — Намджун подходит ближе с чашей подслащённого мёдом отвара. Слабо кивнув, омега подползает к краю, садится, прикрывает наготу одеялом, при этом всё ещё сжимаясь от боли, пусть уже и не такой резкой. — Пей, — мужчина опускается рядом на постель, и отдаёт чашу Чимину. — До дна. Зажмурив глаза, лис выпивает всё до последней капли, возвращает чашу, и сильнее кутается в одеяло. — Ложись обратно, скоро подействует, станет легче и уснёшь спокойно. К утру течка пройдёт. — Ты вкусно пахнешь, — лис ластится, тянется к шее альфы. — Люблю лимоны. Намджун сглатывает скопившуюся слюну, одним богам известно, как он до сих пор держится. Запах омеги дурманит, путает мысли, рисует в голове картинки того, как Чимин стонет под ним уже не от боли. — Отвар мне не поможет… Только ты можешь, — омега шепчет прямо над ухом, опаляя горячим дыханием. — Пожалуйста, альфа… — совсем небольшая ладонь накрывает пах мужчины. — Я хочу, и ты тоже хочешь. — Нет, Чимин, ты не хочешь, в тебе говорят инстинкты. Стиснув зубы, лесник убирает руку парня, пытается подняться, но оказывается крепко схвачен и повален обратно на постель. Омега ложится сверху, нисколько не стесняясь, начинает ёрзать и тереться своим членом о, скрытый под тканью портков, член альфы. С губ Намджуна срывается стон, но точно не от удовольствия, а скорее от безысходности, он пытается оторвать Чимина от себя, но тот обвил его словно плющ, не давая шевельнутся. — Прекрати, иначе… — Дай мне кончить, хотя бы раз, — лис жалобно скулит, при этом продолжая беспорядочно двигаться, так, чтобы получить как можно больше удовольствия от трения. — Нет, Чим… — Пожалуйста… — омега хнычет и загнанно дышит. — Я умру если не кончу, помоги мне… — Чёрт… — Намджун на секунду прикрывает глаза, протяжно выдыхает, и наконец отвечает то, что так желал услышать Чимин. — Всего один раз. Просунув руку между их телами, альфа обхватывает ладонью чужой член, от чего лис протяжно стонет, и утыкается носом в шею мужчины. Омегу трясёт, он сам беспорядочно толкается в кулак Намджуна, стонет, вскрикивает, и с головой утопает в сочном горьковатом аромате лимонов. Намджун под ним почти не дышит, его инстинкты кричат перевернуть омегу, подмять под себя, сделать своим, довести до исступления, наполнить семенем, и запах лиса, так хорошо сочетающийся с его собственным, лишь усиливает все эти желания. — Ты такой твёрдый, — хрипловатый голос Чимина вызывает мурашки. — Я хочу… — Молчи, —Намджун затыкает ли́са поцелуем, ведь если он скажет ещё хоть слово, то добром это точно не кончится. Альфа ускоряет движение рукой, заставляя омегу мычать прямо в его губы. На долго Чимина не хватает, он разрывает поцелуй, и громко застонав, изливается, марая рубаху Намджуна семенем. — А теперь спать. Попытка Чимина возразить, тонет в ещё одном поцелуе, на этот раз долгом и нежном. Лесник гладит спину омеги так, что тот начинает урчать подобно домашнему коту, и быстро успокаивается, покорно уложив голову на грудь альфы. — Спи хитрец, завтра день будет тяжелым. Сквозь навалившуюся усталость и дрёму, Чимин практически не слышит слов альфы, но, когда он начинает тихонько напевать любимую с детства колыбельную, лис улыбается, позволяя себе беззаботно погрузится в глубокий сон.