sorries. #бывшие

      март 2016, Сеул

      Внимание Чон Чонгука, одного из первых красавчиков университета, определённо подпортило жизнь Со увеличившимся количеством сплетен, слетающих с язвительных языков тех, кто бросал на Юну презрительные взгляды в спину. Девушка мечтала вернуться в тот период обучения, когда о ней не трепался каждый второй студент, держалась поблизости с Уми и всячески избегала настырного младшего, появляющегося поблизости всё чаще как только стартовал новый семестр.       Представители компании отца Юнги выпустили унизительное опровержение в ответ на статью об их отношениях, чем подлили ещё больше масла в огонь и без того разбитой из-за ссоры с Тэхёном девушки. Практически каждая девица в университете не упускала возможности сравнить себя с Юной, злорадно озвучить собственные гадкие и недвусмысленные предположения о том, чем она могла зацепить не только сына одного из крупнейших бизнесменов Кореи, но и набирающего популярность актера, а теперь и главного красавчика университета. Общество подобных сплетников довольно быстро нарекло её девушкой легкого поведения, но это будто не волновало теперь уже второкурсника, Чонгука, демонстративно вытягивающего Юну из толпы студентов и откровенно прижимающегося к ней сзади в очереди в столовой.       Юна старалась как можно меньше обращать внимание на постоянные слухи, но намеренно отстранялась от Чонгука после каждой подобной выходки, чтобы не провоцировать ещё большие обсуждения. Она довольно четко выстроила границы между ними, прямо заявляя, что подобное повышенное внимание младшего лишь усугубляет её положение: ей не нужны слухи об очередных отношениях, которых на самом то деле и не было. Первое время заметно бесилась из-за нежелания второкурсника прислушаться к её словам, закатывала глаза каждый раз, когда Чонгук пытался спорить и повторял как заведенный мысль о том, что ей стоит перестать размышлять о том, что подумают люди.       Чонгук будто специально играл с мнением общества, не упускал возможности пофлиртовать с нуной в коридорах университета и вовсе не скрывал всех своих возбужденных взглядов в её сторону, тайком зажимая её поначалу сопротивляющееся тело в темных углах для жарких нетерпеливых поцелуев и несдержанных ласк. Рядом с ним Юна постепенно становилась раскованней и безразличнее к мнению ничего не значащих для неё людей, могла пропустить важные лекции, чтобы подольше задержаться утром в постели Гу и насладиться ленивым утренним сексом.       Отчасти Со была благодарна Чонгуку, ведь в тот злополучный вечер, когда она поругалась с Тэхёном, первокурсник был довольно мил и обходителен: он позволил Юне остаться на ночь в его небольшой квартире-студии, обложил её салфетками и принес несколько банок пива из холодильника, садясь в кресло напротив и молча ожидая долгого рассказа о случившемся. Он не задавал вопросов, не уточнял деталей, просто слушал о том, какие беды свалились на её хрупкие плечи. Чонгук потягивал дешевую выпивку из круглосуточного магазинчика за углом и лишь иногда позволял себе кивнуть головой или сжать сильнее руку дрожащей от слёз Юны. Она была в полной растерянности от собственного поведения, никогда не считала себя истеричкой, способной пускать слёзы в совершенно незнакомой ей квартире, высказывать всё, что накипело человеку, которого знает буквально несколько часов и то скорее благодаря сексуальному напряжению между ними.       Чон застелил свежим комплектом постельного белья свой огромный матрас, служивший вместо полноценной кровати, а сам услужливо планировал остаться на диване. Юну на физическом уровне тянуло к Чонгуку в ту ночь. Буквально каждый его внимательный взгляд и случайное прикосновение заводило её. Женское эго требовало внимания потемневших от возбуждения глаз на своем теле, кожа будто плавилась от бережных, но таких жадных прикосновений, а мягкие, влажные губы требовательно терзавшие грудь и бедра, заставляли забыть обо всём. Чон буквально говорил о всех своих ощущениях, выбивая каждым толчком из затуманенной отчаянием девичьей головы все дурные мысли, не переставая восхищался тем, как возбуждающе она выглядит обнаженная на его кровати. Рядом с Гу Юна чувствовала себя желанной и сексуальной, свободной от всех обязательств и предрассудков.       Уже утром, в попытке включить наконец разум и не сгореть от стыда, Юна бесшумно собрала потрепанные после жарких попыток побыстрее избавиться от ненужной ткани, вещи и незаметно выскочила из квартиры, решив забыть о произошедшем и сделать вид, будто ничего не было. Однако, довольно быстро и абсолютно неожиданно для девушки, голодные мокрые поцелуи по всему телу стали сниться ей по ночам, вынуждая Юну чертыхаться и в очередной раз набирать номер младшего. Она знала, что тот не откажет, с особым энтузиазмом назначит место очередной встречи и сделает всё, чтобы Со помнила только о том, как его зовут, пока будет стонать от наслаждения в очередной прежде неизведанной ею позе. Чон Чонгук стал своеобразным лекарством от всех тревог и переживаний, вознося в небытие своими искусными, нетерпеливыми и жадными ласками.       Уми косо поглядывала на подругу, когда та в очередной раз покидала маленькую квартирку, в которую они переехали в начале года и теперь снимали на двоих, непонимающе качала головой, выслушивая от Юны довольно четкое и резкое пресечение мыслей об отношениях с Чонгуком. Они практически сразу выстроили рамки, в которых каждый из них не заботится об условиях, а концентрируется лишь на бесконтрольной страсти и комфорте во время секса. Со не требовала от Гу каких-либо обязывающих к отношениям жестов, просто наслаждалась временем проведенным с ним и совершенно точно не чувствовала ничего, кроме вожделения и похоти к сексуальному юноше. После долгих отношений с Юнги, в которых она только и делала, что пыталась соответствовать ему, её не волновало ничего серьезного. Да, при виде Чонгука внизу неизменно завязывался тугой узел возбуждения, отдающий приятным ноющим спазмом, руки бесконтрольно тянулись к горячему мускулистому телу, усыпанному татуировками, но она ловко пресекала любые мысли о том, чтобы быть вместе с ним.       Порой ей казалось, что она пользуется Чонгуком и это тревожило её совесть, буквально крича, что всю эту жаркую интрижку пора заканчивать. Но как только она заикалась о подобном в разговоре с Гу, тот лишь широко улыбался и подпирал щёку языком, демонстрируя собственное отношение:       — Бери то, что само идет тебе в руки, нуна, — горячий шепот на ухо тут же перестраивал настроение на игривый лад, пока тонкие пальцы властно двигали её обнаженные бёдра то вверх, то вниз, заставляя насаживаться на длинный член до самого упора и лишь мычать в ответ, чувствуя как влажный язык играет с её мочкой уха. — Нам так хорошо, разве нужно что-то ещё?       Никаких условностей, обязательств и обещаний, только неконтролируемое физическое влечение, подпитываемое отличным взаимопониманием, легким общением с толикой флирта и забавными дружескими подколами. После ситуации с Тэхёном, Юна искренне боялась называть кого бы то ни было другом, прекрасно понимания, что в отношениях между мужчиной и женщиной этот термин всегда может иметь под собой подводные камни, но Чонгук как-то незаметно стал именно тем, кому Юна рассказывала как о своих бытовых проблемах, так и о внутренних переживаниях.       Именно Гу помог ей пережить расставание с Юнги окончательно, очень мудро для своего возраста заявляя, что отношения не должны менять тебя чтобы быть успешными. Юна смотрела на младшего и ловила себя на мысли о том, что он умнее, чем кажется на первый взгляд. Наверное, даже больше её самой.       Он не только мыслил старше своего возраста, но и вел себя соответственно оставаясь рядом с ней наедине, полностью разрывая в её голове все шаблоны о его безбашенности и легкомыслии. Чонгук просто жил так, как сам того хотел, не опираясь на общественное мнение и предрассудки, стремился за тем, от чего получал кайф и делал то, что любит. Его часто можно было найти за очередной книгой по теории фотографии или заметить, как он почти полчаса вглядывается в заворожившую его работу на выставке. Он нырял с головой в то, что его увлекало и приносило радость, много трудился, чтобы быть лучшим во всем и имел грандиозные планы по поводу собственного успеха.       Это переворачивало всё изначальное представление о нём, внося больше противоречий, чем понимания о том, каким он был человеком. Юна старалась сдержать свое любопытство и не углубляться в собственное желание узнать Гу получше, отдергивала себя каждый раз, но была уверена в том, что практически всё его окружение, все те, кто томно вздыхает вслед его красоте, совершенно не знали каким был Чон Чонгук на самом деле. Каждый раз, когда их совместное времяпровождение наконец превращалось из неутолимого голодного секс-марафона на несколько часов в тихие беседы в попытке отдышаться, Юна понимала насколько тонким, чутким и внимательным психологом был Чонгук. Он с полуслова понимал все её переживания, задавал наводящие вопросы, о которых сама Юна даже не задумывалась, а её собственные ответы на них чаще всего служили отличной подсказкой к действию.       Чон Чонгук всего за несколько месяцев стал неотъемлемой частью её жизни и это пока больше радовало, чем пугало. Он не давил и не лез туда, куда Юна не позволяла пробиться, аккуратно, будто невзначай спрашивал о её самочувствии, ситуации с Тэхёном, которого теперь Юна видела только когда он приходил в гости к Уми.       Тэхён вел себя демонстративно отстранено рядом с ней, но судя по рассказам подруги, всё ещё интересовался её жизнью, в особенности её отношениям с Чонгуком. Со лишь закатывала глаза каждый раз, когда слышала о том, как беситься лучший друг, стоит тому узнать, что причиной отсутствия девушки дома является младшей. Уми, как хорошая подруга, не стала посвящать Кима в подробности интимной жизни соседки, не распространялась о том, что всё, что связывало Со с Чоном был секс без обязательств, но в то же время начала замечать странное поведение Тэхёна.       — Как давно вы дружите? — однажды спросила Кан, задумчиво ковыряясь палочками в ужине и не глядя на Юну.       — Не помню, — замерла Юна, стыдливо опустив глаза скорее из-за того, что намеренно до сих пор не посвящала Уми в подробности отношений с Тэхёном. — Наверное с начала средней школы, может чуть раньше.       Со чувствовала себя отвратительно из-за того, что так и не рассказала о случившимся в тот злополучный вечер, как и до сих пор не призналась в том, что их с Тэхёном в своё время связывали не только дружеские отношения. Юна доверяла Ми, но была уверена, что влюбившаяся по уши в Кима подруга будет абсолютно точно разбита из-за того, что узнает, наверняка свяжет прошлое с настоящей причиной, по которой Тэхён завязал тесную дружбу с Уми.       Их разлад она объяснила лишь тем, что они сильно поссорились, умолчала о том, с кем застала в темном коридоре Кима, как и о том, что произошло дальше. Это было отвратительным в глазах Юны, она искренне считала себя виноватой в том, что близкий ей человек так подло поступал по отношению к той, кто стал для Со младшей сестренкой. Юна врала Уми ради её же блага, как казалось самой Со, умалчивала всё то, что может ранить, трусливо выдумывала какую-то небылицу о том, почему сбегает из квартиры, стоит в ней появится лучшему другу и хмурилась, когда Уми рассказывала о нём как о самом галантном и прекрасном мужчине во вселенной. Совесть требовала вмешаться, открыть соседке глаза на её отношения с Тэ, которые до сих пор оставались непонятными для Юны.       Судя по рассказам Уми, именно Тэхён был инициатором их общения, часто писал и напрашивался в гости, но был довольно отстранен и холоден с ней. Как регулярно просила помощи у Юны, чтобы разобраться с причинами подобного поведения Кима, смело надеялась на взаимность своих чувств и оправдывала подобное поведение Тэхёна тем, что он просто не решается перейти на новый этап их отношений. Уми считала, что Тэхён сам по себе не склонен к проявлениям нежности, в её глазах он был собранным и сосредоточенным на карьере мужчиной, для которого просто чужды все эти романтичные мелочи.       Юне хотелось опровергнуть подобные мысли: кто как ни Со знал о том, что когда Тэ влюблен, он может быть безмерно романтичным и нежным, тактильным и сияющим рядом с тем, кто делает его счастливым. Таким он был когда-то, в её памяти, из которой оказалось невозможным стереть всё то, что они пережили вместе с Кимом. Она аккуратно пыталась переубедить подругу, посеять мысль о том, что ей стоит думать о Тэхёне в более дружеском ключе, чтобы потом не собирать разбитое сердце по кусочкам. Однако, каждый раз эти разговоры не приводили ни к чему хорошему: Уми лишь отмахивалась от всех предупреждений, неоднократно намекала на то, что Юна просто слишком переживает за неё и собственного лучшего друга. Финальной точкой кипения подобных тирад для Юны стала невольно брошенная неосмотрительная фраза Ми:       — Тебе стоит разобраться с собственными чувствами к Тэхёну, потому что я начинаю подозревать, что ты просто влюблена в него и теперь ревнуешь!       Со буквально замерла на месте, недоумевающе часто хлопая ресницами и беззвучно открывала рот в ответ, сдерживая желание наконец рассказать правду в порыве злости. Услышать подобное от человека, которого всеми силами оберегаешь от ошибки для Юны оказалось чем-то действительно болезненным. Внутри буквально всё кричало о том, как глупо и недальновидно поступала Ми, горькие слёзы обиды скатывались по её щекам всю дорогу к Чонгуку. Она позволила себе убедить саму себя, что всё, что делает Уми — это её собственный выбор и ей не стоит вмешиваться. Если Кан хочет набивать шишки, то Юне просто стоит позволить ей делать это.       Весна яркими белоснежно-розовыми пятнами цветущей вишни пробиралась в Сеул и радовала солнечными лучами шумный мегаполис. Всех вокруг будто охватило любовное сумасшествие и от этого было лишь печальнее. Юна бежала прочь из квартиры, не замечая ничего вокруг, раз за разом прокручивая в голове глупое предположение соседки.       Ей было тяжело никак не взаимодействовать с Тэхёном, намеренно холодно вести себя с ним, но и в этой ситуации она думала, что поступает правильно. Его чувства по отношению к ней явно всё ещё не угасли и это причиняло боль не только Киму, но и ей самой. Она старалась не вспоминать о том, как больно было даже просто видеть его лицо на экране ноутбука после расставания при просмотре очередной дорамы с его участием, каждый божий день убеждала себя в том, что больше ничего не чувствует к нему, что поступает правильно, но встретив с его стороны кардинально противоположное поведение, оказалась в тупике собственных мыслей.       Юна понимала, что жалеет о том, что сделала, считала себя виновной в том, что теперь всё стало намного сложнее, чем было изначально, но не позволяла себе даже думать о том, что было бы, будь они с Тэхёном до сих пор вместе. Она до сих переживала о его судьбе, искренне верила в то, что они не могут быть вместе, прекрасно понимая, что в нынешних реалиях его карьеры это невозможно.       Перед глазами был пример Юнги, со схожей ситуацией. И если Мин сделал свой выбор в пользу семьи и бизнеса, то в том, как бы поступил Тэ она была не уверена, но меньше всего хотела заставлять его возложить на чашу весов его детскую мечту, теперь всё больше осуществляющуюся в реальности и их взаимоотношения, которыми до сих пор дорожила.       Теперь же, зная отношение Уми к её бывшему, всё стало в разы сложнее и запутаннее. Да, Тэхён по прежнему ничего не обещал Уми, не давил на Юну, просто отстранено наблюдал со стороны, но ещё в тот вечер довольно чётко обозначил свои до сих пор чувства, которые объясняли его поведение и явно говорили о его готовности возобновить отношения. Да и все эти любовные терзания больше не привлекали её: она настолько запуталась в том, что хочет от жизни, что меньше всего была готова к серьезным отношениям.       Этим и был хорош Чонгук — он не требовал ничего взамен, просто на физическом уровне дарил удовольствие, попутно помогая привести в порядок мысли и склеить сердце. Он всегда был готов открыть дверь в свою квартиру для Юны, заставлял забыться в сильных объятьях и не просил остаться. Она не до конца понимала, в чём его собственная выгода и теперь это ещё больше пугало без того терзающую себя чувством вины девушку.       В тот вечер она была полна чувством решимости, будто фурия влетая в обитель Чонгука и тут же бросая в лоб вопрос, который ей неоднократно задавали, но ответ она боялась услышать из уст самого второкурсника.       — Что между нами? — Юна закусила губу и не отрываясь следила за малейшими изменениями в мимике Чона, в надежде, что не заметит каких-либо сигналов к тому, что она уже причинила ему столько же боли, как и всем вокруг.       Чонгук молча рассматривал её потрепанный внешний вид и не произносил ни слова, быстро заметив дорожки слёз от потекшей туши. Он долго переваривал поставленный вопрос и явно размышлял над тем, что именно должен ответить. Его чувства всегда оставалось для Юны загадкой, ребусом, ответ на который узнать было боязно ровно настолько, насколько сама боялась ответа на этот вопрос.       Чон прищурился, небрежно взлохматил черные густые волосы и языком играл с кольцом в губе. Обычно Со заранее предупреждала его о том, что придёт, никогда не позволяла себе посягать на его время и уточняла о его занятости даже в моменты, когда увидеть его становилось жизненно необходимым. Поэтому, уже по этому факту он безошибочно мог определить, что стряслось что-то, что серьезно подорвало моральное состояние девушки.       Он так же молча протянул девушке упаковку салфеток и кивнул в сторону зеркала, дав знак о том, чтобы та привела в порядок. Юна настолько погрузилась в собственное состояние отчаянья, что не сразу поняла, что пришла к нему она довольно поздно и тот Гу наверняка уже спал, судя по тому, что единственным предметом его одежды были пижамные штаны, натянутые скорее для того, чтобы открыть дверь. Он босыми ногами зашагал в сторону импровизированного гардероба, краем глаза наблюдая за тем, как Юна всё же решилась подойти к зеркалу и стереть следы испорченного макияжа.       Чон совершенно не стесняясь своей наготы пытается найти подходящую одежду, пока Со принимает его правила и просто наблюдает за тем, как напрягаются и перекатываются мышцы спины под медовой татуированной кожей, пока их обладатель натягивает нижнее белье. Сколько бы раз она не видела его в подобном виде, в каком бы состоянии не была, но подобный вид всегда будоражил девушку, заставляя смущенно отвести взгляд и сконцентрироваться на том, для чего на самом деле она пришла к нему.       Юна непонимающе принимает из рук Чонгука огромное черное худи, которое на ней наверняка будет смотреться как длинное платье, ведь оно велико даже самому второкурснику и под также внимательным взглядом ещё сонного младшего наконец натягивает её поверх собственного топа. Только почувствовав поверх обледеневшей от холодного ветра кожи теплую ткань, Со поняла, что вылетела из дома одетая совсем не по погоде. Ненавязчивый свежий запах Чона ещё остался на вещи, успокаивая бушующие внутреннее состояние, принося вместо него физический трепет от манящего аромата.       — Идём, — Чонгук аккуратно, но в то же время уверенно взял её за руку и потянул девичье тело в сторону выхода из квартиры, предварительно захватив с собой объемный рюкзак. Он не дал Юне даже шанса задать интересующий её вопрос о том, куда они направляются, тут же утягивая её в сторону лифта. — Тебе нужно успокоиться.       Юна безвольным телом плелась вслед за младшим, чувствуя как горячая ладонь сильнее сжимает её холодные пальцы. Чон неосознанно успокаивающе поглаживал её по костяшкам, услужливо пропустил её внутрь лифта, но вместо того, чтобы нажать на спуск, ткнул пальцем свободной руки на кнопку верхнего этажа. Не прошло и несколько секунд прежде, чем Юна оказалась в огромных теплых объятьях необычайно молчаливого Гу, согревающего её своим теплом и уткнувшегося подбородком в макушку девушки.       Весь его вид говорил о том, что он не намерен говорить что-либо, вряд ли ответит на её вопросы и не объяснит свои действия, поэтому Юна молча уткнулась ему носом в шею, позволяя себе хотя бы на несколько мгновений расслабиться и выдохнуть после ссоры с подругой. Он уверенно шагал в сторону на первый взгляд закрытой двери, ведущей на крышу здания, своей ключ картой открыл выход и пропустил её наружу.       Поток свежего воздуха тут же разметал растрепанные волосы Со, заставив ту закрыть глаза и сделать глубокий вдох. Она всё ещё не понимала, зачем Чонгук привел её на крышу собственного дома, но немного расслабилась, почувствовать тепло его тела позади себя. Он аккуратно прикоснулся кончиком носа к её виску и натянул огромный капюшон на её голову.       Как только Чонгук отдалился и зашагал вперед, Юна позволила себе открыть глаза, на её губах появилась легкая печальная улыбка: вид с высоты тридцатого этажа на тихий район Сеула был действительно завораживающим. Мягкий желтый свет фонарей превращал узкие улочки в подобие вен под кожей, во многих окнах ещё горел свет, создавая иллюзию спустившихся на землю звёзд, которых на самом деле не было видно из-за туч.       Чонгук прошел вперед, к широкому парапету на краю здания и скинул с плеч рюкзак, выуживая оттуда ещё одну потрепанную и скомканную толстовку и начатую бутылку дешевого ликёра. Он небрежно бросил вещь на самый край и растянул её так, чтобы на неё можно было сесть, обернулся, чтобы взглянуть на растерянную Юну и умастился рядом с тканью, вытянув ноги вперед настолько, что до края едва ли оставалось парочка метров до пропасти высотой в тридцать этажей. Чонгук молча ждал, пока она решиться подойти ближе и сесть рядом, делая первый шумный глоток из стеклянной бутылки и глядя куда-то вдаль.       Юна поежилась от мысли о том, насколько высоко над землей они находились, старалась выбросить из головы мысли о том, что может произойти по неосторожности и едва ли остановила себя от морали в адрес Чонгука на счет выпивки на подобной высоте. Судя по его расслабленному выражению лица и тому, как он откинулся назад на локти, был он здесь не впервые и чувствовал себя абсолютно свободно.       — Зачем мы здесь? — Юна аккуратно опустилась на расстеленную специально для неё толстовку, чувствуя легкую прохладу бетона даже через ткань кожаных брюк на своих ногах.       Она устремила взгляд на ночной город, терпеливо дожидаясь ответа и ощущая, как постепенно расслабляется, будто вместе с ветром все её тревоги и переживания уносятся в глубину ночного сумрака города, рассеиваясь по улицам столицы. Она поежилась от очередного потока холодного весеннего ветра, и поджала колени к животу, обхватывая их руками. Прохлада действовала словно обезболивающее для разгоряченных мыслей, остужала пылающие щёки и отрезвляла. Чонгук протянул ей бутылку, тихо, но настойчиво руководя действиями Со.       — Пей, — он кивнул в сторону алкоголя, который на первый взгляд не внушал какого-либо доверия о своем происхождении, в отличии от человека, которому Юна доверяла.       С мыслями о том, что Гу стал для неё тем, кому она может доверить всё и не встретит с его стороны какого-либо осуждения, она сделала первый глоток обжигающего напитка, недовольно морщась от спиртового послевкусия, терпкими иголками впивающегося в её рецепторы. Ликёр медленно опускался по пищеводу, согревая промерзшие внутренности Юны. Она совершенно потеряла счет времени, уставившись одновременно в одну точку и в то же время в никуда. Для Юны было странным то, насколько комфортно было вот так сидеть с Чонгуком на крыше жилого дома, по очереди распивать дешевый алкоголь, молча глядя в пейзаж засыпающего города.       — Каждый раз, когда я чувствую себя разбитым или запутавшимся, я прихожу сюда, — первым подал голос Чонгук, сделав очередной глоток, но в отличии от Со даже не скривившись от вкуса ликёра. — Это моё место силы, — кивнул сам себе юноша и перевел взгляд на Юну, прищурившись, чтобы лучше рассмотреть её умиротворенное лицо. — Мне кажется, что тебе сейчас не помешает такое же место.       Юна смогла лишь благодарно улыбнуться в ответ краешком губ, концентрируясь на мысли о том, как тонко и в то же время решительно вел себя Чонгук рядом с ней, будто на подсознательном уровне чувствуя все её желания и потребности. В какой-то момент ей даже показалось, что именно так и должны выглядеть идеальные отношения, но Со тут же отдернула себя от этих мыслей, ещё больше концентрируясь на состоянии покоя рядом с Чоном.       — Так какой ответ ты хочешь услышать? — поинтересовался Гу, теперь полностью поворачиваясь лицом к девушке, будто прочитав её мысли.       Это был первый раз, когда Со всерьез задумалась над тем, почему так боится и противится тому, чтобы начать отношения с Чонгуком. И если прежде она всегда останавливала себя, напоминая, что младшему вряд ли нужно от неё что-то серьезное, то теперь, в идеальный момент совместного времяпровождения наконец призналась, что дело здесь было вовсе не этом.       Она боялась вновь обжечься. Почему-то именно с Чонгуком всё происходящее казалось таким опасным, будто они оба вот-вот действительно прыгнут с крыши в темную бездну, со жгучей болью разобьются, но прежде почувствуют, как каждая клеточка, каждая даже самая маленькая кость раскрошиться на мелкие части, пронизывая жгучей болью от расставания. Поэтому она готова была выбрать ни к чему не обязывающий флирт, разговоры о наболевшем и жаркий секс, лишь бы только чувствовать, что им ничего не угрожает.       В те дни Юна искренне верила в то, что всю любовь, на которую она была способна, она уже отдала своим бывшим и теперь больше не может даже представить, какого это, вновь концентрироваться на ком-то другом, жить его радостями и проблемами, заполнять мысли только своей любовью. Чонгук был хорошим парнем, красивым юным мужчиной, отчасти завидным женихом и это пугало ещё больше. Никогда не знаешь, с какой стороны ждать подвоха, всё, что тебе остается, это верить человеку.       Она верила Чонгуку, знала, что он не предаст её чувств, только если она позволит им зародиться и выжить. Но веры в любовь у неё больше не было. Юна сконцентрировалась на том, чтобы разобраться кто она в этом мире, чего она хочет и какая на самом деле. Наверное поэтому именно Гу и был теперь рядом с ней, ведь он не стремился навязать ей свои мысли и желания, просто наслаждался временем проведенным вместе, без надежд получить от нее что-либо взамен. Не важно, что именно, её тело, время, душу или её будущее. И этого было достаточно, большего не хотелось. Заходить дальше не хотелось.       — Я хочу услышать правду, — честно отозвалась Юна, прикусив нижнюю губу.       Её понимание происходящего было эгоистичным и это пугало Со. Она знала, что подобными размышлениями уже может причинить боль Чонгуку в случае, если внутри его прекрасной души уже зародились теплые чувства по отношению к ней. Больше всего в тот момент она боялась, что он признается ей в том, что неровно дышит к ней и тогда…       — Как я могу говорить о том, что между нами? — пожал плечами Чон и вновь устремил задумчивый взгляд куда-то вдаль. — Я могу лишь сказать тебе о своих чувствах.       …тогда ей придется оставить Чонгука и убить его симпатию ещё в зародыше. До того, как она сделает больно тому, кто служит для неё лекарством.       — О чувствах? — уточнила Юна, мысленно умоляя младшего не продолжать.       Ей страстно хотелось остановить время, а лучше промотать его назад, чтобы не задавать тот самый вопрос, с которым она влетела в квартиру Чонгука. Это было крайне эгоистично с ей стороны, но тот комфорт, который она чувствовала рядом с ним в купе с прожигающей всё тело страстью, был слишком дорог для девушки. Юна понимала, что с другой стороны, поступила правильно, задав вопрос прямо сейчас, когда есть ещё возможность разойтись и не причинив друг другу той боли, которой была пропитана её жизнь как после расставания с Тэ, так и после не сложившихся отношений с Юнги.       — Ты мне нравишься, Юна, — усмехнулся Чонгук, вновь взглянув на Со своими искрящимися даже в темноте большими глазами, а сердце Юны рухнуло в пятки от услышанного. — Мне нравится в тебе очень многое, начиная от твоего тела, заканчивая дурацкой привычкой часто моргать в моменты, когда ты пытаешься сдержать слезы, — он аккуратно поправил выбившуюся из-под капюшона прядь девичьих волос и улыбнулся ещё шире. — И прежде чем ты сейчас решишь сбежать, я дам тебе совет: опирайся не только на свои мысли и чувства, когда речь идет о взаимоотношениях.       Чонгук потянулся к бутылке, чтобы сделать очередной глоток постепенно заканчивающегося алкоголя и внимательно следил за каждым движением Юны. Он будто анализировал её реакцию и явно был доволен её замешательством, пытаясь вложить в её голову мысли, которые для неё были пока не до конца понятны.       — Ты не можешь говорить, что знаешь меня или кого-то другого, не можешь принимать решение в одиночку, хотя бы потому, что уже наверняка решила, что всё, что происходит между нами причинит мне боль, — неторопливо пояснял свои слова Гу, бережно поглаживая пунцовые от прилива эмоций щёки Юны. — Но это не так…       — Я не понимаю, — покачала головой Юна и закрыла глаза, нахмурившись, но согревающую теплом руку Чонгука так и не убрав.       Она с трудом пыталась понять, к чему ведет младший, что означают его слова, пыталась заставить себя не воспринимать всё настолько буквально и поражаться тому, как глубоко мыслит тот, кто на первый взгляд выглядит будто шебутной и ни о чем не заботящийся плейбой университета. Она была благодарна ему за то, что он искренне пытается ей помочь, ловко пользуясь тем взаимопониманием, которое у них было.       — Вот об этом я и говорю, нуна, — искренне и громко рассмеялся Чонгук, заставив Юну еще больше забавно нахмуриться. — Ты мне нравишься, но как человек. Я вижу в тебе кого-то очень близкого и похожего на меня самого, с той лишь разницей, что я давно перестал думать над тем, как поступить правильно, — он сделал очередной глоток, допивая остатки содержимого. Однако приступ искреннего смеха быстро превратился в снисходительную улыбку, с которой он теперь смотрел на старшую, довольствуясь тем, что может теперь донести мысль, которая давно вертелась у него на языке всякий раз, когда Юна решалась рассказать ему о своих проблемах. — Ты настолько сконцентрировалась на том, чтобы не причинить никому боль, что в итоге совершенно забываешь, что одних слов недостаточно, чтобы понять мысли и чувства другого человека. Как итог, ты принимаешь решения не только за себя, но и за других, делаешь выводы исходя из своих мыслей и ошибаешься. Я всего лишь сказал тебе, что ты мне нравишься, но ты уже была готова сбежать отсюда, даже не дослушав, лишь бы не делать мне больно. Но ты мне нравишься как человек. Иногда полезно слушать других, да?       Чонгук вновь хохотнул, замечая привычную задумчивость на девичьем лице и игриво касаясь складки между аккуратными бровями, которая появлялась каждый раз, когда Юна была либо недовольна, либо размышляла о чём-то.       Со казалось, что даже незначительное количество алкоголя в её крови явно притупило её способность понимать происходящее. Она жадно прокручивала в мыслях каждое слово Чонгука, ещё не до конца понимала всю глубину сказанного, но уже принимала тот факт, что он прав. В тот момент она применяла это лишь в сторону младшего, осознав, что на самом деле была готова сбежать, как только услышала его скромное признание в симпатии. Это оказалось странным даже для неё самой настолько, что она наконец усмехнулась и покачала головой, стыдливо прикрыв глаза и повернув лицо так, чтобы уткнуться в большую мужскую ладонь.       — То есть ты не влюблен? — с нескрываемым облегчением выдохнула Юна, улыбнувшись краешком губ.       — Тебя так волнуют чувства и переживания других, что ты не замечаешь своих собственных, — тихо отозвался Чон, грустно усмехнувшись. — Если тебя это успокоит — нет, я не влюблен. Знаешь, может, встреть я тебя в том же баре лет через пять, а может и десять, я бы действительно задумался над тем, что хочу просыпаться с тобой по утрам и называть тебя своей, но сейчас…       Чонгук медленно провел большим пальцем по губам девушки, с неким благоговением рассматривая каждую мелкую черточку её лица и искренне улыбаясь собственным мыслям о красоте Юны. Они действительно были похожи в его глазах, особенно в стремлении получать больше, чем отдавать и это играло на руку обоим. Давало возможность не думать ни о чём, просто жить и наслаждаться тем, что есть здесь и прямо сейчас.              — Сейчас мне просто хорошо, — Чонгук прислонился своим лбом к девичьему и шумно выдохнул. — Хорошо, когда после долгих слёз и всхлипов ты улыбаешься. Мне весело, когда ты ворчишь и злишься в ответ на все мои нарушения твоих «нельзя», его задорный смех вмиг превратился в томныое признание, когда он продолжил: — Мне просто охеренно когда ты стонешь подомной и умоляешь не останавливаться. Мне важно, чтобы ты была в порядке, но я не влюблен, — он аккуратно прикоснулся своими губами к соленым устам девушки. — Просто так вышло, что твоё благополучие делает мне хорошо и я наслаждаюсь этим. В конце концов, у меня появился шанс не только кайфовать от потрясного секса с хорошенькой нуной, зная, что в этот момент всё, что ей нужно — это я.       Он игриво пробрался пальцами под свою же толстовку на теле Юны и рассмеялся ещё больше, почувствовав, как он легонько ударяет его по плечу за то, что он портил такой интимный и важный момент между ними. Юна наконец отпустила ситуацию, доверилась окончательно и расслабилась, понимая, что с Чонгуком она может не переживать по поводу их отношений. Гу аккуратно поцеловал краешек губ Со и убрал руки, усаживаясь перед ней по турецки и протягивая свой мизинец в её сторону.       — Я готов дать клятву на мизиньчиках, что если что-то измениться, то я дам тебе об этом знать, — в этом был весь Чонгук. В моменты, когда все вокруг становилось слишком серьезным он совершенно по детски предлагал очередную авантюру или говорил что-то нелепое. Но именно в этих его жестах была искренность, дарующая уверенность в том, что он выполнит то, что обещал. Юна наконец широко улыбнулась и протянула свой мизинец, чтобы принять его клятву и дать ответную, что поступит также, в случае, если в её отношении что-то измениться. Она смотрела в глаза Чонгука и мысленно была рада тому, как хорошо ей в ту самую секунду до тех пор, пока не заметила постепенно темнеющий взгляд. — А пока, расслабься и забудь обо всем кроме моего имени…       Он наконец расцепляет их мизинцы и кончиками пальцев ведет от тыльной стороны ладони вверх по руке, оставляя после своих прикосновений мурашки. Чонгук медленно тянется ближе, не торопясь разорвать зрительный контакт между ними и едва ощутимо прикасается губами к тонкой коже за ухом, опаляя её своим горячим дыханием сразу после того, как влажным языком проходится по мочке.       — Чонгук, — едва слышно прошептала Со будто в продолжении его слов и закрыла глаза от удовольствия.       Юна неосознанно подалась ближе и уцепилась пальцами за его толстовку в районе лопаток, чтобы удержать равновесие и не рухнуть с высоты шестнадцатого этажа. В крови плескался адреналин, разбавленный терпким и едва осязаемым чувством облегчения от услышанного. Парапет крыши был достаточно широким, чтобы уместиться на нем двоим и при этом не рухнуть, но именно это чувство неограниченности в пространстве перед бездной немного пугало, внося в происходящее толику остроты.       Чон продолжал сладкую пытку, наконец ладонью поднимаясь к шее и проникая татуированными пальцами в каштановые волосы девушки, чтобы бережно потянуть её за затылок назад и открыть себе больше пространства для медленных ласк влажным языком. Ветер усиливал контраст температур, заставляя острее почувствовать каждую мокрую дорожку вдоль линии челюсти к подбородку. Гу аккуратно прикусил его кончик, а затем оставил на нём мягкий, громкий поцелуй, заставляя Юну всё сильнее прогибаться назад, к пропасти позади них.       Мускулистые татуированные руки Чонгука не позволяли упасть, аккуратно сжимая девичьи бёдра и перемещая её к себе на колени. Он прокладывал дразнящую дорожку из влажный причмокивающих поцелуев вниз по шее к ключицам и улыбнулся, почувствовав, как Со несдержанно проехалась тазом вверх по его ногам, чтобы быть ближе. Зубами оттянул ворот толстовки, чтобы иметь больше пространства для алых бутонов засосов на пересечении тонкой шеи и хрупких плеч. Юна ухватилась за широкие плечи Чонгука, его мускулы играют под её пальцами даже через плотную вещь, заставляя ту лишь сильнее вцепиться в Гу.       — Вот так, нуна, — Чонгук играючи проникает пальцами выше, под ткань толстовки, разгоняя кровь под горячими прикосновениями и нежно проходясь от тазовых косточек по талии к груди. Он шепчет не отрываясь от облюбованных им ключиц, а Юна будто забывает обо всем настолько, что даже не задумывается о том, где они находятся и при каких обстоятельствах. — Давай сделаем друг другу хорошо…       Юноша продолжал медленно поглаживать тонкую талию, лишь иногда поднимаясь выше и задевая кончиками пальцев начало короткого топа, в котором пришла Юна, но не поднимался к груди, чем ещё сильнее раззадоривал девушку. Она жалобно хныкала, чем вызвала довольный смешок Чонгука прямо во впадинку между ключицами. Капюшон спал с её головы, развевая каштановые волосы по ветру, даже в сумраке ночи он отчетливо видел, как дрожали её прикрытые от удовольствия ресницы и наслаждался тем, как красиво Юна выглядела, доверившись и откинувшись немного назад на его ногах и не заботясь о том, что они всё ещё на крыше.       Он будто намеренно растягивал момент, впервые за всё время сконцентрировавшись не на кипящей лаве их страсти, а на ощущениях. Дразнился, не поднимаясь выше руками и не спускаясь ниже с поцелуями: то прикусывал кожу на шее, затем втягивал её в свой рот и влажно посасывал, проходясь языком из стороны в сторону, то возвращался к лицу, но не касался губ, проходился языком вдоль линии челюсти, захватывал губами мочку уха и оставлял на ней влажный след. Чонгуку нравилась податливость Юны, её частое дыхание, из-за которого грудь вздымалась под его толстовкой. Он бы соврал, если бы сказал, что она не была для него когда-то недостижимым идеалом, на который он часто засматривался, увидев впервые в коридоре университета. Со Юна выглядела как та, кто лучше всего будет смотреться в его руках, сидя на его бедрах.       Член Чона ощутимо дернулся от того, как девушка плавно проехалась тазом по мужским бедрам и сама потянулась к концам толстовки, чтобы избавить себя от сладостных мук и наконец почувствовать губы младшего по всему телу. Её давно не волновало, что на улице довольно холодно, в голове набатом била мысль лишь о том, чтобы прикоснуться разомлевшей от прикосновений кожей к Чонгуку, почувствовать пульсацию его члена внутри, насладиться громкими шлепками и влажными глубокими поцелуями.       Ей почти сносило крышу буквально после нескольких поцелуев Чонгука, хотелось большего и желательно незамедлительно, чтобы увидеть звёзды на затянутом тучами небе. Гу мягко остановил девушку, не позволяя ей самой снять с себя мешающую одежду, прошелся пальцами по коже под грудью и наконец позволил себе оставить на распахнутых от постоянных стонов и попыток набрать воздух губами.       Его язык тут же проник в рот девушки, игриво проходясь по нёбу, когда пальцы аккуратно сжали упругие полушария груди, отчего Юна низко промычала прямо ему в рот. Ему сносило крышу от осознания того, что на Юне не было бюстгальтера всё это время, её соски то ли от холода, то ли от возбуждения давно приняли острую форму и так и манили к себе. На улице все еще было холодно, чтобы полностью избавляться от одежды, но отказать себе в собственном желании вобрать в рот розовеющую горошину груди он не мог. Чон чувствовал, как Юна пыталась занять чем-то руки, поэтому проникла руками под его одежду, очерчивая ноготками рельефный пресс, как она поглаживала линию вдоль штанов пальцами, и рычал от удовольствия.       Легкими, едва ощутимыми движениями языка то из стороны в сторону, то по кругу он играл поочередно с сосками Юны, руками посильнее вцепившись в бедра и привычно направляя их так, чтобы каждое их движение стимулировало сильнее возбуждающийся член. Девушка не оставалась в стороне, пальцам найдя чувствительные соски Чонгука, и очерчивая их контур, отчего младший довольно простонал прямо в женскую грудь.       Грубая ткань кожаных штанов на удивление приятно усиливала трение между их телами, Юна чувствовала, как намокло белье и прекрасно знала, что готова раствориться в ощущениях, когда Чонгук так ласкал её тело. Она вновь игриво опустилась к кромке брюк, прогнулась назад, чувствуя, как пальцы Чонгука стремительно расстегивают пуговицы на её одежде, а затем тут же перемещаются к ягодицам. Она легким движением проникла рукой под нижнее белье Гу и улыбнулась, почувствовав, как смазка мелкими каплями стекает прямо по головке члена, говоря о том, что ему не терпелось также как и ей самой. Он тут же сжал сильнее её ягодицы и несдержанно прикусил кожу чуть выше соска Юны.       — Нуна, — рыкнул Чонгук, когда та кольцом из двух пальцев прошлась от головки члена к его основанию и опустилась к яичкам, перемещая их в ладони как шарики.       Он развратно облизывал губы и уткнулся носом в ложбинку между грудей, оставляя там быстрые хаотичные поцелуи каждый раз, когда Юна оглаживала его член, едва сжимая у основания, а затем перемещаясь пальцами к головке, чтобы размазать выделяющуюся смазку по всей длине. Её пальцы умело играли с его наполнившимися спермой от возбуждения яйцами, напрочь обездвиживая и заставляя лишь сильнее сжимать упругие ягодицы в ладонях, наверняка оставляя на них алые следы от рук.       — Чонгук, — Юна чувствовала, как взяла ситуацию под свой контроль, прильнула губами к его напряженной шее, языком очертила часто вздымающийся кадык и каждую напряженную венку, не забывая при этом постепенно ускорять движения по дергающемуся в её руке члену.       Он жалобно постанывал, сдавленно матерился и подавался навстречу бедрами, имитируя толчки во время того, как Юна жадно прикусила острый уголок его челюсти возле уха. Все в этой девушке будоражило его, заставляло контролировать самого себя, чтобы сосредоточиться не только на собственном удовольствии, от которого сносило крышу, но и на том, чтобы наконец услышать умоляющие стоны Юны вперемешку с собственным именем. Чон жадно хватал ртом воздух, жмурился от того, как хорошо её ладони поглаживали член, то постепенно ускоряясь, то вновь замедляясь у основания, чтобы не дать ему так быстро кончить.       Юне казалось, что её первый оргазм этой ночью обрушиться на неё лишь от того, как чертовски сексуально выглядел Чон в её власти, как легкая испарина прокатилась сначала от его волос вдоль виска к самой шее, несмотря на холод вокруг них. Она поторопилась слизать её языком и довольно промычала, почувствовав солоноватый вкус. Им было горячо, слишком жарко и душно, но при этом так хорошо, что остановиться и вернуться в теплую кровать совершенно не было ни сил, ни желания. Юна свободной ладонью прошлась по оголенному из-за задранной толстовки и топа животу и уже хотела сама прикоснуться к пульсирующему клитору, но была остановлена сильной рукой Чонгука.       — Я позабочусь о тебе, нуна, — прохрипел тот и тут же впился с жадным поцелуем в девичью губы и властно хозяйничая там языком.       Он понимал, что если не остановит ускорившиеся манипуляции Юны на своем члене, то больше не сможет сдерживаться, и это абсолютно точно не входило в его планы. Резким движением он спустил мешающие штаны девушки вниз, отчего та охнула прямо в поцелуй. Чон требовательно вцепился в обнаженные бедра Юны и легким движением переместил её назад на толстовку, заставив остаться на коленях. Та поначалу непонимающе посмотрела на Чонгука, подумав, что сделала что-то не так, но заметив, как грациозно он опускается вниз с поцелуями, попутно сгибая её ногу в колене и освобождая от одной колошины брюк, непроизвольно простонала, понимая, чего хотел Гу.       Его горячее дыхание контрастировало с прохладным воздухом настолько, что кожа Юны покрылась мурашками, а тело непроизвольно вздрогнула лишь от одного поцелуя, оставленного на внутренней стороне бедра в опасной близости от пульсирующего клитора. Гу обеими руками вцепился в бедра Со, чтобы помочь ей сохранять равновесие, и опустился ниже, бросив лукавый взгляд снизу на Юну. Жилистая рука Чона ловким движением закинула ногу девушки на плечо. Ему хватило одного размашистого движения языка не только чтобы собрать смазку, но и заставить ту громко выкрикнуть его имя прямо в пустоту ночного города.       Низкоамплитудные, едва ощутимые движения языка по клитору из стороны в сторону срывали все ограничители пытающейся быть тихой Юны. Она вцепилась в спутавшиеся волосы Чонгука, подрагивала после каждого прикосновения и окончательно утратила возможность быть тихой, почувствовав как Чонгук сначала собирает смазку языком, смешивая её с собственной слюной, а затем возвращается к клитору, чтобы круговыми движениями размазать её. Это заставляло её непроизвольно сильнее сжать голову Чонгука бедрами, буквально выбивало из неё каждый последующий стон и вовсе выветрило все мысли об опасности происходящего. Она знала, что Чон удержит её и не позволит сорваться в пропасть, если только это не бездна удовольствия.       Губы втягивали комочек нервов в рот, создавая своеобразный вакуум и усиливая его пульсацию, шершавый горячий язык то кружил из стороны в сторону, то круговыми движениями очерчивал эпицентр удовольствия, а причмокивающие звуки и довольное мычание младшего лишь усиливало эффект надвигающейся волны удовольствия. Пальцы на ногах непроизвольно поджались даже в обуви, мышцы живота были буквально будто натянуты как струны, в то время как Чонгук лишь ускорял собственные движения языком, наконец прекращая приятную пытку и заставляя громко вскрикнуть и обмякнуть в его руках от яркого оргазма.       Он хорошо чувствовал как опасно пошатнулось её тело и тут же аккуратно притянул к себе подрагивающее тело Юны, позволяя ей на несколько мгновений перевести дыхание и сесть ягодицами на свои ноги. Член болезненно пульсировал в штанах, требуя почувствовать все прелести влажного и горячего лона девушки. Чон жадно рыкнул, проводя двумя пальцами по клитору девушки и глядя в затуманенные от удовольствия глаза медленно опустил их в приоткрытый рот Юны, дав ей возможность почувствовать собственный вкус.       — Как я могу позволить сбежать такой вкусной нуне? — горячий шепот на ухо обрушился на Со новой волной дрожи в теле, пока она неторопливо оглаживала языком пальцы Чона и втягивала их во рту, зная, как это его возбуждало. — Это слишком хорошо, чтобы отказываться от такого.       Чонгук ловким движением избавился от толстовки, уложил её рядом с той, на которой уже сидела Юна и приспустил штаны вместе нижним бельем, тут же усаживаясь на подготовленное место.       — Ты заболеешь, — прохрипела Юна, мутным от всё ещё охватывающего её удовольствия взглядом наблюдая за горячим телом младшего. Она невольно облизнулась, сканируя практически обнаженное тело и тут же потянулась к нему навстречу.       Чон лишь игриво фыркнул в ответ, резким движением заставив девушку перекинуть ногу через его бедра, а затем резким толчком насаживая её на свой член, при этом со стоном выдыхая жаркое:       — Согреешь меня собой, нуна? — он демонстративно откинулся назад на локти, жадно наблюдая за тем, как прогнулась в пояснице Юна и вцепилась в его колени позади себя.       Ему едва хватало сил на то, чтобы не сомкнуть глаза от той узости и тепла её лона, которое провоцировало наконец расслабиться и позволить себе кончить, но больше Чонгуку хотелось увидеть, как нуна двигается на нем, как вновь кончает благодаря ему и всё ещё повторяет его имя в забытье. Со шевелила бёдрами по кругу, привыкая к размерам Гу и разжигая её большее желание. Она голодным взглядом осматривала каждый напрягающийся мускул на его прессе, пока всё ещё оголенная грудь призывно колыхалась после каждого её движения.       — Как же хорошо, — промычал юноша откинув голову назад на несколько секунд, почувствов, как Юна сначала резко приподнялась на его члене почти до самой головки, а затем медленно опустилась. — Ты заставляешь меня чувствовать себя хорошо, нуна…       Подобные фразы были частыми для Чонгука, но каждый раз дарили ей непередаваемые эмоции собственной радости и превосходства. Она волнообразными движениями двигала бедрами, чувствуя как член юноши пульсирует внутри неё от каждой её манипуляции и не хотела останавливаться. Гу рухнул на холодный бетон уже после нескольких её поступательных движений то вверх, то вниз и вцепился в её бедра, оставляя на обнаженном следы от своих пальцев и помогая ей ускориться. Он импульсивно вскидывал тазом, чувствуя как сжимаются вокруг узкие стеночки вокруг его члена и наслаждался звонкими шлепками их тел друг о друга.       Со Юна выглядела идеально, пока ускоряла их совместное движение навстречу оргазму. Чон завороженно наблюдал за тем, как колышется женская грудь, как очертания его члена виднеются в напряженном животе Юны и млел от того, как красиво выглядела Юна в свете бликов ночного города, пока насаживалась глубже. Её громкие стоны заполняли собой всё его внимания, член сильнее пульсировал внутри девушки, чувствуя как она всё сильнее сдавливает свои колени вокруг его бедер не в силах больше сопротивляться надвигающемуся наслаждению. Со Юна громко выкрикнула его имя, пока кончала второй раз за несколько минут и безвольно рухнула на мужское тело, ощущая как горячая сперма Чонгука оказывается на их животах.       Вокруг лишь отдаленный шум ночного города, который никто из них не слышал прежде, сбитое к чертям дыхание и горячее осознание: когда они рядом, нет места условностям и предрассудкам. Всё, что они помнят — имена друг друга.