[Lensherr twins]

— Я хочу его видеть, — безапелляционно произнесла Ванда и тяжёлым ходом двинулась вперёд навстречу металлическим дверям и двум вооруженным охранникам. Её лицо дышало убийством. Но она знала наверняка, что расступились они не из страха, а по приказу, который в реальном времени им был передан через гарнитуру в ушах. Сверху знали о приходе Ванды, но вряд ли ими двигало расположение к её персоне и гостеприимство. Это странное чувство, когда ты знал лишь одно место на земле, не ведал, что находится за его пределами и долгое время считал, что то, что происходит с тобой — нормально. Это твой дом, все верно. Но ты ненавидишь это место так сильно, что готов сравнять его с землёй даже ценой своей жизни. Отдашь все свои последние силы, лишь бы испепелить каждый кирпич и каждую частицу щебня, лишь бы увидеть, как страдают те, кто делал тебе больно. И даже те, кто просто ничего не ведал. Теперь Ванда была готова признаться себе в том, что хотела смотреть на мучения всех, кто был хоть как-то связан с их камерой пыток. Не бояться своих чувств и ни в коем случае не сдерживать их её научил Эрик — спаситель, который по совместительству являлся их отцом. Он говорил, что если в грубой форме не давать людям знать, что они сделали не так, самостоятельно они даже не сделают шагу навстречу пониманию. И Ванда знала, что он прав. После всех тех лет, что она была отлучена от единственного родного человека, помимо брата, девушка просто не могла сомневаться в его словах. В словах того, кто вдруг с первой встречи понял и принял все её чувства, не пытаясь читать пренебрежительные монологи о судьбе и о том, что и в каких количествах нас не убивает, а делает сильнее. Несмотря на это, жажда крови была в ней слаба. Точнее говоря, Ванде было достаточно лишь увидеть умиротворенную улыбку Серёжи, чтобы все бури внутри успокоились и содрогающиеся от гнева горы встали на место. Как некогда величавые штормовые тучи рассеиваются солнцем над утихающим морем, низводились до нет все её переживания и страхи, лишь завидит она на его лице проблеск спокойствия и расслабленности. Если Ванда была большую часть времени в ярости, то её брат был постоянно тревожен и болезненно мнителен. И даже лишь вероятность того, что её состояние могло лишить его эмоционального равновесия, заставляла девушку кривить рот в улыбке, делать вид, будто все хорошо. В причинах его крайне нервозного состояния по жизни дело касалось не только хтонического существа внутри него, которое грозилось в любой момент вылезти наружу и уничтожить все в радиусе протяженностью с экватор планеты. Он каждую секунду своей жизни проводил в страхе, что не сдержится и позволит чудовищу завладеть его телом окончательно, но чтобы держать оборону, нужно было оставаться бесстрашным и непоколебимым, и это замкнутый круг… Но помимо этого, он и сам по себе был пуглив и робок. По крайней мере, ей хотелось верить, что хоть что-то в них есть их настоящая суть, а не то, что с ними сделали в лабораториях, которые были домом с рождения. Ничего другого они не знали. Под влиянием Эрика он начал меняться. И ей бы порадоваться, что Серёжа начал морально и физически крепнуть, обретать уверенность и твердость характера. Но Ванда отчаянно хотела верить, что брат такой по своей природе, и не желала, чтобы он менялся. Она была признательна Магнето за его уроки ей, но влияние на брата не одобряла. Порой ей думалось, что истина была сокрыта в страхе оказаться ненужной, но девушка гнала эти мысли прочь. Ни к чему ему было повторять судьбу отца и становиться беспощадным борцом за справедливость. Или идти по той же дорожке, что она сама: когда в голове понятия подменяют друг друга, а границы размываются. Ванда уже не понимала, где та самая справедливость; где заканчиваются её права и свободы; кто вообще в этом мире знает как правильно. Она абсолютно точно потерялась в огромном море категорий и суждений, но у девушки всегда был ориентир, маяк, который четко виделся сквозь любую мглу. Серёжа. Только его безопасность и благополучие были для Ванды приоритетны. Это напоминание каждый раз позволяло ей взять себя в руки. Его заветный образ перед глазами не давал сойти с ума. И сейчас они покусились на самое дорогое сокровище и разбудили Алую Ведьму. И теперь Ванде было глубоко наплевать на границы, термины и законы. Девушка собиралась пройти сквозь любые преграды. Мало им было обманом заставить Серёжу согласиться быть сосудом древнего божества. Мало им было поместить в него неконтролируемую сущность, которая играла с этими дураками в покорность и сотрудничество. Им было плевать, когда они обрекли её брата на такое существование. И сейчас, когда наконец-то удалось сбежать из плена, Организация предъявила претензию за то, что они подвергали опасности всех вокруг. Своими собственными руками эти сумасшедшие экспериментаторы на живых людях создали монстра внутри человека, а затем его же обвинили в том, что он несёт угрозу для общества. И не смотря на то, что тот не давал повода, — выследили, обезвредили и вновь вернули в клетку. Но они забыли, что есть монстр похуже — его разъярённая сестра. У неё не было никого, кто бы мог разъяснить ей понятия о добре и зле. Так что для готового нести своё учение об оправданном насилии Магнето, она была как чистый лист. Мгновенно все впитывала. Сопоставляла издевательства над ней и братом с вариантами расплаты, которые накидывал Эрик. И все они без исключения были ей не просто по силам, они ей вовсе не претили. Ванда знала, что если до этого дойдёт, жалость или мораль не будут ей помехой. Эти люди абсолютно точно заслуживали смерти. Кем бы ни были у себя дома, сколько бы детей ни растили, как бы отчаянно ни просили о пощаде в последние минуты. Да, жажда крови была в ней слаба. Она перманентно злилась на этот мир и никого не подпускала к себе, кроме брата. И для неё первостепенной задачей стояло обеспечить его безопасность, а не отомстить за уже произошедшие с ними события, которые не стереть из памяти. В этом они с Магнето отличались. Она не видела смысла в отмщении. Зато знала, что пока такие личности, как их мучители, существуют и получают поддержку государства в своих бесчеловечных экспериментах, они с братом будут несчастны, постоянно жить в страхе, находиться в бегах. Весь этот конвейер больного любопытства и животной беспринципности во имя науки остановится только со смертью её учредителей. И все, кто встанет на пути, тоже умрут. — Вы сами создали меня. Она вошла в кабинет, сопровождая свое появление грохотом распахнутых силой дверей. Сверкнув алыми глазами под нахмуренными бровями, угрожающе произнесла эти слова, наблюдая, как в ужасе жались к стене работники. Все, кроме директора Хэйуорда, лишь флегматично поднявшегося со своего роскошного кресла. Он не позволял обнаружить на своем лице и тень страха. Он знал, что преимущество было на его стороне. Ванда за мгновение может перебить их всех, это бесспорно, но она не знает, какие команды будут отданы при таком раскладе или уже были отданы на этот случай. Она не ведает, где ее брат, в каком состоянии и что случится дальше. Знание сейчас, как никогда, было мощнее любой грубой силы и любой магии во вселенной. Или так всегда было, когда дело касалось любящего сердца. — Ванда, ты не видишь, что происходит у тебя под носом, — бесстрашно начал он с фальшивой заботой в голосе. — Он обманывает тебя! Седовласый мужчина повысил голос, но она и без того прекрасно слышала и точно понимала о ком речь. И ни за что на свете не собиралась верить какой бы то ни было клевете в адрес отца. Любой скверный факт из его биографии, даже правдивый, девушка уже готова была оправдать. Ведь она сама тот самый монстр для всех, о мотивах которого никто и не захочет слушать. Сестра, у которой отняли брата. Невольница, которая просто хотела свободы. Кого волнует, когда она стоит тут, окружённая волнами алой энергии, от давления которой слегка позвякивают ручки о поверхность стола и стеклянные дверцы шкафов. — Он не твой отец! Почему-то проигнорировав эту новую оригинальную ложь из их уст, Ванда вгляделась в женщину у стены. Её лицо было знакомо — та улыбчивая медсестра, что каждое утро приносила им лекарства и измеряла температуру. Тот единственный теплый лучик среди холодных белых стен и черных полов, непробиваемых стекол и решёток. Единственный, казалось, живой, не лишенный души человек. Она стояла сейчас тут с опаской и презрением смотря на Ванду. Строгий костюм, убранный волосы, алые губы. Все это было так не похоже на мягколицую женщину в сиреневой медицинской форме и с косой на плече. Всё в этом здании, на каждом из многочисленных этажей под землёй — всё было обманом. И даже она. Сжав от обиды губы и хмурясь, чтобы не заплакать, Ванда заставила алую материю вокруг неё пылать ещё сильнее. И испустив в никуда безвредную волну псионической энергии, она взяла себя в руки и вновь вернулась взглядом, полным ненависти, к директору. Он, казалось, был возмущен такой невнимательностью к его словам. — Ты никогда не была его дочерью, как и твой брат. Этот преступник... — Мужчина говорил отчётливо и размеренно, но взял передышку, словно все это время кричал. — Этот монстр, не гнушавшийся геноцидом, просто втёрся тебе в доверие. — Она с отвращением смотрела на него. — Как бы мы отняли вас у человека с такой силой? Мы бы уже были покойниками! Всё-таки отняли. Это прозвучало из его уст наконец. Но так обыденно и бесстыдно, словно он зачитал рецепт блинчиков. — Вы покойники, — поправила она, посредством растущей красной сферы в руках намекая, что не только Эрик был «человеком с такой силой». — Эрик Лэншерр лишь манипулятор, никак не связанный с вами кровью. Монстр! — Он монстр, — согласно кивнула Ванда, и алое свечение, окутывающее её тело, пошло на убыль, пока вовсе не исчезло. — Но кто же тогда вы? Спасители мира? Добродетели? Жертвы обстоятельств? Она смогла признаться себе, что сколько бы язвительности и издёвки ни звучало в её голосе, искренне хотела услышать ответ. Хоть раз в жизни, хоть каплю правды. Но ложь она и так поймет, не страшно. И любое объяснение их мотивации ничего уже не изменит, но ей хотелось бы понять этих людей. Где-то глубоко-глубоко в душе. Или возможно Ванда надеялась мирным разговором ненавязчиво заявить об их помиловании ею, чтобы отдали брата целым и невредимым... Только бы ей вернули Серёжу! — Мы те, кто сделали тебя тобой, — гордо отвечал мужчина напротив, пока она медленно приближалась. Ванда остановилась и подняла на него глаза. — Я этого не просила! — позволила себе заговорить с интонацией обиженного ребенка. Не для манипуляции — просто эмоции вырвались наружу. — Ты должна быть благодарна. Нашими руками мы вложили в тебя эту силу. — Я не хотела быть этим! Девушка оглядела себя так, словно была испачкана. И задержав эту эмоцию отвращения на лице, взглянула на руку, где уже формировалась алая субстанция. Ванда гордо вскинула брови, улыбнулась и, не отводя взгляда от лица директора, выпустила поток силы влево от себя, прямо в высокое — от пола до потолка — окно. Псионической энергией подняв осколки, она всадила каждый в горло стоящих работников позади седовласого мужчины. — Но вы правы. Вы это сделали своими собственными руками. Смерти коллег и подчинённых, как и смерти людей вообще, не было тем, что могло бы пронять человека стоящего напротив Ванды. — Верните мне его, и больше никто не умрёт. Собеседник выставил руки вперёд в ограничивающем жесте, с притворным сочувствием произнёс: — Я понимаю, что ты хочешь устроить ему достойные похороны, но… Снова манипуляции и обман. — Думаете я поверю, что вы вот так просто ликвидировали свой такой дорогущий проект? — Кто сказал, что это сделали мы? Мы бы никогда с ним не обошлись так, Ванда, — его глаза выражали глубокую печаль и обиду. Выглядело почти естественно. — Демон счёл тело Сергея слишком слабым сосудом. — Демон, которого вы должны были контролировать! — Каюсь, мы не рассчитали… — Вы не рассчитали, — восхищённая его бесстыдным комментарием, повторила Ванда. — Мы говорим о жизни моего брата… Отведи меня к нему, если хочешь жить. — Наше дело выше моей жизни. Безопасность мира важнее чувств одной скорбящей сестры. Но из сочувствия к тебе… — Пожалуйста, меньше слов, — вздохнула девушка.