Воробей

      Она очнулась в городе. Огромный, заброшенный, он доводил до ужаса одним своим существом. Крыши давно опустевшей больницы, великанами возвышающиеся над Ней, отливали мёртвым серебром, холодно, словно полупрозрачные куски льда, переливаясь под тонким серпом месяца. Лунный свет голубоватыми всполохами сверкал на трещинах в выбитых стёклах, продырявленные и проеденные молью занавески вываливались из оконного проёма, посерев и выцвев со временем. Сильные порывы ветра безжалостно хлестали Её по заледеневшим от холода щекам, растрёпывая волосы и заставляя их лезть в лицо. Над Её головой проносились вороны: бесшумные, смоляно-чёрные, они большими тенями скользили по небу, силуэтами пролетая мимо Неё, бья и задевая своими мощными крыльями. Их было много — цепкие лапы с длинными и острыми, как бритва, когтями, скрежетали по обвалившейся штукатуре, стенам, и среди брошенной пустоши начинало биться эхо.       Она нервно потёрла заледеневшие пальцы друг-о-друга, разгоняя стылую кровь: в городе веяло замогильным холодом. Царила гробовая, безмолвная тишина, изредка прерываемая хлопаньем крыльев ворон и завываниями ветра. Они всё смотрели на Неё: Она ощущала ледяные, неживые взгляды сотен глаз, направленных в Её сторону, но не могла даже сдвинуться с места — тело словно приросло к земле. Опустила лицо вниз: под ногами расстилались огромные железнодорожные пути. Холодея, Она взглянула вперёд и увидела тот самый железнодорожный переезд, который так часто появлялся перед ней в кошмарах. Те же стальные, с потрескавшейся красно-белой краской столбы, неработающий светофор. Она сдавленно сглотнула. Если переезд здесь, то…       Тишину прервал неожиданный скрип колёс, и Её взору показалась непривычно большая карета скорой помощи, которая на всех порах заехала на железнодорожный переезд, резко дав по тормозам, когда перед самым носом опустился шлагбаум и поднялись УЗП. Она прикрыла глаза — Та даже не замечала раньше, насколько машина была всё-таки старой: потёртая резина, обшарпанные стенки кабины и бесчисленные трещины на побитом лобовом стекле… Водительское сидение пустовало. Она озадаченно моргнула, подняв голову, и посмотрела ещё раз. Ей не показалось. Она начала вглядываться вдаль, с замиранием сердца собираясь увидеть приближающуюся точку. Но ничего не появлялось, на горизонте лишь зияла тёмная, как пропасть, чернота. Тогда где же… Спину резко обдало жарким порывом ветра. «Что-то» заставило Её развернуться, посмотреть за спину. Сердце в ужасе замерло, холодея. В следующую секунду Её на всех порах снёс ярко алый поезд.       Джейн в ужасе открыла глаза.       И тяжело вздохнула, прикрыв веки от палящих лучей солнца, просачивающихся в окно. Озноб всё ещё гулял по её коже, а сердце набатом стучало в ушах, не успокаиваясь. Сон был таким мрачным, таким ужасающим. Пугающе реалистичным. И, к сожалению, не первым подобным. Периодически у Джейн всплывал в кошмарах «тот» день. Отчего, она не знала. Никакие ситуации его не провоцировали, но, бывало, только прикрыв на минуту глаза, она оказывалась, снова и снова, на железнодорожных путях, вновь проживая последние минуты своей предыдущей жизни, чувствуя непередаваемый ужас и вскакивая, захлёбываясь слезами. Джейн ненавидела свою слабохарактерность.       — Подъём! — раздалось вдруг где-то совсем рядом.       Девочка удивлённо моргнула. Голос почему-то показался ей донельзя знакомым, но, спросонья, до неё никак не могло дойти, кому он принадлежал.       — Опять в школу опоздаешь! — Оу…       Джейн вспомнила. Голос, доносящийся до неё откуда-то снизу, принадлежал её отцу, Норману Спэрроу, и мужу её мамы — Роуз Спэрроу. Голос был глубокий, грубоватый, но хорошо поставленный — сказывался опыт работы главой охраны до того, как стал начальником сети пекарней.       Судя по звуку, папа находился на кухне, в другом конце квартиры. Почему же его было настолько хорошо слышно? Джейн лениво оторвала голову от подушки, пошарив рукой на небольшой прикроватной тумбочке, схватила очки, криво надела их и, отчаянно подавляя зевок, взглянула на дверь.       Как она и думала. Открыта. Впрочем, что и следовало ожидать. И она даже знала, чьё это было дело рук, а точнее, лап. Охра — самодовольная пушистая норвежская кошка, с переливающимися оттенками шерсти: от глубокого медового до сепии. Сутками напролёт она гуляла на улице, выбираясь из дома через окно и прилегающее к нему дерево, которое тянуло свои ветви ввысь, к небу. Периодически Охра возвращалась домой, чтобы вкусно поесть, и тогда она нагло распахивала дверь комнаты Джейн, вытягиваясь на постели рядом с молодой хозяйкой и довольно урча.       С трудом высвободив другую руку из-под тёплого одеяла, Джейн пошарила по кровати рядом с собой. Её пальцы почти сразу же наткнулись на знакомый тёплый комок шерсти. Она лениво начала водить ладонью по боку кошки, и та довольно заурчала. Вот уж у кого никогда не было никаких проблем. Всегда сыта, свободна и довольна жизнью.       Конечно, ведь Охре не нужно было тащиться в школу.       Девочка села на постели, спустив ноги на пол, с хрустом потянулась, широко зевнула, прикрывшись сжатым кулаком, и посмотрел на часы: половина седьмого. Самое время. Даже не проспала. А так не хотелось вставать!       — Когда же наконец это мучение закончится?! — простонала она в руки.       Впрочем, ответ Джейн был очень хорошо известен. В свои семь лет она заканчивала подготовительную школу Мэйпл Уок в Лондоне.       Охра приоткрыла льдисто-голубой глаз и злорадно глянула на хозяйку. Джейн в ответ скорчила ей рожу и, накрыв не сопротивляющуюся кошку одеялом, пошла умываться. Охра, походу, была всем довольна.       — Джейн?       — Иду, мам! — отозвалась девочка и начала спускаться по ступенькам.       — Ты ведь заправила кровать?       Повисла тишина.       — Конечно, мам! — преувеличено бодро отрапортовала Джейн, сама тихонько поднимаясь обратно. — Только занавески не раскрыла, момент!       Девочка на всех скоростях вбежала в комнату, аккуратно прикрыв за собой дверь. Благо она не издала привычный скрип, режущий уши и будящий весь дом, а благополучно закрылась. Для конспирации Джейн, нервничая, щёлкнула небольшим замком, чтобы не слишком были заметны её махинации, резким, хлёстким движением вскинула перед собой руки и сосредоточилась. Мгновение, вдох, и всё поднялось в воздух. Охра с самым, что ни есть, настоящим философским видом проследила, как сами по себе взбивались небольшие мягкие подушки, а покрывало натягивалось на постель без единой складочки и, когда её опустило на заправленную кровать, лишь по хозяйски растянулась, назло мня проделанный труд. Привыкла, вот и выражала свой характер. А Джейн, задумавшись на секунду, взмахом руки ещё и занавески открыла, чтобы не слишком отступать от новообретённой «легенды».       — Ты ничего не видела, — угрожающе обратилась к кошке девочка.        Охра в ответ лишь коротко взмахнула кончиком хвоста и показательно отвернулась, словно говоря: «Ступай, холоп, я сегодня добрая». Джейн фыркнула и вышла.       — У тебя сегодня по расписанию после школы что? — вновь раздалось из кухни, но уже голосом папы.       — Гимнастика, — горестно вздохнула девочка, спустившись. За прошедшие несколько лет она так и не смогла полюбить её. Обручи, ленточки, шпагаты — они не приносили Спэрроу удовольствия. Джейн периодически ходила на тренировки, словно «через себя»: перешагивая свои желания и предпочтения. Но, иногда, хочешь, не хочешь — есть просто слово «надо». У девочки была именно такая ситуация.       — Довезти?       — Зачем? — не поняла Джейн, обернувшись. — Сама доберусь, не маленькая уже, автобусом пользоваться умею, — в ответ послышался короткий смешок.       Отец, сидя за столом, внимательно читал утреннюю газету, забавно нахмурив брови, и изредка прикладывался к кружке стоящей неподалёку. Он работал главным начальником сети пекарней и кондитерских, основанных ещё его отцом на старости лет, из-за чего домой приходил, чтобы поесть и поспать. Живя над одной из них, он, периодически, если не сильно был загружен работой, собственноручно помогал маме в пекарне с выпечкой, пока Роуз разгребала заказы на различные десерты. Не мог отец сидеть без дела, характер не позволял.       Кстати, так её родители и познакомились: однажды Норман пришёл с проверкой в пекарню, где подрабатывала мама, и при осмотре целостности кухни, на него, случайно, конечно, на всех парах врезалась его ещё-не-жена с свежеизготовленными пирожными. Столкновение, падение, и все в креме. Мистер Спэрроу потом со смехом отмечал, что десерты оказались на пробу очень даже ничего. Только впредь он всегда завязывал свои отрощенные светлые волосы в тугой коротких хвост на затылке, чтобы, как он выразился: «Они не мешали работать». Норману принципиально не нравились слишком короткие стрижки, поэтому он предпочитал носить каре. Насколько Джейн была с ним солидарна в этом вопросе, вы не представляете.       Немного о светлых волосах. Её родители были блондинами «от носа до хвоста» и сверкали практически жемчужной кожей. Только у мамы локоны приятно отливали расплавленным золотом, особенно при прямых лучах солнца. Учитывая её выразительные ярко-карие глаза, Роуз выглядела гораздо моложе своих лет. Норману порой приходилось отгонять настырных ухажёров от своей жены едва ли не лопатой. А Джейн была зеленоглазой, (или голубоглазой, смотря под каким светом посмотреть), брюнеткой, к тому же, как после выздоровления оказалось, смуглой, чем никто из остального семейства Спэрроу похвастаться не мог. Возникал большой вопрос. И даже не один. Спустя долгие разговоры, тонны лапши на ушах, она всё-таки смогла выяснить про документы об удочерении. Родители, как оказалось, очень боялись рассказать ей об этом, но девочка, на удивление последних, отреагировала вполне спокойно: не кричала и не плакала, а крепко обняла обоих и спокойно пошла спать. Словно и не было никакого тяжёлого разговора.       Ну а Джейн по другому не могла. Она была достаточно зрелой, чтобы знать о том, как часто приёмная семья становилась гораздо ближе и роднее биологической.       Отец, отставив кружку с чем-то горячим, (скорее всего это был кофе), повернулся вслед дочери:       — Они ведь заберут тебя прямо оттуда, да?       Джейн, не сразу поняв, о ком шла речь, зависла на пару секунд, задумавшись, а потом кивнула.       — Пап, тебе же сказали, что так нужно. Всё будет хорошо, правда.       — Я знаю, — вздохнул Мистер Спэрроу, — знаю, но принять не могу. Всё так резко навалилось…       Мама, которая вновь вернулась к плите готовить завтрак, сердито окликнула обоих:       — Джейн уже умылась? — поинтересовалась она. — Нет конечно. Вот пусть и идёт в ванную! Не отвлекай её, Норман.       Но Джейн не спешила уходить.       — Так о чём вы тут говорили? — переспросила девочка. — Я ведь тоже хочу послушать!       — Да о твоей школе, — примирительно махнул газетой Мистер Спэрроу.       — А что с ней не так? — насторожилась Джейн, всё-таки зайдя на кухню.       — Твой отец неправильно выразился, — отвлеклась от плиты Роуз. — Мы говорили не о твоей нынешней школе, а о поступлении в новую при окончании.       — А… — дошло до девочки. — А с этим какие проблемы произошли? Мы ведь уже договорились и о школе, и обо всём…       — Да цена немного смущает. Но, ничего, выкрутимся. Выкручивались ведь раньше…       — Джейн, иди уже умывайся! — прервала размышления мужа Миссис Спэрроу. — В школу опоздаешь!       — Хорошо мам, — покаянно кивнула дочь и пошла умываться.       Джейн, крепко закрывшись в ванной, принялась старательно прочищать зубы, внимательно разглядывая себя в зеркале. В телесные семь лет ей уже не приходилось вставать на небольшую деревянную табуретку, находящуюся у них под раковиной, чтобы заметить своё отражение или, хотя бы, дотянуться до крана включить воду. Припоминая свой первый год, как она обустраивалась, выбрасывала или отдавала знакомым родителей ненужные ей, как взрослой умственно, вещи и просила покупать другие, благо, деньги позволяли. Как свыкалась с ростом, и выпадением зубов — опять. Джейн искренне недоумевала, почему ей не было от этого больно в детстве, когда она по настоящему была ребёнком. Особенно, когда она вырывала их собственноручно. Ужас. Привыкнуть ко всему ей было сложно, иногда до слёз и детских истерик, но Джейн справилась. А, собственно, что ей ещё оставалось?       Джейн аккуратно прополоскала рот, стараясь как можно меньше намочить бинт на правой руке. Порез всё ещё не зажил, что было довольно подозрительно, учитывая её ускоренную регенерацию. А, возможно, всё было дело в ноже? Вытерев лицо висящим неподалёку махровым полотенцем, девочка направилась в сторону кухни.       — Что на завтрак? — будничным тоном поинтересовалась она, усаживаясь на заранее отодвинутый отцом стул.       Миссис Спэрроу аккуратно поставила на середину стола вытянутое блюдо с тостами и джемом, но придвинула ей глубокую тарелку поменьше. Девочка с интересом посмотрела содержимое внутри и разочаровано вздохнула — про себя, конечно. Овсянка на молоке. Снова. Ну, ей следовала мыслить немногим позитивней — у мамы она получалась вполне съедобной, даже вкусной. Хоть не как во времена её студенчества: там можно было овсянку вместо цемента использовать, разницы — ноль без палочки. А с её ускоренным метаболизмом следовало употреблять в пищу именно такую еду. Придя к столь неутешительным выводам, Джейн вздохнула уже вслух и, крепко схватив ложку, принялась в ускоренном темпе поглощать предложенное. Опоздание в школу считалось признаком дурного тона.

***

      О чём вы думаете, когда видите перед собой ребёнка? Наверное, первым делом проскальзывает счастье? Конечно. Детство — удивительный период в жизни, счастливая беззаботная пора, когда каждое увиденное — открытие, любая улыбка — подарок, а мир кажется столь огромным, что он не помещался полностью в восприятии. Разбитая ваза и отобранные конфеты — вот он, потолок для неприятностей. Для обычного ребёнка.       Но Джейн Спэрроу нельзя было назвать обычной. Да и ребёнком в принципе. Просто язык не поворачивался настолько кривить душой.       Джейн была ребёнком лишь телесно. Умом она оставалась взрослой прожившей немало женщиной, она, в конце-концов, умерла, оставив позади себя целый мир со своей семьёй и любимыми детьми. Её, словно огромные клешни, «душили» разговоры со сверстниками тела, потому что они не смогли бы никогда понять до конца её и её проблемы, страхи и переживания. Их разговоры вызывали в ней лишь горькую усмешку от того, что сама она так уже не могла. Недаром говорили, что детство бывает лишь один раз.       Пожалуй, именно поэтому родители перестали водить девочку в детский сад. Нет, воспитатели отзывались о ней лишь сугубо положительно, она не бесилась и не ломала всё, что по руку лезло. Девочка в основном скромно отсиживалась в углу комнаты и, в большинстве случаев, просто что-то старательно вырисовывала в альбоме. А вот психолог огорошила родителей новостью — их ребёнок была гораздо более развита, чем сверстники. Чем не повод для гордости? Но, увы, были в ситуации и большие подводные камни: девочки просто незачем было ходить в садик. На кой? Он только понижал бы работоспособность мозга, а Джейн, как та случайно выговорилась психологу, нужно было продолжать развиваться, смотреть на мир.       Ага, на мир. Вот только это был не её мир.       Первый звоночек, тихий, едва слышный и, казалось бы, совершенно незаметный, что Джейн оказалась не в своём прошлом, прозвенел практически в тот же момент, когда девочка полноценно начала вникать в историю окружающей её страны.       Поначалу всё крылось в мелочах: не совсем тот курс фунта, некоторые знаменательные события были отмечены не в то время или не происходили совсем. Тот же принц Гарри, к примеру, родился в конце 1979 года, тогда как в её мире он появился на свет лет, эдак — на пять позже. Или, может, и того больше — Джейн не сильно вникала в историю. Казалось бы, чего тут такого? Только, чем глубже Джейн начинала вникать в недалёкое прошлое, тем больше находила различий. И, да, её бы это напугало, если бы не ещё одна ситуация, которая привела её в гораздо больший ужас.       Вот, скажите, нормально ли бы вы смогли отреагировать, если, в один момент, на пике эмоций, пусть то смех или горе, одним взглядом подняли бы ложку? Настоящую, суповую, не подвешенную на веревочке. Она, чёрт возьми, парила над полом, спокойно, словно и не существовало никаких законов физики! Сильно испугавшись, Джейн пожелала ей истлеть, и железная ложка загорелась. Девочка выпала в осадок. А затем начала поливать её водой из крана.       Больше у семейства Спэрроу не было этой ложки.       Дальше — больше. Вообще, если быть откровенной, Джейн следовало догадаться гораздо раньше. Столько намёков было: странный, практически не поддающийся контролю, телекинез; загадочные люди в необычных броских мантиях, разгуливающие по центру города, и на которых никто не обращал внимание кроме неё; известная компания по производству дрелей: «Драннингс», о которой в её мире не было ни слуху ни духу; любопытный сосед по палате, со странным именем Дадли и не менее странной семьёй с фамилией Дурсли. Но люди слепы, и девочка не могла (или отчаянно не хотела) сопоставить до конца факты, взглянуть правде в глаза. И только тогда, когда Джейн в возрасте пяти лет отвели в очередную школу для знакомства с классом, где робко у окна сидел забитый мальчик в круглых, заклеенных скотчем, очках, с корявым, вечно воспалённым шрамом на лбу по имени Гарри Поттер… мозаика сложилась в полноценную картину.       В её мире не знать сагу «Гарри Поттера» было практически невозможно. По ней даже снимали несколько красочных фильмов, сделав из короткой истории «О-Мальчике-Который-Случайно-Дожил» полноценный бесцеллер, покоривший сердца миллионам фанатов. Нет, если, конечно, задуматься, по многим хорошим книгам снимали кино, но, согласитесь, бывали такие «всплески кинематографа», которые оставляли за собой отчётливый след, напоминая о себе и в далёком будущем. Книги Роулинг относились именно к такому случаю. Лично Джейн не сильно оценила их, в уме она проводила множество параллелей с творчеством великого Толкиена, но её старший сын — Димка был ярым фанатом волшебного мира Джоан. Именно с ней он делился своими впечатлениями от прочитанного, и именно он подсадил её на «фанатское творчество». Проще говоря — фанфики. И, как бы иронично не звучало, эта, местами заурядная, писанина раскрыла мир гораздо больше, чем сама «Мама Ро». Некоторые истории даже тянули на полноценные произведения. Муж на их хобби лишь издевательски закатывал глаза, но не мешал, за что Джейн теперь была ему безумно благодарна.       Знания — сила. Учитывая, сколько Спэрроу успела прочитать — сила большая. У неё был свой, пусть и небольшой, спасательный круг, и отпускать его та не собиралась. Скорее всего, родственников волшебников у неё не было, иначе не оставили бы Джейн на пороге приюта. Поэтому быть ей магглокровкой. Учитывая, какие страсти накалялись к приходу Поттера, ей следовало быть подготовленной. Но как? На Косую Аллею её без палочки не пропустят, как бы она ни пыжилась, кося под чистокровную. Следовало смотреть гораздо прозаичнее. Размышляя над всем навалившимся, Джейн за ужином аккуратно перевела разговор к секциям.       Родители к девочкиным словам отнеслись, на удивление последней, довольно серьёзно, и уже на следующий день они на машине отца ехали в Лондон — записываться. Джейн, помнится, полночи без сна проворочалась на кровати, пустым взглядом вперившись в потолок и медленно перебирая в голове всевозможный спорт. Заниматься единоборствами она не горела желанием, да и не видела смысла — в школе на уроках по самозащите им показывали хорошую базу для того, чтобы на некоторое время дезориентировать противника и успеть удрать. Играть в волейбол девочка умела с прошлой жизни; восстановить память тела, она знала, будет несложно. С плаванием был примерно такой же разговор. Всё равно семейство Спэрроу ежегодно ездили на отдых к морским побережьям, а плыть ради разряда и результата Джейн не любила и не хотела. Ей нравилось получать именно удовольствие от спорта, а не только пот и жуткую усталость. Игра на инструментах интересовала её вплоть до того момента, пока не всплыла идея про вокал. И девочка резко осознала, что вот оно! То, что ей будет позарез как необходимо! Произношение заклинаний должно быть чётким, как и правильная расстановка ударений и прочего. Без хорошо поставленного голоса Джейн, конечно, проживёт, но легче ей от этого по любому не станет. Да и, где-то в самой глубине души, она просто пылала желанием воплотить свою детскую мечту из прошлой жизни в реальность. «Там» у неё был не самый приятный тембр, да и петь Джейн не умела, от слова — совсем, а, если пыталась, безбожно фальшивила. Ну а раз вновь выдалась возможность попробовать, почему не воспользоваться столь щедрым предложением? С гибкостью ведущей руки были небольшие осложнения. Чтобы взмах был правильным, до ювелирности точным и быстрым кисть должна была быть податливой и натренированной — готовой находиться «на весу» продолжительное количество времени. Навскидку, девочка могла вспомнить лишь три секции, работающие с ладонью в разном направлении: рисование, фехтование и художественная гимнастика. Джейн по любому записывалась на первое, потому что любовь к искусству ей «привили» ещё в детстве той жизни. Но нагрузки в держании карандаша было недостаточно. И вот тут возникал затор. Фехтование ей не нравилось просто потому, что там использовали шпаги. Она не чувствовала это жалкое подобие на зубочистку продолжением руки. А гимнастика… «Там» девочка ходила на неё до подросткового возраста; после её просто оттуда выгнали. Тренеров можно было понять — Джейн была ученицей далеко не ахти: нескладной, слишком высокой, совершенно негибкой и неподдающейся никакому обучению. Да и простой предрасположенности к этому спорту не было. Поэтому её родителей поставили перед фактом, что: «Девочке не дано, если мы продолжим, то поломаем», и протянули документы. Столько лет прошло, а неприятный осадок остался. Но выбора особого не наблюдалось, поэтому и ехали на следующий день в центр города на «смотрины» — возьмут, не возьмут.       В художественную школу её взяли практически мгновенно, что, впрочем, было неудивительно: пятилетний ребёнок рисует, как взрослый. С тенями, рефлексами, по возможности соблюдая анатомию. На вокал, к удивлению Джейн, её тоже записали без больших осложнений. А вот на гимнастике она задержалась: её долго осматривали, заставляли приседать или вытягивать ноги, но потом всё-таки согласились, только на платной основе. До первых соревнований. Войдёт в призы — перейдёт на бесплатное, нет — нет. Ну, впрочем, её родителям денег жалко не было, мама за кондитерские заказы получала хорошую прибыль, да и сеть пекарен вовсю процветала.       Помнится, небольшая проблема возникла оттуда, откуда её никак не ждали — проезд. Отцу было не выгодно ежедневно везти Джейн в глубину Лондона, а ближайшая станция метро находилась на большом расстоянии от дома. Ей ничего не оставалось, как срочно учить расписание выезда автобусов, отправляющихся от остановки неподалёку. К глубокому счастью Джейн, в их район ездило сразу несколько нужных ей, поэтому девочка, перестав излишне волноваться, наловчилась и с чистой душой начала ездить на новообретённые секции.       Поначалу, как только Спэрроу поступила в начальную школу, случился затор с предметами. Не поймите разочарование девочки неправильно, но она была уже состоявшейся женщиной, у неё было аж двое сыновей и муж, она уже сколько лет работала, ей на таблицу умножения было глубоко… глубоко. А ещё, в одиннадцать лет она знала, что отправится в пресловутую школу «Чародейства и волшебства» Хогвартс, где об обычном образовании даже краем уха не слышали. А она по официальным данным всё ещё оставалась магглорождённой, поэтому в магическом мире ей мало что светило. Даже солнце. Ей нужна была «подушка», хотя бы, среднего образования, чтобы, если вдруг, она могла иметь будущее в «обычном» мире. А что так скорее всего и будет, девочка не сомневалась. Воробью нечего было там ловить — не того полёта птица. Пришлось доносить это до голов родителей. Не слово в слово, конечно, без единого упоминания волшебников и прочего, но суть оставалась примерно той же. Норман отнёсся к речи Джейн с глубоким скепсисом. Его можно было понять: дочь пяти лет от роду жирно намекает, что ей нужно перейти на пару классов выше. Только Роуз, воистину великая женщина, отнеслась к дочери с большим доверием и уговорила мужа на прохождение теста у директрисы. Та, кстати, тоже поначалу была категорически против, но талант убеждения семейства Спэрроу и хрустящие банкноты в кармане поумерили её, глубокий и праведный, гнев.       Девочку без лишних разговоров отвели в отдельный класс и раздали бланки заданий. Двое учителей сидели неподалёку от неё, впившись, словно пираньи, взглядом и следя за каждым её неверным движением. Джейн молча уместилась за партой напротив и осмотрелась. Четыре небольшие, отдельно лежащие стопки сразу привлекли взгляд. Спэрроу с интересом начала их изучать. Первое скрепление листов бумаги оказалось на удивление смехотворным: простейшие примеры со сложением, вычитанием, таблицей умножения и детскими задачами. Ей хватило семи минут, из них полторы она всевозможными способами проверяла себя на невнимательность. Во второй стопке уместились задачи посложнее, появились задания с правилами английского письма и азы окружающего мира, в духе: «Круговорот воды в природе». В принципе, ничего сложного, лишь грамматику девочка знала на отвали, что её очень напрягало. Перейдя к следующей, Джейн получила больнейший щелчок по носу. История Британии. Мда… Девочка посмурнела и тряхнула головой. Что о ней знала Спэрроу? Если сесть и задуматься — практически ничего. Из семнадцати задач та с уверенностью могла ответить только на три, не считая: «Как называется столица Соединённого Королевства?». Единственное, что её немного спасло — история давалась в тестовом варианте. Так что на остальные вопросы пришлось закрыть глаза и решать методом научного тыка. А с другой стороны листа проверялась биология. Лицо Джейн светлело с каждым прочитанным заданием. Хоть в чём-то она была в своей тарелке! Девочка с упоением начала отвечать вопросы. Давалось описание чего-либо, и нужно было вписать правильный ответ. На предпоследнем вопросе та ненадолго зависла. Нет, ответ она на него знала, просто забыла, как писать. Митохондрия или метохондрия? Джейн вспомнила далёкий шестой класс. Кажется, первое. Спэрроу вписала слово, потом, ненадолго задумавшись, взяла карандаш и поставила рядом с ним вопросик. Может, если хватит времени, та ещё немного подумает. А вот в четвёртой стопке были разделы физики, географии и, конечно же, «любимейшей» химии.       По лицу преподавателей Джейн с затаенным удовольствием отметила, что они были немало удивлены — те явно не ожидали, что она успеет дойти до последней стопки. Ну-ну. Девочка с трудом подавила ядовитую ухмылку. Не дождётесь! Если потребуется, она выгрызет себе сертификат об окончании средней школы, но получит его, чего бы ей это ни стоило. Кажется, отголоски мыслей отразились на её лице, потому что учительницы разом нахмурились и, даже, вроде бы, попытались надавить своим присутствием. О, Боги! Джейн прям трясётся от ужаса… Нет. Не сдавали они ЕГЭ, сразу видно. Вон, где были и истерики, и нервотрёпки от души с бессонницей. А тут, так — даже на детский сад не тянуло.       Спэрроу углубилась в чтение. Килоджоули, ньютоны… мда, как же давно она не решала эти задачи. Старший сын к седьмому классу уже был вполне самостоятельным мальцом, и по физике вопросов не задавал, так что, да, Джейн и вправду давненько их не просматривала. Поэтому и благополучно забыла, как они решаются. Класс! Вот и села в лужу. Но, если думать позитивно, то того, что она уже написала, хватит на окончание начальной школы и поступление в среднюю. Но обидно-то было как! А после биологии, так вообще… География давалась легко и непринуждённо, в ней бы застопорился только тупой. К счастью, её пронесло, а вот химия принесла очередную волну отчаяния. Джейн до сих пор не понимала, как смогла её сдать в той жизни. Она же была адом во плоти! Ну вот как, как людям получалось её понимать? Ужас, просто ужас. Кто-нибудь, убейте её, пожалуйста! Решив ионные и молекулярные уравнения, девочка протянула листы преподавателям. Смотреть дальше не имело смысла — она ничегошеньки не помнила, а, если бы начала по несколько раз перепроверять, только больше бы ошибок наделала.       Помнится, родители встретили Джейн у выхода из школы. Измотанная и выжатая, как лимон, она даже не пыталась ответить на расспросы родителей, а молча забралась в машину и тут же отключилась. Её собственная выходка не сильно удивила, всё-таки, пусть разум у неё и был от взрослой женщины, но тело-то было и оставалось детским! Против природы не попрёшь, нагрузки средней школы в купе с секциями будут выдавливать из неё все силы (то, что она поступит, девочка не сомневалась), зато, когда она поедет в Хогвартс, ей будет проще всех в плане адаптации. С радужными мыслями, уткнувшись головой в натянутый ремень безопасности, Воробей уснула.

***

      Поступить Джейн, конечно, смогла, только на предвыпускной класс младшей школы. Грамматика английского и история нагло подставили ей подножку и сильно понизили её возможный проходной балл, но учителя быстро успокоили чуть было не расстроившуюся девочку, сказав, что, благодаря остальному багажу её знаний, она сможет за полгода перескакивать на следующий класс в средней школе. Как они выразились: «Молодым вундеркиндам не следовало топтаться на одном месте целый год». Джейн их слова вызывали лишь горький смех. Она не была и вряд ли когда либо смогла бы стать гением, ей просто, в некотором роде «повезло». Она знала мальчика, который в возрасте восьми лет поступил аж в Гарвард! Вот он был истинным вундеркиндом, а она, так… девочка с «читами» из прошлой жизни.       Пребывая в младшей школе, Воробей так и не смогла ни с кем подружиться. Мало кто горел желанием общаться с молчаливой «малолеткой», тихонько, словно её и не было вовсе, сидящей в углу класса, да и она сама не рвалась к общению. Её в разы больше интересовали книги из стоящей неподалёку библиотеки и вид, открывающийся из окна в классе. Конечно, им невдомёк было знать о её, застаревшем от прошедшего времени, одиночестве, ведь девочка никогда не пыталась показать, насколько ей порой бывало грустно. Наверное, всё так бы продолжалось вплоть до одиннадцати лет: школа, секции, дом и ничего больше — но в один момент всё кардинально изменилось.       Помнится, тот день не задался с самого утра. Нет, не из-за того, что по расписанию была гимнастика, хотя, наверное, пожалуй, и по этому тоже. Джейн безбожно проспала: родители рано уехали куда-то на окраину Лондона по финансовым делам — поэтому девочка, сквозь глубокую дрёму услышав донельзя громкий звон будильника, уничтожила спонтанным выбросом, мешающий ей погрязнуть в царстве Морфея, предмет и продолжила лежать дальше.       Через полчаса зазвонил телефон на первом этаже. Поначалу Воробей не обращала на трель никакого внимания — пусть себе звенит, но с каждой секундой она становилась всё назойливей, словно железный обруч сдавливая виски. Через несколько минут девочка не выдержала и, спустившись, подняла трубку, в глубине души мечтая выбросить телефонный аппарат в окно. Как оказалось, звонила мама. Женщина беспокоилась и звонила узнать, не проспала ли дочь школу. На пару секунд зависнув, переваривая ещё не проснувшимся мозгом сказанное, Джейн перевела осоловевший взгляд на настенные часы, висящие на кухне. Оставалось сорок минут до начала занятия.       — Чёрт! — девочка с ужасом сбросила трубку, так внятно и не ответив миссис Спэрроу, и галопом побежала переодеваться. По пути распахнув занавески, она взвыла раненным волком и руками закрыла веки, отвернувшись: солнце, отражаясь от сугробов, слепило прямо в глаза, а очки Джейн одеть ещё не успела, забыв.       Чтобы добраться до автобусной остановки ей требовалось минуты четыре, а до школы около двадцати, (плюс/минус — пять минут из-за пробок или гололёда). Но девочке ещё нужно было умыться, причесаться, погладить форму, одеться, собрать вещи, найти ключи от квартиры, вытащить из одной куртки кошелёк и засунуть в другую, вспомнить, в какой шкаф мама засунула гимнастическую экипировку. И съесть хоть что-нибудь, если повезёт.       Забегая вперёд: не получилось. Пусть Джейн и собиралась настолько быстро, что «Морские котики» могли лишь нервно курить в сторонке, времени хватило лишь на то, чтобы мельком заглянуть в холодильник. Из более-менее съедобной еды на полке лежала только небольшая связка сырых сосисок, а нескольких минут, чтобы их сварить у девочки уже не было. Запахнув куртку, выбежав из дома на первой космической и там же поскользнувшись, она заперла дверь и пулей понеслась на остановку.       Зима оказалась на удивление снежной, что было нечастым явлением в Англии. Температура ушла, пусть и не в глубокий, минус, вызывая обледенение и гололёд. Неровные шапки сугробов, яркие и белёсые от утренних лучей солнца, высокими холмами высились по бокам тротуаров. Некоторые из них были с девочку ростом, скрывая ей вид на проезжую часть. Ноги скользили по дороге, но Воробей, нахохлившись, под стать своему прозвищу, продолжала бежать, надеясь успеть. И не сдержала вопля отчаяния, увидев, как на её глазах уезжал нужный ей автобус.       — Стой! — крикнула Джейн, активно размахивая руками, чтобы её заметили. Куда там! Машина выехала на трассу и начала ускоряться, отдаляясь от бегущей вслед за ним девочке. — Врёшь, не уйдёшь!       Джейн выскочила на край проезжей части, чтобы не потерять из виду цель. Ноги неприятно увязли в слякоти, замедляя, и, от неожиданности, девочка едва не упала, навернувшись прямо под колёса проезжающему мимо автомобилю. Шапка завалилась в бок, практически спадая с головы, очки от резких движений съехали на нос. Воробей бежала практически на ощупь. Но внезапно всё исчезло. Исчез под ногами тротуар, небо померкло, а тело Джейн потащило на скорости куда-то вперёд, в пустоту. Ощущения были, словно она на безумной скорости съезжала вниз по горке вроде «туннеля» в аквапарке. Только стенки с каждым мгновением становились всё уже, сжимая всё теснее, а скорость не менялась. В один момент Джейн просто «расплющило» и тут же выбросило, отпустив, прямо… на не ожидавшего такой подставы темнокожего мужика в рабочей одежде. Тот удар спокойно выстоял, на автомате подхватив падающую девочку, и лишь удивлённо на неё посмотрел.       — Простите, — выдавила из себя последняя, отпрянув, и встала на подкашивающиеся ноги, осмотревшись.       Джейн оказалась в переполненном автобусе. Том самом, за которым гналась буквально пару секунд назад. Походу, от всплеска эмоций, её переместило в него, даже не расщепив по пути. Спасибо большое огромному количеству народа, собравшемуся в транспорте, иначе её появление из ниоткуда было бы слишком заметным. Но, Боги, как же её мутило…

***

      Взмыленная, в помятой, от толчеи в автобусе, одежде, с опухшими глазами и мокрая от снега Воробей успела на первый урок за несколько секунд до звонка, не опоздав лишь чудом. И только облегчённо разместившись за партой, до Джейн с ужасом дошло: а рюкзак-то она дома забыла! Немного сырой мешок с гимнастической экипировкой стоял у её ног, а портфель девочка, походу, оставила на кухне, когда смотрела в холодильник.       Спэрроу в отчаянии схватилась за голову. Как? Почему так получилось? О чём она вообще думала, что не обратила внимание о отсутствующей тяжести на спине? Пришлось идти, понурив голову, словно маленькая девочка, с повинной к учителям.       Прожив «свою» школу и универ в той жизни, Джейн было, ни много ни мало — параллельно на реакцию учителей, любопытных одноклассников и прочих. Но ей не хотелось разочаровывать родителей. Она знала, как расстраивалась миссис Спэрроу от жалоб учителей, как хмурил брови отец. Родители никогда её не наказывали, но от одних укоряющих взглядов девочке становилось неловко. Да — ей было стыдно. Прожив с ними три года, Джейн отчаянно не хотела терять доверие близких ей теперь людей из-за всякой ерунды.       После уроков девочку вызвали «на ковёр» к хмурому декану. По приходу женщина потребовала объяснения её неподобающего поведения. Воробей раздражительно фыркнула про себя: наверняка ей уже несколько раз пересказали слово в слово то, что девочка наговорила учителям перед началом их уроков. Но от неё всё равно требовали ответа. Спэрроу без запинки выдала ту же историю, что «сплавила» преподавателям, честно смотря прямо перед собой и молясь абсолютно всем богам, чтобы прокатило.       — Вы же понимаете, что я должна сообщить о вашей провинности родителям? — спустя некоторое время размышлений осведомилась декан, прожигая в Джейн дыру.       Не прокатило.       — Пожалуйста, не надо! — взмолилась девочка, «приправляя» свои слова небольшой толикой внушения. — Такого больше не повторится, обещаю вам.       Декан некоторое время пристально смотрела на сжавшуюся ученицу, не мигая, а затем вздохнула и отпустила «С Богом». Воробей облегчённо выдохнула и, прежде чем женщина успела бы передумать, выскочила из кабинета. Быстро спустившись вниз по ступеням в гардеробную и переодевшись, она во всю прыть понеслась к остановке у школы — нужно было успеть сесть на автобус идущий до спорт комплекса до того, как он отправится, иначе пришлось бы ждать ещё час. А его в запасе у Джейн не было. К счастью для девочки, в этот раз она успела и, оплатив проезд, девочка облегчённо села и дала себе пару минут на передышку.

***

      — Кто-нибудь видел мои носки? — капризно пожаловалась девочка, сидя за скамейкой в раздевалке. — Я нигде не могу их найти!       — Нет, Фарелл, никто не видел твои носки, — раздражённо огрызнулась другая, переодеваясь неподалёку.       Джейн обречённо вздохнула: такие придирки и пикировки были абсолютно каждую тренировку между командой и считались нормой, будь то слово или даже тумаки. Хотя сегодня у девочек был повод, бесспорно — Фарелл умудрилась отличиться. Тренер решила уделить тренировку не предстоящему исполнению номера, а ОФП и растяжке в частности. Суровая женщина, поставив перед потерянными девочками скамейку, заставила, задрав одну ногу на деревяшку и подняв вверх руки, мучаясь, сидеть на каждом виде шпагата в течение пяти минут. Им оставалось лишь девять секунд. Девять! К тому же, поперечный был последним шпагатом в серии. Но Фаррелл внезапно захотелось опустить руки. И, конечно, это заметили, потому что их команда — победитель по жизни! Их заставили делать всё сначала. Прям ВСЁ. Абсолютно весь подход. И, да, у команды был весомый повод возненавидеть Фаррелл. Джейн никогда бы этого вслух не признала, но, в глубине души, она была солидарна с ними, пусть и на виду придерживалась нейтральной стороны. Халтуришь — Бог с тобой, не Джейн критиковать чужие поступки, но не попадайся!       Джейн молча встала, вновь переодевшись раньше всех, и пошла к выходу, в гардеробную. В верхней одежде их вглубь залов не пускали.       Спорткомплекс, где у Джейн проводили гимнастику, находился едва ли не в самом центре Лондона, на Пипис стрит , и размещался в четырёх трёхэтажных корпусах, соединённых между собой длинными переходами. В двух главных строениях располагались просторный спортзал «для всего» и крытый бассейн с вышками, в двух других находились помещения для фехтования, стрельбы из лука, ринг и прочее. За зданиями ковром растянулся огромный стадион с футбольным полем и беговыми дорожками по краям. Высокие зрительские трибуны окружали всё действо большим куполом. Территория заведения была асфальтированная, окруженная изящной чугунной оградой и припорошенная снегом.       Джейн подошла к окну гардеробной и протянула номерок. Миссис Попри, весёлая сухонькая старушка, приняла его и пошла вглубь. Вернувшись с предметом верхней одежды, она с восхищением причмокнула засохшими губами.       — Крутая курточка! Где ты её стащила?       — Родители на день рождения купили, — с полуулыбкой произнесла девочка.       — И сколь такая стоит?       — А вам зачем?       — На работу буду в ней ездить! — старушка протянула вещь хозяйке и усмехнулась. — Моя-то, после полётов на метёлке истрепалась совсем! — и подмигнула.       Джейн рассмеялась. Миссис Попри хихикнула в ответ и приняла номерок у следующей мученицы.       Спэрроу знала, что гардеробщица шутила, поэтому с приподнятым настроением направилась на улицу.       Потихоньку сгущались сумерки. Включались одинокие фонари, медленно, словно нехотя, но людей всё ещё было много. Они шли ровными потоками, огромной рекой, затягивая, и Джейн не сопротивлялась. Поправив вновь сбившуюся шапку, она выпустила рваный клочок пара и размеренным шагом, не торопясь, направилась в сторону остановки. Проходя мимо окна, идущего из их раздевалки, её проводили чьи-то голоса:       — Кто спёр мою красную шапку с помпоном?       — Санта Клаус! — рявкнул кто-то в ответ. — А, если серьёзно, мелкая, тебе уже трижды сказали, что она лежит на полке перед туалетом.       — А, да? Тогда простите, — виновато раздалось у самого окна и затихло.       Джейн рассмеялась, прислушавшись. На улице царствовала зима.