Се Лянь и аленький цветочек

— Встаем в пары и выстраиваемся в паровозик! — Се Лянь и Му Цин, помощник воспитателя, стояли с детьми на улице. — Сегодня мы идем в музей искусств, — недовольное ворчание сопроводило это «занимательное» известие — придется поскучать. — После небольшой экскурсии у нас будет мастер класс! — радостные перешептывания последовали за этой новостью. Дети постепенно стали расформировываться на пары. — Нет, Ши Уду, втроем нельзя. Встань в пару к Лин Вэнь и оставь брата с Хэ Сюанем. Нет, он ничего ему не сделает, не волнуйся. Да, я обещаю. Все нашли себе пару? — громогласное «да» прозвучало в ответ, но глаза воспитателя уже привычно обеспокоенно искали маленького друга. Конечно Хуа Чэн стоял один. — Му Цин, — шепнул он помощнику, — давай я встану замыкающим? Ты же знаешь дорогу? — Конечно, без проблем, — тот вышел вперед. Хуа Хуа стоял в стороне, рассматривая свои поношенные ботиночки. Дааа, в такой одежде он совсем не похож на принца. Но и до чудовища ему далеко! Гэгэ говорит, что он очень милый и вырастет невероятным красавцем! А гэгэ никогда не врет! Если он так сказал, значит так и будет! Малыш точно был уверен в любых словах воспитателя. Это доверие делало их дружбу по настоящему особенной для него. Подобные мысли всегда делали его счастливым и сейчас он даже не обратил внимание на отсутствие пары для похода в музей. Глубоко погруженный в размышления, мальчик не заметил как подошел воспитатель. — Сань Лан? — окликнул старший своего маленького друга, — Можно встать с тобой в пару? — он улыбнулся и ненавязчиво протянул руку. — Гэгэ! Конечно, конечно можно! — гусеничка схватил чужую ладонь, возвращаясь в реальность. Широкая улыбка больше не хотела покидать его довольное детское личико. Се Лянь еще раз пересчитал всех и, помахав Му Цину, подал знак отправляться. — Сань Лан. — Да, гэгэ? — опустив взгляд, воспитатель встретился с полными обожания и любви глазами. — Ты когда-нибудь был в музее? — Нет, никогда… А гэгэ? — кажется малыш немного расстроился от осознания своей неучености, спокойно допускаемой в его возрасте. — Я очень люблю ходить по музеям. Мне больше всего нравятся картины. Там, куда мы идем, висит моя любимая. У меня даже есть копия дома. — Вау! А я смогу посмотреть? — Хуа Чэн прямо-таки засверкал от предвкушения. Любимая картина гэгэ! Наверняка это шедевр искусства, поражающий своей красотой и утонченностью! — Конечно сможешь! Наставник сказал, что именно на выставку где будет она, мы сегодня и идем. Счастью Хуа Чэна не было предела.

***

Гардероб запестрел яркими курточками, номерки стайкой рыб переливались в руках у Му Цина. Веселые дети бегали по коридору, ожидая прихода экскурсовода. Дождавшись, перед ними распахнулись наконец огромные двери с резными узорами, впуская юных ценителей искусства в зал. Из больших окон, в окружении тяжелых портьер, лился тихий солнечный свет. Паркет был настолько отполирован, что отражал другие части интерьера. Везде, куда не глянь, висели картины: маленькие, большие, пейзажи, портреты, натюрморты, светлых тонов, темных, будто поглощающих пространство вокруг. Рядом стояли вазы или бюсты на каменных пьедесталах. Но взор неизменно приковывал к себе квартет картин на стене напротив входа. Прекрасный юноша, сидящий на вершине высокой башни, небрежно держит в руках чашу с вином, которое льется вниз, к самой земле. Чудесная красавица, с невероятно серьезным, но печальным лицом направляет на себя меч. Суровый мужественный генерал, ломающий собственное оружие. И летящий в прыжке небожитель, с лица которого падает маска, открывая еще более несравненный с простыми людьми лик. Маленький мальчик, едва зайдя в зал так и застыл от изумления. Эмоции били фонтаном, но не одну из них он не смог бы описать и выучив все доступные слова мира. Он стоял, не шелохнувшись и буквально пожирал взглядом невероятные картины. В голове его не осталось ни единой мысли. — Сань Лан, — видя в какой восторг его друг пришел от представшего перед взором творения, Се Лянь невольно улыбнулся. Он помнил свои ощущения, когда впервые узрел эти шедевры. Один взгляд на них делал человека счастливым. Но чем дольше смотришь, тем больше замечаешь, и, глядя на картины сейчас, он испытывал лишь скорбь и сильную душевную боль. Как не потрясающа была их красота, так и ужасна была их история. — Гэгэ… Наверное одна из них — твоя любимая? Какая? Небожитель в маске? — Нет, Сань Лан. Ни одна из них. Когда я был младше, как ты и сказал это была «Наследный принц под маской бога». — Наследный принц… Ох, гэгэ! Я же именно так и представлял Его Высочество Наследного Принца! Помнишь, ты мне о нем рассказывал? — Конечно. Не поверишь, но именно этот образ всегда был и у меня в голове! — воспитатель заулыбался. — Но гэгэ, если ни одна из этих, то какая же твоя любимая картина? — О, их написал один художник, поэтому они всегда выставляются вместе. Пойдем. Они прошли чуть глубже в зал, оставив позади группу и «Четыре прекраснейших картины». На самой дальней стене, куда свет падал меньше всего, висела небольшая картина. Темные тона поглощали солнечные лучи делая пространство вокруг немного мрачноватым, но в самом центре сиял белый цветок. Нежный, но яркий, он цвел не первый год, оставаясь свежим и молодым даже самой суровой зимой. Его свет падал на крохотные ручки, держащие тонкий стебель. Казалось, его только что сорвал этот малыш. На ладошках едва заметны в темноте картины были порезы и небольшие ссадины, но ребенок, несмотря на раны, держал цветок так аккуратно и бережно, что казалось, тот рассыплется от небрежного обращения. — Эта. Эта картина — моя любимая, — Се Лянь наблюдал за реакцией мальчика. Он ожидал увидеть незаинтересованность или даже скуку, но ни как не предполагал, что Хуа Чэн заплачет. Видимо, от переизбытка эмоций, гусеничка совсем растерялся и вымотался. Воспитатель поднял его на руки, целуя в макушку. — Ну-ну, не плачь, Сань Лан. Ничего страшного ведь не случилось, — он аккуратно вытер дорожки слез, но те снова побежали ручьями. — Гэгэ, — всхлипывал малыш, — гэгэ, это восхитительно… Это, это… Се Лянь крепче обнял Хуа Хуа, медленно уходя от столь поразившей мальчика картины.