Все, что осталось

      „Этого не может быть!“ — Пронеслось в голове Какаши. Сердце бешено застучало, дыхание сбилось. Как такое, вообще, возможно? Его дядя жив и прожил в Конохе всю свою жизнь! Почему он ни разу его не навестил? Тридцать лет Какаши живет в этой деревне, в двух улицах к югу от места расположения клана Инудзука, но его дядя, единственный оставшийся в живых родной человек, даже не удосужился ни разу заглянуть к нему в гости и просто спросить, как его дела. Какаши уже оправдал его смертью, но дядя оказался живым, живее, чем сам Какаши. Чувство несправедливости отдавалось в висках тупыми ударами. Он так яростно боролся за него в самом начале жизни, а в тот момент, когда Какаши остался совсем один, даже не вспомнил о его существовании. Да как такое может быть?!       Руки сами сжали последнюю прочитанную страницу, безжалостно скомкали, выжимая из нее весь смысл написанных строк. Он почти ненавидел брата своей матери. Он ненавидел его почти так же сильно, как самого себя. Но вот многолетняя практика подавления эмоций сработала, как рефлекс. Руки разжались, разгладили ни в чем не повинную страницу. Какаши глубоко вздохнул и медленно выдохнул, чтобы успокоить сердцебиение. Эмоции потихоньку приходили в порядок. Возможно, Какаши сам виноват, что так вышло. В конце концов, после смерти отца он превратился в порядочную сволочь и, даже, если бы дядя пришел его навестить в тот момент, он мог попросту выгнать его, послать в самой грубой форме. Да нет, не мог… Какаши хорошо помнил, как отчаянно нуждался в поддержке в тот момент. Даже вспоминать стыдно, как он по ночам забирался в кровать к Минато-сенсею и устраивался между ним и Кушиной-сан. И как тискал Паккуна тоже вспоминать стыдно. Он сжимал его с такой силой, что бравый ниндзя-пес поскуливал словно маленький щенок.       В чем же причина такого поведения? Какаши даже представить себе не мог, что же такого он мог натворить, чтобы родной человек забыл о нем с такой легкостью. Впрочем, ответ вполне мог быть в записях его отца. Он прочел только половину истории, а, значит, ему еще многое предстоит узнать. Какаши снова обратил свое внимание на дневник. Мелкие кривоватые иероглифы причудливо плясали на странице. Видно Сакумо очень волновался, когда писал их. Желая узнать причину столь серьезного волнения, Какаши снова погрузился в чтение. Возможно он узнает, отчего же дядя забыл его, а если нет, не велика беда, все-таки они живут в одной деревне, и он вполне может спросить у него сам.       «Меня целый день мучает головная боль. Не стоило вчера так напиваться. Я же прекрасно знаю, что алкоголь не решает проблем, от чего же обращаюсь к нему всякий раз, как ситуация вокруг повергает мысли в хаос. Я не мог уснуть. Пара минут забытья — это все, чем меня одарила ночь. Меня тошнит от одной мысли о еде. То ли я болен, то ли меня съедает похмелье, то ли это все из-за нее. Вчера я подумывал о том, чтобы сделать себе харакири, но с честью моей, все пока в порядке, так что этот способ самоубийства мне не подходит. Пока думал, что лучше яд или петля, вообще передумал кончать с собой. Всему виной подвешенное состояние. Я все время думаю о ней, и каждая новая мысль то кидает меня в жар новой надежды, то повергает в холодное отчаяние. Вот я готов бороться до конца, и тут же покорно складываю руки под давлением нового возникшего в моей голове аргумента „против“. Я не думаю, что готов сдаться, но и не уверен стоит ли добиваться ее снова. Она сделала свой выбор, и я должен подчиниться. Должен ли? Кто сказал, что должен? Эти мысли раздирают меня на части. Я задыхаюсь от них. На миссиях еще немного легче, но стоит вернуться домой, как все начинается по новой. Это сводит меня с ума. Я даже не могу вспомнить, когда видел ее в последний раз. Сколько времени прошло? Неделя? Месяц? Год? Почему мне не легче? Где целительная сила времени? Она не действует на меня, не действует… Мне хочется кричать, плакать, разбивать посуду, но я не в силах и стонать. Мысли облепили меня так плотно, что рот не открывается, не пошевелить и пальцем. Это никогда не кончится, никогда! Мне никогда не забыть ее!       Подняться с кровати мне помог нежданный визит Цунаде. Я ее не приглашал, и это неожиданное явление не могло меня порадовать, но все же может она сможет меня отвлечь. Даже если внутри все кипит и переворачивается — это не повод отдаляться от друзей. Может мои друзья — это все, что у меня осталось.       - Привет! — Громко воскликнула Цунаде, когда я открыл ей дверь. — Как ты? Выглядишь не очень.       - Я напился вчера, — говорю я, оправдывая свое неприглядное состояние.       - Ох, — вздохнула она, — это вредно для здоровья, ты бы не злоупотреблял.       - Боже, — протянул я, — уж от кого, но от тебя я этого услышать никак не ожидал.       Цунаде у нас известная любительница саке и азартных игр. В деревне еще не родился человек способный перепить ее, и я не думаю, что такой человек, вообще, когда-нибудь появится на свет. Впрочем, я не думаю, что Коноха сильно от этого пострадает.       - Ну, да ладно, — отмахнулась она, — я принесла тебе кое-что.       Она выудила из бумажного пакета две литровые бутылки саке и протянула мне.       - Это тебе на похмел, — сказала она.       - А не много ли будет? — спросил я.       Такое внушительное количество алкоголя немного меня смутило, мне этого и за три подхода не уговорить. Так уж вышло, что я пьянею уже с пяти рюмок, а после шестой и вовсе не способен на самостоятельные передвижения. Интересно, кто вчера тащил меня из бара домой? Я выпил почти целую бутылку и совершенно точно не мог добраться до дома сам.       - Ну, я же тоже буду, — спокойно сказала она.       Да тогда все сходится. Если Цунаде будет пить, то две это даже мало. Наверное, весь алкоголь оседает у нее в груди, иначе зачем ей такие пышные формы. Я усмехнулся собственным мыслям. Надо же, я уже могу думать о выпирающих частях тела других женщин! Может время все-таки лечит, и я совсем скоро ее забуду? Никак не могу понять, как за столь жалкий промежуток времени, она умудрилась так крепко вцепиться в мое сердце. А говорят, чтобы забыть нужна половина того срока, что длились отношения. Сколько времени прошло с момента первого свидания и до того момента, как она меня бросила? Недели две-три? А сколько мы с ней не виделись? Месяц? Два? Боже! Я пялюсь на грудь другой женщины и все равно продолжаю думать о ней!       - Завязывай, Сакумо, — сказала Цунаде, — или я тебе врежу.       - Завязал, — говорю я.       Еще одна отличительная черта этой женщины в том, что она обладает невероятной силищей, которая позволит ей отправить меня на тот свет с одного удара. Именно, поэтому с ней лучше не спорить.       - Что за повод? — Спросил я, провожая ее на кухню.       - Да так, разговорчик небольшой есть. — Она устроилась за столом и принялась наполнять рюмки. — Разговор серьезный, так что без бутылки никак.       - Ну раз серьезный, то я пожалуй не буду, — говорю я.- Есть новости на счет назревающей войны?       Цунаде тяжело вздохнула и опрокинула первую рюмку.       - Нет, — сказала она, — война тут ни при чем. На горизонте затишье, может удастся разрешить конфликт переговорами.       Да что я тебе рассказываю, ты же был на собрании.       - Значит, ситуация не изменилась, — говорю я, — тогда о чем разговор?       - Выпей, — говорит она мне.       - Мне не хочется.       - Если не выпьешь, не скажу.       Ладно, я пока не собирался кончать с собой, так что спорить не стал. Я опрокинул рюмку и она тут же наполнилась снова.       - Еще выпей, — говорит Цунаде, — так надо.       Я всерьез забеспокоился. Если бы Цунаде просто был нужен собутыльник, она не стала бы держать такую интригу. К чему это? Она бы просто завалила меня всякими рассказами о повседневности деревни, но сейчас ее вид говорил о том, что разговор действительно будет очень серьезный. Я покорно выпил вторую рюмку и она налила снова.       - Пей, — сказала она.       - Может уже хватит? — С надеждой спросил я, в голове уже поплыло. Смесь вчерашнего и сегодняшнего алкоголя неслабо ударила в голову.       - Пей, — настойчиво повторила Цунаде.       Я подчинился. В след за мной она опрокинула еще четыре рюмки, без перерывов и закуски, потом серьезно посмотрела и сказала:       - В общем тут такое дело… — она глубоко вздохнула, видно набираясь смелости, и сказала, — Касуми беременна, и ты должен уговорить ее сделать аборт.»