Все, что осталось

      «Какаши растет не по дням, а по часам. Каждый день в его лексиконе появляются все новые и новые слова, а глаза становятся осмысленнее. Он уже самостоятельно ест, ходит на горшок и распознает некоторые цифры и иероглифы. Единственное, от чего я никак не могу его отучить — это привычка засыпать, где ни попадя и совершенно внезапно. Уложить его спать в кровать практически нереально. Вот и сегодня, он заснул на заднем дворе дома, где я учил его метать сюррекен. Ему два с копейками, и до мишени он их не докидывает, силенок маловато. Но зато как старается! Он берет сюрикен, встает в стойку и непрерывно смотрит на мишень. Взгляд серьезный и сосредоточенный, все движения четкие, без единой ошибки, точно, как я ему показал. Он замахивается и плавно пускает оружие в цель, но тот пролетает лишь три четверти пути и втыкается в землю. Реакция Какаши всегда одинаковая, он хмурится, недовольно топает ногой и идет подбирает его, чтобы снова занять позицию и повторить точно заученные движения. Так прошло четыре часа без перерывов, перекусов и, положенного в его возрасте, сон часа.       По всем законам детской психологии, это занятие должно было надоесть ему уже через пять минут, но я уже не раз убедился в том, что Какаши не попадает под определение обычного ребенка. Одно время я даже опасался, что он страдает аутизмом, ведь, именно, эта болезнь одаривает ребенка невероятной сосредоточенностью, но Цунаде развеяла все мои опасения.       - Он не очень общителен, — сказала Цунаде после осмотра, —, но тесты не показывают отклонений. Правда, он слегка опережает свое развитие, но это скорее талант, чем болезнь. К тому же, ты все время нагружаешь его тренировками, вот он и развивается быстрее других детей.       - Он сам нагружает себя тренировками, — говорю я, — это-то меня и удивляет. Я только показываю ему, что и как можно сделать, а он повторяет до тех пор пока не получится.       - Ну, тогда тебе повезло, — сказала она, — не придется гонять, когда подрастет. Просто следи за тем, чтобы он побольше отдыхал, а то он слегка напряжен. Для его здоровья это не очень хорошо.       Вот я и пытался проследить. Я отобрал у него сюрикен, взял за руку и потащил в дом, чтобы он поел и выспался. Но Какаши не собирался ни есть, ни спать. Он указал пальцем на сюрикен в моей руке и детским корявым языком проговорил:       - Дай, пазяиста.       - Нет, — говорю я, — времени много уже, пора бы тебе на боковую.       Какаши нахмурился, он уперся ногами в землю, заставляя меня остановиться, и выхватил руку, потом еще раз указал на сюрикен и сказал более настойчиво:       - Дай.       Но я только отрицательно покачал головой. Должен признаться, я его немного избаловал. Я очень редко ему что-то запрещаю. Раньше он еще слышал от меня слово „нельзя“, когда тянул ручонки за ножами и прочим оружием, но после того, как Кейске его слегка покалечил, он быстро научился обращаться с острыми предметами и теперь слово „нельзя“ превратилось в миф. И вот я произношу его снова:       - Нельзя, Какаши, — говорю я, — уже поздно, пора ужинать и спать.       Это слово повергло его в замешательство, с минуту он стоял, обдумывая значение сказанного мной, но потом опять протянул руку, топнул ногой и изрек громким командным голосом:       - Дай, я сказал!       Ну, разве я мог ему отказать? Как не стыдно признаваться, но мой характер слишком мягок даже для того, чтобы завоевать авторитет у маленького ребенка. Я протянул ему сюрикен, и Какаши довольный и счастливый побежал обратно на позицию. Он встал в стойку и на радостях с такой силы запустил сюрикен в мишень, что он ударился о самый центр и, оставив солидную царапину, упал на землю. Будь Какаши уже взрослым, его засмеяли бы за такой бросок, но для двухлетнего пацана, это огромный успех. Какаши расплылся в довольной улыбке и упал на землю в след за сюрикеном. Он уснул прямо на земле, на том самом месте, где стоял. Просто упал лицом вниз и уснул. И так всегда, я находил его где угодно: на улице, на полу, в шкафу, в кроватке Паккуна (щенок, которого подарил ему Кейске на двухлетие)  —, но только не на кровати. Пару раз я обнаруживал его под кроватью (даже представить себе не могу, что он там делал), но чтобы на кровати — никогда.       Я подхватил сына на руки и отнес в дом. Ему надо как следует выспаться, ведь завтра его ждет очень тяжелый день. Уверен, он не отстанет от этого сюрикена до тех пор, пока не воткнет его в мишень по самую середину. Целеустремленности моего мальчика можно позавидовать. Я за него спокоен. Не сомневаюсь, в этой жизни он добьется всего, чего захочет.»       Но к сожалению, он ошибся. Какаши тяжело вздохнул, последние строки больно резанули по сердцу. Он не оправдал ожиданий своего отца. За всю свою жизнь он сумел сформировать в своей душе только одну мечту, но ей не суждено сбыться. Он мечтал родиться в мирное время и разделить радость спокойной жизни с самыми дорогими ему людьми. Обито, Рин… Какаши встряхнул головой, чтобы изгнать из нее бесполезные сожаления. Нельзя сейчас думать о них, иначе он не сможет уснуть. Да какое там спать! Уже совсем немного и рассвет. Сколько он уже не спит? Сутки? Нормально, он может продержаться еще столько же и даже в трое дольше. Бессонница такое дело, к ней очень быстро привыкаешь.       Какаши перевернул страницу, но сосредоточиться на чтении не мог. Как странно, отец описал очень веселую историю из жизни, но на душе отвратительно. У Какаши, правда, поганый характер, но он и так знает, что он поганый. Характер — это величина, которую нельзя изменить. Страшно даже подумать, сколько людей пострадало из-за этой его слепой целеустремленности. Первым в очереди был он сам. Он так увлекся достижениями своих целей, что совсем забыл о своих чувствах к Рин. Он был уверен, что сможет защитить ее, и она всегда будет рядом с ним. И что в итоге? Он упустил бесценную возможность быть с ней по-настоящему, недолго, но быть. Эти дурацкие мысли о том, что он должен стать сильнее, должен прыгать выше всех, бегать быстрее всех, бить точнее всех, так плотно врезались в мозг, что он забыл о самом главном. Он забыл о самой Рин. Он смотрел на нее и видел цель, объект, который надо сохранить в целости, ради Обито. Ну, почему он начинает замечать людей только тогда, когда они исчезают из его жизни!       Какаши снова обратил свое внимание к записям отца. Надо вытеснить из головы все эти мысли, они сводят его с ума. Какаши вгляделся в кривые иероглифы отца, он писал:       „Все, как в тумане. Я стараюсь из-за всех сил, но ничего не могу понять…“       Очень точная формулировка. Она словно в тумане. Он видел ее глаза, волосы, руки, но сама она была для него словно опутанная туманом. Каждое ее слово, каждое прикосновение, взгляд, улыбка, все это проходило мимо сознания Какаши, пока она была жива. Пока она была жива, он представлял ее просто, как Рин. Слово не имеющее чувств, души, характера. Кукла, которую необходимо защитить любой ценой, ради человека, который выбрался из тумана его глупой самоуверенности. Но стоило ей умереть и все сразу обрело смысл.       - Все, как в тумане, — тихо произнес Какаши, пытаясь заставить мозг переключиться. — Я стараюсь изо всех сил, но…       Ее любовь обволакивала его, словно вторая кожа, она была такая чистая и мягкая, такая естественная, что Какаши не ощущал ее, пока она не исчезла. Ему казалось, что Рин любила его всегда, что это чувство родилось вместе с ней, иначе просто не могло быть. Ее любовь была легкой, словно туман, она распространилась повсюду, заполнила собой каждую клеточку его тела и каждый раз одаривала теплом через ее улыбку, подбадривающие фразы и мягкие прикосновения.       Какаши хорошо помнил тот холод, который пронзил его тело в момент ее смерти. Она ушла и вместе с ней ушла ее любовь. Он чувствовал себя таким жалким и беззащитным тогда. Он понял, не он защищал ее все это время. Это она защищала его своей любовью, и в конце концов он ее убил. Теперь ему уже не согреться, никогда.       - Все как в тумане… — шепотом проговорил Какаши. Он уже не видел ни корявых иероглифов отца, ни собственных рук, держащих обгоревшие страницы дневника. Все погрузилось в туман. По лицу Какаши ручьем текли слезы. На самом деле, это не такое уж и редкое явление. Может характер у него и поганый, но все же он обычный человек. Точь в точь такой же, как и все. Самый обыкновенный человек.