Все, что осталось

      «Я слушаю шаги, разливающиеся тихим шорохом по каменному коридору. Они идут медленно, не торопливо, тихо обсуждая между собой всякие глупости, смеясь и подшучивая друг над другом. Они идут за моим сыном, веселые и легкие профессиональные убийцы, способные без зазрения совести отнять жизнь у восьмилетнего ребенка. Это нормально. В мире шиноби это в порядке вещей. Мужчина или женщина, взрослый или ребенок — это все не имеет значения. Враг есть враг. Сейчас они приведут Какаши сюда, поставят его передо мной на колени и перережут ему горло. Он умрет, захлебнувшись собственной кровью. И никто из них не почувствует укола жалости к такому маленькому мальчику, потому что они знают, будь у Какаши развязаны руки, он и сам может поставить на колени любого из них и спокойно перерезать ему горло. Поэтому они идут за Какаши, весело смеясь, а потом они спокойно пойдут обедать, или спать, или убивать следующего ребенка.       Я слушаю их шаги и дурацкие разговоры. Я напряжен. Я жду крика ярости, жду удивления, паники, хоть какого-то сигнала о том, что что-то пошло не так. Вот они проходят по коридору, заходят в комнату, где должен быть Какаши, поднимают его с пола и направляются назад. Никакого сигнала нет, все идет так, как надо. Им, но не мне. Черт, черт, черт! Я лихорадочно соображаю, что еще можно придумать. Какой еще можно разработать план в такой ситуации? Положение безвыходное. В голове ни одной мысли. От отчаяния хочется кричать, но я не могу себе этого позволить. Я отсрочил смерть сына всего на один час. Этого слишком мало.       От бывшего лагеря противника я добрался сюда за одиннадцать часов, если Ино-Шика-Чо не баловали себя привалами, то скорее всего за это время они успели подойти к деревне достаточно близко, чтобы Иноичи смог передать информацию в деревню посредством сенсорной связи. Если предположить, что информация в деревню уже поступила, и подкрепление сейчас готовится к выдвижению, то можно примерно предположить, сколько времени осталось продержаться. Час на сборы плюс четыре часа в пути на максимальной скорости. Но на сколько быстро будет мобилизована наша армия зависит в первую очередь от того, кто назначен командиром на эту операцию. Подведем итоги: в лучшем случае нам надо продержаться еще пять часов, в худшем в два раза больше, если брать крайние цифры. Будучи связанным и стоя на коленях перед главарем вражеского отряда, я не могу сделать этого. Это невозможно. Выхода нет. Черт! Сколько можно чертыхаться, может пришло время молиться?       Вот они заходят сюда, поддерживая Какаши за шиворот. Он едва переставляет затекшие за столько часов пыток ноги, но взгляд его спокоен и сосредоточен. Не похоже, чтобы он волновался или боялся. Он выглядит слишком собранным, для человека идущего на казнь. Что-то с ним не так. Я улавливаю едва заметное изменение, такое легкое и такое знакомое. Не могу понять. Они подводят его к главарю и ставят его на колени рядом с ним. Главарь достает нож и улыбается, а я внимательно всматриваюсь в окровавленное лицо своего сына. То, что в нем изменилось, это…       Я едва сдерживаю улыбку. Я знал, я знал, Какаши обязательно справится.       - Вот, дерьмо! — выругался главарь и со всего размаху воткнул нож Какаши в висок.       В то же мгновение клон исчез, а связывающая его веревка упала на пол. Какаши освободился, он успел. Теперь пять часов превратились в реальность.       Главарь в ярости. Он готов разорвать меня на части. Я больше не скрываю улыбку. Только что убитый Какаши оказался простым клоном, а настоящий прячется в сложной системе лабиринтов штольни. Им его ни за что не найти. Скорее всего враги не заходят далеко внутрь, там легко заблудиться. Здесь у самых входов туннели ровные и короткие соединяют между собой просторные помещения, вроде того, в котором сейчас находимся мы с главарем, но если продвинуться чуть дальше вглубь горы, там туннели удлиняются, разветвляются, изгибаются в разные стороны, то резко уходят вверх, то опускаются глубоко под землю. Плюс ко всему штольни очень старые и то там, то тут туннели обваливаются. Именно, из-за этого детей перестали в них тренировать, но мы — ассоциация сумасшедших родителей — повадились водить туда своих деток на пикники и, за несколько лет до начала этой войны штольня превратилась в детскую площадку. Любой ребенок Конохи может пройти всю штольню с закрытыми глазами. Они точно знают какие туннели опасны и находятся под запретом, в каких надо быть на чеку и где можно спокойно расшуметься, разыграться и увалиться спать. Но в сложившейся ситуации самый важный туннель — это верхний малый вентиляционный туннель. Ни одному из нас туда не пролезть, а вот Какаши может. Более того он уже там. Лежит и наблюдает за нами сверху. Краем глаза я замечаю слабый отблеск метала в его руке. Он уже успел раздобыть оружие, а значит один из врагов уже мертв. Кто-то, кто рискнул зайти слишком глубоко в таинственную паутину туннелей. Но враг еще не знает о своих потерях. Из Какаши вышел идеальный бесшумный убийца. Может, его первый учитель был прав и место Какаши, действительно, в АНБУ?       Главарь подошел ко мне и приставил нож к горлу.       - Говори, где прячется мальчишка, — сказал он.       Но я только рассмеялся ему в ответ.       - Неужели ты думаешь, что я променяю свою жизнь на жизнь своего сына? — спросил я его.       Он занес руку с ножом надо мной, чтобы нанести последний решающий удар, но в тот же миг послышался звук летящего сюрикена. Движение Какаши было плавным и молниеносным. Главарь не успел среагировать, и нож выпал из его рук. Целью второго сюрикена был я. Какаши рассчитал все до миллиметра. Оружие просвистело возле моих рук и воткнулось в каменный пол, попутно разрезав веревки.       Я схватил главаря за руку и швырнул его на подручных. У меня появилось несколько мгновений, чтобы скрыться. Я сложил печати и с помощью земляной техники заблокировал туннель ведущий к выходу. Проход обвалился, а поднявшееся облако пыли позволило мне сбежать незамеченным. Теперь главарь не сможет выбраться из пещеры, не найдя дороги к другому выходу, а в глубине штольни я обладаю серьезным преимуществом. Но расправа с главарем пока второстепенная цель. Сначала надо найти Какаши и оказать ему первую помощь. Он сильно измотан и серьезно ранен. К счастью, когда меня вели сюда, они не отняли мою аптечку. Видно решили, что это лишнее. С помощью аптечки еще никто никого не убивал.       Я встретил сына в восточном лабиринте штольни. Он сидел на каменном полу, прислонившись к стене и освещал фонариком верхнюю часть стены. Там был очередной вход в вентиляционный туннель. Скорее всего эта часть туннеля приведет его туда, где держат остальных детей, но Какаши не может туда забраться. У него больше нет на это сил. Я увидел это бессилие в его глазах, они были едва приоткрыты. Он тяжело дышал и не услышал меня, когда я подошел к нему и сел рядом.       Я осторожно стянул маску с его лица, которую он надел, как только высвободился из веревок. За столько времени он так к ней привык, что не снимал даже дома, даже в своей комнате, даже перед сном. И сейчас, когда она раздражает раны и причиняет адскую боль, он упрямо натягивает ее на свое лицо.       - Надо обработать раны, — мягко сказал я ему.       Но Какаши только отвел взгляд в сторону. Будь у него больше сил, он оттолкнул бы меня. Но сейчас он нуждался в моей помощи, и мне не важно, хочет он ее получить или нет.       Какаши чуть вздрагивал, когда я обрабатывал раны и накладывал бинты на его лицо, но он не позволял себе расслабиться. Раньше Какаши чувствовал себя спокойней рядом со мной. Он позволял себе немного забыться, даже когда я брал его с собой на задания. Многие дети рядом с родителями расслабляются и становятся безответственными оболтусами, но сейчас Какаши не давал себе забыться. Я потерял его доверие, он больше не чувствовал себя в безопасности рядом со мной.       Я осторожно обрабатывал порезы на его лице, стараясь причинить ему как можно меньше страданий. Но как бы я не старался, он все равно вздрагивал и морщился от боли.       - Сейчас, сейчас, потерпи немного, — приговаривал я, накладывая бинты, — еще пару минут.       Я говорил, но Какаши не слышал меня. Его веки тяжелели и медленно сползали вниз. Какаши как мог боролся со сном, но сознание медленно ускользало от него. Я нежно гладил его по волосам, заставляя расслабиться. Он заслужил немного времени на отдых, но прежде чем он уснет, я должен узнать кое-что очень важное.       - Какаши, — тихо позвал я его.       Он чуть вздрогнул, услышав свое имя и перевел на меня свой затуманенный взгляд.       - Где дети? — спросил я его.       - В детском саду, — прошептал он и отвернулся. Он медленно сполз по стене вниз и, свернувшись калачиком, позволил себе забыться.»       «Мы мчались со скоростью ветра. Кажется, еще никогда я не бегал так быстро. Мы перепрыгивали с ветки на ветку, и при каждом толчке Касуми издавала слабый стон. Но я не мог замедлить ход. Осторожность в данной ситуации не менее опасна, чем такая бешенная скорость.       Кейске чуть отстал от нас. Я слышал как тяжело он дышит позади, но он не жаловался и не просил подождать. Он понимал всю опасность создавшейся ситуации и проявлял выдержку, достойную шиноби высшего ранга. И я тоже сдерживал себя, как мог. Я не думал, что собраться в такой момент будет так просто, однако мой разум был чист, а я сосредоточен на одной простой задаче — доставить Касуми в больницу. Никакие посторонние мысли не отвлекали меня, а все переживания заперлись в темном уголочке моего разума, не раздражая нервов. Может я просто устал беспокоиться? Я не знал, на какое время моя боль отпустила меня, но я был уверен, что она вернется очень скоро.       Мы мчались во весь опор, не оглядываясь и не останавливаясь, чтобы отдышаться, но до ворот Конохи было еще далеко. Казалось, мы попали в тот страшный сон, где ты идешь по коридору и до заветной двери подать рукой, но вот ты делаешь шаг и, дверь отдаляется, и с каждым шагом, она становится все дальше и дальше.       Трудно понять, сколько времени прошло с того момента, как мы покинули драконью гору. Может час, может больше. Одно ясно наверняка — путь, который мы проделали в миллион раз длиннее того, что нам осталось. И я не уверен, что это хорошо.       - Еще немного, — тихо прошептала Касуми.       Не знаю, кому она говорила это, мне или себе. Сейчас это не важно, главное не снижать скорость.       Прошло еще пять минут. Дыхание Кейске пропало из радиуса слышимости. Очевидно, он окончательно отстал, но я не стану ждать его. Не сейчас.       - Ты знаешь… — Касуми продолжала говорить, — ты знаешь…       О чем она? И к кому она обращается? Ее взгляд не говорил ни слова, а губы продолжали шептать. Может это был бред?       - Это не плохо, — говорила она, — жизнь, даже очень мрачная и искалеченная жизнь, как солнечный зайчик. Миллиарды солнечных зайчиков сплетаются вместе, образуя солнце. Попробуй. Так страшно, но попробуй. Ну и что, что ты остался один. Это тоже не плохо, не лучше, чем два, но не плохо…       Я бы поспорил с ней, если бы она говорила это мне. Я бы сказал, что один — число мертвое и бесполезное, когда речь идет о жизни. Но она не говорила это мне, она просто говорила, а я не перебивал. Я бежал.       - Мне очень жаль, что так вышло, — говорила Касуми, покусывая нижнюю губу. — Но один лучше, чем ничто. Пусть лучше один.       Если бы единицей был я, я бы предпочел превратиться в ноль. Но это не я. Она ведь не говорит, что уже слишком поздно, она не говорит, что наш мальчик умер. Она просто говорит.       - Мы отправимся вместе, — сказала она потом, —, а ты останешься здесь единицей. Мне очень жаль, что так вышло, — повторила она, — я не хотела забирать его у тебя, но так вышло.       Я попытался выкинуть из головы этот бред, но боль и страх уже начали выползать из потаенных уголков моего разума, заполняя сердце. Я чувствовал, как мои глаза заполняют слезы и затуманивают взор, но я упорно загонял их обратно, пытаясь вернуть сосредоточенность и прибавляя скорость. Еще немного, еще совсем чуть-чуть!       - Попробуй один, — говорила она, — может все получится. Поживи за вас обоих.       - Нет, замолчи! — я сорвался, — еще немного! Осталось ведь совсем немного!       Касуми удивленно взглянула на меня, словно, я вмешался в чужой разговор, а после снисходительно улыбнулась. С ее губ сорвался легкий смешок.       - Не переживайте, я там о нем позабочусь, — прошептала она мне.       Я спрыгнул с ветки на землю, не в силах бежать дальше. То, что она говорила… То, что она говорила… Подняв взгляд, я увидел, что ворота Конохи прямо передо мной. Осталось сделать всего несколько шагов.       - Иди же, — шептала мне моя маленькая невеста. — Иди вперед…       Но я не мог сделать и шага, в горле застрял тугой комок. Вот она финишная прямая. Вот он последний рывок. Вот он последний глоток жизни… вот он… вот же он… вот он…»