Toi, tu es mon autre (Ты — мой ближний)

Мы долгие годы в разлуке с ним были. Старались друг друга понять до конца. Года, как тяжелые камни, побили Весёлое, доброе сердце отца. Когда он идёт по знакомой дороге И я выхожу, чтобы встретить его, То сердце сжимается в поздней тревоге. Уйдёт… И уже впереди никого… А. Дементьев

Траттория то наполняется посетителями, то они чуть рассеиваются, но к вечеру народу все больше. Джанни меняет уже третий бокал и четвертую чашку с кофе. Женщины почти не разговаривают. Блондинка размышляет о чем-то своем. Шатенка наблюдает эту молчаливую работу души. В конце концов Тутберидзе встярхивает кудрями, словно отбрасывая привязавшуюся не кстати мысль, и вслух произносит: - Да ну, бред. Это же Даня! - Точно! Он самый,- улыбается сидящая напротив женщина. - Оставьте при себе свои грязные мысли,- фыркает Этери,- парень почти на два десятка лет меня младше! - Да я уже забыла и забила,- небрежно отмахивается писательница,- Интересно не это, милейшая Этери Георгиевна. Интересно другое… - Теперь будут вопросы про отца Дианы?- морщится тренер. Ее собеседница отрицательно качает головой: - В конечном счете, это тоже не интересно. Интересно, зачем вы врете, но и это ваше личное дело. Блондинка снова морщится, словно от зубной боли. Никто, конечно, в версию американца не верит. Она не особенно и трудилась, чтобы вранье выглядело складным. Но вообще-то, могли бы и поверить. Какая им всем разница?! Будто подслушав ее мысли, сидящая рядом женщина проговорила: - Да не заморачивайтесь вы! Просто людям интересно, кому же и вас надоело трахать,- авторша бульварного чтива, вытягивает скрещенные ноги вдоль стола, опирается щекой на подбородок и смотрит в панорамные окна траттории,- Знаете, как ни крути, а приятно думать, что даже такая крутая баба, как сама Тутберидзе, нарвалась на сукина сына, который бросил ее с пузом. - Слушайте, а вы всегда такая откровенная дрянь?- с интересом спрашивает Этери,- Как вообще можно быть писателем, общаться с огромной аудиторией людей, которые любят ваши книги, и так плохо думать о человечестве? - Мои книги не выбирают, кто их будет читать. А если б выбирали, может, с двумя третями на одном гектаре бы гадить не присели,- шатенка привычно ерошит волосы,- Но это ж не важно, пока я не говорю никому о том, что там себе думаю. Вы б, кстати, побольше молчали, авось побыстрее бы добились успеха и поменьше собрали дерьма. - Я так не умею,- пожимает плечами Этери. - Я тоже,- соглашается ее собеседница, продолжая глядеть в окно. - Значит тему мужчин мы закрыли?- смеется тренер. - Это не от меня зависит. Я тут для вас. Жду главного вопроса,- на блондинку писательница даже не смотрит,- но пока вы не готовы его задать, можно и про мужчин. А кого из мужчин вы любили, дорогая Этери Георгиевна? Ответ прост и понятен каждой любимой дочери: - Папу,- женщина задумчиво улыбается,- Папа как раз мог достать для нас звезду, если без звезды нам было никак. - Замечательный папа,- писательница бросает короткий взгляд на ностальгирующую Этери. - Да. В детстве я думала, что мужчины бывают только такими,- четвертый бокал вина явно располагает к воспоминаниям, правда не особенно радостным,- но жизнь это поправила. - Дианин папа таким точно не был,- соглашается слушающая ее женщина. - Это лучше у его законных детей спрашивать,- резко защелкивается на все замки Тутберидзе. - Так-то оно так,- и дальше негромко пролетает над столиком мысль,- но за что-то же вы его любили. Вопреки всему. Да и сейчас вон… Молчите. За окнами панорама затягивается сумерками. Этери смотрит сквозь почти полный четвертый бокал вина и тихо подтверждает: - Любила,- потом невесело улыбается,- Обозналась сердцем. Так бывает. - Бывает,- соглашается с ней писательница. Этери, не вслушиваясь в это согласие, продолжает: - Он тоже любил… Наверное,- снова грустно улыбается,- Хочется думать, что любил, просто… - Струсил?- заканчивает за нее мысль женщина рядом. - Да. Как-то так,- блондинка кивает, принимая подобранное слово. - Непростительный грех для мужчины, согласись, Тренер?- зеленые глаза смотрят с уважением и сочувствием. - Разве только для мужчины?- Тутберидзе улыбается,- Папа бы сказал, что бояться бессмысленно. Папа помогал ей с отъездом в Штаты. Папа терпеливо убеждал маму, что не надо требовать возвращения дочери назад, когда стало известно, что никто их в США не ждал и не ждет. Папа принял ее возвращение, как полновесную радость. Папа терпеливо поддерживал и требовал не сдаваться все те полтора года, что она искала работу по сердцу и умениям. Папа ждал ее первой олимпиады. И не дождался. Единственное, что совершенно не нравилось папе и не вписывалась в его представление о правильном - отсутствие любимого и любящего мужа. Но, увы, муж - не работа, как оказалось, даже с настойчивостью Этери не всякого можно добиться. Например, создать счастливую семью с хорошим мужчиной. Тут нужны были другие механизмы, отличные от умения идти прямо к цели. Конечно же, рассказывать всю свою историю взаимоотношений с противоположным полом какой-то авторше бульварных книжонок с ее деформированной персоной в главной роли Этери не собиралась. И нечего на нее смотреть так понимающе и заинтересованно, словно лично этих мужиков для Тутберидзе выбирала и теперь совестно, что хорошего так и не выбралось. Про мужчин она не будет. Будет про папу. Над городом почти ночь. Кафе опустело. Только двое продолжают беседовать, да хозяин следит, чтобы пустая посуда не застаивалась на столике. Вдруг шатенка смотрит на часы и замечает: - Тренер, а тебе не пора в гостиницу и баиньки в связи с надвигающимися завтра стартами? И впрямь пора. Этери поднимается и только тут осознает, что довольно пьяненькая. - Рассказчица, ты меня напоила?- удивляется женщина. - Ты себя сама напоила, Этери Георгиевна. Я просто не мешала. Вдруг пьяная ты окажешься храбрее, чем трезвая,- зеленые глаза внимательно следят за нетвердо стоящим телом,- Пожалуй, мы сейчас на такси прокатимся до своей гостиницы, а потом уж я себя отвезу до своей. Автомобиль неспешно движется по улицам Турина, приближаясь к гостинице, где расселили российскую делегацию спортсменов и тренеров. Этери смотрит в окно и молчит. И уже у подъезда отеля вдруг спрашивает: - А почему, Рассказчица, ты вообще выбрала меня? - А я верила, что пьяная ты храбрее, чем трезвая!- весело улыбается зеленоглазая змея,- Но сегодня уже ответа не будет. Время прощаться. Этери пытается продолжить разговор. Таксисту все равно, он получает за время, но писательница непреклонна. Раз доехала - расстаемся. - Я завтра не смогу! У меня весь день стартуют!- возмущается Этери. - Значит, в другой раз,- пожимает плечами женщина, которая сначала втравила ее в эту игру в вопрос-ответ, а теперь замолчала. - Послезавтра я тоже весь день на льду! А потом выезд домой,- упрямо гнет свою линию Тутберидзе. - Значит не в Италии. Удачи тебе, Тренер! Женщина почти выпихивает Тутберидзе из такси, захлопывает дверь машины и машет водителю - поехали. "Может, ты еще и пожалеешь о том, что хватило храбрости задать этот вопрос",- совсем невесело думает шатенка, провожая взглядом слишком прямо идущую ко входу Этери. Такая походка - первый признак хорошей степени "перепела". Джанни, пожалуй, стоило чуть менее проворно менять пустую тару на полную.