Мэллори и Микки по-русски

       Они не помнили точно, когда простые издержки профессии в виде закапывания трупов (раньше, в самом начале, у них не было братков, которые за небольшую плату готовы были организовать всё в лучшем виде) превратились в некий ритуал. По юности жмурики пугали, а те, кого предстояло добить и только потом похоронить — вызывали неподдельную истерику. Саша, чтоб его, сам руки пачкать не любил, а везде таскающийся за ним Фил… Да этим всё было сказано, ни на шаг друг от друга, а вариант съездить вдвоём в лес у них не катил, не барское это дело. Поэтому «воистину грязными делишками», так их покатушки загород окрестил Пчёла, занимались именно что Витя и Кос. И как уже было сказано, первые жертвы были, счастливчиками. Мёртвых без лишних почестей закапывали в пролеске, частично живых (чаще всего такие кадры представляли собой мешок с костями без единого живого места, но с бьющимся сердцем) застреливали в лобешник — и дело с концом.       Но когда первый шок от рода деятельности спал, появился некоторый азарт, который, собственно, породил Космос. Сначала он придуривался, ведя заумные беседы с трупаками, рассуждал о жизни и смерти, а позже стал с видом академика РАН, на меньшее он был не согласен, вскрывать тела, особенно удивляясь, если тело оказывалось ещё живым: а что это он так орёт, Вить, мы его не прибили что ли? Пчёлкина от его махинаций слегка подташнивало, всё-таки тонкая душевная организация финансиста противилась работе могильщика на полставки, а импортное пальто и шелковый платок совершенно не вписывались в пейзажи. Однако спустя не один вечер в лесу, который они, кажется, уже знали наизусть, Витя вроде тоже начал втягиваться в изощрённые игрища друга. По началу он просто стоял рядом, потягивая «Самца», иногда морщился, наблюдал, как Космос, по локти в кровище, копается внутри какого-то бедолаги. Он особо не понимал, зачем Холмогорову устраивать кровавое шоу на одного зрителя, но против не был. У каждого свои заёбы, и Виктор это прекрасно понимал, а если брать в расчёт, что Кос был сам по себе парнем не простым, то логическое объяснение можно было найти любому его поступку. Даже долбёж кокса особого фурора не произвёл, а тут так, просто выпустить пар, чего такого-то? (Конечно, никто не должен был знать, что пар они выпускают не самОй расчленёнкой, а в немного иной плоскости, когда адреналин от очередного захоронения ещё не выветрился, но перед глазами не стоит жуткое зрелище, которое они сами и устроили.)

***

Вечер обещал быть тихим. Космос устроился в кресле, листая какой-то модный журнал, пока Витя судорожно сверял бумажки. Что-то не сходилось, Пчёлу это бесило даже больше, чем друг, который то и дело прикладывался к его, Витиному, коньяку из его, мать вашу Витиной, коллекции (больше Космоса поразил сам факт, что у мужчины есть алкоголь, который задерживается в кабинете дольше, чем на неделю).       — Кос, оставь в покое мой коньяк и съеби в туман, умоляю, — Витя откинулся на спинку стула, засовывая в рот сигарету, — мне его Ольга подарила, я вообще его открывать не собирался.       На имя жены Белова Космос реагировал остро. Несмотря на то, что особых договорённостей в плане отношений у них с Витей не было, так, поебаться пока стоИт, и дальше по своим делам, ему было крайне неприятно осознавать, что стоит-то может и на него, но мысли забиты явно не еблей в зад, а миловидной Оленькой. Скандалов по этому поводу не было, Холмогоров правда не знал, имеет ли он вообще право на хотя бы частичку Витиной личной жизни, если даже во время горячего и страстного того самого, он не давался себя поцеловать. Друзья друзьями, это не обсуждалось даже, а вот представляли ли они из себя что-то большее? — непонятно. На ночь никогда друг у друга не оставались без особой нужды, последний раз такое было, наверное, ещё в школе, но тогда они до ночи сидели и дурачились, а засыпали явно не в одной постели, цветов, понятное дело, друг другу не дарили (хотя Космос и пытался, в шутку, конечно, но по ебалу получил вполне серьёзно), про свидания даже не заикались. Витя будто бы шестым чувством уловил мысли Космоса, посматривая на него из-за стола. Космос сидел, хмуро залипая в окно.       — Ну чё ты загрузился-то, а, Космолёт? — Пчёла пустил пару колец в потолок, опять кинул обеспокоенный взгляд на свои вечные бумажки и продолжил: — Не первый год женаты, говори давай.       Космосу говорить не хотелось. Выяснять отношения нужно не в такой обстановке и не при таких обстоятельствах. Что он может сказать Вите? Чтобы тот выкинул наконец из головы занятую женщину и обратил внимание на лучшего друга с привилегиями из детства? Чушь, толку — как от козла молока. Только рассорятся, а им это не с руки, завтра опять какого-то мужика ехать закапывать, лучше приберечь всю обиду для новой жертвы. Но Пчёла так не считал. Может, он и мало говорил, но точно много думал, редко озвучивая свои умозаключения. Лучше бы и сейчас молчал, ей богу, было бы спокойнее.       — Чё, Кос, ревнуешь поди, да? — Он оскалился, туша сигарету в пепельнице, — Коробит, что сплю с тобой, а в любви не клянусь? — Витя сам от себя не ожидал, что скажет именно это вслух. Раньше, буквально за несколько мгновений, казалось, что у них всё было как нужно. Они этакие Мэллори и Микки постсоветского разлива, ездят, убивают, трахаются иногда до, иногда после, иногда и так, и так. Но от правды долго бегать — себе дороже. Вон, Космос тому прекрасный пример. Нафантазировал счастливую гомо-жизнь и сидит, не смотрит даже на Витю, только сопит обиженно. — А ты чего ждал, скажи мне? — Холмогоров отмалчивается. Много чего он ждал, вот только сказать тяжело, будто ком поперек горла встал, вздохнуть свободно мешает. — Нет, ты не молчи, Кос, ты скажи сразу — где я не прав? Ты думал, мы с тобой тут будущее строим, да? Подкопим немного, кинем Саню с Филом, махнём в Штаты и распишемся? Да? Ты как в сказке хочешь? И чтобы Майкл Джексон на нашей голубой свадьбе отплясывал? — Витя закипает, вскакивая из-за стола, почти сметает пепельницу, но даже не замечает этого. Космос кидает взгляд на друга, чувствуя, что если сейчас же не окажется где-нибудь за дверью кабинета — всё, финита ля комедия. — Так вот послушай сюда, Космос Юрьевич Холмогоров, так, как хочешь ты, никогда не будет. И я сейчас не только про нас говорю, — в душе на секунду теплеет, значит, всё-таки, для Вити они что-то единое, раз он про них говорит, — ты оглянись вокруг, посмотри, в какой залупе мы живём, окей? Это ты с ложкой в жопе родился, богатый папаша, член-корреспондент Академии Наук, а я? Ты понимаешь, что за то, как мы с тобой досужим, — последнее слово Пчёла почти выплёвывает, — у нас били вообще-то. И мы с тобой, Кос, тоже били таких, неправильных, или забыл?       Космос не забыл, просто вырос. Понял, что в целом-то кулаками мало что решить можно, если это не вопрос бизнеса. Просто надеялся, что Витя тоже поймёт. А Витя, кажется, был в секунде от локального взрыва. В два больших шага оказался рядом с товарищем, выхватив из его рук коньяк. Хороший, жалко что вот так его пить придётся, из горла и ради успокоения, без наслаждения. У Пчёлкина в голове мыслей — дохуя и больше. Страшно признаться, что он, наверное, и хочет, как мечтает Космос, спокойно жить вместе, хочется закричать, что всё, что он сказал — не правда, что он Ольгу отпустил давно, любит её, да, но не досаждает этими чувствами ни себе, ни ей, что на друга лучшего переключился, только заигрался, кажется, устал изображать глыбу льда об которую неминуемо, после каждого раза, как они поебутся, разбивается Титаник — Кос. Сейчас ему бы остаться одному, нажраться, побить стены (или случайных прохожих в подворотне), перебеситься и опять надеть маску меркантильной сволочи, в сердце у которой нет места для любвеобильного наркоши. Но прямо перед ним сидит Космос, смотрит побитым щенком, пока Витя в два больших глотка приканчивает бутылку, отставляя её на журнальный столик.       — Ну не смотри ты на меня так, — вымученно просит Витя, — ну чего ты от меня хочешь, чудовище?       Холмогоров встаёт с кресла, одним движением заключая Пчёлу в объятия.       — И кто из нас ещё чудовище, — ухмыляется он, чувствуя, что обида плещется на дне пропащей душонки, — и, Вить, ты когда что-то говоришь, думай, ладно? — Мужчина хочет отстранить от себя Пчёлкина, но тот хватается за плечи, всхлипывая куда-то в грудь. У Космоса сердце сжимается. — Вить.?       Витя истерит. Откровенно плачет на груди лучшего друга, чувствуя, что задыхается от чувств. Успокаивается на секунду только чтобы поднять красные глаза на друга и одними губами просить прощения. Космос целует его аккуратно в лоб, боится, что сам разревётся от такой картины.       — Вить, ну ты чего, всё хорошо, — успокоить этими словами крайне трудно, но он пытается, надеясь, что где-то на небесах воздастся за всё хорошее.

***

      Сегодня — трудный день. Утром волокита в офисе, вчера Пчёла так и не разгрёб финансовые отчёты, днём встреча с мутными типами, которые диктовали свои условия на поле Белого. Обошлось без лишних жертв, но нервы они истрепали изрядно. И Космос бесил, ходил и светился аки начищенный пятак.       Витя размерно курил, примостившись на капоте чёрного мерса, пока Космос копался в багажнике, доставая лопаты. Чуть поодаль стоял Шмидт со своими пацанами, давал им какие-то базовые инструкции, впрочем, обстановка была вполне привычной. На заднем сидении тонированного внедорожника братков валялся связанным очередной неудобный для Белова кент. Пчёла усмехнулся — неудобен Саше, а закапывают его они с Косом. Как всегда, в общем-то.       — Космолёт первого поколения, хули ты завис, у меня помимо этого жмура другие дела есть, — настроение Вити было подозрительно хорошим, не смотря на вчерашнюю истерику. После событий в кабинете Кос отвёз Витю домой, накормил и укутал в одеяло, сделав из Пчёлкина недовольно бурчащий кокон. Спать легли вместе, не в обнимку, конечно, им же не семнадцать. И Витя не признается, что хорошее настроение у него от тёплого чувства, когда утром просыпаешься рядом с дорогим человеком.       — Но-но-но, прояви уважение, этот жмур ещё вполне живой, — фыркнул Шмидт, подходя к машине бригадиров. — А вообще, да, Кос, нам бы побыстрее закончить и разбежаться, вон вечер какой тёплый, что зря в лесу отвисать.       Вечер действительно был тёплым, если не сказать жарким. Солнце еле виднелось из-за пролеска, в котором было решено похоронить очередного неугодного для Сани. Комары, суки, летали над ухом, но в целом на окраине города было живописно и хорошо. Сюда бы на пикники ездить, а не устраивать сомнительный самосуд. А что? Лично Пчёле этот мужик ничего плохого не делал. Но Витя себя оправдывал спецификой работы и особо не возникал без лишней надобности. Да и когда ещё он вытянет Космоса на природу погулять? В последнее время обходилось без убийств, от чего и в Вите, и в Косе копилось напряжение, и если Пчёла это напряжение вчера выплакал, то Космос держался молодцом, даже не огрызался. Холмогоров наконец-то вылез из багажника, протянув Шмидту и Пчёле по лопате, оставив у себя в руках чёрную спортивную сумку.       — Хорошо тут, а? — Всё-таки не сдержался Витя, оглядываясь по сторонам. Вдоль дороги рос иван-чай вперемешку с другими полевыми травами, лето было в самом разгаре.       — Прям божья благодать, — поддакнул Космос, косясь на джип Шмидта, — ну, где там наша жертва? — В вопросе засквозила угроза, от чего Витя, честно признаться, почувствовал извращённое удовольствие.       — Сейчас вытащим, — не менее воодушевленно откликнулся какой-то из ребят, подходя к машине.       Яму мужик копал себе сам. И метафорически — пару лет так точно он мозолил глаза Саше, и буквально, стоял по уши в земле, заплаканный, перемежая всхлипы с мольбами о пощаде. Шмидт отозвал своих ребят, как только убедился, что кент этот никуда не уйдёт (пускай попробует, с простреленным-то коленом, да, Космос? Этот жест Витя гордо проигнорировал, хотя считал совершенно лишним в присутствии непосвящённых Шмидта и ребят из охраны), он бы и сам был рад уйти, но такового приказа пока не поступало, а самоуправство, несмотря на хорошие отношения с начальством, никто не поощрял. Витя убедился, что мужик (звали его как-то просто, но никто почему-то не запомнил) не вылезет сам, но и особо отпираться, когда к нему нагрянут жаждущие крови он и Кос, не будет. Отозвал Шмидта к машине.       — Вас ждать?       — Не надо, езжайте по домам. Мы тут сами разберёмся. — Пчёлкин кивнул на Космоса, — Живым этот мужик отсюда не уйдёт, за это я головой отвечаю.       Шмидт кивнул, больше, конечно же, себе, и побрёл к дороге. Как только его фигура скрылась, Витя облегчённо выдохнул.       — Как тебя зовут, жертва неудачного аборта? — Протянул Витя, посматривая на друга. Тот привалился плечом к дереву, смолил свои мальборо красные, наслаждался картинкой.       — Максим, — жалко пискнул мужик, — Ребят, может как-то мирно решим. Попугали и хватит, ну что вы, я на дно залягу, Белову вашему мешать не буду, не убивайте только, ладно?       Наверное, если хотя бы один человек выжил после пыток этих двоих, по всей Москве ходили небывалые легенды о двух маньяках-извращенцах, но слава богу такого ещё не случалось. Коронный выстрел в лоб, как привычка после первых таких выездов, можно было назвать их визитной карточкой. Космос отлепился наконец от дерева, выкидывая бычок в лес. Сколько раз Витя ругался — нехуй мусорить там, где срёшь, — без толку.       — Ты будешь просить о смерти, — чересчур пафосно кинул Кос, доставая из кармана складной нож.       За основное действие отвечал Космос, он молча орудовал ножом, оставляя порезы на всём теле, Витя же был моральной поддержкой и сторонним зрителем. За редким исключением, когда у самого голова уже шла кругом от пиздеца вокруг. Сегодня был праздник. Мужик попался живучий, но неповоротливый, поэтому в четыре руки его быстро связали верёвкой из сумки, перетянув и простреленное колено. Нечего было зазря стрелять, сейчас ещё откинется от болевого шока, и что с ним делать тогда.       — Ребят, давайте как то договоримся, — в последний раз проскулил Максим, прежде чем ему в рот пихнули скомканную газетёнку.       — Молчать, бля, — рявкнул Витя, ощущая, как подрагивают руки от предвкушения. Что творилось с Косом в такие моменты, он старался не думать, тот, наверное, сходил с ума от желания поглумиться над телом.       Времени было предостаточно, до полной темноты должны были управиться, но что-то подсказывало Вите, что о спокойной поездке до дома и здоровом восьмичасовом сне можно было забыть. Космос с особой яростью провёл ножом по щеке мужика, наблюдая, как раскрывается рана. Шрам бы остался ахуенный. Придавал бы шарма, так точно. Пчёла запоздало подумал, что наверное, если бы Холмогоров предложил элементы БДСМщины в постели, он не отказался от порезов его рукой. Чтобы потом Космос лично слизывал кровь. И всё-таки адреналин ебашил нещадно, неправильное, больное возбуждение накрывало с головой, идея поебаться прямо в машине, в окровавленных шмотках, которые они специально надевали для таких случаев, чтобы запах земли и иван-чая пробивался сквозь пот, казалась вполне себе ничего.       Мужика порешали за часа два, даже закопали пока солнце ещё светило, но к машине выбрались уже в сумерках. Шли молча, если бы не дёрганные движения Космоса, Витя бы подумал, что сегодня так сильно вшторило только его.       На капоте Пчёлкина ещё не раскладывали, но это оказалось не менее возбуждающим, чем в постели или на диване в офисе. Холмогоров будто бы пытался дотянуться до всего тела под ним сразу, хватая то за волосы, то за хуй.       — Подожди, — Витя почти отодрал от своей шеи лицо друга. Тот уставился на него, пытаясь сфокусироваться. — Давай не так, — он уверен — звучало жалко, но идея в голове крутилась ещё с прошлого вечера, а потом Витя может решиться ещё только через пять лет. Пчёлкин аккуратно, нежно и трепетно тянет руки к щекам Космоса, оглаживая скулы, тыкая указательным пальцем в нос, — поцелуешь?