Когда поёт лира. Акт второй: Фарс о бессмертном алхимике

      — А точно ли она правильно всё поняла?        Когда Бернкастель задала этот вопрос, на её лице было её обычное отрешённо-невозмутимое выражение — однако то, как дёрнулся её кошачий хвост, слишком прозрачно намекало на весь скептицизм, с которым она отнеслась к воодушевлению Клары. В противовес ей, Эрика буквально лучилась уверенностью. Энергично кивнув, владелица игры убеждённо воскликнула:       — Абсолютно!.. Ой, это, кажется, было твоей фразой, Лямбда, — тут же хихикнула она, бросая озорной взгляд на подругу. Лямбдадельта в ответ откинулась в кресле.       — На этот раз я прощу тебе это маленькое воровство, Эри! — благодушно отозвалась она — и, подернув плечами и косясь на Бернкастель, загадочно добавила: — В конце концов, Клара действительно не могла не подумать о верном ответе.       — О, но разве полагаться на интуицию в качестве техники детектива не было запрещено каким-то из заветов Нокса? — с невинной улыбкой поинтересовалась Юкари и потянулась к печенью на дальнем конце стола. В ответ на её движение Урсула, верно стоявшая за спиной Эрики всё это время, в мгновение ока оказалась у нужной тарелки и передала её Ведьме Границ. Та взяла печенье, легонько задев пальцами руку Урсулы, и благодарно кивнула. На лице куклы не дрогнул ни один мускул, и она вернула тарелку на место.        Бернкастель с равнодушным видом пронаблюдала эту сцену и вздохнула. Её хвост вновь раздражённо дёрнулся, когда она отпила чай из чашки и заметила:       — Это шестой Нокс. Впрочем, у меня тот же вопрос, — добавила она, слегка прищурив глаза и делая вид, что не замечает внимательного взгляда Юкари.        Эрика на это хохотнула.       — Удивлена, что подобные вещи говорите вы, леди Юкари! — воскликнула она. А в следующий миг она откинулась в кресле и, подняв руки ладонями вверх, заверила: — Но не волнуйтесь: на этот раз даже не придётся ничего валить на чудо-интуицию нашей милой героини — скорее уж она, сама того пока не поняв, правильно связала кое-какие прежние намёки в голове с этим письмом счастья. Так что всё легально, — заключила Эрика и, прикрыв один глаз, вторым одарила собеседниц долгим многозначительным взглядом.        Лямбдадельта посмеялась себе под нос и взяла с тарелки желейную конфету. Вытянув руку с лакомством, она покачала головой и пробормотала:       — А правда ли она ещё не поняла?..        Эрика приложила палец к губам.       — А вот это уже спойлер!.. Скажу только, — она проследила, как Лямбдадельта закидывает конфету в рот, — что нашу малышку в этой истории наконец-то ждёт звёздный час — ибо теперь ей полагаться уж точно будет не на кого!        Услышав это, ведьмы с заинтересованным видом подняли головы. В их выражениях читалось любопытство — но было в них что-то жестокое. Как у ребёнка, бросившего кошку в бочку с водой, чтобы проверить, сколько та продержится на поверхности, и наблюдающего её страдания без какого-либо вмешательства. Впрочем, не то чтобы сама Эрика не разделяла их чувств.        Чувств ведьм, за её спиной точащих ножи и готовящихся вонзить их в неё в любой удобный момент.

***

       ...Если так подумать, не рановато ли Клара бросилась делать такое? С подобными-то хлипкими основаниями... точнее, с практически полным отсутствием оных.        Ибо она сейчас сама не была уверена, с чего она вообще решила, что алхимик зовёт её прочитать дневник.        Да, если подумать, у неё, собственно, не было ни одного повода считать, что речь в той записке идёт о именно дневнике. Однако же интуиция удивительно настойчиво твердила ей: она мыслит в верном направлении. И, за неимением лучших вариантов, Клара проигнорировала доводы рассудка и решительно вышла из комнаты.        Дверь скрипнула, однако стук каблуков её мокасин (наконец-то удобная обувь! Лаэрт определённо гордился бы ей) — стук каблуков потонул в лежащем на полу ковре. Пышная серая юбка всколыхнулась, когда Клара резко развернулась и заперла дверь за собой. После этого она убрала ключ в карман пиджака — тот уже тяжелил её мобильник, почти забытый в этом обойдённом всемирной сетью месте; теперь же он оказался как нельзя кстати — и, собственно, именно ради него Клара так неожиданно сменила образ. На её бордовом платье, в конце концов, карманов не было.        Клара бросила короткий взгляд на ковёр у себя под ногой, под которым всё это время оставляла ключи от комнаты, а затем развернулась и уставилась прямо перед собой — в пустоту длинного коридора восточного крыла. По прикидкам Клары, помешать ей никто не должен был: Лев сказал, что почитает в библиотеке, Лаэрт остался внизу с Элизабет (насколько это его решение казалось Кларе сомнительным — вопрос отдельный), Памела и Каин ушли на кухню, взяв с собой Цудзуру, Мери решила остаться у себя в комнате, сославшись на какой-то мощный амулет от привидений (интересно, почему в прошлый раз он ей не помог?), а мать и Хитклиф... Клара сглотнула: если вдруг её интуиция всё-таки обманула её, сейчас её ждала очень неприятная встреча.        Один из любимых мотивов Достоевского — описание чувств человека, ведомого на смертную казнь. Пока его везут к месту, приговорённый постоянно утешает себя, убеждая, что ещё вовсе не конец — вот когда он доедет до поворота, изменить будет ничего нельзя; после поворота на последнюю улицу он переключает внимание на фонарь в её середине; за фонарём точкой невозврата становится куча мусора на самой площади; а там уж и виселица.        Для Клары такой виселицей была ручка двери комнаты матери. Пока она медленно, как во сне, шагала по коридору, она мысленно всеми силами оттягивала роковой момент своей "казни": сначала думала, что ещё может повернуть назад, у комнаты кузин, затем — у последнего окна, а в конце — перед самой дверью, сверля проклятую ручку взглядом и не решаясь за неё схватиться. Однако вечно её колебания продолжаться не могли — и, напомнив, что это необходимо сделать ради её цели, Клара взялась за ручку.        Дверь открылась без какого-либо сопротивления.        Услышав её лёгкий скрип, Клара вся похолодела. Её внутренние органы рухнули в низ живота, а дыхание перехватило одновременно от двух сильных впечатлений: страха перед проникновением в комнату матери, её святую обитель, и воспоминаний о прошлом таком визите — том самом, после которого они обнаружили обезглавленный труп Мияко и мёртвую Элизабет Лавенцу с выколотыми глазами. Клара даже не сразу смогла зайти и пару секунд просто пыталась прийти в себя, стоя перед дверью, так что ей в итоге пришлось буквально себя заставлять. И всё-таки в конце концов эта часть испытания была преодолена.        Наступала следующая.        Некоторое время Клара стояла лицом к закрытой двери, устремив в неё расфокусированный взгляд, и боялась обернуться. Ей всё чудилось, что в любой миг из ванной, или из тайного хода в кабинет, или из-за платяного шкафа, или вовсе из самого шкафа — откуда-нибудь в любой миг выйдет Мияко и либо очень сильно разозлится, либо рассмеётся, подтверждая, что Клара попалась в ловушку. От подобных перспектив на спине выступил холодный пот, и Клара не была уверена, какой вариант для неё страшнее — ибо оба сулили ужасающую расправу в конце.        Однако расправа всё не наступала, и Клара, наконец, отважилась медленно развернуться.        Когда она убедилась, что комната действительно пуста, а из ванной и тайного хода не слышно звука шагов, Клара вдруг резко осознала, что едва ли не впервые в жизни (не считая прошлого мира, где события... не очень располагали к созерцанию) оказалась в спальне матери. Первоначальный страх уступил место какому-то трепетному любопытству, и Клара не удержалась от соблазна окинуть комнату более внимательным взглядом. Обстановка, при всём обилии свечей в жутковатых подсвечниках, показалась Кларе вполне притягательной: аккуратность и выверенность, таящиеся за хаосом, как в английском саду, ей импонировали, да и в мебели из красного дерева было что-то стильное.        Несколько секунд не без удовольствия и покалывания в кончиках пальцев порассматривав разные объекты (в первую очередь взгляд Клары зацепился за книгу на столике, лежащую синей обложкой вверх, — бессистемные знания славянского алфавита позволили Кларе расшифровать что-то вроде "Тиксий Дох" в названии), Клара издала тихий вздох сожаления и, жёстко напомнив себе, что у неё не так много времени, сделала первый осторожный шаг вглубь комнаты. После этого она вновь прислушалась: не похоже, что скрип половиц вызвал какое-либо движение в прилежащих комнатах. Второй шаг Клары был уже увереннее.        ...Отодвигаемый шкаф зашумел так громко, что от страха по всему телу Клары прошла волна тока: этот грохот сейчас весь дом тут соберёт!.. Однако обошлось. Не услышав топота многих пар ног, которого она так опасалась, Клара облегчённо выдохнула и с опаской вступила во тьму тайного хода.        Там ей в нос сразу ударил запах старой древесины и пыли — очевидно, Мияко предпочла оставить эту часть дома бессмертного алхимика в первозданном виде, не пожелав коснуться её даже косметическим ремонтом, в отличие от всех других, свежих, хоть и отделанных под старину комнат. Задаваясь вопросом на тему степени развороченности основания этого здания ("Сколько ещё его секретов знает мама?"), Клара, не рискуя даже посветить себе экраном телефона и опираясь на стену, медленно спускалась по крутым, скрипучим ступенькам. Впрочем, помимо этих мыслей, она не могла также не вспомнить, как в прошлом мире тут стоял совершенно другой запах — густой, удушающий запах крови. "И что-то мне подсказывает, — мысленно рассуждала она, делая неизбежный поворот на середине лестницы, — что одного трупа мамы в кабинете бы не хватило, чтобы всё настолько провоняло тут".        За такими мыслями Клара дошла до выхода в кабинет... и снова застыла перед самой потайной дверью. "Да сколько можно колебаться?!" — раздражённо спросила себя она, одарив дверь каким-то злым взглядом. Однако и не колебаться было невозможно; не тогда, когда оставался довольно высокий шанс, что всё её расчёты были ошибочны, а за этой самой дверью находится — нет, поджидает — та, кого она бы хотела встретить последней. От подобной перспективы кто угодно бы застыл и похолодел — Клара уж точно; на контрасте с выступившим под одеждой потом лёд её рук ощущался особенно явственно. "Но с другой стороны, — попыталась ободрить себя она, надеясь, что это поможет ей начать двигаться, — если мама действительно просто отошла, то она в любой момент может вернуться. Получается, со всеми этими сомнениями я просто теряю драгоценное время".        Эти мысли не только не ободрили её, но и напомнили, что даже отсутствие Мияко в кабинете сейчас не делает её вылазку хоть немного безопаснее.        И всё-таки переступить через себя рано или поздно было необходимо. Сделав глубокий вдох, Клара положила ладони на дверь и, посчитав до трёх и зажмурившись, толкнула.        Очередной громкий скрип уже не так сильно напугал её, как в прошлый раз, наверху, но всё же заставил её сердце подпрыгнуть, а веки — сомкнуться плотнее. Однако и тут на неё не упало лезвие гильотины, и Клара всё-таки отважилась взглянуть на кабинет.        Тот также оказался пуст: ни хозяйки, ни её верного дворецкого там не было.        "Записка не обманула", — сделала вывод Клара, осторожно протискиваясь через получившийся довольно узким проход. Оказавшись в кабинете, она в очередной раз остановилась — однако теперь уже не из страха (хотя, конечно, само нахождение в кабинете матери вызывало у неё трепет на уровне условного рефлекса), а лишь для того, чтобы оценить обстановку и принять решение о дальнейшем курсе действий.        А решать ей было что: хоть её взгляд сразу зацепился за картину с алхимиком и его невестой, её ориентир в поисках дневника, инстинкт самосохранения подсказал, что, прежде чем заниматься непосредственно расхитительством, неплохо бы проверить пути к отступлению — или же потенциальные источники угрозы. Именно поэтому Клара, вместо того чтобы сразу идти к цели перед собой, сперва повернула влево и уверенно, но по возможности тихо направилась к двери кабинета. Покрутила ручку — заперто. "Отлично: если мама вернётся, у меня будет время сбежать, пока она возится с дверью!" — торжествующе подумала Клара и, облизнув губы, развернулась в сторону портрета.        Клара постаралась задвинуть в глубины сознания мысль о том, что, если Мияко вернётся через второй этаж, сама она окажется в ловушке.        К портрету на левой стене Клара подошла решительно, но внимание на картине задержала совсем ненадолго — лишь чтобы удостовериться, что облачённая в чёрное бледная фигура невесты находится именно там, где она запомнила. Впрочем, волей-неволей взгляд Клары всё-таки скользнул и по лицу алхимика — и вновь зацепился за тёмные глаза Коппелиуса, совсем не похожие на те ярко-зелёные, которыми тот блестел в её видении. "Интересно, почему же мне привиделся именно такой яркий цвет? — подумала она, переходя к книжной полке. — Либо у меня очень странно разыгралось воображение, либо я насмотрелась на Каина-куна, либо... — Её пальцы легли на тёмный, неподписанный корешок одной из книг, крайне старой на вид. — Либо с его глазами действительно что-то не так. Стоит осмотреть портрет на втором этаже ещё разок при возможности".        Сделав такой вывод, Клара ещё раз проверила, насколько близко находится к книге часть портрета с беловолосой девушкой, и на всякий случай взглянула на прочие фолианты возле этой фигуры: ими оказались подписанные "Lemegeton Clavicula Salomonis" и очень старая на вид "King James Bible". Криво улыбнувшись из-за наличия последней на полке рядом с оккультной литературой ("Кажется, Лаэрт когда-то примерно в тех же дебрях откопал английский перевод Корана..." — вспомнилось Кларе), Клара аккуратно вытянула нужную книгу с её места между боковой стенкой шкафа и красивым изданием под заглавием "The Book of Thoth" и открыла, чтобы удостовериться, что взяла нужное. Увиденное на первой же странице имя "Coppelius" её ободрило. "Да, всё так, как говорила Мери-сан!" — подумала Клара.        ...и тут же между её бровей появилась хмурая складка. "И всё-таки это странно, — продолжала ход мысли она. — Почему она вообще мне это сказала? Какие цели преследует? И вообще, зачем Мери-сан..."        Но в этот момент Клара себя одёрнула и потрясла головой. У неё сейчас нет времени на детективные рассуждения. Верно: она сейчас не детектив — она воровка книг. И, как не-детективу, ей следует сосредоточиться на нужных вещах, пока её не застали с поличным. Сказав себе это, Клара действительно почувствовала себя совсем иначе: лезущие в голову мысли о глобальных вопросах покорно отошли в тень, уступая место текущей цели, а рассеянный взгляд вновь сфокусировался на том, что было у неё в руках.        ...Вот только назначая себя на роль воровки книг, Клара не учла одного: это амплуа пробудит в ней любовь к книгам во всей своей красе. И теперь, резко осознав, что она буквально держит настоящее сокровище — рукописный дневник, написанный целых полторы сотни лет назад, Клара не сразу смогла угомонить заклокотавший в груди восторг. Дыхание перехватило, а ладони вспотели, и ей даже на секунду показалось, что она сейчас сойдёт с ума от такой восхитительной редкости.        Кларе стоило огромного труда прийти к какому-то компромиссу между своими масками, чтобы наконец-то заняться делом. В конце концов, с "воровкой" она преувеличила ещё и потому, что по факту не собиралась ничего красть. Нет, пропажу такой драгоценности Мияко не могла не заметить. План Клары состоял в другом — в конце концов, зачем-то же она с самого начала переоделась в эту немного чересчур тёплую одежду на вылазку... в эту одежду, в которой есть очень удобные карманы, чтобы положить туда телефон.        Да, телефон: Клара пробралась в кабинет матери, чтобы сфотографировать дневник бессмертного алхимика. И теперь, заполучив книгу, она принялась искать подходящую поверхность, чтобы её заснять. Та, впрочем, была очевидна — в конце концов, буквально в метре от Клары стоял письменный стол, не так плотно заставленный всякой оккультной всячиной, как те же тумбочки под копиями портрета и гобелена. Да, поверхность была очевидна — вот только очень неочевидно было решение Клары по её использованию.        Ибо вместо того, чтобы сесть на стул для посетителей, коим пользовался каждый гость Мизунохары Мияко, Клара уверенно и без тени сомнения направилась к креслу Главы.        ...Лишь подняв голову и увидев кабинет с непривычного ракурса, Клара осознала, что только что сделала. Да, это было дерзко, да, опрометчиво, но содеянного не воротишь.        Клара.        Села.        В кресло.        Главы.        Едва эта мысль по частям, по отдельным кандзи и слогам каны сформулировалась перед её внутренним взором, Клара вся похолодела. Прошла всего пара секунд с того момента, как она опустилась на мягкую сидушку, но у Клары возникло чувство, что, как под действием защитного заклинания, кресло вдруг стало твёрдым, даже каменным, а из его спинки и подлокотников вот-вот вылезут путы и оплетут всё тело дерзкой сошки, посмевшей думать, что у неё вообще есть право хотя бы приблизиться к королевскому трону. Клару заколотило, и её кожа покрылась бусинками ледяного пота.        Однако путы всё не вылезали и вовсе не спешили задерживать её на месте преступления. Когда первичный ужас прошёл, Клара сделала вдох — и закашлялась. Все эти мучительно долгие секунды она не дышала, так что теперь её организм, кажется, даже растерялся от внезапного поступления кислорода в лёгкие. К счастью, дыхание Клары довольно быстро пришло в норму, и она смогла поднять глаза, чтобы ещё раз осмотреться с этого опасного, но, честного говоря, такого соблазнительного ракурса.        Положив ладони по обе стороны от раскрытой книги и давая панической дрожи в руках время отступить, Клара медленно водила по разным деталям обстановки взглядом. И, если честно, с этой позиции она не нашла кабинет таким же отвратительным, каким он всегда казался ей, когда она сидела на стуле напротив. Там, будучи вызванной в кабинет матери, она либо опускала глаза, выслушивая предельно вежливые и подчас даже сладкие слова, произносимые ядовитым, давящим, а то и вовсе убийственным тоном... либо, если мать делала ей замечание по поводу манеры держаться, поднимала голову и искала взглядом пресс-папье в виде человеческого черепа. Мать такие очень любила, и на её столе в любом из домов непременно обнаруживалось подобное. Для Клары эти черепа становились спасением: она сосредотачивала на них внимание и таким образом кое-как удерживала свою личность, уплывающую в бурных морях хаоса и тревоги.        Но с места матери она впервые видела кабинет таким, каким он действительно был. И пусть ей не слишком-то нравилась вся эта оккультная мишура типа жуткого вида свечей и ароматических палочек или даже портрет с гобеленом, если закрыть на неё глаза, помещение казалось ей даже... уютным? Приятным? Вся эта деревянная мебель, все эти книги с полок по её левую руку и даже репродукция натюрморта в жанре vanitas — всё это казалось ей родным и близким, как будто Мияко обустраивала кабинет не по своему вкусу, а по вкусу дочери. И лишь с "трона" Главы Клара смогла оценить всю эту прелесть...        "Но всё-таки это место не для меня..." — в конце концов подумала она — впервые с каким-то оттенком сожаления. Её взгляд вернулся от картины в дальнем углу комнаты к столу. Однако по пути он всё-таки задержался на стуле. Клара представила, как, должно быть, выглядели для Мияко люди, сидящие напротив. Вот она сама, неуверенная и подавленная Клара, опять в чём-то провинившаяся и готовая к обрушению потока слов-стрел на голову. Вот какой-нибудь деловой партнёр — спокойный и крайне довольный, если сумел заработать благосклонность Мияко, и такой же испуганный, как она, Клара, если умудрился её разозлить. Вот очередной беззаботный и экзальтированный друг-оккультист Мияко — этому-то переживать в большинстве случаев не о чем, особенно если он Ямазаки Сохей. А вот, наконец, Лаэрт — будущий глава семьи Мизунохара, наследник, которому в своё время также предстоит сидеть на этом троне — но пока он может лишь покорно склонять голову, словно он — точно такой же подданный, как все остальные в этом "царстве".        Образ Лаэрта предстал перед Кларой-"главой" особенно ярко. Её воображение живо рисовало его обычную обходительную улыбку, его блестящие тёмные глаза и его высокую фигуру с идеально ровной осанкой. Представляя его образ, Клара вдруг подумала: хотела бы она иметь над этим человеком такую же власть, которую над ним имела их мать? Вытёсывать из живого, независимого молодого мужчины именно то, что ты хочешь, чтобы на выходе получить идеального преемника? Жёстко подавлять все черты его личности, которые тебе не нравятся? Заставлять его смотреть на тебя с неизменным почтением, всегда выпрямлять спину в твоём присутствии и говорить то, что от него хочешь услышать ты? Ломать его... и одним словом заставлять исполнять твою волю?        Например, чтобы он никуда не ходил один. Ни за какими ружьями в тёмный, заполненный молочным туманом лес. Не дать ему сгинуть в безвестности, защитить... быть сильнее его, чтобы суметь спасти... чтобы иметь право его спасти...        В какой-то момент Клара окончательно забылась в своих мыслях и протянула было руку к воображаемому Лаэрту, на самом деле находящемуся где-то в другой части дома. Однако при движении она задела один из подсвечников, и его лёгкий скрип по столешнице своевременно привёл её в чувство. Клара вздрогнула и автоматически схватилась за него, чтобы не дать ему упасть.        В этот миг она поняла, что её руки больше не дрожат.        Пара секунд на осознание — и все ненужные лирические отступления отошли на задний план, пока Клара доставала из кармана телефон. "Я пришла сюда по делу, а не мечтать, как буду угнетать собственного брата, чтобы его спасти!" — жёстко напомнила себе она, закусывая губу и сетуя, что и так потеряла кучу времени.        И в процессе съёмок она потеряла ещё. За полтора мира в Лунной гавани без благ века информации Клара, кажется, совершенно отвыкла пользоваться телефоном, так что он качался в её руках во время съёмки на весу хуже, чем когда-либо за фотографированием учебников или записей пропущенных уроков из тетрадей Михо и Сачи. Фокусировка, как назло, также упорно слетала от малейшего движения, и Клара в какой-то момент поймала себя на мысли, что слишком часто досадливо цокает.        Разумеется, в таких условиях рассмотреть что-то в процессе было практически невозможно. "Видимо, придётся оставить это на время, когда я буду в более спокойной обстановке," — констатировала Клара, перелистывая очередную страницу и окончательно оставляя надежду что-то запомнить. Да, сейчас она, может, и увидела что-то похожее на схему кладбища, о которой, кажется, говорила Юкари (и которую она даже думала не фотографировать, но, ещё немного подумав, решила, что поворачивать камеру для вертикальной съёмки соседней страницы ей слишком времязатратно), или обратила внимание на другую странную схему на два листа, но... Но в целом она сосредоточилась на копировании информации, а не её восприятии.        ...Когда Кларе оставалось отснять буквально пару разворотов, после очередного нажатия на затвор она внезапно услышала нечто похожее на тихий щелчок. "Но ведь я поставила телефон на беззвучный..." — тут же подумала она, ещё не до конца осознавая, но уже предугадывая какую-то особенно страшную тревогу. И не зря: ибо стоило ей всего на секунду застыть и непроизвольно напрячь слух, как звук раздался вновь, а затем ещё раз и ещё — и Клара с ужасом узнала в нём стук каблуков по половицам.        "Мама!" — мигом поняла она, ощущая, как от лица отливает краска. Да, звук пока ещё раздавался где-то в отдалении, скорее всего, ещё в библиотеке, даже не в коридорчике возле кабинета, но факт оставался фактом: Мияко возвращалась к себе.        Чувствуя, как время ускользает из её рук последними песчинками в песочных часах, Клара опустила полубессмысленный взгляд на раскрытую на столе книгу и её изображение на экране телефона. Сейчас, когда счёт шёл буквально на секунды, она оказалась перед выбором: либо не упускать единственный шанс "завладеть" драгоценной книгой и доснять всё до конца, либо не рисковать и прямо сейчас вернуть всё на место и бежать тем же путём, каким она пришла. "Но что если именно на этих страницах окажется самая ценная информация?.." — в панике подумала Клара, ощущая, как по виску стекает крупная капля пота.        Как назло, её руки задрожали с такой силой, что изображение на экране телефона буквально заскакало, а книга, которую она придерживала левой ладонью, слегка сдвинулась на столе. Клара сжала зубы, чувствуя, что не справляется с подступающей паникой. Она сглотнула, и слюна резанула пересохшее горло. А звуки шагов в коридоре становились всё громче...        Клара резко перелистнула страницу и буквально вцепилась в телефон второй рукой, чтобы он перестал так трястись. Она ткнула (практически мазнула) большим пальцем в экран, настраивая фокус, и сделала ещё снимок.        Дальнейшая пара десятков секунд её жизни проходила, словно в кошмарном сне. Движения казались неуклюжими и заторможенными, покрытое липким потом тело упрямо не слушалось, даже ноги уже подкашивались, а снимки при всех титанических, нечеловеческих усилиях получались размытыми и не факт что разборчивыми — и всё это под размеренный, спокойный звук шагов за дверью, с каждой секундой становящийся всё громче и ближе... словно приближающееся чудовище, уже раскрывшее свою пасть с острыми зубами и истекающее слюной в предвкушении обеда...        Вот только этим чудовищем была родная мать Клары — и это-то было самым страшным.        Клара захлопнула книгу ровно в тот момент, когда шаги остановились как раз за дверью кабинета. "Она там, она там, она там!.." — в ужасе думала Клара, рванув в сторону книжной полки и на ходу схватив дневник со стола. Пока она дрожащими пальцами пыталась засунуть телефон обратно в карман пиджака и никак не могла в него попасть, за дверью уже зазвенели ключи, которые достала Мияко. "Если я не успею поставить книгу на место до того, как она вставит ключ — мне конец!" — подумала Клара, не отрывая взгляда от заветного пустого пространства между стенкой книжного шкафа и "Книгой Тота" и с трудом лавируя между столом и окном на заплетающихся ногах.        И это была правда: открыть дверь — дело пары секунд, и не успеть за эту пару секунд преодолеть несколько метров до тайного хода — попасться на месте преступления и подписать себе смертный приговор.        ...Клара успела.        Стоя за запертой дверью тайного хода, Клара пыталась отдышаться и не верила своему счастью. Последние мгновения в комнате матери мелькали перед её глазами хаотичным набором кадров: вот она непослушными руками буквально заталкивает книгу на её место, чудом не повредив её; вот благодаря тому же чуду не задевает ничего, резко разворачиваясь и бросаясь к тайному ходу; разве что юбкой скользнула по стулу да едва не споткнулась о собственную ногу... но это неважно; главное, что она буквально в последний момент успела протиснуться в щель между стеной и дверью (слава богам, она догадалась оставить её приоткрытой!) и с какой-то нечеловеческой силой дёрнуть тяжёлый книжный шкаф на себя. И всё это под аккомпанемент шуршания ключа в замке...        "Адреналин творит чудеса..." — подумала Клара, всё ещё держа ладонь на тайной двери и сквозь бешеную пульсацию в барабанных перепонках вслушиваясь в лёгкие шаги матери по комнате. Судя по их размеренности, не было похоже, что мать обратила внимание на весь грохот, который Клара, по собственным ощущениям, создала при побеге. От этого осознания Клара почувствовала такое облегчение, что силы мигом покинули её тело, а ноги подкосились, так что она едва не рухнула на колени. К счастью, она сумела устоять, и заодно зажала рот правой рукой, чтобы удержать облегчённый вздох. Правда, во время последнего действия она зацепила прядь мокрых, прилипших ко лбу и вискам волос, кончики которых теперь буквально зажевала, но это было мелочью на фоне всего пережитого стресса.        Ещё немного успокоившись (ибо на своих ватных ногах в первые секунды по лестнице она бы никак не поднялась), Клара опустила руку, лежавшую на двери, к карману: телефон по-прежнему был там. Убедившись, что всё сделала правильно, Клара неслышно выдохнула через нос (только сейчас она поняла, что последние несколько секунд не дышала вовсе) и уже собралась было осторожно прокрадываться наверх. Но в этот момент...       — Кенджи-сан... был бы ты счастлив?        Эти слова Мияко, произнесённые негромко где-то около местоположения дневника и прозвучавшие ещё глуше из-за толстой стены книжного шкафа и потайной двери, заставили Клару остановиться. "Дядя Кенджи? — подумала она с некоторым недоумением. — К чему бы маме вспоминать его сейчас?"        Это внезапное упоминание настолько озадачило Клару, что она почти забыла, где находится. "Почти" — потому что она прекрасно осознавала, что происходит сейчас в Лунной гавани. "Да, мама любила дядю Кенджи, — продолжала мысленные рассуждения Клара. — Любила двадцать пять лет назад — иначе бы она так не выделяла Льва (в этот миг в голове Клары сразу всплыла "привилегия" старшего брата посещать мать в её комнате, в то время как попасть туда просто так не мог даже её законный супруг) — и, кажется, даже после его женитьбы на тёте Юи относилась к нему... по-особенному... но при чём он тут сейчас? Не может же человек, умерший пять лет назад, быть связанным с происходящими сейчас убийствами? Если только... они не происходят ради него..."        Однако дальнейший ход её мыслей был прерван: Мияко в кабинете вдруг вздохнула и, скрипнув корешком книги по книжной полке, после короткой заминки сделала шаг. И тот факт, что последующие шаги раздались ближе, резко напомнил Кларе, что она до сих пор далеко не в безопасности. Более того: стоя у двери и слушая эти приближающиеся, выверенные, как удары часов, шаги, Клара с ужасом осознала: она упустила свой шанс сбежать.        Да, упустила. Окончательно и бесповоротно. Что ей теперь делать? Убежать незаметно она не сумеет: ступени скрипят слишком громко, и Мияко с такого расстояния точно услышит весь этот шум и решит проверить. И даже если не такая быстрая Клара каким-то чудом сумеет обогнать мать, удивительно проворную, когда ей это нужно, и успешно покинуть спальню, дальше её ждёт лишь очередной тупик: либо сразу бежать по коридору и со стопроцентной вероятностью быть замеченной ещё до того, как за ней захлопнется спасительная дверь собственной комнаты, — либо скрыться в ванной, единственном открытом помещении по соседству с комнатой Главы. Однако во втором случае Клара буквально сама захлопнет крышку своего гроба — ведь Мияко не может не догадаться проверить ванные. А дальше допрос, что она, дерзкая девчонка, делала в комнате матери, и неминуемая, как Страшный суд, расправа...        Думая об этом, Клара поняла, что, пожалуй, предпочла бы столкнуться с убийцей, жестоко оборвавшим жизни уже шести человек (в одном только этом мире), чем с матерью.        От охватившего её ужаса Клара настолько крепко сжала ладонь на нижней части лица, что ей почудилось, что она сейчас сама себе оторвёт челюсть. При звуке очередного шага буквально в полуметре от себя Клара невольно отступила назад — и тут же упёрлась спиной в стену.        Теперь точно всё: по собственной глупости она умудрилась пройти мимо лестницы и потерять крохотную надежду даже на ванную. Не помня себя от страха и в красках представляя убийственный взгляд, которым её сейчас одарит мать, дрожащая всем телом Клара автоматически принялась шарить свободной левой рукой по стене возле себя.        В этот момент случилось чудо: какая-то доска в ответ на её действия слегка приподнялась, и стена за её спиной внезапно раскрылась, словно дверь, — и Клара, опиравшаяся на неё, буквально ввалилась в получившийся проём. Она не вскрикнула исключительно благодаря всё той же зажимающей её рот руке.        Затем Клара упёрлась в ещё одну стену.        Пару секунд она, не до конца понимая, что случилось, тупо глядела прямо. Перед ней был всё тот же тесный тёмный коридорчик у основания крутой лестницы, в конце которого по-прежнему смутно выделялся прямоугольник потайной двери, — однако смотрела на него Клара с совершенно нового ракурса, да к тому же из нового проёма приоткрытой внутрь двери. Клара растерянно моргнула.        В чувство её привёл громкий скрип — звук открытия "зашкафной" двери. Резко поняв, что боги (или демоны) даровали ей шанс на спасение, Клара, быстро взглянув на угрожающую дверь и на новую, схватилась за последнюю и постаралась вернуть её в изначальное положение, чтобы Мияко не догадалась, что здесь вообще что-то есть. Дверь поддалась удивительно легко.        И уже в следующий миг Клара была в новом тайнике, а Мияко — на пути на второй этаж.        Клара затаила дыхание и в напряжении вслушалась в происходящее за тонкой деревянной дверцей. Вот Мияко неторопливо прошла к лестнице... вот её нога ступила на первую ступеньку... вот она сопроводила этот шаг тихим вдохом (она была настолько близко, что Кларе почудилось, словно дыхание матери раздаётся у неё над ухом)... затем поскрипывание старых ступеней, постукивание каблуков по половицам... пыль, посыпавшаяся сверху на голову Клары, когда Мияко преодолела поворот (Клара зажмурилась, чтобы защитить глаза, и постаралась не думать, как будет выглядеть эта самая пыль в её мокрых от пота волосах)... очередной громкий скрежет шкафа на втором этаже по полу...        А затем всё стихло.        Клара была спасена.        Ещё несколько секунд Клара стояла неподвижно, не веря своему счастью. Неужели и правда всё позади? Неужели ей больше не грозит встреча с матерью? Неужели она теперь не умрёт — не физически, но как личность? Неужели...        Наконец, Клара окончательно уверилась: опасность действительно миновала. От такого осознания силы мигом покинули её тело, и она медленно сползла по стене, в то время как из её глаз брызнули слёзы облегчения. "Кажется, в такие моменты люди начинают верить в бога..." — подумала она, сидя на корточках и едва удерживаясь от того, чтобы рассмеяться. Пожалуй, эмоциональное напряжение было для неё гораздо тяжелее физического.        Ещё несколько секунд Клара сидела на полу, не в состоянии думать ни о чём, кроме своего чудесного спасения. Наконец, она медленно отняла руку от лица — и, сделав глубокий вдох и утерев слёзы, осмотрелась.        За время нахождения в полумраке её глаза достаточно привыкли к темноте, чтобы примерно оценить комнатушку, в которой она оказалась, как очень скромный и тесный коридорчик. Над её головой была лестница на второй этаж, по правую руку — тупик, а расстояния между дверцей и стенкой, на которую она опиралась, едва бы хватило, чтобы вытянуть ноги, — при её-то не слишком высоком росте. Лев и Лаэрт тут, пожалуй, и вовсе бы не поместились...        Впрочем, более интригующе выглядело то, что находилось слева от Клары. А там, прямо под площадкой, после которой на втором этаже шла лестница на первый, пол внезапно уходил вниз — и, стоило немного приглядеться, Клара поняла, что эта яма — ещё одна лестница. "Интересно, куда она может вести?" — не могла не задаться вопросом она.        Пару секунд она поглядела — а затем осторожно поднялась на ноги и, достав телефон из кармана, сделала неуверенный шаг и посветила в зияющую черноту. Там и правда обнаружилась лестница, причём довольно длинная и вполне надёжная на вид — но почему-то от самого зрелища спускающейся в глубину череды ступенек Кларе стало очень неуютно. У неё возникла ассоциация с преисподней.        "С другой стороны, — постаралась рассуждать логически она, — этот тайный ход наверняка должен быть очень тесно связан с секретной лабораторией Коппелиуса — может, даже ведёт прямо в неё!" Взгляд Клары быстро переключился на телефон, в котором теперь хранились снимки дневника бессмертного алхимика (может, местами размытые, но как минимум они точно снялись — она проверила), и её рука невольно чуть крепче сжалась на мобильнике. Клара сглотнула и мысленно продолжала: "Но вот идти туда одной... так себе затея".        Да, идти одна она определённо не хотела: если в случае с этой вылазкой было очевидно, что меньше народу — выше шанс успеха миссии, то там... Никто не мог сказать, что именно она могла там обнаружить. Очередной тупик? Лабораторию Коппелиуса и философский камень? А может, смертельную ловушку, из которой она бы выбралась, будь у неё минимальная поддержка хотя бы в виде одного человека? Нет, такие неопределённые вещи явно не стоит исследовать в одиночку.        ...Впрочем, очень скоро она почувствовала, что этот вывод ей стоит переосмыслить. Ибо когда Клара вернулась к стене, через которую изначально попала в этот коридорчик, та простому толчку не поддалась.        В первую секунду Клара даже не поняла, что только что произошло. Она толкнула дверь, ожидая, что та поддастся так же, нет, даже проще, чем тяжёлая дверь в кабинет, закрытая книжным шкафом, — однако ни лёгкий толчок, ни конкретное усилие эффекта не возымели. После нескольких неудачных попыток Клара, прекрасно помнящая конкретное место, всерьёз занервничала. "Ну, это ведь тайный ход... наверное, он открывается тоже по какому-то механизму..." — попыталась успокоить себя она.        После этого Клара с особенным рвением принялась изучать стены коридорчика. Она начала с гипотетического (ибо с каждой секундой она всё больше сомневалась в своих воспоминаниях) местонахождения двери, затем принялась двигаться к тупику. Высвечивая все щели на досках фонариком телефона, она изучила буквально каждый миллиметр стен, пола и даже немного потолка, до последнего старательно избегая иррационально пугающей её лестницы. Однако в конце концов она была вынуждена признать: если какой-то механизм и был, найти его она была не в состоянии.        От этого её в очередной раз за последний час охватила паника. "Что мне теперь делать? — подумала она, нервно взглянув на экран телефона и наткнувшись на значок отсутствующего сигнала. — На помощь мне позвать некого и нечем... Нет, даже если бы я каким-то чудом и смогла тут до кого-то дозвониться, что бы я им сказала? "Братец Лев, я тут застряла в тайном ходе тайного хода между маминой комнатой и кабинетом, зайди и вытащи меня отсюда, пожалуйста"? — Клара не сдержала кривой улыбки. — Бред! Мало того, что он даже ради меня бы вряд ли добровольно сюда полез, так оно ещё и выдало бы меня с потрохами! Ну правда, какой предлог вообще можно выдумать, чтобы как-нибудь одному сюда спуститься и незаметно меня выпустить?.."        Осознание безнадёжности ситуации едва не заставило Клару истерически рассмеяться. К счастью, разумная её часть всё-таки в последний момент удержала её, напомнив, что самой привлекать внимание Мияко ещё хуже. Таким образом, остался всего один вариант.        Клара с сомнением покосилась на лестницу вниз. "Как там Мери-сан говорила в прошлом мире? Её работа — прыгать в пасть ко льву?.. Что ж, — Клара невесело усмехнулась и развернулась, — видимо, мне пора найти ещё одну общую тему для обсуждений с ней".        С такими мыслями Клара сглотнула. Ей по-прежнему было очень, очень тревожно думать о спуске в эту преисподнюю, но её желания теперь отходили на задний план перед лицом безысходности. Да и кто знает, может, на другом конце нет ничего настолько уж опасного — зато, возможно, обнаружится путь на свободу?..        Утешая себя так, Клара сделала глубокий вдох — и, вооружившись фонариком, наконец-то сделала первый шаг на лестницу, наступая на верхнюю ступеньку.        Вступая во тьму и неизведанность.