***
...Едва они оказались на свежем воздухе, Лаэрт буквально приставил полубессознательную Клару к стене дома (одни собственные ноги её бы всё равно не удержали)... и зашёлся в диком кашле. Он кашлял, наверное, пять минут кряду, причём настолько сильно, что Клара сквозь дымку головокружения в какой-то момент подумала, что он так скоро выкашляет себе все лёгкие. Впрочем, поймала себя на мысли она, если это необходимо, чтобы этот невыносимый, бьющий по барабанным перепонкам звук прекратился, — Клара вовсе не против... Сама она чувствовала себя просто отвратительно. Кажется, она всё-таки не умирала, но надышаться этой сладковатой субстанции определённо успела: её ужасно мутило, мысли в голове с трудом собирались во что-то чёткое и осознанное, веки и конечности словно налились свинцом, а от любого звука (кажущегося громче, чем он, наверное, был на деле) содержимое желудка... кажется, просилось наружу... вот прямо сейчас... Клара едва успела отвернуться в сторону и согнуться, чтобы всё это добро не выплеснулось ей на одежду. Зато, когда оно наконец-то оказалось на земле, ей как будто бы стало несколько легче... в некоторых отношениях. Ну, по крайней мере, в голове немного прояснилось, а слабость стала чуть менее невыносимой... хотя вместо этого глаза заболели от слёз, руки задрожали, а в животе всё мучительно сжалось в тугой жгут. Клара сделала глубокий отрывистый вдох. В этот момент на её всё ещё согнутую спину мягко легла чужая ладонь — и тут же за этим последовал сиплый, но полный искреннего беспокойства вопрос Лаэрта: — Ты как? Глядя на некрасивую лужу в траве перед собой, Клара не сдержала кривой улыбки. — Паршиво, — просипела она. Несколько секунд она помолчала, прислушиваясь к своим ощущениям, а затем немного окрепшим голосом добавила: — Хотя, пожалуй, теперь всё же получше... И попыталась было выпрямиться. ...лишь чтобы вновь ощутить рвотный позыв и, не в силах ему сопротивляться, тут же с жалким: "Нет..." — согнуться вновь и исторгнуть из себя остатки желудочного сока. Пару минут спустя Клара стояла на прежнем месте окончательно опустошённая и обессиленная, дрожа уже всем телом и не падая лицом в свою же рвоту исключительно потому, что её за плечи мягко, но крепко удерживали руки Лаэрта. Несколько секунд она не шевелилась, боясь, как бы сеанс "очищения" не повторился. Наконец, дрожь немного утихла, и Клара убедилась: теперь она точно более-менее в порядке. Лишь после этого она позволила себе осторожно разогнуться — и, тут же обмякнув, буквально навалилась на Лаэрта, с готовностью её подхватившего. Её губы тронула слабая благодарная улыбка. — А повезло твоим девушкам — ты, оказывается, из тех парней, кто держит своей даме волосы, когда её тошнит... — пробормотала она, утирая рот рукавом пиджака и заодно убирая упавшую на лицо прядь, которую ещё мгновение назад действительно поддерживал Лаэрт. Лаэрт в ответ на её комментарий вскинул одну бровь. — Я даже не знаю, воспринимать твои слова как знак, что тебе лучше, или как бред окончательно помутившегося сознания... — произнёс он, отводя взгляд в сторону. При этом действии в его поле зрения оказался его пиджак, с самого выхода на улицу из котельной (Лаэрт и сам не знал, вышел ли он из инстинктивной потребности в свежем воздухе или из чистого нежелания находиться рядом с обгорелым трупом) висевший буквально только лишь на его правой руке. Чуть подумав, Лаэрт, продолжая придерживать этой рукой Клару, при помощи левой кое-как натянул пиджак обратно на плечи. Клара проследила за его действиями боковым зрением, а затем опустила глаза. В этот момент она с отвращением заметила, что всё-таки немного запачкала свою одежду — как раз тоже пиджак, всё это время так и висевший на ней на манер передника. К счастью, всё остальное благодаря его "защите" не пострадало, так что она могла считать, что в этом отношении отделалась малой кровью. Клара осторожно высвободилась из рук Лаэрта и, отступив на шаг назад от места своего "преступления", под полным сомнения взглядом Лаэрта принялась стаскивать с себя пиджак. В процессе она с ухмылкой заметила: — Я бы сказала, что мой организм настолько очистился, что я могу выдавать жизненные мудрости. Так что можешь успокоиться. А то ты у нас, — продолжала она, хитро косясь на брата, — как раз главный противник того, чтобы внутри меня оказывались всякие... посторонние предметы. С этими словами она наконец-то избавилась от пиджака — и тут же полностью сосредоточилась на том, чтобы более-менее аккуратно его сложить. Впрочем, в последний момент она успела заметить страдальческую мину Лаэрта. — Фу, Клара, что за вульгарные намёки — ты же леди! — осуждающе воскликнул он. Клара хихикнула. Её плечи при этом дрогнули, и она осознала: она наконец-то пришла в себя. — А кто, по-твоему, научил меня так общаться? — дразнящим тоном поинтересовалась она, поднимая на него глаза, и, щурясь, добавила: — Не братец Лев же? И тут же прикусила язык, заметив, как вздрогнул и помрачнел от напоминания о Льве Лаэрт. Впрочем, Клара и сама почувствовала, как неприятно сжимается всё внутри неё, стоило ей вспомнить, как жестоко они бросили Льва в одиночестве. Он ведь и убийцей, скорее всего, не был — получается, без них он остался идеальной жертвой для настоящего маньяка... И стоили ли эти тайны того? Стоили ли секреты умершего полторы сотни лет назад человека (а в его нечеловеческую природу Клара не верила) жизни её брата... их брата? Тем более когда они всё равно не смогли добраться до конца... Лаэрт, очевидно, прочитал все эти мысли по её хмурому лицу и с усталым вздохом покачал головой. А в следующий миг он приблизился к Кларе и, потрепав её по волосам, заявил: — Ладно, пора возвращаться в дом. Ты же не думала, что мы полезем назад в подземелья, где какой-то ядовитый газ или чёрт знает что?.. — иронически поинтересовался он в ответ на вопросительный взгляд Клары и вновь покачал головой. — Нет, увольте — тут хотя бы пространство открытое, эта дрянь рассеяться может! Тут, — он опустил глаза в землю, — я хотя бы чувствую, что мы можем дышать... а в доме можно и окна открыть. Или наоборот, забаррикадироваться где-нибудь по необходимости. Клара смерила его долгим, полным сомнения взглядом. Наконец, она склонила голову набок и осторожно поинтересовалась: — А что со всеми твоими разговорами про "убийцу"?.. Лаэрт мрачно хмыкнул. Оглядевшись, он взял руку Клары и, слегка сжав её, без тени сомнения объявил: — Не переживай: я тебя защищу. А сейчас, — продолжал он, делая шаг в сторону дома, — нам всё-таки пора бы заходить. Здесь, на открытом пространстве на улице, небезопасно, а мы и без того слишком долго тут проторчали. И, не дожидаясь ответа Клары, уверенно потянул её за собой к чёрному ходу. А Клара и не сопротивлялась. Прижав сложенный грязными частями внутрь пиджак к груди, она послушно следовала за Лаэртом — а в голове у неё стучала лишь одна мучительная мысль: "Хоть бы со Львом было всё в порядке!" ...Едва её нога ступила на скрипучие половицы холла, её резко охватила тревога. Они не проходили через это помещение, выбравшись из тоннелей, так как вышли на улицу через пристройку-склад, и у неё не было возможности оценить атмосферу холла ранее, но сейчас, оказавшись в нём, Клара всеми фибрами души ощущала её — опасность. Хотя, казалось бы, ничто в обстановке не изменилось: всё те же стены и пол без единого следа крови (разве что пара капель после ранения Каина), всё тот же высокий потолок, всё та же лестница, разделяющаяся надвое в середине... всё тот же проклятый гобелен со стихотворением на стене у двери, и даже лёгкий, но ощутимый запах крови и горелого мяса, тянущиеся из других помещений, — и те те же. Что же тогда её так встревожило? Что выхватили её ощущения, но не успело обработать сознание? Неужели это была... интуиция? Та самая, которая предсказывала ей только беды? От такой перспективы Клара вся похолодела. "Нет... — в ужасе подумала она, инстинктивно сжимая руку Лаэрта. — Нет-нет, только не это... только не... только не Лев... только не... снова..." В этот момент Лаэрт остановился у лестницы и, осмотревшись, слегка тряхнул руку Клары в ободряющем жесте. — Тихо тут... — при этом негромко прокомментировал он, не слишком-то помогая ей успокоиться. Клара поёжилась, но ничего не ответила. Среди вороха тревожных мыслей одна в её голове сейчас звучала особенно громко: "Что именно меня так напугало, едва мы вошли?" Мучимая этой загадкой, она повертела головой, пытаясь найти ответ... и тогда-то её взгляд наконец-то зацепился за то, что её непроизвольно привлекло. Дверь в гостиную была приоткрыта. Осознав, в чём дело, Клара застыла на месте. Впрочем, они с Лаэртом в этот момент всё равно никуда и не шли, так что он этого и не заметил, — зато ему пришлось заметить, когда Клара вдруг подёргала его за руку и шёпотом позвала: — Братец Лаэрт... Лаэрт вздрогнул и с вопросительным выражением обернулся. Клара глазами указала ему на дверь гостиной. Лаэрт послушно взглянул на неё — но, судя по его недоумевающему виду, не очень понял причину её волнения. Да и сама Клара, откровенно говоря, не слишком хорошо понимала, что именно её пугает в виде простой приоткрытой двери. Она просто знала: это зрелище — к несчастью. Всё её чувства кричали ей об этом — и ей было... по-настоящему страшно. "Я не хочу... не хочу, чтобы за этой дверью был... был... как тогда..." — думала она, покрываясь холодным потом. От волнения Клара совершенно перестала себя контролировать, так что весь её ужас в полной мере отражался на её лице. Видя её состояние, Лаэрт и сам встревожился. Сглотнув, он изобразил на лице жалкое подобие ободряющей улыбки и, кивнув, заверил: — Я проверю. И, выпустив ладонь Клары из рук, уже собрался было развернуться и идти претворять своё намерение в жизнь... но в этот момент услышал за спиной тихий шлепок — и тут же ощутил крепкую хватку на рукаве. Лаэрт вновь растерянно обернулся к Кларе: она уронила свой пиджак на пол и теперь, обеими руками вцепившись в руку брата, смотрела на него полным ужаса и мольбы взглядом. В этот момент она ненавидела себя за слабость — но при этом понимала, что просто не может отпустить Лаэрта одного. Не может потерять его... Пару секунд Лаэрт с изумлением глядел ей в лицо. Наконец, его выражение смягчилось, и он с мягкой улыбкой кивнул и ответил: — Хорошо, пойдём вместе. И протянул ей раскрытую ладонь. Клара одарила её каким-то боязливым взглядом — а затем сглотнула и вложила в неё свою. Лаэрт кивнул и наконец-то выдвинулся в путь. Клара не сдержалась и зажмурилась, как в детстве: с каждым шагом ей становилось всё страшнее и страшнее, а дыхание перехватывало всё сильнее. В голову снова, прямо как во время вылазки в комнату матери, упорно лезли ассоциации с дорогой на казнь. Пожалуй, именно из-за этого Клара и закрыла глаза — чтобы не поддаться соблазну мысленно оттягивать неизбежное. "Всё будет хорошо... всё будет хорошо... — повторяла себе она, на краю сознания всё-таки пытаясь считать преодолённые метры. — Ведь со мной братец Лаэрт..." ...Стоило ей лишь подумать об этом, как Лаэрт резко остановился. Не ожидавшая такого Клара врезалась ему в спину и распахнула глаза. А Лаэрт... он словно и не заметил случившегося — застыв на пороге гостиной, он стоял и смотрел перед собой, полностью загородив Кларе обзор. Клара нахмурилась. От плохого предчувствия она буквально задыхалась, но всеми силами сдерживала свои эмоции. "Не может же быть всё хуже, чем в прошлый раз..." — сказала себе она — и на глазах у неё по какой-то причине выступили слёзы. В этот момент... — Лев и... тётя Цудзура? — сорвалось с губ Лаэрта. Клара вздрогнула всем телом и подняла на него изумлённый взгляд. Всего два имени подняли в её душе такую бурю противоречивых эмоций, какой не вызвали, наверное, все предыдущие смерти вместе взятые. И если от первого она ощутила смесь ужаса и отчаяния, то второе скорее вызвало у неё смятение и... любопытство? Несколько секунд Клара таращилась в спину неподвижного Лаэрта, не зная, что ей с собой делать. Наконец, последняя из перечисленных эмоций возобладала, и Клара боязливо выглянула из-за плеча брата... лишь чтобы тут же пошатнуться и буквально навалиться на дверной косяк в жалкой попытке удержаться на ногах, не вынеся открывшегося зрелища. Разумеется, в гостиной были трупы — но то, какие это были трупы, совершенно выбило Клару из колеи. Первой её взгляд ухватил Цудзуру на правом диване у журнального столика — одетую иначе, чем "Цудзура" в котельной, и убитую выстрелом в сердце, очевидно, тем самым последним патроном из револьвера Мери... Вот только её труп совсем не походил на труп Льва, точно так же погибшего в прошлом мире. В груди её была вовсе не маленькая дырочка — на ней расплозлось огромное кровавое пятно, покрывшее левую сторону корпуса и стекающее к животу. Её голова свисала набок, глаза навыкате были широко распахнуты, точно бы нарочно демонстрируя всем вокруг полопавшиеся сосуды (или они лишь привиделись Кларе издалека из-за обилия красного?), а на губах... все губы были перепачканы в кровавой пене, залившей и подбородок, и верхнюю часть кофты. Некоторое время Клара смотрела на мёртвую тётю, не зная, что и думать, — и вдруг в её голове отчётливо пронеслось: "Именно так на самом деле выглядит труп застреленного человека..." Но что это значило — "на самом деле"? На самом деле — это не как... не как... Лев тогда? От этой мысли Клара сглотнула и всё-таки заставила себя перевести взгляд левее, на вытянутую серую фигуру на диване напротив, на которую она всё это время старалась не смотреть... и не сдержала полного отчаяния сдавленного стона-крика. Да, это и правда был Лев. Вот только в прошлый раз, даже будучи мёртв, он больше напоминал себя живого — пусть у него остекленели глаза, а тело было ещё более неуклюже-безвольным, чем обычно, тогда скорее казалось, что он просто уснул с раскрытыми веками. Теперь же... нет, Клара отказывалась, отказывалась признавать в этом измученном теле, в последние мгновения отчаянно искавшем воздуха, в этом искажённом агонией лице с распахнутыми, налитыми кровью глазами и широко раскрытым ртом, в этом трупе с огромными чёрными синяками на тонкой шее — Клара отказывалась признавать в нём своего старшего брата! Неужели кто-то мог настолько сильно его ненавидеть, чтобы убить такой мучительной смертью? Безобидного, мягкого, доброго Льва — и так... Кларе хотелось кричать, Кларе хотелось биться в агонии, хотелось, чтобы ей прямо здесь вырвали сердце из груди и раздавили у неё на глазах, лишь бы перекрыть увиденное чем-нибудь отвратительным и тут же сдохнуть. Однако она только и могла, что согнуться пополам и, чувствуя подступающие к глазам слёзы, продолжать громко страдальчески стонать. ...И вдруг всё в один момент закончилось. Просто её плечи мягко обхватили чужие ладони — и внутри неё будто бы резко выключились все эмоции. На смену им пришло логичное, разумное осознание. Клара замолкла — и вдруг, выпрямившись, пугающе ровным тоном заявила: — Это всё я. Это всё... — её голос преломился, а на глазах всё-таки выступили слёзы при виде трупа Льва, — моя вина. Я снова... снова облажалась. Я снова не смогла... я... — слёзы побежали по щекам, и она вновь сорвалась на эмоции, — должна была... защитить... я... настаивать... я ведь знала же, знала, что нельзя, нельзя, нельзя вам доверять, что вы только и можете, что убиться, пока я не смотрю... — Клара порывисто закрыла лицо руками и, громко всхлипнув, истерически заключила: — Знала, и всё равно позволила — ну какая же я бесполезная дура! — Хватит. Холодный, сухой тон — и Клара вздрогнула всем телом, словно облитая из ведра ледяной воды. Пару секунд она стояла неподвижно — а затем медленно отняла руки от глаз и подняла заплаканное лицо к Лаэрту. Тот не смотрел на неё — его тяжёлый взгляд был безраздельно прикован к мёртвому старшему брату. Скорее ощутив её внимание, Лаэрт слегка сжал её плечи и с непроницаемым лицом твёрдо объявил: — Ты не виновата, Клара. Пятнадцатилетняя девочка не должна отвечать за решения взрослого мужчины. И больше никак не прокомментировал своих слов, продолжая смотреть на труп Льва. "О каком из мужчин ты говоришь?" — хотела было спросить Клара — но язвительный комментарий потонул в черноте потемневших глаз Лаэрта. Да и не было смысла бросаться обвинениями. Больше не было. Вот почему в итоге Клара просто опустила голову и неопределённо кивнула. ...И вдруг её разум прорезала одна мысль. Вернее, не мысль — воспоминание. Клара застыла, пытаясь за него ухватиться. Как же конкретно оно звучало? "Если вдруг со мной что-то случится — проверь внутренний карман моего пиджака", да? Что ж, время настало. Когда Клара, пошатываясь, сделала первый шаг в сторону трупов, Лаэрт не сдержал удивлённого возгласа. Однако для неё в этот момент он словно бы не существовал — перед ней была лишь цель. И Клара, высвободившись из его хватки, к этой цели уверенно двинулась. Сначала — шаг, затем второй — но всего парой мгновений спустя Клара, полностью игнорируя Лаэрта, уже бежала... ...Так какого дьявола рука Клары, так уверенно шедшей к цели, вдруг резко застыла всего в паре сантиметров от неё? Почему все силы, заставлявшие её двигаться вплоть до этого момента, так резко покинули её? Ох, ну вот, она ещё и дрожит... только рука — или вся Клара?.. — Что ты делаешь?! — раздался совсем рядом голос Лаэрта. Чуть ли не нависая над трупом Льва, Клара выдавила нервную улыбку. — Мне нужно... я обещала... Лев просил... — сбивчиво заговорила она — и, резко вдохнув, на выдохе объяснила: — Проверить внутренний карман пиджака — Лев просил... и я... — Клара зло скрипнула зубами, раздражённая дурацкой тряской своей руки, и буквально вцепилась пальцами второй в её запястье. — Я должна... я обещала... он просил... я н-н-не подведу... я сделаю так... как он... п-просил... даже если... даже если... — Достаточно, Клара. Спокойные слова Лаэрта — и вновь, как там, внизу, его рука подхватила её руку. Однако теперь, в отличие от того раза в подземелье, вместо того чтобы поддержать, Лаэрт мягко, но настойчиво отвёл её в сторону, как бы давая понять, что здесь она не справится. Глаза Клары распахнулись в неверии, и она быстро подняла взгляд на брата, демонстрируя ему лицо с плотно сжатыми дрожащими губами, ненамного менее бледное, чем у покойника перед ними. Однако, вопреки ожиданиям, в выражении Лаэрта она также увидела страдание. Встретившись с ней взглядом, Лаэрт болезненно нахмурился и неожиданно дрожащим голосом произнёс: — Достаточно... не могу смотреть, как ты мучаешь себя... дай я... — он сглотнул и выдавил вымученную улыбку, — возьму ответственность. Подобный ответ удивил Клару. Несколько секунд она только и могла, что растерянно смотреть ему в глаза. Наконец, её рука, поддерживаемая им, безвольно выскользнула и упала вдоль тела. Деревянно кивнув, Клара медленно отошла в сторону, старательно не глядя на труп. Лаэрт тем временем действовал быстро: он протянул руку к груди мёртвого брата, и его пальцы лишь на секунду застыли в паре миллиметров от пиджака — но тут же скользнули под лацкан, в то время как другая рука уже расстёгивала пуговицы. Клара сглотнула — при жизни Лев никогда не ходил с расстёгнутой одеждой, даже если она это позволяла, — а в следующий миг услышала тихое шуршание. И вот уже Лаэрт выпрямляется — а затем вручает ей убранную в маленький пакетик сложенную бумажку. Клара несколько секунд тупо смотрела на протянутое письмо. Наконец, она подняла вопросительный взгляд на Лаэрта, но тот лишь с непроницаемым лицом отвернулся к дверям, точно уважая тайну между ней и Львом. Клара рассеянно кивнула и наконец-то приняла записку. Из пакетика она вытащила вполне себе крупный лист бумаги, с двух сторон исписанный аккуратным почерком Льва, и пробежалась по тексту глазами... и, едва закончив, с выражением осознания на лице распахнула глаза и протянула листок Лаэрту. — Тебе тоже стоит это увидеть, — сказала она в ответ на его вопросительно вскинутую бровь. Лаэрт одарил полным сомнения взглядом сначала её, затем — протянутую бумажку, но в конце концов всё-таки неуверенно взял её в руки и также прочитал послание. Вот что писал Лев: "Дорогая Клара-тян, Если ты читаешь это письмо, значит, я не смог выполнить своего обещания. Мне очень жаль. Я правда старался, но... не всё в этой жизни зависит от нашего желания. Надеюсь, хоть так я смогу принести пользу... Прочитай же, пожалуйста, мою исповедь. Хотя исповедь — это ведь о своих грехах, верно? Я же собираюсь писать о чужих... хотя узнал я о них местами не очень хорошо... но всё-таки греховнее тут вовсе не мои поступки... но ладно, довольно лирики. К делу. Из всех убийств, произошедших за последние сутки тут, в Лунной гавани, как минимум четыре — дело рук тёти Цудзуры. Удивлена? Я... не то чтобы. Нет, если честно, я подозревал её достаточно долго — но не хотел, чтобы её подозревали другие, хотел во всём точно убедиться и решить этот вопрос как-то иначе... потому что убийца, организовавший "проклятие", — не она. Хотя, судя по тому, что ты это читаешь, я не справился... Но это уже не важно. Ведь теперь у меня есть достаточно доказательств. С натяжкой можно считать, что всё началось вчера вечером, — помнишь, как мама сказала, как удобно, что умер именно муж тёти Цудзуры?.. — но всё же честнее будет сказать, что подозревать её я начал сегодня после нашего с тобой разговора в гостиной. Ты тогда рассердилась, что я твои теории опровергал, помнишь? Я не хотел тебя обидеть, честно. На самом деле, после всего этого я и сам задумался: как это можно было бы осуществить? И вот в этот-то момент у меня появилась мысль: труп Коры-тян, лежащий на крыше, можно было бы скрыть. Накрыть тёмной тканью, например, покрывалом. Тогда, особенно после нашей неудавшейся вылазки, я решился поступить... не очень хорошо, по моим меркам. Тебе, возможно, это покажется глупым, но я тогда принял решение пробраться в запертую комнату тёти Цудзуры и дяди Такечи... воспользовавшись ключом дяди. Да, я действительно обыскивал труп дяди Такечи. Мне претит идея беспокоить мертвецов, но это действительно нужно было... потому что я и правда нашёл. Покрывало в шкафу, перепачканное кровью с нижней, светлой стороны. Но тебя, наверное, интересует, почему именно тётя Цудзура? Всё же мы с ней всегда были достаточно близки, не настолько же я ей не доверяю... да? И одного подозрительного совпадения недостаточно... зато хватило двух, нет, даже трёх. Помимо дяди Такечи, конечно, подозрительным было исчезновение Сида, а после него — то, как тётя Цудзура себя повела во время ожидания вас. Помнишь, даже Лаэрт удивился, что тётя Цудзура внезапно вступила в стычку с мамой? И вот это-то как раз было странно. Она как будто... специально спровоцировала её? Не знаю, но именно после этого у меня появилось ощущение, что с ней что-то не так. Что она сама не своя, и дело вовсе не в скорби по мужу или беспокойстве о сыне. Вот почему... именно тогда я и решился. Да, я действительно солгал о том, куда выходил. Потому что именно тогда я бегал проверять труп дяди Такечи. Это было правда неприятно, у меня до сих пор на душе неспокойно... но не обо мне сейчас. В общем, по всем признакам дядя — именно дядя, а ключ я добыл. Комнату проверил уже после того, как мы с вами разошлись. И, в принципе, это логично, что над трупом Коры-тян "потрудилась" именно тётя Цудзура: сначала его поместили на крышу, а затем, когда мы ушли на улицу на поиски дяди Такечи, Коры-тян и Ямазаки-сана, ей было достаточно выйти, например, в уборную, и в коридоре быстро забрать покрывало и как-то сбросить Кору-тян на землю... сам пишу, и так отвратительно (в этом месте чернила и правда были слегка размыты, точно на них упала капля воды). Но не важно. Важно другое: тётя Цудзура действительно убила дядю Такечи, Сида, а также маму и Котобуки-сан. Последнюю — не по своему желанию, а потому что только она могла. То есть, моя теория такова: дядю Такечи она убила за некоторое время до того, как (специально) поднять панику, Котобуки-сан — пока они были вместе, Сида — пройдясь по подземному ходу до нужного места в лесу. Про исчезновение Котобуки-сан она просто солгала — думаю, она как-то избавилась от трупа, передав его главному убийце, например, как-нибудь через окно... Ах да, главный момент: хоть тётя Цудзура, несомненно, убила этих людей, я настаиваю, что не она главный организатор. Не в её характере продумывать планы на основе оккультных стихов, плюс в одиночку осуществить всё это очень трудно. Так что моя версия — она сообщница. Осуществляя свою месть людям, мучившим её все эти годы, она действовала под руководством кого-то другого. Но кто этот "другой" — боюсь, я не знаю... Я пытался узнать лишь про действия тёти Цудзуры. И про неё выяснил достаточно. Разве что... я ещё не сказал, откуда знаю про тайные ходы? Да, точно: про них я узнал, заглянув в котельную после нашего разговора в столовой, когда мы с Лаэртом разделились и отправились на поиски пропавшей мамы. Тогда я и нашёл случайно открытый тайный ход ("Я не закрыла!" — догадалась Клара) и ушёл его проверять, думал, там что-то важное. В результате пропустил момент, когда Мери-сан стреляла... А когда вернулся — обнаружил труп "тёти Цудзуры" в котле. Ох я тогда удивился — это ведь противоречило моей теории, в которую я достаточно сильно верил! Но и немного... обрадовался? Не хотел, чтобы тётя оказалась убийцей... хотя и мёртвой видеть её тоже не слишком хотел... В любом случае, я проверил и её труп. И тогда я обратил внимание, что зачем-то сожжены её руки, причём как будто бы специально... а у кого руки заметно отличаются от тётиных, хотя телосложение похожее? ("Мама..." — мысленно ответила Клара, вспоминая красный маникюр Мияко) Вот то-то и оно. А ещё я обнаружил в кармане её кофты записку: в шесть вечера кто-то приглашал её на встречу в гостиной. Ну а дальше были трупы Каина-куна и Элизабет-сан в столовой, затем наш разговор в холле... В итоге я совсем потерялся и не успел рассказать вам о котельной. Мне жаль. Когда вы с Лаэртом ушли, я наконец-то проверил комнату тёти и дяди. Кроме окровавленного покрывала, я также обнаружил там подозрительное и полное отсутствие рецептурных таблеток тёти Цудзуры. Странно, не правда ли? Зачем бы убийце забирать их? Если только они не понадобились ей самой... В правдивости моих слов вы с Лаэртом можете убедиться сами: ключ я на всякий случай оставил под ковром напротив двери комнаты. Что до моих действий... я собираюсь вмешаться в ход встречи тёти Цудзуры и того, кто её пригласил. Возможно, мне удастся как-то спасти тётю от самой себя — в конце концов, я не верю, что она такая уж злодейка. Я настаиваю, что она сообщница, что она действительно убила четырёх человек, три из которых — "виновники" её несчастий, и её грех страшен — лишь Бог может решать, когда оборваться чьей-то жизни, и человек не в праве её забирать. Но... как ни стараюсь, я не могу осуждать тётю Цудзуру и тем более ненавидеть её. Вы, наверное, как всегда скажете, что я болван, дурак, идиот, — а я не стану спорить с этим. Просто... пожалуйста, постарайтесь вспомнить, как жила тётя Цудзура все эти годы. Думаете, она не дошла до отчаяния? Думаете, она не заслужила хоть немного сочувствия? Да, она ошиблась — но я понимаю, почему именно ошиблась. Я не представляю себя, убивающим человека, но понимаю, как может дойти до этой грани другой. Это неправильно, это больно... и, учитывая её мотивы, это заслуживает жалости. Таково её сердце — и таково моё мнение. Вот это я, конечно, расписался — как будто меня назвали в честь писателя, а не героя романа. Или как будто меня стоило назвать в честь Ипполита, а не в честь князя Мышкина — я ведь тоже даже не планирую перечитывать свою "исповедь"... А бумага вот-вот закончится... что ж, тогда перейду к главному. Клара-тян, Лаэрт, пожалуйста, не ненавидьте тётю Цудзуру. Подумайте о том, что я тут написал, — надеюсь, я смог в полной мере донести свои чувства. И, пожалуйста, берегите себя. Люблю вас больше жизни. Лев. P.S. Простите, что не был достаточно хорошим старшим братом". ...Лаэрт уже некоторое время, явно дольше необходимого на чтение письма Льва, стоял с непроницаемым выражением на лице и с листом в вытянутых руках, буравя ряды кандзи и каны пустым взглядом и шевеля губами, беззвучно повторяя одни и те же строки. Клара же, сосредоточенно глядя в камин, точно бы от холода потирала руки и также бормотала себе под нос обрывки мыслей, вызванных откровением Льва. — Значит, сообщник... — говорила она. — Это логично, одному такое крайне сложно устроить, но... тётя Цудзура?.. Да, сейчас смысл есть, но в прошлый раз же... разве обязательно? Вроде бы они говорили только про убийцу, а про сообщника речи не шло... Тогда, получается... Погружённая в свои мысли, в какой-то момент Клара неосознанно принялась расхаживать по помещению. В конце концов она остановилась напротив окна в паре метров от Лаэрта и уставилась в одну точку в углу помещения, где-то над креслом. За размышлениями она практически потеряла контакт с реальностью, так что даже почти успела забыть о присутствии двух трупов, существования одного из которых пообещала себе не допустить... В действительность её вернуло одно странное обстоятельство. Сначала Клара даже не поняла, что именно произошло, — просто в какой-то момент ощутила, что почему-то не может ровно стоять. У неё ушла пара секунд, чтобы осознать причину — мощный толчок земли, от которого пол под ногами сотрясся, а сама она едва не потеряла равновесие. "Стоп, разве мы в зоне тектонической активности? Вроде бы именно в Лунной гавани должно быть более-менее спокойно, без мощных землетрясений..." — растерянно подумала она, непроизвольно делая шаг назад, — и вдруг по её ушам резанул громкий, противный писк. А в следующий миг... ...в следующий миг перед ней с полным ужаса "Клара!" выскочил Лаэрт, отталкивая её от окна, — и тут же стекло со звоном разлетелось на множество осколков разного размера. Словно в замедленной съёмке Клара, как завороженная, наблюдала за полётом блестящих стёклышек-льдинок. Точно снежинки, подхваченные сильным ветром во время метели, они проносились перед её глазами, разрезая воздух и едва-едва не задевая её... а затем, прямо как во время метели, пурга опустилась на землю, достигнув даже сидящей на диване мёртвой Цудзуры. Не говоря уже о... Едва Клара осознала, какая картина открылась перед ней после окончания "бури", её внутренности рухнули в низ живота, а сердце сковал настоящий животный ужас, задушивший всякий крик прямо в горле. Там, где мгновение назад переминалась с ноги на ногу в размышлениях она, теперь стоял, пошатываясь, Лаэрт. Во всём его правом рукаве поблёскивали осколки стекла; крупный кусок стекла же торчал из его бедра... и из шеи, которую Лаэрт тщетно зажимал дрожащей ладонью. А от запястья рубашка и пиджак стремительно обагрялись кровью — и кровь же стекала с его виска и из горла и расползалась пятнами в нескольких местах на рубашке и брюках... а на лице читалась полная растерянность, точно он ещё не осознал всего ужаса происходящего... Клара пару секунд смотрела на него, не в силах выдавить и звука, — а затем бросилась к нему с отчаянным: — Лаэрт!!! Когда она оказалась перед ним и со слезами на глазах заглянула ему в лицо, Лаэрт опустил на неё взгляд с глуповатым выражением удивления, по-прежнему не понимая серьёзности ситуации... и вдруг на его губах появилась полная облегчения улыбка. Клара опешила — но когда они зашевелились, а вместо любимого голоса изо рта вырвалось лишь жалкое сипение да кровь, она завертела головой. — Не пытайся говорить, не надо, умоляю! — воскликнула она, хватаясь за его пиджак. Ей до боли не хотелось признавать, что она прекрасно прочитала по его губам: "Слава богам, ты не ранена..." — но ещё больше не хотелось верить, что ранен он; причём не просто ранен — смертельно. Её пальцы сжались на ткани пиджака, с одной стороны уже мокрой от крови, когда краем глаза Клара заметила движение его левой руки, — а стоило его ладони коснуться её плеча, как она вновь замотала головой и, опустив глаза и стараясь не смотреть ему в лицо (и игнорировать горячее влажное ощущение на макушке), забормотала: — Ты не должен был... нет-нет, только не опять... из-за меня... как же... как я... я не могу, не могу, я отказываюсь, я не хочу... Лаэрт!.. Ты не должен был... не после Льва... зачем ты... как ты мог... не надо... пожалуйста... умоляю, не умирай... И громко всхлипнула. Где-то на словах "из-за меня" она больше не смогла сдерживать слёзы, и теперь они беспрепятственно катились по её щекам, смешиваясь с капающей ей на лицо кровью Лаэрта. Слова путались, руки тряслись, а ткань пиджака выскальзывала из непослушных пальцев — хотелось просто прижаться к Лаэрту, обхватить его в крепком-крепком объятии и как-то вытащить этим самым объятием все осколки и вылечить все его раны... и не слышать этого ужасного, невыносимого хрипа-стона, который доносился из горла Лаэрта вместо его голоса... В этот момент пол содрогнулся под их ногами вновь — и Лаэрт, ослабший из-за потери крови, пошатнулся и начал заваливаться на Клару... Разумеется, она попыталась его поддержать — но что могла сделать хрупкая пятнадцатилетняя девочка с падающей на неё тушей на тридцать килограммов тяжелее неё? Результат предсказуем: Клара и Лаэрт просто вместе завалились на пол, причём Клара — на спину, придавленная его телом. Столкновение вышло не из приятных, особенно в сочетании с предыдущими физическими испытаниями. Первые пару секунд у Клары просто звенело в ушах, всё тело превратилось в сплошную боль, воздуха под Лаэртом катастрофически не хватало, а к горлу подкатила тошнота. Несколько секунд Клара лежала, зажмурившись и пытаясь хоть немного прийти в себя. Наконец, она кое-как собралась с чувствами — и, медленно приподняв веки, первым делом попробовала выбраться из-под брата. Удалось с относительным успехом: она смогла только высунуть голову из-под его плеча — и выбилась из сил. Клара вздохнула. А в следующий миг откуда-то сверху раздался подозрительный скрип, сопровождающийся тихим звяканьем. Клара напряглась. Медленно, осторожно она возвела глаза к потолку — и осознала, что сейчас произойдёт. В гостиной для освещения висела старинная люстра — изящная, с множеством деталей и, хоть не совсем громадная и массивная, всё же достаточно тяжёлая, чтобы при падении травмировать кого-то стоящего снизу. От всей этой тряски люстра раскачалась — и её крепления угрожающе скрипели, всем своим существом сопротивляясь подобному обращению... В тот момент, когда Клара взглянула на неё, они наконец-то не выдержали — и люстра, ещё раз покачнувшись, сорвалась с потолка и уверенно полетела вниз. Прямо на голову Клары. Снова наблюдая за её падением как бы в замедленной съёмке, Клара только и подумала: "Ого, так и я теперь умру..." — и, предчувствуя момент столкновения, прижалась к (уже, кажется, потерявшему сознание) Лаэрту и прикрыла глаза. А в следующий миг раздался ужасный грохот, и всё её тело пронзила боль. Затем наступила тьма.***
— Что ж, мои дорогие, с сегодняшнего дня ваша младшая сестра Клара наконец-то будет жить в своём доме. Прошу любить и жаловать. Мияко сказала это со спокойной, практически безмятежной улыбкой, какую крайне редко кому-то удавалось видеть на её лице. По сравнению с её обычными улыбками, она выглядела... мягче? Добрее? Смотрелась на её лице, конечно, странно — но не сказать, что не привлекательно. Причиной подобного непривычного выражения (а может, просто необычного впечатления от обычного выражения?), скорее всего, было вовсе не особенное довольство, ощущавшееся уже в самой её позе, в которой она сидела на диване, а скорее уж в кулёчке, который она держала в руках. Вернее, в живом существе, завёрнутом в пелёнки, — малышке Кларе, сладко дремлющей у груди матери. Да, Кларе. Лев и Лаэрт, конечно, уже видели Клару-тян — Отец возил их в больницу на знакомство с сестрёнкой, — но на этот раз... всё ощущалось несколько иначе. Возможно, дело в том, что тогда её им показывали за стеклом, в окружении кучи идентичных пищащих комочков-младенцев, или же в том, что теперь, когда Отец оставил их одних в гостиной, несмотря на присутствие матери они ощущали себя с Кларой-тян наедине... но почему-то Льву и Лаэрту было как-то с ней неловко. Завороженно-робкие взгляды братьев были безраздельно прикованы к сестре, но даже не глядя друг на друга, каждый как никогда ясно чувствовал волнение другого. У Лаэрта, правда, к нему ещё примешивалась досада на то, что он его вообще испытывает, это самое волнение, и что Лев прекрасно понимает его эмоции... но в целом всё-таки эта досада уходила на второй план. Вдруг Мияко, уже некоторое время сидевшая с закрытыми глазами, приподняла веки и одарила сыновей полным весёлого любопытства взглядом. Братья почти синхронно вздрогнули, ощутив его на себе, — а Мияко в ответ беззлобно хихикнула... и, внезапно хитро прищурившись, предложила, кивая на Клару: — Не хочешь подержать сестрёнку на руках, милый Лев? И вновь братья вздрогнули и одновременно в удивлении воззрились на мать. А в следующий миг Лев покосился на кулёк в её руках, покраснел до корней волос и, быстро опустив глаза, с запинками ответил: — К-как же я могу?.. Я же Клару-т-тян... уроню... она такая маленькая, ударится, и... М-может, лучше Лаэрт-кун? — с робкой надеждой заключил он, боязливо поднимая глаза на мать. Мияко лишь вновь хихикнула. Лаэрт же, выслушав его, досадливо цокнул и с тяжёлым вздохом заметил: — Если её уронишь ты, то я её поймаю и верну маме — а если вдруг уроню я, то ловить будет некому! Так что, — продолжал он, недовольно косясь на брата в ответ на его смущённый взгляд, — послушай маму. Лев ещё несколько секунд в сомнении смотрел на Лаэрта. Наконец, он медленно кивнул и, угукнув, нерешительно протянул слегка подрагивающие руки, готовясь принять драгоценную "ношу". ...А уже пару секунд спустя она была на его руках — такая крошечная, тёплая, лёгкая и... беззащитная. Не шевелясь, чтобы не нарушить приданной ему "правильной" позы, Лев глядел в её круглое личико с пухлыми щёчками и просто не мог поверить, что это смешное розовое существо — его младшая сестра. Она ведь... она совсем не похожа на его младшего брата. Или на Сида-куна. И на маму сейчас как-то тоже не очень походит. И тем более на Отца... или на его "отца"... Судя по сдержанному интересу, с которым Лаэрт заглядывал Кларе в лицо, тот тоже не очень-то видел в ней Мизунохару. Ну правда, какая же она одна из них? Она ведь такая... хрупкая, милая и невинная. И как будто не живая вовсе — да, конечно, сопит, но её припухшие веки такие неподвижные, да и губы практически сомкнуты... Словно бы ощущая необходимость проверить, Лаэрт протянул было руку к её личику с намерением легонько ткнуть пальцем в щёку... В этот момент веки Клары дрогнули — и открылись, являя братьям большие карие глаза. Лаэрт застыл с протянутой к ней рукой, и на его лице отразилось удивление. Да и Лев резко прекратил дышать и воззрился на сестрёнку в полной растерянности. Та же... та оглядела братьев совершенно отважно, с доверчивым детским любопытством. В её голове и мысли не возникло видеть в этих ещё не знакомых лицах угрозу — и, встретившись взглядом с Львом, Клара вдруг весело и невинно рассмеялась. Лев покраснел, но шевелиться не рискнул. Лаэрт же моргнул, всё ещё не понимая, как ему относиться к случившемуся. Однако всё разрешилось в следующий же миг: внезапно маленькая ладошка, лежавшая на груди Клары, выскользнула из-под пелёнки — и, уверенно схватив своими тоненькими пальчиками по-прежнему вытянутый палец Лаэрта, крепко прижала к себе. Лаэрт широко распахнул глаза и взглянул Кларе в лицо — лишь чтобы встретиться с её тёплым взглядом. Наблюдавшая всю эту картину со своего дивана Мияко не сдержала усмешки. — А вы ей тоже понравились, — прокомментировала она в ответ на растерянные взгляды сыновей. Понравились. От этих слов внутри обоих что-то мучительно сжалось. Опустив глаза, они вновь встретились с взглядом Клары, которая по-прежнему доверчиво смотрела им в лица в ответ. В её невинном выражении было столько тепла, столько открытости, что в сердца Льва и Лаэрта волей-неволей закралась одна полная обжигающей надежды, преступная по меркам их семьи мысль. "Неужели в этом доме наконец-то появился кто-то, кто будет любить меня просто так?.." — одновременно подумали братья.