молитвы о тебе

Священник молился, стоя на коленях перед алтарем. Глаза его были плотно закрыты, руки сцеплены в замок перед собой. Так он проводил каждое свое утро, еще перед приходом прихожан, перед приходом миссис Маккарти, перед приездом Сида и леди Фелиции... Как бы ему хотелось, чтобы этот момент длился как можно дольше, возможно, весь день, только бы никто не приезжал. Не приносил никаких новостей: ни хороших, ни плохих. Особенно плохих... Сида не остановить, когда он начинает о ходе нового расследования, и том, что Салливан его чуть не поймал. Он все чаще упоминает его имя в своих рассказах, почти забывая о "ходе дела"... Если бы Браун не был так поглощен своей утратой, он бы мог заметить, как светятся итак задорные глаза парня, как только уст его касается новая встреча с инспектором, как он нарочно растягивает рассказывая подробности этой самой встречи, и что по словам самого Сида, полицейский так же его "недолюбливает", и что это могло бы быть несколько подозрительным, ведь раньше Салливан его даже не замечал... Изящные золотые лучи еще раннего солнца украдкой вплетаются в светло-рыжие ресницы священника, стоящего на коленях перед алтарем. Его плечи натужно сгорблены, а пальцы судорожно сжаты почти до боли в побелевших костяшках. Но лицо его спокойно, хоть и немного бледно. - Надеюсь, вы молитесь обо мне? Тихий голос мягко прожег тишину церкви. Браун открыл глаза: дышать вдруг стало неизмеримо тяжело. Он поднялся с колен и обернулся: даже видя его перед собой, Браун не мог поверить, что это правда Фламбо. Живой. Не призрак. Не первая стадия сумасшествия, к которой он почти был готов. Он ведь сам видел, как грудь Фламбо покрылась красными пятнами, быстро пропитавшимися сквозь серую рубашку. Он сам чувствовал, как жизнь плавно покидает тело этого могучего прекрасного человека, лежащего на его коленях, ожидая, когда подъедет "скорая". Сам видел заключение о смерти. А теперь... что-то остро резануло в груди, заставляя сжаться от боли, стиснув зубы. Но виду он не подал - привычка. Он только сильно побледнел. - Я думал, вы умерли. - Все думали. - Разве я - "все"? Фламбо шагнул к нему. Ближе. Достаточно близко, чтобы Браун смог убедиться, что он - не призрак. - Все еще не верите? - После всего, что было... мне трудно поверить... что вы... - Живой? Браун выдохнул, касаясь его груди: шелковый шарф под кожей, отглаженная накрахмаленная рубашка, но что под ней? Отец елозил пальцами, ища ответы. Он заглянул французу в глаза, в его ореховые теплые глаза, задаваясь немым вопросом. Эркюль ему улыбнулся. - Не все сразу... падре... Но Браун уже расстегивал жесткие пуговицы, почти не осознавая, что творит. - Мы все еще в церкви, Отец... если вы помните... - Если я помню - вас ранили. Пистолетом. Была кровь. Я видел... вы... Наконец его пальцы коснулись груди мужчины, и его жар смутил Брауна, заставляя устыдиться своего поступка. Он замер, возвращаясь к реальности. - Вы правы... - услышал Браун шепот, - Кровь была, даже больше, чем следовало. Но уверю вас - все настоящее, и кровь, и раны, и... смерть, в некотором роде. Едва дыша, священник коснулся белесого выпуклого шрама на смуглой рельефной груди. Во рту тот час же пересохло, и он облизал губы. Неконтролируемо. - Что вы делаете?! Мы же в церкви... - Ага, теперь вы заметили... - Фламбо, прошу вас!.. - А я просил вас - звать меня Эркюль...