Если можешь помочь — Помоги, Если можешь согреть — Отогрей. Если можешь сберечь — Сбереги Среди тысячи дней и ночей. исполнитель: Н. Кадышева
По краю полупустой ржавой бочки с водой, стоящей посреди огорода, лениво ползает еле живая муха. В деревне Сухоруслово начинается очередной жаркий летний день. Дождя нет уже месяц. У многих на огороде сохнут посадки, в колодцах вода набирается еле-еле и только с песком, скотина отказывается выходить на улицу из прохладных сараев, а дети не отходят от пересыхающей реки. Те, у кого есть родственники в городе, подумывают продать кур, заколоть коров, бросить сухие огороды и перебраться на лето поближе к цивилизации, к кондиционерам и водопроводу с холодной водой. Есть и те, кому идти некуда: сварливому деду Сяньлэ, которому на самом деле нет и пятидесяти, его «старухе» и пятнадцатилетней дочке, Се Ляню. Говорят, когда Се Лянь была маленькой, у её родителей была большая квартира в городе, но те времена давно прошли.***
В распахнутое окно через тюль падают горячие солнечные лучи, превращающие маленькую гримёрку в баню. — Тебе не жарко? — с сомнением спрашивает Се Ляня её одноклассница, Му Цин, помогая нарядиться в многослойный костюм Воительницы, радующей Господа. — Только одиннадцать утра, а уже плюс тридцать пять. Куда ты так навздевалась? Не надевай хотя бы верхний халат. Это же просто детский спектакль, кому какая разница? — Ничего со мной не будет, — машет рукой Се Лянь и уходит к зеркалу, краситься. — Я в огороде и не в такую жару работала. Зато у меня белый костюм, а у тебя чёрное платье Дьяволицы. Смотри, сама тепловой удар не схвати. Му Цин только фыркает, пока Се Лянь вставляет в уши красные серьги-бусины и подкрашивает глаза золотым. Сегодня будет лучшее выступление деревенской принцессы, отличницы и красивейшей актрисы театра воскресной школы — Се Ляня, и ничьё ворчание не испортит ей настроение.***
Высокие раскидистые деревья бросают тень на уличную летнюю сцену, но легче от этого не становится: жаркий пыльный воздух, кажется, обжигает лицо Се Ляня. Зря Му Цин ворчала о тряпках: в такую погоду хоть голой выйди, всё равно семь потов сойдёт. — Боже Вечный! — торжественно произносит Се Лянь, заслоняясь позолоченным крестом от Му Цина в образе Дьяволицы. — Избави род человеческий от пленения диавольскаго, избави… Сбоку мелькает маленькая чёрная тень, съехавшая с крыши одноэтажной деревянной постройки, Дома культуры, и повисшая над крыльцом. Се Лянь убирает крест в карман, проворно спрыгивает со сцены и чудом успевает подбежать, чтобы поймать мальчика, чьи пальцы ослабли и разжались. Вместе с ним она падает на крыльцо и пачкает белоснежный костюм Воительницы, радующей Господа, в пыли, но не теряется. Встаёт, держа на руках неожиданно лёгкого и худого мальчика, лет восьми на вид, и продолжает молитву: — Избави раба Твоего… э... Хуна, — называет она первое имя, пришедшее в голову, — от всякаго действа духов нечистых, повели нечистым и лукавым духом же и демоном отступити от душы и от тела раба Твоего Хуна, и не пребывати, ниже сокрытися в нём! — Отдай мне этого ребёнка! — подыгрывает ей Му Цин, сбегает со сцены следом и делает вид, что хочет напасть и забрать мальчика. — Я научу его служить Князю Мира Сего, Люциферу! — Не бойся, это просто представление, — успокаивает Се Лянь мальчика, хватает большую сухую ветку на манер меча и угрожающе замахивается на «Демоницу». Мальчик сильнее цепляется в Се Ляня и прячет лицо, уткнувшись в её белые одежды. Только сейчас Се Лянь замечает, что его голова перебинтована. Должно быть, он часто падает. Се Лянь всегда была трудолюбивой девушкой и не боялась тяжёлой работы по хозяйству, да и ростом она не обделена, поэтому бегать с мальчиком в одной руке и отбиваться от Му Цина другой ей было не тяжело. Правда, импровизация вышла немного затянутой, и зрители не выразили своего обычного ликования. После спектакля к Се Ляню подходят незнакомые мужчина и женщина, одетые по-городскому, в чистые и наверняка дорогие деловые костюмы. На зрительных скамьях их не было, таких было бы легко заметить. — Мы просим прощения за нашего сына, — сдержанно говорит хмурый мужчина. — Мы не думали, что он убежит и тем более полезет на крышу. Обычно он так не поступает, — последнюю фразу он произносит с угрозой в голосе и смотрит прямо на мальчика тяжёлым взглядом. — Как мы можем компенсировать это недоразумение? Мальчик весь сжимается и так крепко хватается за Се Ляня, что той становится даже жалко его. Тяжело ему, наверно, с такими строгими родителями. — Не нужно ничего компенсировать, ваш сын мне совсем не помешал, — лучезарно улыбается Се Лянь и гладит его по чёрным волосам. — Это было даже весело, а то всё время одно и то же. Надоедает, знаете ли. А тут разнообразие. Не ругайте его, ладно? — Хун-хун, хватит висеть на девушке. Ты пачкаешь её платье. Идём, — требует женщина, но мальчик и не думает даже поворачиваться к ней. Так Се Лянь угадала его имя? Сам Бог подсказал, не иначе. Ситуация становится всё более неловкой. Се Лянь сама ставит Хун-хуна на землю, садится на корточки и берёт его за руку: — Хун-хун, иди к маме, хорошо? Ты очень помог мне сегодня. Придёшь через неделю на мой следующий спектакль? Мальчик кивает, но отпускать ладонь Се Ляня никак не хочет. Бинты, закрывающие почти всё его лицо, кроме большого чёрного глаза, немного сползают, приоткрывая подозрительные красные пятна.***
Яблони за окном греют на солнце ветки, усыпанные маленькими зелёными яблочками. День клонится к вечеру, а небо и не думает темнеть, всё такое же яркое, как утром. Завуч общеобразовательной школы деревни Сухоруслово и по совместительству художественный руководитель православного театра, Мэй Няньцин по прозвищу Советница, расхаживает по своему кабинету, бросая недовольные взгляды на сидящую на стуле Се Ляня, прямую как аршин проглотила. Се Лянь и не думает виновато опускать голову, как бы на неё ни зыркали. Она не сделала ничего плохого. — Я ещё готова понять то, что ты решила спасти ребёнка. Пусть с тем мальчиком и не случилось бы большой беды. Дом культуры невысокий, насмерть не расшибёшься. Ты проявила христианское милосердие. Допустим, — Мэй Нянцин поджимает густо накрашенные губы. — Но зачем ты схватила его на руки и потащила? Он ещё и не наш, приезжий. И странный какой-то. Может даже заразный. Ты можешь заразить детей из воскресной школы. Ты об этом подумала? Ещё и костюм свой хороший испортила. Испачкала и серьгу потеряла. Куда это годится? — Разве актриса не должна уметь импровизировать? — надменно поднимает бровь Се Лянь. — А серьги я другие куплю. Да хоть из рябины сделаю. Разве серьги дороже, чем чья-то жизнь? Ну уж нет. За правильный поступок она не будет просить прощения. Советница вздыхает и складывает руки на груди. — Держись от этого ребёнка подальше. Он уедет, а нам тут жить. Поняла, что я сказала? Се Лянь молча уходит из кабинета, хлопнув дверью. Надоело ей слушать нотации из-за ничего.***
В пыльное оконное стекло слабо бьётся пчела. Се Лянь, уже переодетая в своё лёгкое платье без рукавов, откладывает мыло, которым смывает макияж после спектакля, и выпускает пчелу из гримёрки на улицу. Без стука, резко открыв дверь, заходит Мэй Нянцин, хмурая, как туча. — Ты видела, что происходит в зале? — А что там? — не понимает Се Лянь, заканчивает умываться и принимается расчёсывать перед зеркалом длинные, до талии, тёмные волосы. — Половина зала — пустая! И знаешь, почему? — Почему же? — настораживается Се Лянь и замирает. Она заметила, что в последнее время людей на улице стало поменьше, но не придала этому значения. Жарко, сухо, вот и не выходит никто. Тем более, некоторые в город уехали. А слухи ей собирать некогда. Надо родителям и соседям помогать по дому и домашнее задание на лето делать. — Мальчик, с которым ты обжималась, тот, городской, ветрянку притащил! — объявляет Советница. — Ты одна с ним говорила, ты и разнесла ветрянку по всей деревне. Неделя прошла, как он с крыши свалился, а уже столько людей слегло. Как оправдываться будешь? — Что?.. Се Лянь ошарашенно опускает руку с расчёской и оседает на стул. Нет, такого не может быть. Если бы она разнесла ветрянку, то она и её родители тоже заболели бы, верно? Может быть, родители водили мальчика в фельдшерско-акушерский пункт, там выбросили старые бинты, и кто-то подобрал?***
Вдоль улицы осыпаются раньше времени высохшие цветы шиповника. Растерянная Се Лянь шагает к дому, не чувствуя земли под ногами. Теперь все будут говорить, что она приносит заразу. Но это неправда! Только как доказать, что она ни в чём не виновата, и не навредить городскому мальчику? Из-за поворота доносится шум, чьи-то злые голоса. Се Лянь подбегает и замирает в ужасе: пять или шесть взрослых ребят кого-то бьют ногами, ругаясь. А что ещё хуже, рядом стоит Ци Жун, мальчик из воскресной школы, который всегда восхищался Се Лянем и говорил, что хочет быть таким же добрым и умным, как она! И сейчас Ци Жун кричит громче всех, да ещё и такие слова, которые в его возрасте знать не положено! — Это что такое? А ну, прекратить! — грозно требует Се Лянь, подлетает и оттаскивает одного из хулиганов за ухо. Парни удивлённо расступаются. К своему ужасу, она обнаруживает, что избить решили того самого городского, Хун-хуна. Мальчик весь сжался, и, пусть он закрыл голову руками, видно, что его бинты пропитались кровью. — Вам не стыдно, толпой, да ещё и на маленького?! — негодует Се Лянь и аккуратно берёт Хун-хуна на руки. — А ты, Ци Жун? Ты как в это ввязался? Разве можно бить людей ни за что? Старшие пристыженно отводят глаза, а самый большой детина бормочет себе под нос: — Так он… это… из-за него моя бабушка слегла. — Он приносит болезни! Пусть уходит! — злобно верещит Ци Жун, задрав голову и глядя Се Ляню прямо в глаза. — Пусть вообще сдохнет! — Ты что! Нельзя так говорить! — одёргивает его Се Лянь и крепче прижимает к себе дрожащего Хун-хуна. — Никто не виноват, что заболел. А если видите, что кто-то заразный, так и не подходите к нему, не любопытствуйте, целее будете! Сами виноваты, что не береглись! Не собираясь слушать бессмыслицу, которую могут сказать ей в ответ, Се Лянь разворачивается и уходит. Мальчика нужно показать врачам, ему могли что-то сломать, а его раны в любом случае надо промыть. — Что ты один ходишь? — ласково укоряет Хун-хуна Се Лянь по пути к фельдшерско-акушерскому пункту. — Ты тут ничего не знаешь, можешь заблудиться. Твои родители будут беспокоиться. Если ты болеешь, тебе лучше лежать в постели и отдыхать. Будет плохо, если мальчик продолжит бегать по улицам. Тогда на него могут снова напасть какие-то дураки. — Я убежал, — робко отвечает Хун-хун и после паузы поясняет. — Папа опять ругал меня. Сказал, что не хочет видеть. Говорит он чётко, значит, хотя бы зубы ему не выбили. Это уже успокаивает. — Я уверена, твой папа имел в виду другое. Ему наверняка стыдно, что он обидел тебя сгоряча, и он уже тебя ищет, — Се Лянь улыбается и целует мальчика в нос. — Мы покажем тебя доктору, а потом я отведу тебя домой. Не убегай больше, ладно? — Можно с тобой? — с прямо-таки пугающим отчаянием просит Хун-хун и цепляется одной рукой в воротник платья Се Ляня, второй продолжая прикрывать лицо. — Я мало ем. Я буду тебе помогать. Я могу спать на полу. Я не буду мешать. Не надо домой. Се Лянь вздыхает. Похоже, у него в самом деле дома не всё гладко. Но что сделает она, пятнадцатилетняя девочка? — Давай так. Я пойду к твоим родителям вместе с тобой и поговорю с ними. Я скажу, что ты плохо себя чувствуешь и тебе нужен покой, тебя нельзя трогать. А ещё — что ты очень смышлёный и интересный, и я хочу пригласить тебя в свой театр, когда ты поправишься. Идёт? Мальчик отрицательно мотает головой. — Я хочу к тебе. — Мы с тобой ещё увидимся, — обещает Се Лянь. — Выздоровей только сначала. Домой она его, конечно, не заберёт, но может быть другом. Это больше, чем ничего. Хун-хун не отвечает, только грустно смотрит, понурив голову. — А лет тебе сколько? — интересуется Се Лянь. — Десять. Теперь слов не находит уже Се Лянь. Похоже, Хун-хун плохо ест, раз выглядит настолько младше своих лет. А ведь его родители не похожи на бедных. В фельдшерско-акушерском пункте Се Ляню с трудом, но удаётся уговорить Хун-хуна зайти к дежурному терапевту без неё под обещание, что Се Лянь обязательно его дождётся. Но надо же случиться такой беде — прибегает её одноклассница, Фэн Синь, и говорит, что мать велела Се Ляню немедля бежать домой, что-то случилось с отцом. — Пожалуйста, извинись перед Хун-хуном, скажи, что я приду к нему сегодня же вечером, — просит Се Лянь Фэн Синя, положив руку ей на плечо. — Мне так неловко перед ним! Я обещала его дождаться. Обязательно проводи его до дома и объясни его родителям, что ему нужен полный покой. Хорошо? — Ладно, — нехотя отвечает Фэн Синь, отвернувшись. — Но если меня станут дразнить заразной из-за того, что увидели с этим ветряночным, будешь мне должна. — Ты же моя подруга, — виновато улыбается Се Лянь. — Только скажи, я помогу тебе всем, чем смогу.***
Солнце ещё не начинает клониться к закату, а Фэн Синь уже появляется у ворот дома Сяньлэ. Напряжённая и не разобрать, то ли злая, то ли грустная. Стоит, подпирая забор спиной, и смотрит себе под ноги. Заметив её, Се Лянь выскакивает из дома и спрашивает: — Что случилось? Что-то с Хун-хуном? — Да, — цедит Фэн Синь и неопределённо водит носком туфли по земле. — Не увидев тебя, он разозлился. Обвинил меня, что я тебя прогнала. Пнул меня в колено и убежал. Но это полдела. Врач сказал, что ему в драке сильно повредили глаз, и теперь, наверно, он на этот глаз ослепнет. А потом появился его отец, притащил его за руку и устроил скандал. Сказал, что мы покалечили его сына и что они сегодня же уедут обратно в Москву. Так что… наверно, даже лучше, что тебя там не было. — Боже, что я наделала! — вскрикивает Се Лянь и вцепляется в волосы. — Зачем я ушла? Ведь я могла подождать ещё пару минут! Её отец, как оказалось, просто разбил молотком палец и требовал, чтобы его утешали. А если… а если бы Се Лянь не заболталась с Советницей и пришла раньше, то глаз Хун-хуна мог бы быть цел! Что же она за дура? А теперь этому бедному мальчику никто не поможет!