Никто нас в церкви не венчал, а вся душа горит в огне. Зачем, казак, ты в степь умчал на вороном своём коне? … Зачем всех в мире лучше ты, как солнца свет, когда темно? Зачем желанный ты такой, как синеглазый вешний Дон? Зачем в станице за тобой казачки ходят табуном? ... Как у мечты своей спросить, бедой-разлукой не грозя? Ни в чём винить, ни позабыть, ни разлюбить тебя нельзя. Зачем взлетел ты на коня, умчал в лазоревый рассвет? Ни у тебя, ни у меня, ни у судьбы ответа нет. исполнитель: Н. Кадышева
Откуда-то издали, будто через открытое окно, доносится щебетание птиц. Сквозь приподнятые ресницы виднеется яркий утренний свет. Слишком яркий, пусть его и приглушают белые занавески. Полулежащий на спине Хуа Чэн пытается пошевелить руками, но его простреливает болью. Такой сильной, что не разобрать, это болит спина, грудь или плечи. Дышать тяжело, и от попытки вздохнуть всё жжёт изнутри. Кажется, из его груди что-то торчит. Хуа Чэн пытается скосить глаз и рассмотреть, но зрение после сна ещё нечёткое и голова какая-то туманная. В стороне слепой, правой, зоны что-то шевелится, и ладони Хуа Чэна осторожно касаются чьи-то пальцы. — Се Лянь… — хрипло выстанывает он, прежде чем успевает подумать. Пальцы сжимают его руку чуть сильнее, и человек, сидящий рядом, вздыхает. — Кто такая Се Лянь? — тихо спрашивает Цзюнь У. Хуа Чэн мысленно чертыхается. На стене оглушительно громко щёлкает секундная стрелка пыльных часов. — Это твоя любовница?.. — усталый голос Цзюнь У становится нежнее и будто грустнее. — Ты уехал к женщине?.. — Я. Уехал. По делам, — с усилием произносит Хуа Чэн, прокашливается и морщится от боли. — Дай мне воды. — Пей осторожно, — просит Цзюнь У, подносит к его губам стеклянный стакан и медленно наклоняет. — Тебе нельзя лишний раз двигаться. У тебя сломано ребро, и тебе поставили плевральный дренаж. Прохладная вода смягчает пересохшее горло. Без движения боль в теле становится терпимой, но душу с каждой минутой рвёт на куски всё невыносимее. С такими травмами он не встанет ещё месяца три. Как искать Се Ляня? А главное, как теперь объясняться с ней? Она могла встретить Цзюнь У и всё узнать. Как после всего этого Хуа Чэн будет доказывать Се Ляню свои чувства? Цзюнь У отставляет пустой стакан и ласково проводит тыльной стороной кисти по правой руке Хуа Чэна. — Ты снял кольцо, — с лёгкой печалью в голосе замечает она. — Кто она? Она замужем? Это её муж стрелял в тебя? — Это тебя не касается. Хуа Чэн отворачивается и медленно выдыхает. Сил играть правильного мужа сейчас нет. Совсем. — Я понимаю, — Цзюнь У проводит рукой по его плечу, едва касаясь. — Я всё понимаю, Хун-хун. Я для тебя старая. Мне уже тридцать два, а тебе только двадцать пять. Ты женился на мне, потому что так захотел твой отец и потому что нам обоим это выгодно. Нам это до сих пор выгодно, и поэтому мы не можем развестись. У нас много общих дел. Но я же вижу, что я тебя не привлекаю. Ты ни разу за восемь лет брака не лёг со мной в постель. Я не виню тебя, Хун-хун. Я знала, что это произойдёт. Что ты захочешь найти кого-то помоложе. Хочешь, я тоже признаюсь? У меня тоже есть любовник. Фитнес-тренер. Мы познакомились ещё до нашей с тобой помолвки. Даже хорошо, что я узнала про твою любовницу. Теперь у нас не будет тайн, и мы будем честны друг с другом, как и должны настоящие друзья. — Где я? — прерывает Хуа Чэн её совершенно не нужную сейчас речь. — В фельдшерско-акушерском пункте Сухоруслово, — с едва заметной ноткой презрения отвечает Цзюнь У. — Не волнуйся, мы скоро уедем обратно в Москву. Я уже выбрала подходящую больницу и забронировала вертолёт, чтобы тебя не трясли лишний раз в дороге. Вспыхнувший огонёк надежды заставляет Хуа Чэна слабо улыбнуться. Пока он в Сухоруслово, у него ещё есть шанс. Тем более что Се Лянь работает здесь же медсестрой. Плохо, что Хуа Чэн не может встать и вообще толком ничего сделать, но он что-нибудь придумает. — Мы никуда не поедем, — решительно произносит он. — Из-за твоей девушки? — фыркает Цзюнь У. — Давай я дам тебе телефон… нет, тебе нельзя сейчас нагружать руки. Давай тогда ты скажешь мне пароль от твоего телефона, я подключу гарнитуру, позвоню твоей, этой, как её, и ты ей скажешь, что свяжешься с ней позже. У тебя пневмоторакс из-за огнестрельного ранения. Одно лишнее движение, любая случайность, и твоё лёгкое уже не получится восстановить. Это же не капризы какие-то. Она должна понять. — Нет, — отрезает Хуа Чэн. — Обвини во всём меня, — посмеивается Цзюнь У. — Скажи, что жена-стерва приковала наручниками к кушетке, никуда не пускает и силой заталкивает в вертолёт. Но ты перегрызёшь цепь зубами, как только дотянешься, и привезёшь ей подарок. — Если ты так сделаешь, я с тобой разведусь, — огрызается Хуа Чэн. — Ты обижаешь меня, Хун-хун, — качает головой Цзюнь У, достаёт влажную салфетку и протирает его покрытый испариной лоб. — Я бы никогда не стала покушаться на твою свободу. «А как тогда назвать весь этот цирк с браком?!» — так и хочет возмутиться Хуа Чэн. Но сейчас не время для ссор. Он должен беречь силы. Пока он размышляет, как бы спровадить жену, Цзюнь У сама встаёт и говорит: — Ладно, ты, наверно, хочешь отдохнуть. Я сняла комнату в доме недалеко от этого заведения. Если буду нужна, попроси кого-нибудь из персонала позвонить мне, у всех есть мой телефон. Я сразу приду. — Хорошо, — отмахивается Хуа Чэн и опускает веки, притворяясь, что его правда клонит в сон. Раздражает всё. Её голос, трубка, торчащая между рёбер, боль от каждого вздоха, вынужденная неподвижность, свет. Да вся его жизнь невыносима, как эти минуты. Должно же было всё пойти настолько не так! Цзюнь У останавливается у его кровати и задумчиво смотрит в окно. — А тебе не кажется… извини, конечно, что говорю такое… но ты хорошо знаешь эту девушку? А если она кого-то попросила… — Исключено, — цедит Хуа Чэн. — Не смей даже думать о таком. — Я просто предположила, — пожимает плечами Цзюнь У. — Ты сказал, что поехал к другу, а потом мне позвонили из какой-то деревни на краю соседней области и сказали, что в тебя стреляли. Я не знала, что думать. Я здесь ни с кем не знакома. Я просто очень испугалась за тебя. До сих пор боюсь. Ведь того, кто пытался тебя убить, так и не нашли. Не думаю, что местная полиция будет всерьёз это расследовать. Посадят какого-нибудь алкаша, который давно всем надоел дебошами, и… — Я правда устал. Оставь меня одного, — требует Хуа Чэн. Цзюнь У целует его в лоб и уходит. Лицо хочется протереть, но от попытки поднять руку из единственного глаза сыпятся искры.***
День тянется мучительно долго. Всё, что может Хуа Чэн, это переводить взгляд с потолка и стены на дерево в окне и обратно. Каждое движение рукой или ногой едва не убивает его. Он пытался, преодолев острую боль, найти на прикроватной тумбе телефон в надежде хотя бы написать своему другу Хэ Сюаню, а лучше — посмотреть на фотографии Се Ляня, но телефона нигде не оказалось. Медсёстры сказали, что в его вещах не рылись и не помнят, был ли он вообще. Потерять телефон не страшно. Если он в самом деле потерялся, а не остался в доме Сяньлэ. Все важные данные у Хуа Чэна сохранены в облаке, и без разблокировки оплатить через NFC ничего нельзя. Куда страшнее полное одиночество. Хуа Чэн со злостью сминает в пальцах простыню. Он сейчас должен ползать в ногах у Се Ляня и вымаливать прощение за фокус с образом Сань Лана и за то, что он позволил её подругам кривляться перед ним. И он не может даже пытаться её найти! А если какое-то чудо приведёт её в его палату, он будет вынужден лежать, как труп. Он может даже не сразу её увидеть: чёртова дверь находится справа. От злости на судьбу сердце колотится, как сумасшедшее. Пятнадцать лет он мечтает только об одном: быть рядом с Се Лянем и помогать ей. Всем, чем потребуется. Делать для неё всё, включая самое невозможное. Защищать её. И вместо этого ему сначала приходится наблюдать в соцсетях, как её унижают и издеваются над ней — из-за него! Потом, в семнадцать, он снова совершает ошибку: не говорит ей сразу, что помолвлен. Как он мог подумать, что это удастся долго скрывать! Снова он становится причиной её слёз, ещё более горьких, чем в школьные годы. Обижает её настолько, что она бросает ключи от съемной квартиры на ресепшене «Призрачного города», высказывает администратору, что больше не желает видеть такого мерзавца, как Хуа Чэн, и уезжает из Москвы, не попрощавшись. И удаляется из всех соцсетей. Следующие восемь лет Хуа Чэн живёт с гнетущим чувством вины, которое терзает его каждый день и каждую ночь. И вот он «дожидается» смерти отца, наследует сеть медцентров, заканчивает высшее образование и решается вопреки всему ещё раз попытаться бросить всё, что имеет, к ногам своего ангела. Но выходит намного хуже, чем раньше. Пусть только ему попадётся мразь, которая в него выстрелила! Хуа Чэн перережет глотку этому… нет, хуже. Сделает инвалидом и заставит мучиться всю жизнь. Его вновь заходят проведать. Толстая низенькая медсестра лет шестидесяти на вид, в косынке и с недовольным лицом, как у тех, кто любит скандалить и требовать лечить их бесплатно. Хуа Чэн не выдерживает жестокой тоски, собирается с духом и спрашивает ослабевшим голосом: — Се Лянь ведь здесь работает? Вы можете позвать её? Появляться перед глазами прекраснейшего из ангелов вот таким, немощным и больным, стыдно, но он сойдёт с ума, если не увидит её. — Выходной у неё, — отмахивается старуха и осматривает Хуа Чэна с профессиональным равнодушием. — Завтра придёт, обожди. — Я заплачу любые деньги, — почти умоляет Хуа Чэн. — Мне очень нужно её увидеть. Старуха с сомнением косится на него, будто что-то прикидывая. — Триста тыщ, — решает она. — Чего? — осторожно уточняет Хуа Чэн. — Тонн золота, — хмыкает старуха. — Рублёв. Есть стока? — Есть, — с облегчением кивает Хуа Чэн. — Богом поклянись, — нахмурившись, требует медсестра и воровато оглядывается на дверь. — А то встанешь на ноги и будешь таков. — Клянусь богом, дьяволом и родной матерью, чтоб мне пусто было, если я вас обману, — заверяет Хуа Чэн и от волнения весь покрывается холодным потом. Был бы у него телефон, он бы всё перевёл сразу, как только Се Лянь появится. — Окэй, — хитро улыбается медсестра и слегка пожимает его руку. — Но если девка твоя откажется идти, моей вины нет. Наш договор, что я попрошу её, а там она сама решит. Не в мешке же мне её волочь. — Конечно, — кивает Хуа Чэн и внимательнее всматривается в лицо старухи, чтобы запомнить и найти её, если она не исполнит свою часть договора.***
Всю вторую половину дня Хуа Чэн лежит, как на иголках и дышит через раз, мысленно умоляя высшие силы, если они есть, сделать всё, чтобы Се Лянь пришла, и взамен забрать у него что угодно. Только бы его ангел спустился к нему с небес, а дальше ей одной решать, жить ему или умереть. Тихо скрипит дверь. Хуа Чэн перестаёт дышать. Душа болезненно трепещет, готовая вылететь из смертного тела, если таков будет приказ. — Ну и чего вам от меня надо? — спрашивает холодный злой голос.