нежность растет изнутри

В тот вечер ни один из них не смог работать. Игорь вообще не мог сосредоточиться на деле. Его сильно выбил из колеи собственный всплеск эмоций. Не думать об этом не получалось. Сергей хоть и притащил свой ноутбук на кухню к Грому, видимо, не желая оставаться в одиночестве в гостиной, но быстро отказался от идеи заняться делами. Он захлопнул ноутбук и подпер голову руками с таким загруженным видом, что стало понятно: работа не шла ни у кого из них двоих. Они сидели на кухне за столом, друг напротив друга. Уже стемнело, поэтому Гром потянулся к выключателю, чтобы зажечь свет, но Сергей остановил его. — Может, не будем свет включать? — попросил он. Игорь пожал плечами и опустил руку. Ему, в общем-то, было все равно. — У меня в офисе очень светло всегда, и я как-то устаю от этого. Особенно в последнее время, — пояснил Разумовский как-то потерянно. Он обнял себя руками, залез на табуретку с ногами и вообще стремился стать как можно меньше. Он в темноте хотел спрятаться, вдруг понял Гром. Он вечно на свету, у всех на виду, совсем границ никаких нет. А в темноте никто бы его найти не смог. Тут, без света, без привычных навороченных гаджетов, в старой квартире, Сергей ощущал себя в безопасности, потому что это было так непохоже на его обычную жизнь. — Было время, когда я темноты боялся. А надо света, оказывается, бояться. И шума. Не люблю шум. Это всегда беспокойство, — раздумчиво проговорил Сергей, обращаясь как будто не к Игорю. Гром не знал, что ответить. Он чувствовал, что говорили на самом-то деле не с ним, а с кем-то, кто постоянно незримо присутствовал с Сергеем. И Игорь был лишь случайным свидетелем такого разговора. — Я не смог. Не выкарабкался, хотя я обещал. Я думал… думал, что справлюсь. Но… — Сергей уткнулся лицом в ладони, удерживая себя от лишних откровений и, быть может, от слез. — Извините, Игорь, — сказал он, немного успокоившись. Гром только кивнул. Тишина странным образом смягчала обстановку — в ней правда было проще спрятать свои эмоции. — Нервы ни к черту уже, — продолжал оправдываться Разумовский, украдкой вытирая глаза. — Чай хотите? — предложил Игорь, не пытаясь продолжать странный и болезненный для Сергея разговор. — О да, было бы очень кстати, — с преувеличенным энтузиазмом согласился Разумовский. Гром с готовностью приступил к этому простому бытовому делу — он был очень рад занять себя. Руки очень болели, особенно костяшки, которые саднили при каждом движении, но ему было все равно. Игорь так часто испытывал боль — чаще физическую, чем эмоциональную, конечно — что игнорировать ее уже переходило в привычку. — Вы такой… нелюдимый, — заметил Сергей тихо, рассеянно наблюдая за тем, как Гром заваривал чай. -… Почему? — А вы почему? — спросил Игорь, может быть, резковато. — Вы даже никого не предупредили, куда пропадаете. — Некого предупреждать, — ответил Сергей. Оба замолчали. Удивительно было, как настолько разных во всех отношениях людей объединяло банальное одиночество. Гром-то знал, что привык к этому, как и ко всему плохому в своей жизни. Впрочем, чувство, что только у него никого нет, а вокруг все счастливы, иногда накатывало. А тут оказалось — не один Игорь такой до отчаяния одинокий. Чай был хоть и дешевый, но горячий и приятный, и своей теплой уютностью как-то сгладил откровенность последних фраз. Игорь был спокоен внешне, но его мысли никуда не исчезли, как по волшебству. У него была явно проблема, с которой он пил чай на своей кухне. — Пойдемте спать, а? — предложил Игорь, чувствуя, что почему-то устал. Странно, ничего не делал днем почти, а спать хотелось до ужаса. — Да рано еще, я поработал бы, — попытался отказаться Разумовский. Игорь собирался ответить, но его прервал резкий и продолжительный звонок в дверь. Звонили настойчиво и уверенно. Так мог лишь один человек, которого Игорь знал. Он тяжело вздохнул и пошел открывать, напоследок бросив Разумовскому, чтобы он оставался на кухне. Ожидаемо, на пороге стояла Юля: как всегда красивая, бодрая, активная. И наглая. — Привет, майор, — улыбнулась она и привычно шагнула в квартиру без приглашения. — Юль, сейчас, наверно, не лучшее время, — растерянно сказал Игорь, придерживая ее за руку. Она тут же выдернулась из хватки Грома и посмотрела на него с любопытством и нарастающим раздражением. — Чего это? Раньше можно было всегда. Или… у тебя гости? — догадалась она, вскинув брови. — А прикидываешься волком-одиночкой постоянно. — Да, Юль, и я пока… не готов вас знакомить, — проговорил Игорь, снизив голос. — А-а, — протянула Юля, — так у тебя кто-то появился. Так бы сразу и сказал. А чего вы в темноте сидите? Она прошла в гостиную, щелкнула выключателем. На потолке теплым желтым светом загорелась одинокая лампочка. Юля украдкой осмотрела комнату на предмет каких-то изменений, следов чужого человека. Ничего не увидела. — А ты чего хотела-то? — спросил Игорь, нервно хрустя пальцами. — Да ничего, просто решила забежать проведать друга после рабочего дня, — как будто обиделась она. — Ну ладно, не буду отвлекать тогда. Чао, развлекайся. — Пока, — успел сказать Игорь перед тем, как дверь в его квартиру захлопнулась. Ему стало стыдно перед Юлей, он обошелся с ней некрасиво. С другой стороны, нельзя было ей узнавать обо всей ситуации с Разумовским. Увидь она его у Грома на кухне — не отстала бы с вопросами и в конце концов выяснила бы все. Игорь пообещал себе поговорить с Юлей и извиниться. Но позже, когда дело закроет. Дорого оно ему давалось, так и всех друзей недолго лишиться. Гром поморщился, вспомнив о Роме. Тоже все неприятно вышло… — Извините за этот неожиданный визит, — сказал он, вернувшись на кухню. Игорь словил себя на мысли, что в последнее время только и делал, что извинялся, словно был кругом виноват. — Да ничего страшного. Спасибо, что не выдали, — слабо улыбнулся в ответ Сергей. — Это было бы непрофессионально, — пробормотал Гром. — Свет выключить? — Да, если можно, — кивнул Сергей. Квартира опять погрузилась в уютную темноту. Игорь сел за стол, к остывшему чаю и тихому Разумовскому. — Вы, конечно, умеете удивлять. С Юлией Пчелкиной дружите… — задумчиво сказал Сергей. — А откуда вы знаете, что это она была? — искренне удивился Игорь. — Да я же не дурак, по голосу узнал, — пожал плечами Сергей. — Она же знаменитость. И вы по имени ее назвали, к тому же. Гром кивнул, озадаченно хмыкнув. Ну да, дедукция простая. Особенно если ты гений. — Вы ей нравитесь, должно быть, — продолжил Разумовский, заступая на какую-то чересчур личную территорию. — Может, и не просто как друг. — Ну а это вы с чего взяли? — усмехнулся Игорь. — Юлька не из тех, кто позволит себе увлечься и зацвести. — То есть вам она не нравится? — поинтересовался Разумовский чуть-чуть живее, чем того требует разговор людей, достаточно плохо знающих друг друга. — Да нет, — ответил Игорь, даже не задумавшись. — Я знаю, что мы с ней не сошлись бы, — и что-то сподвигло его продолжить. — Она для меня слишком… ну, правильная, что ли. В хорошем смысле. Она за ЗОЖ, йогу там, позитивное мышление, нацеленность на успех. Это же замечательно, но… мы бы с ней не сошлись. Ну вы видите, как я живу, — он с грустной ухмылкой окинул взглядом свою кухню. — Это все не для Юли. И она это понимает сама. Нравлюсь… Только если немного, но точно не до смерти, как водится. — Я такой же, как и вы, в этом смысле, — усмехнулся Разумовский. Игорь перехватил его теплый взгляд. — А вот мой любимый… человек, — его голос ощутимо дрогнул, — наоборот, вечно заботился… Впрочем, — перебил он сам себя, — это неважно. Вы спать предлагали? Я только за, я… устал что-то. Сергей на глазах погрустнел, как будто поник от темы, которую сам затронул. — Да, пора уже, — Гром тоже поспешил замять неловкость. Разумовский выглядел несчастным и смущенным окончательно. — Я вам на диване постелю, а сам на пол лягу, — сказал Игорь непререкаемым тоном. Сергей хотел было что-то возразить, но Гром не дал: — Пожалуйста, давайте не будем играть в вежливость, я отлично сплю где угодно, а вам надо спать хорошо. — Я и так вам одни неприятности приношу, — подавленно сказал Сергей, обхватив себя руками. — Еще вам неудобства причинять… — Не думайте об этом. Я как собака. Бегаю, ищу, охраняю, получаю пинки в бок, грызусь. И сплю на коврике, — усмехнулся Игорь. Ему за себя-то было не обидно — так и было, на самом деле, он сам выбрал такую жизнь. А Разумовского такая правда ощутимо покоробила. — Не говорите так, — попросил он, глядя в глаза Грому. — Вы никакая не собака, вы человек, — он немного замялся. — Причем очень хороший. Не принижайте себя. Добрый ты, удивился Гром — про себя, конечно. И видно, что искренний — зачем говорить простому менту такие слова иначе. Как же тебя не съели с потрохами эти акулы? И как ты сам среди них таким остался? Хорошо, что так. Значит, Игорю есть зачем работать и за что бороться. — Я из-за таких, как вы, в полицию пошел, — признался Гром. — Чтобы не всем мараться пришлось, чтобы умные и честные могли спокойно работать. А сейчас… Да вы лучше меня знаете, кто ваши партнеры. Такие… сволочи. В горле у Игоря комом встали слова невысказанной симпатии. Страшно было, что его неправильно поймут. Страшно было нарушить такую хлипкую, чуть наладившуюся связь. Поэтому Игорь остановился на такой горькой ноте, не решившись продолжить. А сказать хотелось, что у Разумовского душа есть, настоящая. И что такой души ни в одном человеке он еще не видел и не чувствовал. — Я вам постелю… у меня, кажется, была простыня лишняя. Вы пока, может, зубы почистить идите, — предложил Гром, старательно изображая бурную деятельность. Ему мгновенно стало неловко за то, что он только что сказал, но Сергей выглядел приятно смущенным, хотя, как всегда, прятался за своими волосами. Он кивнул и пошел на кухню — ванной не было, — ничего не спросив у Грома. А у Игоря ком в горле не проходил, аж слезы на глазах выступили. Ему казалось, что его вот-вот вырвет. Он задохнулся в приступе сильного кашля, прижал ко рту ладонь и взмолился, чтобы это было не тем, о чем он сразу подумал. Но когда Игорь отнял руку ото рта, на его ладони лежало несколько крохотных желтых лепестков — одуванчик, что ли, отрешенно подумал Гром. Вестник его будущей смерти. Он шумно вдохнул и выдохнул. Боли в груди еще не было, видимо, была еще совсем ранняя стадия. Игорь всеми силами пытался обходить в голове тот факт, что причиной его болезни… стал Разумовский. Он не должен был ничего узнать. У преступника же тот же диагноз. Это напугает Разумовского. Игорь должен был скрыть от Сергея, что… влюблен в него. Влюблен. В Разумовского. В мужчину. В потерпевшего, в конце концов. И скоро умрет от этого. Разбить кулаки уже не поможет в такой ситуации. И даже кого-то другого избить — тоже. Более того — вообще сделать ничего нельзя. Все, Гром, каюк тебе в белых тапочках. Бестолковая жизнь у тебя выдалась — столько раз до полусмерти избивали и все выкарабкивался. А тут умрешь, даже подумать стыдно, от влюбленности в… мужчину. Игоря передернуло. Он не знал, от отвращения ли, от страха или от презрения к себе. Все вместе, должно быть. На кухне перестала шуметь вода. В гостиную обратно, тихо ступая по паркету босыми ногами, вошел Разумовский. Он, видимо, заметил, как по-новому взглянул на него Гром, потому что настороженно застыл на месте. — Все в порядке? — опасливо спросил Сергей. — Да, — угрюмо ответил Игорь. — Ложитесь. Разумовский лег на жесткий диван, укрылся старым шерстяным одеялом, немного поерзал, укладываясь поудобней. Гром отвернулся — у него от вида такой мирной и уютной возни почему-то защемило сердце. Гром приказал себя не думать об этих глупостях и побыть наконец-то мужчиной. Гром пробормотал что-то вроде «спокойной ночи» и лег спать в максимально далекий от Разумовского угол, прямо на пол — боялся, что ночью мог что-то сделать. Гром пытался забыть об этом. Гром закусил большой палец, на удивление, не поврежденный, чтобы сдержать слезы. Гром не смог. -- — Сергей, в офисе обнаружен неизвестный объект, — информировала Марго своим приятным прохладным голосом. Это был первым, что Игорь услышал с утра. Судя по шороху с дивана, Разумовский тоже проснулся буквально только что. Осмыслив информацию, они оба вскочили. Не договариваюсь, начали быстро собираться. Сергей, взволнованный, хоть и сонный, пытался одновременно привести в какой-то порядок волосы и умыться холодной водой. Гром смотрел на нео, хлопал себя по щекам, морщился от боли в спине и мечтал о кофе. И еще позабыть о том, что скоро умрет, хотя бы на время. Гром тревожно поглядывал на Сергея всю дорогу. Он весь извелся от страха неизвестности — что такое этот «неизвестный объект», по выражению Марго? Игорь набрал Прокопенко, не отрываясь от дороги, и попросил прислать саперов к офису «Вместе». Разумовский побледнел и вжался в сидение. Когда они подъехали к офису, навстречу им вышли двое в костюмах саперов, сзади маячили уже знакомые охранники. — Пошли, — коротко и без лишних реверансов кивнул им Гром. Оглянулся на Сергея через плечо. — Все нормально, я тоже пойду, — решил тот и сжал губы, храбрясь. Этим «объектом» оказалась картонная коробка, довольно большая, приметная. Такую под курткой не пронесешь. Саперы первыми приблизились к ней и сняли крышкой. Бомбы там не было, зато было нечто, плотно замотанное в пленку. Гром жестом попросил всех отойти, но Разумовский остался рядом. Игорь присел на корточки, быстро содрал пленку и охнул. Он попытался тут же оттащить Сергея, чтобы он не увидел этого, развернуть его за плечи. Но по его окаменевшему абсолютно белому лицу майор понял, что тот все видел. В коробке лежал трупик волчонка с пулевыми ранениями. Видимо, это было особенное издевательство, потому что пять пуль для совсем юного зверька — это перебор. В довершение всего была непонятная записка «суженый-ряженый». У Разумовского был явно шок. По его лицу текли потоки слез, но он не плакал, никак не выражал свои эмоции. — Сергей, вы как? — обеспокоенно спросил Гром, придерживая его. Никакой реакции не последовало. Разумовский молчал. Молчал и смотрел на то место, где была коробка, хотя оттуда ее уже убрали. — Сергей? Вы меня слышите? — Игорь обхватил его лицо ладонями и похлопал по щекам. Ноль реакции. — Воды принесите и что-нибудь теплое! И скорую! Быстро! — крикнул он растерявшимся охранникам. Игорь чувствовал, как его дурацкая, никчемная болезнь из-за такой близости к Сергею начала застилать его сознание. Он отвернулся и выкашлял в кулак целый цветок, мелкий одуванчик, который быстро спрятал в карман, пока никто не увидел. Гром просто держал в ладонях лицо Разумовского, который смотрел куда-то в пространство, и думал, что, наверно, в последний раз видел его так близко. Сергея начала бить крупная дрожь, лицо исказилось, как от боли. Он зарыдал, начал заламывать себе руки и пытался сквозь плач что-то прокричать. Его трясло от рыданий: шок перешел в истерику. Гром аккуратно придерживал его за голову одной рукой, другой снимал свою кожанку. Он закутал Разумовского, прижал его руки, чтобы он не поранился и заставил выпить воды, которую наконец-то принесли. Заплаканный Сергей, уже немного успокоившийся, хотел что-то сказать Грому, но тот покачал головой: не здесь. Сергея все еще трясло. Он неосознанно прижимался к Игорю, а тот сжимал зубы, не давая своей болезни завладеть им. Ему было очень, очень стыдно. Игорь оставил Сергея в кресле в фойе, а сам взял буквально за шкирку охранника и приказал составить список всех, кто был в здании этим утром без исключения. Тот, уже знакомый с методами Грома, предпочел сразу послушаться. Сам Игорь, для которого такая выходка преступника стала последней каплей, устроил мозговой штурм. Что он знал? Сталкер, видимо, был знаком с расположением камер видеонаблюдения. Приходил во время обеденного перерыва, кроме последнего раза. Вероятно, кашлял. Откуда-то знал Разумовского, раз умудрился влюбиться. И… Гром застонал от собственной тупости. Ну как же долго до него доходило! Он быстро направился в комнату охраны, на всякий случай оглядываясь по сторонам. Его как будто уже ждали: тот самый невозмутимый охранник Данила, который постоянно кашлял, теперь ухмылялся ему в лицо. Гром дал ему в лицо, прижал к столу, скрутил руки за спиной и объявил, тяжело дыша: — Ты задержан, подонок.