Голос Старого Мира

Бараки для беженцев расположились в дальней части города, в тени башен местной больницы и Гражданского Корпуса. Часть представляли собой перестроенные заброшенные помещения, некогда технического назначения. Другие, выстроенные недавно, смотрелись немногим лучше: тонкие стены, простыни, тут и там натянутые вместо межкомнатных перегородок, и не до конца определимый мерзкий запашок. Пресли виновато кашлянул, переглядываясь с одним из братцев-толстячков — Рика никак не могла запомнить их всех: — Я знаю, мест и без того не хватает, но, нельзя ли… В конце концов, она тоже неместная и будет работать на благо города. Вдобавок, она может помогать с ремонтом и даже со стройкой в свободное время. Она здорова, не нуждается в лечении, у неё все конечности на месте, да и за паёк может платить, нужен только свободный угол… Свободный угол нашёлся: отгороженный двумя грязными простынями, со старой лежанкой, скрипевшей при малейшем движении. Этот скрип вливался в десятки таких же по обе стороны простыней, и то и дело с другой стороны скользили, исчезая, колыхающиеся тени. Лёжа без сна, Рика радовалась про себя, что не придётся проводить здесь так уж много времени: труд старателей, помимо прочего, неплохо оплачивается, так что накопить на собственное жильё — лишь дело времени. Рядом беспрестанно бормотали: это был старый изуродованный беженец, слепой на один глаз, с лицом, похожим на кое-как слепленную желтоватую глину. — Везде. Они везде, ходят за нашими спинами, ждут, когда расслабимся, чтобы впиться в глотки… Спасаясь от безысходной тоски бараков, она взвилась ни свет, ни заря, и с добрых полчаса простояла у ворот, дожидаясь, пока появится её будущий отряд. Она пыталась напустить на себя профессиональный вид, но уголки рта невольно ехали вверх, и Рика улыбалась, разве что по-щенячьи не вываливая язык. Заметив вдалеке одинокую фигуру, она метнулась было навстречу, но почти сразу затормозила. Гаст, кое-как волочивший за собой мольберт, уставился на неё как на насекомое. Втайне Рика понадеялась, что сейчас они легко разойдутся, как расходилась она с десятками других горожан. Увы, под выжидающим взглядом из-под полуопущенных век ей стало неуютно, и скорее чтобы разрядить обстановку, чем из желания действительно помогать, она спросила: — Тебе помочь? Эта штука выглядит довольно тяжёлой. Гаст отрицательно покачал головой: — Ещё успеешь за сегодня потаскать тяжести и по уши вымазаться в грязи. Да, у Хиггинса сложный характер, но ты в самом деле решила, что у старателей работа проще? Бесцеремонность вопроса обескураживала. С чего вдруг ей перед этим едва знакомым типом отчитываться? — Не проще, но уж точно полезнее для города. Он возвёл глаза к светлеющему небу: примерно такое же выражение было у Рики, когда ей в тысячный раз твердили об опасности избранного пути и повторяли что-то о повышенной смертности, сливающееся в монотонный шум, какой бывает, если долго держать у уха ракушку. — Вы все так говорите, что ли? — Гаст шумно выдохнул и отвернулся. — Неважно. Поосторожнее там. Надоело смотреть, как мимо дома таскают трупы. Почти сразу он поспешил прочь, к лестнице, ведущей к главной площади, и скрылся за домами. Размышления, пытался ли он таким образом выказать беспокойство или сорвать на ком-то дурное настроение, выветрились с прохладным ветерком почти сразу, тем более что постепенно у ворот начали собираться люди. Пока Рика не осмеливалась подойти к кому-то из них, тем более в большинстве своём на неё не обращали внимания. Некоторые переговаривались между собой, то жалуясь на цены, то посмеиваясь над накануне рассказанной забавной историей: обычные, бытовые разговоры. Среди старателей мелькали и знакомые лица, те, с кем она сталкивалась, лавируя в узком коридоре барака. Вот, значит, в чём дело и почему здесь не было изначально вакантных мест: все возникающие прорехи мигом заполнялись многочисленными беженцами. Вскоре у закрытых ворот уже шумела толпа, и тогда начали прибывать сотрудники Гражданского Корпуса. Каждый сотрудник корпуса, собрав свою группу, направлялся к воротам. Некоторые группы сопровождало по трое-четверо: на поясах — мечи и колчаны, за спинами — тяжёлые арбалеты. Видимо, эти отправлялись на особо опасные участки. Когда ещё один отряд прошёл мимо, Рика заметила и ту, кого искала. Брук вполголоса переговаривалась о чём-то с Арло. — Можешь не сомневаться. Никто бы не выжил вне стен так долго, поэтому… Когда Брук её заметила, Рика невольно вытянулась по стойке «смирно». Команды не было, но перед ней напрашивалось само собой. Та коротко кивнула: — За мной. Пока большая часть старателей под лязг и скрежет ворот проходила на другую сторону, Рику отвели в небольшой закуток по правой стороне. Там её оглядели с головы до ног и уточнили, что в дальнейшем неплохо бы ей для работы подобрать штаны, полностью закрывающие ноги: шорты до колен хороши, но не там, где можно случай вляпаться в токсичные отходы или наступить на змею. После этого замечания ворчливая старушка, заведующая складом, под расписку вручила ей полупустой рюкзак. В нём не было ничего, кроме пары скрученных верёвок, ещё одной, завязанной в петлю, каски и альпинистского карабина. — Мы работаем на двадцать восьмом участке. Кирку и лопату возьмёшь на месте: в конце предыдущей вылазки нам пришлось бросить снаряжение прямо в пещере. Воображение услужливо подкинуло целую плеяду причин в виде жутких картинок. На них кто-то напал, страшное существо из глубин, вроде тех, которых опасался отец, когда им предстояло пересекать подземную реку, и растерзал их товарища в клочья. У того оборвалась верёвка, и бедняга разбился насмерть, да так, что им пришлось выбирать — взять ли снаряжение или тело покойного старателя. А, может, обвалился потолок… Рика встряхнулась и приказала мыслям замолчать. Безусловно, руины опасны, но паника делу не поможет. Странная смесь страха и радостного предвкушения засела глубоко в груди, заставляя сердце потесниться. — А оружие? На случай, если мутанты… Брук указала на арбалет за своей спиной. — Оружие положено только членам корпуса. Думаешь, возьмёшь эту штуку и сию же секунду выстрелишь? Без тренировок ты скорее кого-нибудь покалечишь. — Это верно, — Рика слегка осмелела, устав бояться. — Но, если бы старателей обучали и такие были у всего отряда… — В этом нет необходимости. Тебе и без того будет чем заняться. Холодный тон обрубил желание спорить, точно отточенный топор. Даже не возникло вопросов, не мешает ли их предводительнице отсутствие нескольких пальцев. Мрачные мысли развеялись, когда тяжёлые ворота, грохоча, открылись перед отрядом. Она приподнялась на цыпочки, чтобы разглядеть, что там, из-за спины высокого молодого мужчины, но там оказались ещё одни ворота. «Разумно, — подумала Рика. — Что-то вроде буферной зоны». Похожими было окружено Зелёное Взгорье: выжженное кольцо, не подпускающее стремительно разрастающиеся джунгли ближе, и башни с флюгерами, чтобы лучше определять направление ветра. Здесь, у вторых ворот, выстроились в ряд диковинные машины. Стараясь не отставать от группы, Рика крутила головой. Над ними разносилось тарахтение старых двигателей, кое-как приведённых в чувство: в том, чтобы их заводить, явно было что-то сродни воскрешению. Над площадкой клубился чёрный дым. Рика рефлекторно закрыла нос и рот повязанным на шее платком. В этом не было нужды: остальные шли с открытыми лицами, но с детства вбитая привычка давала о себе знать. Теоретически, Рика знала, что такие штуки зовутся автобусами, но вживую, да ещё работающие, видела впервые в жизни: раньше приходилось довольствоваться рисунками и рассказами отца. В Зелёном Взгорье такими не пользовались: не было смысла. Чуть отойдёшь от города, минешь выжженное кольцо, и начинается непролазная чащоба, сквозь которую остаётся только прорубаться, отбиваясь от ядовитых ползучих лиан. Отряд погрузился в полумрак автобуса и занял места по обе стороны. Рика села рядом с двумя переговаривающимися девушками. Одна, темноволосая и мелкорослая, только слушала, пока вторая, рыжая, чумазая, с болтающимся на шее «ожерельем» с подвешенным на него набором маленьких отвёрток, что-то оживлённо рассказывала. Водитель обернулся к ним, и Рика едва не вздрогнула: выглядел он почти так же жутко, как её безумный сосед по бараку. Крупный, с клочковатыми усами, будто налипшими над верхней губой, и с пергаментно-белой кожей, на которой виднелись застарелые следы ожогов и несколько свежих волдырей. Утро было тёплым, и всё же его руки скрывали плотные кожаные перчатки. Из-под них виднелись края повязок, стягивающих запястья, и даже на расстоянии Рика могла уловить неприятный, кисловатый запах. Брук, очевидно, привыкшая, села рядом с водителем, и тот радостно осведомился: — Ну что, смертнички, в какую преисподнюю на этот раз? — Продолжаем работу на двадцать восьмом. — Кто бы сомневался, — пробурчал водитель, силясь завести двигатель: тот сопротивлялся и лишь издавал оглушительные хлопки, после чего затихал. — И пары дней не прошло… — Не ворчи, Тардин. В руинах такое случается, и ты это знаешь. Сектор в зелёной зоне, так что… «Зелёной зоной» обозначали потенциально безопасные территории. Рике в детстве это казалось нелогичным: почему так, если зелёный — цвет опасности, цвет налетающих с севера газовых облаков? Автобус, наконец, завёлся, и они выехали за ворота. Больших окон в машине, выкрашенной в зелёной и завешенной сверху листьями, не было и быть не могло, но хватало и крохотного, чуть приоткрытого, чтобы разглядеть проплывающие мимо ряды деревьев и оставленную задолго до шинами колею. Дороги не было. Отряд трясло и подбрасывало на каждой кочке, что, кажется, совершенно не смущало водителя. Теперь Рика подозревала, что знает, откуда взялась огромная трещина, пересекающая лобовое стекло: даже учитывая неровность ландшафта, вёл Тардин резко, не сбавляя скорость даже на поворотах, и частенько автобус заносило. — Специально для нового члена нашего отряда, повторю цель вылазки, — Брук, сидевшая по правую руку от водителя, повысила голос. — При раскопках в естественной пещере были обнаружены трубы неизвестного назначения. Наша цель — расширить зону поисков, не повредив трубы, по возможности проследить, куда они ведут. Строительство сооружений возле пещеры, ввиду… инцидента временно откладывается. Если будет возможность снова установить лестницы, воспользуемся ею. При упоминании «инцидента» другие старатели, до того с интересом разглядывавшие новенькую, как один опустили головы. Лицо сидящей рядом рыжеволосой заметно побледнело, и с него разом испарилась улыбка. Общее горе, объединявшее их, одновременно отделяло Рику, понятия не имевшую, что именно произошло. Брук ненадолго задумалась о чём-то, после чего даже резче, чем раньше, рявкнула: — Эйби! Темноволосая, копавшаяся в рюкзаке, встрепенулась: — Да? — Не перегружай ногу. Никому не будет лучше, если тебя придётся нести. Разговоры стихли. Даже две девушки по соседству замолчали и теперь только изредка переглядывались, пока темноволосая не прикрыла глаза, провалившись в полудрёму. Очевидно, путь им предстоял неблизкий. Не решаясь обратиться к кому-нибудь первой и перебить угрожающий рокот двигателя, Рика рассматривала то пейзаж за окном, удивительно мирный, то сам автобус. Штуковина, способная ездить без тянущих её лошадей, невольно приковывала внимание. Интересно, как автобус собирали? Неужели откопали целиком рабочий, чтобы был подходящий образец? Легко верилось, что конкретно этот и был прародителем подобной техники: тут и там краска облезла и исцарапана, ставня на одном из крохотных окошек сорвана. Прямо под ногами Рика заметила сквозную дыру в покрытии, небольшую, величиной с подушечку пальца, и кое-как прикрытую брошенной рваниной. Тем временем деревья расступились, сменившись разросшимся кустарником. Целые поля, захваченные сорняками, докуда только хватало взгляда. Над зеленью возвышались крупные, с два сжатых кулака, цветы: красно-розовые, меланхолично шевелящие лепестками: сядет на такой насекомое, а то и мелкая ящерица — лепестки сомкнутся. Зубами их не прогрызёшь, как ни старайся: останется ждать гибели, постепенно заживо перевариваясь в липком соке. В родных краях такие тоже росли, а отец поговаривал, что это лишь мелочёвка по сравнению с их сородичами на Периферии, способными заглотить и существ покрупнее. — Эй, здравствуй. Это про тебя Брук говорила! Оторвавшись от окна, Рика сообразила, что вот уже несколько минут заскучавшая без собеседницы чумазая старательница ёрзает на сиденье и не решается завести беседу. Она улыбнулась: — Да. Я Рика. А ты… — Мизери. Ты ведь тоже из Зелёного Взгорья, как мы, да? Тут земляков немного, почти все из Люсьена. Не то чтоб это было плохо, вовсе нет, не подумайте… — последнее предложение адресовалось остальному отряду, и не думавшему делать болтушке замечание. Подмывало спросить, а есть ли в отряде хоть кто-то из родившихся в Портии, но что-то подсказывало, что она уже знает ответ. Куда ни держи путь, везде люди бегут от потерь и, восхищаясь самоотверженностью старателей, всеми силами предостерегают от «героической» стези собственных детей. Кто бы отказался пристроить к работе такую толпу нуждающихся чужаков! Мизери засуетилась, пошарила по многочисленным карманам и вдруг протянула что-то в раскрытой ладони. — Держи! Это на удачу. Нет, я не издеваюсь, просто мне всё время говорят, что я очень везучая, ну а если так, почему бы и не поделиться с остальными. У всех такие есть! Только Мона не взяла, но она говорит, что не верит в такие вещи, жалко, я бы сделала и ей… Рика приняла неожиданный подарок — железную пластинку со следами стёртой гравировки. Пластинка была объёмной и увесистой: под её тяжестью ладонь тянуло к земле. Старательница, сидящая напротив, скривилась, зато парень с коротким светлым ёжиком волос жизнерадостно продемонстрировал свой «амулет»: — Очень везучая — это мягко сказано. Когда ты с обрыва сиганула, думал, всё, конец, ещё и твоих костей не соберём. А меня ведь предупреждали, что ты и из глотки гиганта вылезешь, да вдобавок не по частям. Его смех оборвался, когда Мизери нахмурилась: — Не могла же я бросить Бейла! Теперь у него хотя бы есть могила, а не… Неизвестность давила. Надеясь, что не потревожит ещё не зажившие раны, Рика спросила: — А что тогда случилось? Дремавшая Эйби приоткрыла один глаз: то ли спала чутко, то ли больше притворялась, что дремлет. — Пеуны налетели. Птицы такие. Почти все успели спуститься, но Бейла схватили и попытались утащить. Он не удержался. — И кое-кто, — перебила её Брук. — Нарушив все возможные правила, кинулась проверять, жив ли он, и вытаскивать то, что от него осталось. А вторая кое-кто полезла помогать и повредила ногу, не осознавая, насколько это может быть серьёзно, если вдруг в кровь попадёт инфекция. Вам напомнить, как это бывает? И сколько времени потом учишься самые простые вещи делать заново? Она выразительно продемонстрировала искалеченную руку. Мизери съёжилась и попыталась объясниться, но без малейших усилий Брук перекрыла её жалобный голос: — Напоминаю. Если отдан приказ бросить товарища — бросай и беги. Живые не стоят спасения мёртвых, кем бы эти мертвецы нам ни приходились. Все поняли? Автобус подпрыгнул на колдобине так, что Рику едва не смело с сиденья. Подозрение, что водитель газанул нарочно, чтобы притихли пассажиры, позже только укрепилось. Теперь, едва звучали робкие голоса, их ненадёжный транспорт тут же начинало мелко трясти. Под жалобный скрип старый сочленений подумалось: видимо, не только животные, но и техника зависят от настроения хозяев. Возможно, дело было и в том, что всё меньше встречалось зелени. Колея петляла между каменистых склонов, изъеденных мелкими пещерками, точно муравьиными ходами. Лестницы и вышки указывали на то, что по крайней мере часть пещерок была вырыта в ходе прежних вылазок. Рика полагала, что они остановятся здесь, но путь продолжался ещё полчаса. Здесь, у нависающей скалы, дорога кончалась. Тарахтящий автобус остановился у края неестественно глубокого оврага. Крутой склон уходил вниз на добрый десяток метров. Больше всего Рику беспокоил недостроенный примитивный лифт и разбросанные брёвна, хранящие следы недавнего противостояния. Болтовня Мизери, переговаривавшейся с подругой, смолкла: даже её перемазанное то ли в саже, то ли в плохо стёртой краске лицо сделалось сосредоточенным. Брук, предварительно оглядевшись, дала команду выходить наружу: — Пещера внизу. Спускайтесь по одному. Мона, ты первая. Крепко сбитая седоватая женщина, та, что ворчала при виде талисманов, перекинула через плечо моток верёвки. И, хоть она явно исполняла приказ, Рика краем уха услышала, что старательница беспрестанно бормочет под нос: — Ну конечно, всегда меня вперёд швыряют, а я что, крайняя, что ли? «Мона, проверь верёвку, не порвётся ли, Мона, потыкай многоножку палкой, вдруг живая, Мона, вон там можно сдохнуть вне очереди, ты что-то и так под солнцем задержалась…» Заметив наблюдение, ворчунья не замолчала, а нахмурилась и понизила голос. Теперь разобрать слова было невозможно, только изредка прорывалось отдельное вроде «поганый городишко… ну выгнали бы, так что с того». Когда Мона несколько раз подёргала первую верёвку, убеждаясь, что та закреплена надёжно, и как раз приступила к завязыванию узла на второй, Рика заметила ещё одну: её вылинявший обрывок печально трепыхался на ветру. Срез был гладким, точно верёвку рассекли заточенным клинком. От волнения ладони вспотели. Незнакомый Бейл — что он пытался сделать? Отбиться? Спустилась ворчливая старательница неожиданно проворно: только что стояла на краю, проверяла, крепко ли держится верёвка и не перетрётся ли на кромке, и вот уже скрылась. Едва закрепив верёвки внизу, Мона кинулась бежать: торопилась скрыться в пещере. Следующим спустился коротко стриженый юноша: он чуть помедлил у обрыва, пристёгивая страховочный карабин. Один за другим, старатели оказывались внизу. Верёвка натягивалась, но выдерживала. Брук скомандовала: — Теперь ты. Я за тобой. Надеюсь, не в первый раз. — Нет. Я тренировалась. Ещё в Зелёном Взгорье. Высота не пугала, да и чтобы упасть, притом, что есть вторая верёвка для подстраховки — это надо постараться. Склон, в который она упиралась ногами, оставался монолитно-неподвижным: ни один камень не дрогнул, когда Рика, упираясь широко разведёнными для лучшего равновесия ногами, начала постепенный спуск. Стоило сказать спасибо Хиггинсу: руки, привыкшие ворочать тяжеленную тачку, пока справлялись с нагрузкой. Страховочная петля больно врезалась в кожу, но эта боль дарила ощущение безопасности: если случится невероятное, если уставшие пальцы сами разожмутся — удержит на весу, не позволит сорваться. Когда она была на середине склона, всё ещё слишком далеко от земли, чтобы можно было безболезненно спрыгнуть, сверху послышался предупреждающий окрик Брук. — Спускайся, быстрее! Если приблизятся, не шевелись, они реагируют на движение! Рика тут же вскинула голову. Звук, до того незнакомый, вторгся в её размышления: хлопанье гигантских крыльев. Арбалетный болт, просвистевший у самой головы, ничуть не напугал птицу, огромную, больше человеческого роста. Птица пролетела мимо: Рика даже уловила запах помёта и гнили. Острый клюв не оставлял сомнений в предпочитаемом рационе. Полностью замереть, болтаясь на верёвке, было невозможно, но, насколько позволяло положение, Рика вжалась в поверхность склона. Птица не успокаивалась: издавая низкие клокочущие звуки, она высматривала добычу белёсыми подслеповатыми глазами, в беспорядке разбросанными по голове. Мигательные перепонки дёргались несинхронно, и даже на миг тварь не переставала смотреть. Не поднимая головы, Рика знала: Брук сейчас суетится, натягивая тетиву, выцеливает проворную хищницу, но почему-то не стреляет. Боится снова промахнуться и упустить время? Арбалетный болт просвистел над плечом, и всё же достиг цели. Грозная тварь с пробитым крылом рухнула вниз. Не умерла: задёргалась, неестественно выворачиваясь, забилась на земле. Вместо прежних клокочущих звуков она издала пронзительный вопль. Уши обожгло болью: на миг показалось, что сейчас она оглохнет. Но крик был не страшнее того, что последовало за ним. Птица звала сородичей. И те появились из-за нависающей скалы: ещё несколько крупных тварей и одна помельче, похоже, недавно вставший на крыло птенец. Но и птенчика бы хватило, чтобы прикончить её, застрявшую в неподвижности на середине склона. Руки невыносимо устали: ещё немного — и разожмутся, и тогда… Рика зажмурилась. Она боялась даже дышать. Сможет ли Брук отбиться от нескольких тварей разом? Если даже они отвлекутся, сколько времени понадобится, чтобы спуститься и добраться до пещеры? В ушах стучала кровь. Издалека, как сквозь толщу воды, доносились голоса: мужской читал заупокойную молитву, моля свет принять душу, а женский, принадлежавший Мизери, возмущённо орал: «Заткнись, Эван! Никто сегодня не умрёт!» Мизери… Амулет! Целая вечность ушла, чтобы, стискивая верёвку до режущей боли в ладони, второй рукой дотянуться до кармана. Птицы, клокоча, парили над ней: та, с которой началась катастрофа, затихла после второго выстрела. Хватит ли Брук боеприпасов? И есть ли время думать о таких вещах? Есть ли вообще «время», или оно замерло, как бывает за миг до конца? Птенец, величиной с крупную собаку, как то ли самый осторожный, то ли самый сообразительный, то и дело налетал на склон. Знает, что здесь есть, чем поживиться, ищет, не доверяя полуслепым глазам. Ещё пара выпадов, и острый клюв вонзится в ногу, и даже если останется лишь небольшой порез, стая заметит её по запаху крови. Медлить было нельзя. Рика швырнула тяжёлую пластинку, молясь, чтобы план сработал, чтобы птица обратила внимание на стремительно летящий предмет, а не её вскинутую руку. Птенец резко повернул голову и метнулся следом за предполагаемой жертвой. Рика съехала по верёвке вниз так стремительно, что ободрала обе ладони и только чудом не ударилась о камни. Она отцепила карабин и помчалась к пещере, зная, что за спиной уже скользит тень, готовая вцепиться когтистыми лапами в плечи, растерзать… По счастью, в этот миг птицу настиг выстрел. Рика вбежала в пещеру и тяжело рухнула в грязь. Только теперь до неё начало доходить, что она чуть не погибла, и гибель могла бы стать столь же страшной, сколь нелепой. Коротко стриженый парень выругался: — Налетело же! Обычно в этой зоне их днём с огнём, а тут уже вторая стая за несколько дней… Другой, высокий, с тёмными кругами под глазами, наконец-то замолк и перестал бормотать молитвы. Мизери пока молчала, не отрывая взгляда от входа в пещеру. Она облегчённо вздохнула лишь тогда, когда к ним присоединилась и Брук, раздражённо хмурящаяся, в порванной форменной куртке. Следов крови видно не было, а в колчане на поясе осталось всего несколько болтов. — Мона, иди наружу. Птицы мертвы. Поможешь Тардину с их погрузкой. Исследовательский институт давно хотел заполучить такие хорошие образцы. — Снова я? Ну конечно, меня-то не жаль, пусть хоть расклюют и на куски порвут… — под тяжёлым жгучим взглядом ворчунья фыркнула. — Да-да, есть, мэм, уже иду. — Рика, — она вздрогнула: холодный тон Брук не предвещал ничего хорошего. — Тебе было сказано не двигаться. Не рискуй так. Никогда. Я понятно выражаюсь? Напрашивались возражения, вполне разумные, что птицы могли случайно наткнуться на неё, даже не видя, но Рика ограничилась тем, что кивнула. Пещера, где им предстояло работать, освещалась тусклым светом масляных ламп. Трубы, высвобожденные лишь наполовину, уходили в пол: по обе стороны от них подпирали свод широкие балки. Времени на восхищение и фантазии о том, чем это место могло быть, было предостаточно: легко размышлять, когда вся работа — монотонное копание, требующее физических усилий, но не умственных. Дважды работа прерывалась: в перый раз — когда Эван зацепил трубу киркой и оставил на той глубокую царапину, второй — когда Брук показалось, что в трубах слышно какое-то движение. По счастью, это были не очередные мутировавшие твари, а всего лишь осыпающиеся комья земли. Лучшим словом для первого рабочего дня стало бы «рутина». Руки к концу дня ныли и едва разгибались. Перчатки, не защитившие от ссадин на ладонях, делу не помогали. Да и фантазии не сильно помогают, когда начинает болеть спина. Трубы, как выяснилось в процессе расчистки, не представляли никакого интереса: фрагментарные остатки старинного водопровода. Довольной к их возвращению не осталась даже Мизери: ей не позволили оставить себе фрагмент трубы с выгравированной семёркой, чтобы сделать новый амулет взамен безвозвратно потерянного. Пытаясь утешить, Рика хлопнула её по плечу: — Не волнуйся! Какая разница, что потерялся, если действительно спас мне жизнь! Мизери в ответ улыбнулась: настроение у неё менялось очень быстро. Проследив, чтобы всё снаряжение уложили в оборудованном уголке пещеры, Брук скомандовала: — Завтра мы сюда вернёмся. Одолжим у института лазерный резак: так быстрее управимся с трубами. Металл хороший, можно будет пустить в переплавку. А сейчас — наверх, а не то не вернёмся до заката. Обратный путь прошёл без происшествий, и вскоре они снова тряслись в пропахшем машинным маслом старом автобусе. Болтовня старателей возобновилась: о погоде, о том, что хорошо бы всё же установить лестницы, чтобы больше не приходилось рисковать, спускаясь по верёвкам, или вовсе достроить лифт. Имена не звучали: ни Рики, ни недавно погибшего Бейла. Подстреленные птицы ехали вместе с ними, сваленные кучей в задней части салона, и подёргивались, как живые, но внимания на них обращали не больше, чем на тряску на колдобинах. Только Рика вздрагивала: ей всё время чудилось, что сейчас птицы снова взмоют, и на этот раз бежать будет некуда. Неужели для всех здесь это — привычное дело? Что-то, что случается чуть не каждый день? Да, скорей всего, так оно и есть. А дрожь в коленях и головокружение от одного вида изуродованных мутантов скоро пройдут. Она привыкнет к ним, к высохшей корке грязи, которую так хочется смыть, привыкнет к ходящей рядом смерти. Так же, как привыкли все, кто сидел по обе стороны от неё.