***
С пережитыми чувствами он первым делом идёт к другу, не к папе. Он скажет Сокджину позже, но точно пойдёт туда далеко не таким взволнованным и окрылённым, как подходит сейчас к дому Чимина, абсолютно забыв о лёгкой и нелепой перепалке прошлым утром, абсолютно не заметив того, что непривычно сильно выпал из соцсетей и только вскользь предупредив друга в переписке, что скоро придёт. Тэхён думает, только он будет так взволнованно и восхищённо рассказывать о чём-то. Он и не подумал, что Чимин ненадолго пропал с радаров тоже, что у друга тоже, кажется, приключилось нечто яркое, поворотное. Тэхён жмёт на кнопку и не успевает опустить руку, как дверь тут же открывается, а там на пороге… — Тэхён-и! Добрый вечер, — папа Чимина улыбается широко-широко, тянется, чтобы приобнять и поскорее заводит гостя в дом. — Как у тебя дела? Чимин-и вечно дуется и ничего нам не рассказывает. Так я и забуду о его красивом друге! — за потоком быстрых слов иногда сложно успеть. Тэхён смущённо улыбается, топчется на пороге хорошо знакомого дома. В детстве он бывал здесь, казалось, чаще, чем у себя дома. Иногда так и теплится внутри чувство — он здесь вырос. Семьи дружили, когда отец ещё не ушёл. Были частые походы в гости, первая неловкая встреча, а потом внезапное начало дружбы, которая затянулась на последующие тринадцать лет. Тэхёну было шесть, когда папа закрылся, перестал общаться с друзьями отца, но Тэхёна всё равно постоянно забирали из садика за компанию и вели к себе, Тэхёна принимали как родного. — У меня всё хорошо, спасибо, — младший омега смущённо улыбается, слегка тушуется, но ощущает, что за всю жизнь уже, на самом деле, привык, к папе Чимина и его восхищённым репликам на каждой встрече. — Чимин-и у себя наверху, но ты сначала идёшь на кухню за печеньем! — и он уходит прямо по коридору. — Я не голоден, спасибо, — пытается протестовать Тэхён и намеревается уже осторожно улизнуть к лестнице, на что слышит категоричное: — Это не предложение, Ким Тэхён! — Спасибо, очень вкусно, — омега через минуту уже стоит в проходе с тарелкой потрясающего домашнего печенья. — Как и всегда. — Всё для любимых детишек, — папа Чимина всегда такой, и Тэхён не мог не привязаться к нему с детства, так что слышать следующее ни разу не странно. — Ким Тэхён! Ты что, обзавёлся альфой и молчишь?! — Что… — разве что на этот раз не получится улыбнуться и скромно качнуть головой, — я не… — Не придумывай тут. Очень приятно пахнешь, — у него горят глаза и это видно. Первое, что вспоминает Тэхён — громкие обиды Чимина. — Боже, вы об этом, — он краснеет густо и хлопает себя свободной рукой по лбу. — Это просто мой сосед, мы с ним не… н-не… — Тут нечего стесняться, Тэхён-и, — Пак тепло улыбается и кладёт руки младшему на плечи. — Он друг семьи и просто ж-живёт у меня н-недолго, — всё ещё пытается оправдаться Ким, объясняясь скорее с самим собой. — Хорошо-хорошо, — улыбается старший и подталкивает к лестнице, — тебя Чимин-и уже заждался. Тэхён вздыхает и плетётся в комнату друга на втором этаже, попутно набивая рот печеньем. Его папа не рядом и вообще сложно поверить, что может выдавать что-то подобное, от такого отвыкаешь. Забываешь о том, как часто родители вытягивают из тебя самое волнующее и по незнанию ранят. Тэхён вообще иногда забывает, что он, на самом деле, не один. Он заходит в комнату без стука, сразу же погружается в привычный полумрак. Чимин любит тёмными вечерами сидеть с одной только тусклой лампой, чтобы тени разбегались по углам комнаты, и на маленьком островке света рассеивалось уютное тепло. — Ты быстро, — отстранённо замечает Чимин, всё так же неподвижно сидит за столом. Он сильно сутулится и поджимает к себе ноги, дочитывает абзац в учебнике и только потом плавно поворачивается на стуле. — Твою мать, чувак… Тэхён уже абсолютно потерял счёт, сколько раз за сегодня пребывал в полном смятении, и до конца не ясно, почему не смог морально подготовиться к Чимину, который, конечно же, учуял запах. — Это его толстовка, — бездумно выпаливает Тэхён, — я сам не помню, как стащил её из его комнаты, а потом забрал себе и уснул. А потом я, кажется, гнездовался. А потом он пришёл и лёг со мной спать. А потом я проснулся на нём утром. А потом предложил ему свою одежду для гона… — омега выдаёт всё это без запинки, на одном дыхании. У Чимина в прямом смысле отвисает челюсть. — Что… — Просто не спрашивай, — напоследок стонет Тэхён и падает на кровать друга, надеясь спрятаться где-нибудь под одеялом или подушкой, потому что спрятаться сейчас просто необходимо. Озвучив всё это, он, кажется, только-только приблизился к осознанию. — Не спрашивать?! — бешено верещит Чимин, запрыгивая на кровать следом и едва не душа Тэхёна своим телом. — И да, ты был прав, у меня правда была течка, — сдавленно добавляет Тэхён, когда удушение заканчивается объятиями по непонятным причинам. Чимин любит обниматься. — Не скажу, что течка — это круто, — честно выдаёт друг, падая на кровать рядом, после чего они лежат на спинах и смотрят в потолок, — но я типо… поздравляю тебя? Если ты рад… В общем не знаю, в любом случае… — Чимин часто замолкает, подбирает слова. Он рад что? Что Тэхён может рожать детей? Что он здоров? Совсем не это. — Я рад, что ты оторвался от мнения папы. Тэхён задыхается от его слов, поворачивает голову и смотрит на его профиль, на серьёзное лицо, и понимает, что этот омега рядом с ним — его семья. Этот омега его родственная душа, его сердце, самый близкий в жизни человек. — Чимин-и, — находит силы только на это и на неуклюжее движение к нему, чтобы обнять и уложить голову на грудь. — Спасибо… — Не за что, мелкий, — ему в макушку шепчет Чимин, а потом мягко целует. Тэхён никакой не мелкий, он младше на какие-то пару месяцев, но для Чимина всё равно точно младший братишка. — Он тебе нравится? — Нет! — не задумываясь отнекивается Тэхён. — Он хороший, правда, — быстро добавляет, — кажется, я бы хотел подружиться. — Ну ладно, — Чимин никак не развивает тему, знает, что не должен, знает, что Тэхён и так всё ему расскажет, когда придёт время. А ещё знает, что должен тем же платить в ответ. — Тэ… Я был в клубе вчера. Его тон слишком серьёзный, не восторженный. Напряжённый. Тэхён считывает, вслушивается в каждое его слово и решает быть предельно тактичным сейчас. В этот момент оба они слишком трепетные, слишком чувствительные и взволнованные чем-то чрезвычайно важным. — Один? — осторожно спрашивает Тэхён, уже заранее понимает, что да — он точно был там один. — Юнги не захотел уходить из дома на ночь, — через силу проговаривает Чимин, старается быть непоколебимым, но голова Тэхёна у него на груди — особенно ярко слышно частое биение сердца. — Я пошёл один и было… непонятно. Мне было плохо, а потом я случайно забрёл в клуб. Не знаю, о чём думал, просто решил, почему бы и нет. Знает, что опасно, знает, что не всякий решится, но всё равно пошёл. Ему было всё равно в тот момент, просто тянула яркая свобода, оглушающая музыка, полное забытиё. Казалось, там спасение. — Меня угостил альфа, — Чимин неосознанно сжимает тэхёнову толстовку у него на спине, впивается пальцами в ткань и испуганно смотрит в потолок. Эти глаза с хищным пугающим разрезом преследуют до сих пор, его низкий голос, его улыбка, его взляд, манера… Чимин не помнит его слов, не помнит толком ничего. Помнит, как замерзал, пока ехал с ним на байке. Помнит, как держался за него, а из груди выбивало дух. Помнит, как кричал, как смотрел на сливающиеся в одно целое огни, как горел от адреналина в крови, как… — Тэ, я… кажется, я впервые за долгое время был свободен. По-настоящему, понимаешь?.. — Чимин… — Я ничего… я просто… я… — Эй! — Тэхён поднимается на руках, заглядыввет ему лицо и видит слёзы. — Всё в порядке, эй, — Тэхён ловит их пальцами, — ты ведь не сделал ничего страшного? Чимин честно качает головой. Не было и единого намёка на измену, его слёзы вовсе не об этом. Его боль от того, как сильно понравилось это чувство, эта свобода, какую не дарил никто другой. Чимин роняет слёзы от того, насколько сложно. — Эй, прекрати! Ты просто отдохнул… — Тэхён испуганно обнимает, постоянно смотрит в глаза, тоже едва не плачет от боли, разрывается. — Да… — совсем не уверенно шепчет Чимин, — да, конечно… Тэхён засыпает у него на груди, всё так же обнимая. Чимин смотрит в потолок и уже не плачет, уже не может. Сердце что-то жутко болезненно сдавливает, что-то выжимает кровь и боль пускает по венам. Слёзы высохли, но внутри Чимин так и продолжает неизлечимо болеть душой.7. Откровения родственных душ
19 ноября 2021 г. в 13:30
Тэхён не может точно вспомнить момент пробуждения. Не может отметить свои первые мысли и ощущения. Только позже осознаёт боль в затёкшей шее, спазмы в животе и тянущее чувство в ногах, потому что колени прижаты к груди и положение это, вероятно, сохраняется уже слишком давно. Тэхён не успевает подумать о том, что вдыхаемый воздух какой-то странно плотный, а в лёгких оседает вязким слоем приятный успокаивающий аромат. Тэхён неосознанно глубоко дышит, жадно ловит нотки горького шоколада, потому что успокаивает, забирает боль. Он не в состоянии сопоставлять эти ощущения во сне, и точно не имеет желания задаваться вопросом — почему сейчас в полудрёме думает об одном вполне конкретном альфе.
Плотная подушка под головой устало шевелится. Тэхён капризно морщится во сне, чуть меняет положение и упирается носом в мягкую ткань. Это странно.
Глаза открываются медленно и нехотя, а когда фокусируются полностью, Тэхён никак не может понять, что именно видит. Удивлённо хлопает ресницами, долго пялится на чужое бедро прямо перед глазами, а потом, вопреки ожиданиям, не вскакивает резко и испуганно, напротив — весь сжимается и замирает, чтобы потом услышать позади себя слишком знакомый голос.
— Я вижу, что ты проснулся. Может слезешь уже с меня, у тебя голова тяжёлая.
Тэхён приподнимается на руках, бездумно пялится на чонгуков пах, куда уткнулся лицом во сне и неизвестно как долго так пролежал, потом переводит взгляд на чуть оголившийся живот, выдерживавший совсем недавно его тяжесть, а потом и на заспанное лицо того, с кем точно не хотелось сейчас просыпаться.
— П-п-р-… — Тэхён давно работает над дикцией и учится говорить без заикания, но в подобных ситуациях физиология словно обязывает.
— Да всё нормально, — легко машет рукой Чонгук, хоть и выглядит довольно уставшим и невыспавшимся. Как давно он терпит?
— Я не знаю, к-как это п-получилось, — Тэхён хочет просто исчезнуть. Ситуация до безумия неловкая, а это к тому же Чонгук. Чонгук, который обязательно начнёт издеваться, Чонгук, которому ни коем образом не хотелось показывать свою слабость, Чонгук, перед которым будет стыдно всю оставшуюся жизнь.
— Тебя успокаивают мои феромоны, — поясняет Чон, — правда ты мог лечь на плечо и мило уткнуться носом мне в шею, а не придавливать лицом член…
Тэхён не дослушивать, прячет в ладонях горящее лицо и даже знать не хочет, как сильно Чонгук сейчас ухмыляется. Он ведь правда мог всего лишь попросить одежду альфы, или хотя бы потянуться к железе на шее, но нет. Вышло всё именно так, потому что... Стоп, что Чонгук вообще забыл в его постели?
— Чего поник? — Чонгук садится поближе и по-свойски пихает в плечо, тут же испуганно отдергивая руку, потому что омегу сейчас явно штормит. — У тебя течка, поздравляю!
Тэхён устало мотает головой. Не может у него быть течки, он же неправильный, сломанный, другой. Отравился, заболел — всё, что угодно. А даже если течка, то обязательно какая-нибудь не такая.
— Да не она эта, — Тэхён, пошатываясь, встаёт с кровати, плетётся на кухню в сопровождении головокружения, шума в ушах и легкой тошноты.
Омега осторожно выпивает стакан воды и снова роняет голову, точно поникший цветок. В мыслях такой бардак. Что он только что натворил? Что выкинул его организм? Как такое вообще могло произойти?
Он стоит так ещё пару минут, собирается с силами и совсем не ожидает того, что происходит дальше, потому что не слышит тихие шаги, на замечает усилившийся запах, пока с головой не накрывает что-то тёплое и мягкое. Тэхён пугается, ненадолго лишаясь возможности видеть, а потом ещё более испуганно осознаёт, когда голова пролезает в горло той самой чёрной толстовки.
— Забери себе ещё на пару дней, — сзади на самое ухо шепчет Чонгук, держа руки на узких плечах, — так будет легче.
Тэхён осторожно просовывает руки в рукава, боится обернуться, потому что Чонгук всё ещё стоит прямо за спиной, никуда не уходит. Страшно столкнуться с ним лицом к лицу, страшно посмотреть в глаза и выдавить что-то из себя, потому что сказать что-то определённо точно нужно.
Тэхён пересиливает себя и осторожно разворачивается, Чонгук тут же уходит прочь. Достаёт печенье и наливает себе чай, садится за стол и как ни в чём не бывало смотрит. Тэхён не понимает, что должен говорить, должен ли что-либо объяснять, должен ли благодарить или же оправдываться. Он распахивает губы, а внутри всё дрожит — знает, что не сможет говорить ровно.
— С-с… — начинает и жутко краснеет от того, что никак не выходит. Чонгук поднимает взгляд, смотрит вопросительно, а потом тепло и мягко улыбается. Сердце тает, внутри что-то шевелится, и Тэхён выдыхает своё тихое: — спасибо.
— Не за что, цыплёнок, — сердце пропускает удар.
— И… и-извини, — добавляет омега и сильно хмурится, за спиной вцепляясь пальцами в стол.
— Да ничего, — буднично выдаёт Чонгук, — течка — это нормально. Это просто твоё тело.
Тэхён отводит взгляд, закрывает глаза. Сначала раз и навсегда решается принять — у него действительно была течка. Он, может быть, ещё не до конца здоров, но уже точно не безнадёжен. Нужно выкинуть из головы все папины слова, они только мешали. Никакой он не сломанный. Вторым нужно было решить, может ли он продолжить разговор. Может ли выдать Чонгуку ещё что-нибудь, может ли свободно с ним говорить, может ли… доверять ему? После сегодняшнего утра Тэхёну вдруг кажется, что они теперь бесконечно близки. Он вспоминает своё отторжение к нему на протяжении последних недель, вспоминает, но так же резко решает забыть.
— Вообще-то это… это моя… — омега взволнованно смотрит на его руки, лежащие на столе, хмурит брови и боится заглянуть выше, туда, где невозможно чёрные участливые глаза. — Это моя п-первая т-т-… течка, — говорит и только потом смотрит в лицо, проверяет реакцию, боится того, что может получить, того, что ждёт от всякого альфы, услышавшего подобное.
— Первая? — не тактично переспрашивает Чонгук, немного теряясь. Такого ещё не было. Каждый раз его течка была особенной только потому, что проходила именно в окружении его запаха. В этот раз судьба подкинула что-то новое. — Тебе же семнадцать? — Чонгук продолжает вводить его в оцепенение своими глупыми вопросами. — Обычно у омег это начинается лет в двенадцать.
— Первая, — тихо повторяет Тэхён, неосознанно кутаясь в чёрную толстовку, словно пытаясь спрятаться в ней. — Врачи говорили, у меня в организме к-к-какой-то сбой. Течки вообще не должно б-было быть. Поэтому я… я не п-п-понял… не понял сразу.
Чонгук медленно переваривает, страшно для омеги молчит. В этот раз всё и правда иначе. Подумать только, это была его первая течка. Чонгук сосредоточенно хмурит брови. Эта ночь наполняется особенной важностью, сам он ощущает трепет глубоко внутри. Нежные чувства к этому жутко сконфуженному омеге плещут через край, и Чонгук не знает, что с ними делать, чтобы сохранить самообладание.
— Поздравляю, выходит… — нелепо выдаёт альфа, и Тэхён в ответ нервно смеётся.
— С-спасибо?.. Не знаю, как это п-произошло.
— Да это просто мои феромоны, — Чонгук машет рукой с напускным спокойствием, хотя сам от волнения дрожит изнутри. — Скоро гон, вот и запах усилился.
Тэхён замирает, чувствует резкий приток крови, тепла, чувствует, как полыхают щёки и тело неприятно потеет. Хочется кое-что сказать, так и вертится на языке, но так страшно, непонятно, непривычно… Может ли он такое? Может ли он так с Чонгуком? Мир слово перевернулся и всё с него закономерно посыпалось, всё перепуталось, перемешалось. Тэхён бестолково мнётся в центре своей кухни, волнуется под чонгуковым абсолютно странным взглядом, а потом с неловкой улыбкой выдаёт:
— Гон тоже легче проходит с з-запахом омеги?
Эту тишину можно нащупать руками, её словно можно увидеть, попробовать на вкус. Чонгук замирает с чайной ложкой во рту и, благо, не пьёт в ту минуту, потому что иначе обязательно бы подавился. Тэхён сказал что?..
— Да… то есть… — альфа в смятении качает головой, а потом осознаёт услышанное, осознаёт, что ему пытаются предложить, и уже не может сдержать свою глупую, но совершенно восхищённую улыбку. Он уже не сможет сосчитать, сколько раз влюблялся в этого омегу, и даже не представляет, сколько ещё впереди. — Не переживай, я уйду на пару ночей. Всё в порядке, — он говорит это, замолкает и только потом поднимает взгляд, тепло и влюблённо улыбается.
— П-понял, — Тэхён разворачивается на месте точно ужаленный и пулей улетает к себе в комнату, где запирается и сдавленно воет в подушку. Лицо густо-красное, всё тело пылает и, кажется, феромоны от волнения не на шутку разыгрались. Он пропал, он абсолютно точно пропал.