ID работы: 10896437

Heart and soul

Гет
Перевод
PG-13
В процессе
882
переводчик
Автор оригинала: Оригинал:
Размер:
планируется Макси, написано 1 426 страниц, 74 части
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Поделиться:
Награды от читателей:
882 Нравится 293 Отзывы 413 В сборник Скачать

Глава 1. Неожиданные события

Настройки текста
      Бывают дни, когда любые действия невыгодны, включая подъём с кровати. К сожалению, если вас зовут Гарри Поттер, то каждый день вашей жизни может быть отнесён к вышеназванным.       Пока не было понятно, станет ли сегодняшний день одним из тех, которые лучше забыть, но за свою довольно короткую жизнь Гарри повидал достаточно, чтобы точно для себя уяснить: к плохому исходу стоит заранее подготовиться.       Его угрюмые мысли и осознание того, насколько нелепой была вся сложившаяся ситуация, вызвали небольшой смешок, внезапно вылетевший из его рта и мгновенно привлекший внимание двух его друзей, которые, вне всяких сомнений, поругали бы Гарри за излишний цинизм, царивший в мыслях, если бы, конечно, узнали о них. По крайней мере, Гермиона точно поругает — ведь Рон, скорее всего, согласится с другом, бормоча себе под нос о несправедливости жизни (с чем, в частности, будет согласен и Гарри). Но несмотря на то, что из двоих его друзей Гермиона будет более близка к правде в оценке излишней мрачности его мыслей, не стоит забывать об одной непреложной истине, касающейся жизни Гарри, — иногда быть Гарри Поттером реально паршиво.       — Гарри, я думаю, время для баловства пока не настало, — с укором произнесла Гермиона. И хотя её слова были довольно суровыми, в голосе проскользнули нотки сострадания, которые в очередной раз напомнили Гарри о том, что ему чертовски повезло иметь такую подругу.       — Прости, Гермиона, — ответил он, пытаясь — как сам считал, довольно неубедительно, — казаться раскаивающимся. — Смешинка в рот попала. Но если я не буду смеяться, мне придётся плакать. Поэтому лучше уж я буду смеяться. Тебе так не кажется?       Её взгляд смягчился, и в нём отчетливо проявилась нежность.       — Что ты несёшь, приятель? — раздражённо бросил Рон, бегая взглядом от Гарри к Гермионе и наоборот.       — А что бы сделал ты, Рон? — пожал плечами тот. — Этим утром я должен идти на слушание, после которого, возможно, никогда больше не вернусь в мир магии. Повторяю: мне стоит заплакать и закатить истерику или засмеяться? Я предпочитаю второй вариант. В противном случае, я просто сойду с ума.       — Не говори так, — пробормотал Рон. — Тебя не исключат.       Гермиона была явно взволнована состоянием друга.       — Рон прав, Гарри. Дамблдор этого не допустит.       Хотя её слова казались спокойными и уверенными, в голосе сквозила скрытая тревога — Гарри знал Гермиону как самого себя, и ему нетрудно было догадаться, что под маской храбрости сейчас скрываются обеспокоенность его благополучием. Он тепло посмотрел на неё, ощущая прилив нежности к подруге. Интересно, что же он такого хорошего сделал, чтобы заслужить настолько преданного, стойкого друга. Иногда Гарри казалось, что без неё он полностью сломается под давлением проблем и несправедливости этого мира.       Гермиона покраснела и посмотрела вниз, явно испытывая дискомфорт от пристального взгляда, хотя Гарри был уверен, что на её лице всё это время оставалась полуулыбка. Гарри обернулся на Рона и тут же опустил взгляд в пол, увидев подозрительный взгляд, которым тот его одарил. Гарри знал, что друг начал проявлять далеко не дружескую симпатию к Гермионе, и с тех пор, как Рон прибыл в дом на площади Гриммо почти десять дней назад, он стал внимательно наблюдать за ними, опасаясь любых признаков привязанности, выходящих за рамки простой дружбы.       Рон был его лучшим другом среди парней и ближайшим товарищем, даже ближе, чем Гермиона. Но это, как Гарри думал, из-за того, что они были соседями по комнате и тем, что оба — парни. Тем не менее, Гарри всегда подозревал, что Рон имел склонность быть другом «до первой беды» — он мог легко отдаться внезапному приступу ревности, проявляя собственничество в дружбе с Гарри и Гермионой.       Но справедливости ради, Гарри прекрасно понимал, что жить в его тени нелегко, и видел, что временами Рон чувствовал себя подавленным, будучи известным как лучший друг Мальчика-Который-Выжил. Иногда Рона буквально душило звание лучшего друга Гарри Поттера — гораздо больше, чем статус младшего брата кое-каких особенных чародеев, — ему бы в большей степени хотелось быть известным благодаря своим достижениям. Однако, хоть у Рона, безусловно, были свои проблемы, как и у любого другого, он был хорошим другом и верным товарищем, и его нельзя было обвинить в трусости. В те времена, когда он охотно следовал за Гарри — начиная инцидентом с Философским камнем в первый год обучения и заканчивая походом в логово Акромантулов и Тайную комнату во второй — Рон был верным другом и соучастником его приключений.       Однако Гарри знал, что в отношении Гермионы у них будут разногласия, если Гарри когда-нибудь решит, что ему нравится его самая близкая подруга. Он понимал, в отличие от друга, что Рон будет считать Гермиону своей из-за того, что он первый проявил интерес к ней — но в действительности он не выражал интереса к ней, предпочитая рассматривать возможные вопросы в уме. Это не было ошибкой Рона как таковой, но он с большей вероятностью проиграл бы Гарри — тот вполне мог так рассуждать, поскольку имел некие представления о складе мышления Рона.       Что касается чувств Гарри к его лучшей подруге — они были запутанными и непонятными, и подозревал, что останутся таковыми, даже если он предпримет попытку разобраться в них. Что Гарри действительно знал, так это то, что он ставил Гермиону выше кого-либо из своих знакомых; она была его самым верным другом — единственной, кто поддерживала его во всём, что происходило с Гарри с момента его прибытия в волшебный мир, и тем, на кого он всегда мог положиться. Даже Рон не стал бы это отрицать.       Возможно, тот факт, что Гарри не был в состоянии расшифровать собственные чувства, само по себе неудивительно из-за того, что он вырос в семье Дурслей. В то время, как Гермиона из простой лохматой девчонки превратилась в довольно привлекательную девушку, он до конца не мог понять истинную природу своих чувств, будучи настолько плохо подготовленным к их оценке. Понимать чувства Гермионы было не менее сложным занятием, хотя то, как Гермиона украдкой поглядывала на него начиная с момента его появления, особенно когда она думала, что он не смотрит, — вкупе с её румянцем, появившимся несколько мгновений назад, — казалось, указывало неопытному глазу Гарри, что он был не единственным, кто задавался вопросом о состоянии их отношений.       Но опять же, совсем недавно из его крови воскрес настоящий безумец, так может ли Гарри предложить Гермионе стать больше, чем просто друзьями, открыто заявив о своих чувствах?       Гарри фыркнул, представив, какую взбучку подруга ему устроит, если ей когда-нибудь станет известно о его мыслях. Она несомненно оценит его готовность и решимость защищать её, но не станет смиренно принимать тот факт, что он всё решил за них обоих без её ведома и согласия. Гарри хорошо представлял возмущение Гермионы, учитывая, что он рассуждал о них. Хоть этот вопрос никогда не поднимался, он думал, что достаточно изучил Гермиону и может предсказать её реакцию — ведь знает, как сильно она верит в то, что иногда стоит рискнуть, чтобы стать по-настоящему счастливым.       — Гарри, — нерешительный голос вытянул его из задумчивости. — Ты в порядке?       Его взгляд снова сфокусировался на друзьях, и Гарри наткнулся на озабоченные взгляды, что украшали их лица. Внезапно он понял, что какое-то время молчал.       Улыбнувшись, он кивнул им и стал обувать свои кроссовки.       — Я в порядке, Гермиона. Я просто беспокоюсь о слухах.       — Не волнуйся, Гарри, — с некой уверенностью произнёс Рон. — Дамблдор обо всем позаботится. Вот увидишь.       — Спасибо, Рон, ты прав. Я стараюсь сохранять позитивный настрой, но иногда это даётся мне с трудом. Фадж пытается обвинить меня ещё с начала Турнира — похоже, у него наконец-то выпал такой шанс.       Подняв глаза, Гарри увидел ободряющие улыбки обоих друзей. Он вздохнул, понимая, что его чрезмерно пессимистический взгляд на жизнь не приносит ему никакой пользы, так ещё одновременно беспокоит его друзей. Мысленно он решил, что пора отпустить свои заботы и принять то, что должно было произойти.       Но, что бы ни случилось, если Фадж добьётся успеха в своей кампании по дискредитации и удалению Гарри из волшебного мира, он пообещал себе, что будет бороться до самого конца. Если Фадж хочет его исключить, то получит ответный удар. Если пятнадцать лет жизни Гарри и научили чему-то, так это тому, что никогда нельзя поворачиваться спиной к хулиганам. Именно им и был по сути Фадж.       Несколько мгновений спустя мистер Уизли вошёл в холл грязного и ветхого дома, показывая Гарри, что пора. Кивнув, тот в последний раз попрощался со своими друзьями, заметив обеспокоенный хмурый взгляд Гермионы и попытку Рона быть храбрым и позитивным. Он поблагодарил их обоих за дружбу, пообещав встретиться с ними ещё раз, когда всё это закончится. Сейчас же он должен направиться в Министерство и узнать, как сложится его судьба дальше.

***

      Позже Гарри смог только сказать, что не запомнил большую часть пути к зданию Министерства в тот роковой день. Он смутно мог вспомнить, как спустился по ступенькам старого дома к машине, ожидавшей его перед выходом, и как сел в указанную машину. Но потом Гарри вообще ничего не помнил: не помнил, как машина тронулась, и их привезли к старой телефонной будке, оказавшейся входом в Министерство. Если бы он ясно мог осознавать тогда происходящее, удивился бы, почему они так долго ехали на одной из машин Министерства, а не использовали Каминную Сеть. Позже ему объяснили, что, хотя мистер Уизли, как сотрудник министерства, мог доставить его с помощью Летучего Пороха, вход посетителей через телефонную будку был стандартной процедурой для всех посетителей. Это, а также желание избавить Гарри от крайне нелюбимого им путешествия с помощью Каминной Сети, побудили его воспользоваться длинным путём. Это также имело дополнительное преимущество — поездка позволила Гарри упорядочить свои мысли. Но в тот день он так и не смог этого сделать.       Его голова была занята мыслями о том, что могло произойти, и его возбуждённое подсознание воспроизводило всевозможные сценарии того, что могло сотворить с Гарри всеобщее убеждение, реальное или воображаемое. И хотя Гарри в то самое утро несколько угрюмо думал о том, сколько проблем у него было не только с момента его возвращения в этот мир, но и на протяжении всей жизни из-за самого его существования, он поймал себя на мысли, что теперь думает о себе — определяет себя — только по статусу волшебника. Сейчас, когда его насильно хотят исключить из школы и запретить когда-либо снова заниматься магией, Гарри понял, что у него нет желания покидать этот мир, независимо от проблем или опасностей, которые он представлял ему. Теперь это была его жизнь — Гарри хотел лишь одного: чтобы ему позволили продолжать жить ею.       Кроме того, он не мог оставить Рона и Гермиону — их дружба и доверие значили для Гарри слишком много, чтобы оставить их в мире, в котором вскоре может доминировать человек, страдающий манией величия. Волан-Де-Морт посчитал целью всей своей жизни уничтожение Гарри, и для Гарри это означало, что тёмный волшебник видел в нём угрозу для себя и своих планов. Если Гарри и вправду так опасен, то он постарается сделать всё, что в его силах, чтобы стать огромной занозой в планах Волан-Де-Морта. Это, в свою очередь, укрепило его решимость встретиться с Фаджем лицом к лицу и бросить ему вызов — Гарри не будет кротким и уязвимым перед министром. Нет, Фадж не найдёт в Гарри Поттере сговорчивого ребёнка.       Этим мыслям не следовало останавливаться, однако пришлось, так как путешествие по улицам Лондона было слишком коротким, и они достигли вход в Министерство и вскоре прошли в здание через несколько необычный вход.       К несчастью для Гарри, предпочитавшего незаметное прибытие и проход в зал суда, атриум Министерства в тот день был переполнен, частично из-за того, что это был обычный рабочий день волшебного правительства, но также, как он подозревал, из-за сенсационного судебного разбирательства. Когда Гарри зашёл в атриум, уровень шума в переполненной комнате внезапно снизился, и бесчисленные головы повернулись в его сторону почти как одна — часть из них о чём-то перешёптывалась. Шёпот начал нарастать, и Гарри заметил несколько жестов в его сторону. Ему было трудно разобрать царившую атмосферу — видимо, основная толпа не казалась излишне враждебной, но вряд ли они были настроены дружелюбно.       Гарри подозревал, что большая толпа как-то связана с характером предстоящего суда. Всю последнюю неделю он не сидел сложа руки — Гарри провёл небольшое расследование по этому поводу (разумеется, с помощью Гермионы) и узнал, что никого из несовершеннолетних, кого обвиняли в использовании магии, никогда не судили в открытом суде перед всем Визенгамотом. Нет, это был шанс Фаджа устыдить и нейтрализовать знаменитого Мальчика-Который-Выжил, выставив себя единственным голосом разума и защитником народа. Хотел бы Гарри увидеть, как этот ублюдок восстанет против самого Волан-Де-Морта; Министр не протянет больше нескольких мгновений против тёмного волшебника, прежде чем столкнётся с полным поражением или того хуже.       Гарри, следуя за отцом своего лучшего друга, направился к лестнице, по которой они спустились на десятый уровень — то есть в зал суда, и при этом его щёки пылали из-за нежелательного внимания. Он ясно понимал, что стал большой новостью в волшебном мире, и поэтому судебное разбирательство вызывало огромный интерес. Гарри чувствовал, что его задача — проявить инициативу и показать себя в лучшем свете. Гарри подозревал, что если бы он смог показать себя героем, на которого все эти люди надеялись, — особенно учитывая недавнее возвращение Тёмного Лорда, — то настроение людей, заполнивших атриум, изменится в лучшую сторону. Возможно, даже идиот Фадж смог бы изменить своё мнение. Оставалось только надеяться, что так всё и будет.       Гарри нужен был способ не только спасти свою шкуру, но и доказать остальным правдивость своих слов, изменить мнение массы. Но, к сожалению, для этой цели подвиги вроде увиливания на метле от жуткого дракона или сражение с огромным василиском бесполезны — эта битва может быть выиграна только словами. Гарри захотелось, чтобы Гермиона оказалась здесь; она одна из немногих была наделена особенным «словесным» даром.       Они сошли с лестницы и пошли по длинному коридору. Их продвижение по коридору прошло практически незамеченным для Гарри, так как он упорно пытался обмозговать, что ему делать. Наконец, когда они продвинулись ещё ближе к судьбе Гарри, он заметил высокого сурового человека, который пристально смотрел на них, пока они шли к залу суда. Когда они подошли ближе, мужчина подошёл к ним с добрым выражением лица.       — А, я полагаю, вы мистер Поттер.       Хотя Гарри и не удивился, что этот человек узнал его (а был ли кто-нибудь, кто не знал?), всё же был в недоумении, что он заговорил с ним — остальные довольствовались наблюдением издалека и шепотками. По своему опыту он уяснил, в этом мире слишком много Златопустов Локконсов — людей, которые желали узнать Поттера, преследуя собственные цели и выгоду.       Решив, что всё же следует держаться подальше от этого странного мужчины, Гарри осторожно ответил:       — Да. Я могу вам чем-то помочь?       — Нет, юный Гарри. Я просто подумал, что поздороваюсь с вами, прежде чем вы войдёте в зал суда, — усмехнулся собеседник.       Гарри посмотрел мимо незнакомца на открытую дверь, вырисовывавшуюся позади него, — она вела в зал суда номер десять. Казалось, она насмехалась над ним, манила скорее разрешить свою судьбу и внезапно погибнуть, отравляя его собственными страхами.       Отогнав от себя непрошенные мысли, Гарри снова сосредоточил своё внимание на вынужденном собеседнике, который даже сейчас наблюдал за ним с выражением сочувствия.       — Ошеломляет, не правда ли?       Тут Гарри заметил лёгкий акцент в речи мужчины — он был практически неуловимым и не мешал его понимать. Хотя он ничего не знал об этом человеке — как и Артур, судя по всему, тоже, учитывая его любопытство при виде этого человека и отсутствие приветствия, — но мужчина как будто внушал уверенность и источал компетентность.       — Немного… — наконец пробормотал Гарри в ответ.       Мужчина мудро кивнул.       — Хотя всё это кажется мрачным, помните о том, что голову нужно держать прямо. Мы не можем выбрать обстановку, но мы можем выбирать свою реакцию и поведение в ней. Иногда это оказывается очень важно в долгосрочной перспективе. Наше поведение в сложных ситуациях — лучший показатель нашего характера. Оно куда искренне, чем когда мы находимся в нашей зоне комфорта. Помните об этом, когда будете стоять перед этими пижонами.       Его последние слова были произнесены с кривой улыбкой и жестом в сторону министра Фаджа, который пробивался в зал суда.       Благодарный за добрые слова Гарри кивнул и посмотрел на таинственного человека.       — Простите, сэр, я был знаком с вами раньше?       — Нет, хотя я знаю о вас, — он увидел гримасу на лице Гарри, снова усмехнулся и хлопнул его по плечу. — Я думаю, вы совершенно не удивлены, ведь так? Просто помните, что на вашей стороне есть люди, которые будут сражаться за вас. Не позволяйте другим запугивать вас и пытаться изолировать.       Гарри кивнул, думая о том, что сказал ему мужчина. Он знал, что у него есть хорошие друзья — и лучшими из них были Гермиона и Рон. Дамблдор и другие профессора всегда заботились о нём, и удивительно, насколько близки они с Сириусом стали за такое короткое время. Вот ради чего и кого Гарри хотел поскорее пережить этот день и стать ещё сильнее.       — Спасибо, мистер…       — Не стоит обо мне беспокоиться, Гарри, — ответил мужчина. — Я уверен, что в ближайшем будущем мы ещё увидимся.       Гарри обнаружил, что его руку крепко пожимают, встряхнув, после чего мужчина исчез, войдя в дверь сбоку от главного входа в зал суда. Он искоса посмотрел на мистера Уизли и заметил слегка озадаченное выражение на его лице. Гарри просто покачал головой, предполагая, что мистер Уизли знал о личности нового знакомого не больше, чем Гарри.       Гарри собрался с духом, и вместе с его сопровождающим пересёк оставшееся расстояние до входа в зал суда и остановился перед открытой дверью.       — Гарри, — начал мистер Уизли, — ты же знаешь, что мы все c тобой. Ни о чём не беспокойся.       Поблагодарив мистера Уизли за помощь, Гарри глубоко вздохнул и вошёл в зал суда.       Он очутился в полукруглой комнате, похожей по размерам на гостиную Гриффиндора. С трёх сторон вдоль стен стояли скамейки высотой примерно в десять уровней; за его спиной, над входом в зал суда, возвышалась приподнятая галерея. Скамейки вдоль стен были заняты членами Визенгамота, большинство из них были суровыми пожилыми ведьмами и волшебниками. Хотя было трудно получить истинное представление о настроении законодательного органа, Гарри мог сказать, что многие были недовольны своим присутствием здесь — было ли это из-за безразличия, неодобрения действий Фаджа или враждебности по отношении к нему, он не мог сказать. Повернувшись назад в том направлении, откуда он только что вошёл, Гарри взглянул на галерею, заполненную зеваками. Среди них был нежелательный зритель — Люциус Малфой, наблюдавший за ним с высокомерной ухмылкой. Решив избегать отца своего самого ненавистного соперника, Гарри продолжил бродить глазами по лицам людей, стоявших в галерее, пока не наткнулся на взгляд мужчины, которого встретил перед входом в зал суда — тот радостно помахал ему. Улыбнувшись в ответ, он повернулся к Министру Фаджу, который смотрел на него с яростью и максимально возможным презрением.       — Пожалуйста, присаживайтесь, мистер Поттер, — сказал он сквозь стиснутые зубы, указывая на твёрдый деревянный стул, стоявший в центре комнаты и повёрнутый спинкой к двери. — Мы готовы начать наше судебное разбирательство.       Внезапно забеспокоившись, Гарри оглядел комнату в поисках характерно яркой мантии своего директора. Не увидев его среди членов Визенгамота, он взглянул на министра, что нетерпеливо разглядывал его.       — Простите меня, министр, но насколько я знаю, здесь должен быть директор Дамблдор.       Лицо Фаджа озарила жестокая, торжествующая улыбка.       — Похоже, ваш директор не счёл нужным беспокоиться о проступках простого ученика. В случае такого презрения, выказываемого Визенгамоту, мы продолжим рассмотрение дела в его отсутствие.       Дрожа от мстительного ликования, которое явно исходило из голоса министра, Гарри оглянулся на дверь, а затем на лицо своего сторонника, который пристально посмотрел на него, придавая ему храбрости и уверенности в том, что всё будет хорошо. Глубоко вздохнув, Гарри собрался с силами и сел на жёсткий стул, выпрямив спину и высоко подняв голову. Он покажет Фаджу, что его не запугать.       Дикая улыбка сопроводила ответную реакцию Министра, когда удерживающие ремни внезапно выскочили из подлокотников и ножек кресла, связывая и обездвиживая Гарри. Фадж торжествующе ухмыльнулся в ответ на шок подсудимого, призывая Визенгамот к порядку.       — Тишина в зале суда! — крикнул он, стуча молотком по столу, за которым сидел.       Когда в помещении стало тихо, он оглядел всех и снова заговорил:       — Я назначил разбирательство по делу Гарри Джеймса Поттера, несовершеннолетнего волшебника, незаконно использовавшего магию, — он усмехнулся Гарри и затем продолжил: — Ответчик обвиняется в использовании магии в присутствии магла и в нарушении Статута «О Неправомерном Применении Магии Несовершеннолетними». Истинность указанных обвинений, как и ложь, сказанная ответчиком, должны быть освещены и рассмотрены соответствующим образом.       — Так ли это, Корнелиус? — раздался голос позади Гарри.       Он повернул голову, насколько это было возможно из-за ремней, и стал свидетелем драматического появления своего директора. Он ухмыльнулся, когда на него были обращены весёлые огоньки глаз Дамблдора. Старый мужчина, обычно похожий на дедушку, сегодня выглядел безукоризненно: от длинной струящейся серой мантии до длинной белой бороды, причёсанной и перевязанной его обычной золотой цепью. Хотя его глаза радушно мерцали, когда он смотрел на своего юного подопечного, Гарри мог сказать, что Дамблдор был равнодушен — он изрядно излучал силу, и его взгляд, направленный на собравшихся членов Визенгамота, был не только строгим, но и крайне неодобрительным.       Подойдя к стулу Гарри, он встал рядом с ним и продолжил:       — Полагаю, я не должен удивляться тому, место и время этого… слушания было изменено без предварительного уведомления, — его резкий тон не оставлял сомнений о его мнении по поводу данного процесса. — Если бы я не знал вас лучше, министр, подумал бы, что это было сделано намеренно, чтобы лишить мистера Поттера его права защищать себя перед благородным органом.       Глаза Фаджа на мгновение сузились, прежде чем он с презрением фыркнул:       — Визенгамот вряд ли может нести ответственность за то, что вы не потрудились отставать от действий органа, которому вы подчиняетесь, Дамблдор.       Подняв бровь, Дамблдор впился взглядом в министра, заставляя его слегка заёрзать на стуле.       — Напоминание, должно быть, потерялось, министр. Если бы в этом органе не было добросовестных членов, мистер Поттер и я, возможно, не узнали бы об этом разбирательстве до того, как решение было вынесено. Разумеется, вы бы не хотели, чтобы вас считали министром, который председательствовал на ошибочном судебном заседании по одному из самых нашумевших дел.       Фадж смотрел на собеседника, его лицо слегка побледнело от смысла речи Дамблдора. В зале воцарилась неловкая тишина, пока Визенгамот переваривал всё, что было сказано не их лидером.       — Как бы то ни было, — продолжил Дамблдор, — независимо от моего мнения об этом заседании, мы все здесь. Я предлагаю закончить этот фарс как можно быстрее, чтобы мы могли заняться более важными делами. И так как я буду представлять мистера Поттера, я предоставляю слово вам, министр.       Внутри Гарри ликовал от восторга за головомойку, которую директор только что устроил Фаджу, хоть он и старался не показывать это на своём лице. Он не на все сто был законопослушным волшебником-студентом — отнюдь нет — но знал, что министр выделил его, отказавшись видеть причину смерти Седрика, и публично назвал Гарри лжецом при получении его показаний после третьего задания Турнира Трёх Волшебников. Сказанное Дамблдором было не только справедливым, но и вписывалось в контекст любого волшебного закона, который знал Гарри.       — Совершенно верно, — отрезал Фадж.       Министр подал знак стороне обвинения, давая им слово. Их главным свидетелем была помощница, с которой Гарри дважды общался ранее: Муфалда Хмелкирк. Гарри слушал, как Фадж менял сказанную ею информацию, чтобы построить дело против него, задавал наводящие вопросы, чтобы выяснить факты, очевидно направленные на подтверждение вины обвиняемого. Гарри внимательно наблюдал и слушал, отмечая радостные взгляды, которые министр всё время бросал на него. Мисс Хмелкирк, напротив, не имела ничего против Гарри или Дамблдора; она просто представила факты дела такими, какими она их видела, немного уточняя свои мысли только по прямому указанию министра или одного из членов Визенгамота. Факты были просты и понятны: утром второго августа устройства слежения Министерства обнаружили большой выброс магии, который был связан с палочкой Гарри. Мисс Хмелкирк начала стандартную процедуру и отправила письмо по адресу, где проживал Гарри, информируя его об исключении из Хогвартса и мерах, которые должно предпринять Министерство в ответ. Однако приказ был вскоре отменён, когда Альбус Дамблдор прибыл в Министерство и убедил их провести слушание, чтобы определить судьбу студента.       Эти последние слова свидетеля заставили Фаджа ухмыльнуться Гарри, заставив того поёжиться на стуле.       — Мисс Хмелкирк, — начал Фадж после того, как она закончила свой доклад, — я так понимаю, это не первый раз, когда мистер Поттер использовал магию ненадлежащим образом?       — Нет, министр. С тех пор, как он начал обучаться в Хогвартсе, мистер Поттер дважды использовал магию за пределами замка.       — Вот! — прогремел Фадж. — Визенгамот может увидеть образец неповиновения и презрения к законам нашего мира — презрения, которое ставит всех нас под угрозу обнаружения маглами! Может ли кто-нибудь сказать что-либо в защиту мистера Поттера?       — Министр, я считаю, что мистеру Поттеру нужно дать возможность ответить самостоятельно в свою защиту.       Глаза-бусинки Фаджа остановились на Дамблдоре, и на его лице появилась неприятная усмешка.       — Ах, да, мы подошли к сути вопроса. Уважаемый директор нашей самой выдающейся школы, который раз за разом выступает объектом обожания мистера Поттера. Скажите Визенгамоту, директор, почему, будучи официальным членом этого органа, вы почувствовали необходимость вмешаться в его деятельность от имени мистера Поттера? Было ли его пребывание в Хогвартсе аналогично процветающим после демонстрации покровительства с вашей стороны?       Его инсинуация не осталась незамеченной членами Визенгамота. Гарри заметил мрачные задумчивые взгляды многих наблюдающих за членами Визенгамота. Это был настоящий обходной манёвр, открыто предназначенный для демонстрации отношений между Гарри и директором, но не имевший никакого отношения к делу. Дамблдор решил проигнорировать выпад.       — Скажите мне, мисс Хмелкирк, — он запнулся — та стояла молча, ожидая обращения или увольнения. — Как получилось, что письмо было отправлено в дом мистера Поттера так быстро? Стандартная процедура гласит, что только при первом нарушении немедленно отправляется письмо с предупреждением, а при втором уже требуется проверка, прежде чем будет дан ответ.       — Дамблдор, я не думаю, что это…       — Но это имеет значение, министр. В конце концов, цель этого разбирательства — убедиться, что мистер Поттер обладает теми же правами, что и любой другой волшебник или волшебница, и что в соответствии с нашими законами будут приняты соответствующие меры. Вы ответите на вопрос, мисс Хмелкирк?       Её взгляд метнулся к министру, который смотрел на неё сузившимися глазами. Вздохнув, она оглянулась на Дамблдора и ответила:       — Министр Фадж прислал записку, в которой приказал, что нужно действовать немедленно в случае если мистера Поттера обнаружат за незаконным использованием магии.       — Только мистера Поттера?       — Да, сэр.       Дамблдор приподнял бровь и снова посмотрел на министра, который теперь явно чувствовал себя неловко. Он выглядел готовым сердито прервать разговор, когда Дамблдор снова заговорил:       — Отвечая на ваш предыдущий вопрос, министр: я всегда действовал в интересах тех, кто находится под моим руководством. Я буду продолжать делать это, чтобы обеспечить безопасность и благополучие моих студентов. Я бы сделал то же самое для всех, кто будет так же несправедливо наказан. Я думал, вы это уже поняли, министр.       Хотя Гарри не понял намёка, злость, мелькнувшая в глазах министра, сказала ему, что, по крайней мере, сам он всё понял и теперь был крайне недоволен.       — На самом деле, Дамблдор, — прорычал Фадж в ответ, забыв о своей кратковременной неудаче, — вам следует прекратить вовлекать себя в безнадежные дела, подобные этому — в конечном итоге это может навредить загадочности вашей репутации. Независимо от того, что я или кто-либо ещё из Правительства сделал бы в этом случае, факты очевидны и неопровержимы, как и наказание, которое они повлекут.       — Мистер Поттер заслуживает возможности ответить своим обвинителям не только в соответствии с его правом, но и в связи с серьёзностью последствий. Считаете ли вы, министр, что он должен быть осуждён в порядке упрощённого производства без его объяснений, или вы хотите увековечить ошибки прошлого и осудить очередного, невиновного человека, не признав его права?       К этому времени министр уже практически рычал:       — Хорошо, Дамблдор, изложите свою версию! Как мистер Поттер может оправдать свой поступок?       — Гарри, вы хотите ответить?       Чувствуя тяжесть всего Визенгамота, давящего на него, Гарри, тем не менее, набрался храбрости и посмотрел Фаджу прямо в глаза.       — На нас напали дементоры, сэр.       — Дементоры, министр! — прогремел Дамлбдор. — В то утро дементоры напали на мистера Поттера. Именно этим объясняется его использование магии.       — Дементоры? — завизжал Фадж. — Вы утверждаете, что студент четвёртого курса смог вызвать Патронуса, чтобы отогнать дементоров? Нелепо!       Сидя на своём месте и спокойно наблюдая, как Дамблдор защищает его, Гарри поразила мысль, что Фадж опровергал любые попытки его оправдания — это очевидный факт. И это осознание заставило его жёстко бросить тому в лицо:       — Я могу вызывать Патронуса с третьего года обучения!       — Мальчик, Патронус — это заклинание выше ЖАБА, которое могут успешно выучить немногие в нашем обществе. Вы ожидаете, что мы поверим, что вы, всего лишь пятнадцатилетний ребёнок, можете сделать то, что не может большинство взрослых?       — Дайте мне мою палочку и отпустите меня. Я покажу вам, — отрезал Гарри в ответ.       Глаза министра сузились, но прежде чем он смог что-то сказать, его прервали. Невысокая пухленькая женщина, одетая в блузу мрачно-розового оттенка под своей тёмной мантией Визенгамота, подняла руку.       — Гм, гм, — она ​​прочистила горло, прежде чем продолжить: — Я уверена, что мистер Поттер может академически продемонстрировать умение вызова Патронуса. Но дементоры находятся под контролем Министерства и, следовательно, не могут быть в Литтл-Уингинге.       Гарри сразу не понравилась уродливая женщина — она ​​говорила приторно-сладким голосом, в то время как сама жеманно ухмылялась всем собравшимся. Он чувствовал, что это была не более, чем игра.       — Вы стоите здесь, мистер Поттер, прямо напротив заместителя министра. Что вы на это скажете?       — Дементоры были там — я их видел. Миссис Фигг и мой двоюродный брат Дадли тоже были там.       — Маглы, — насмешливо выплюнул Фадж. — Удобно, вам не кажется? Особенно если учесть тот что, то ваши единственные свидетели не видят дементоров?       — Эффект присутствия дементора хорошо известны, министр, — ответил Дамблдор. — Простой опрос свидетелей позволит установить причину, по которой они пострадали.       — Вздор! Предлагаемый вами допрос будет в лучшем случае не более чем дополнением. У нас есть доказательства от отслеживающих устройств Министерства, они говорят об использовании мистером Поттером магии и никак не подтверждают его слова о появлении дементоров, чтобы доказать обратное. Почему же дементоры оказались там, рядом с вами, Поттер, так далеко от Азкабана?       — Я не знаю, министр, — ответил Гарри. В его голосе отразились вызов и презрение к маленькому наглому человечку. — На меня нападали дементоры и раньше, как вы хорошо знаете. Ведь это вы решили разместить их в Хогвартсе, когда я был на третьем курсе. Может быть, они каким-то образом смогли сбежать, или один из сторонников Волан-Де-Морта натравил их на меня.       Лицо министра озарила дикая ухмылка, хотя по залу прокатилась волна вздохов от произнесённого имени Тёмного Лорда.       — А, теперь мы подошли к сути вопроса — настойчивой убеждённости мистера Поттера в повторном появлении Тёмного Лорда. Скажите мне, Поттер, почему вы так настаиваете на провозглашении невозможного? Тот-Чьё-Имя-Нельзя-Называть был мёртв последние четырнадцать лет после того, как… Вы были там, не так ли?       Гарри выпрямился, насколько мог, и впился взглядом в министра.       — Я говорю вам, что он вернулся, потому что это правда.       — И я говорю вам, что это невозможно! — крикнул в ответ Фадж. — Вы думаете, что вы какой-то бог, что можете вернуть человека, мёртвого более десяти лет, в мир живых?       — Я не возвращал его, министр. Его привёл Питер Петтигрю, который использовал тёмный ритуал, чтобы вернуть своего бывшего хозяина.       — Питер Петтигрю! Ещё один человек умер, когда вы были ребёнком! Ваша ложь имеет хоть какие-то границы?       — Министр, всем известно, что существует много способов прекратить чьё-либо существование на земле — как и совершить обратное. Как вы хорошо знаете, я никогда не верил, что Волан-Де-Морт ушёл, и учитывая его страх смерти и сильного личного интереса, я не думаю, что это убеждение необоснованно — теперь он здесь, и он снова воплотился. И делать ничего для того, чтобы защитить свой народ и наше общество в целом — безумие.       Фадж с отвращением посмотрел на Дамблдора.       — И всё же у вас нет никаких доказательств этих утверждений, кроме слов молодого, ищущего славы выскочки, который, кажется, намерен вызвать панику в нашем мире.       — Доказательство существует, и вы можете посмотреть на него!       — Достаточно! — крикнул Фадж. — Я не буду прислушиваться к лжи этого молодого человека и к вашей попытке вызвать панику в этих стенах! Мистер Поттер — избалованный, позволяющий себе слишком много ребёнок, который слишком долго придерживался вашего мнения, Дамблдор. Я надеюсь оборвать поток его лжи для благополучия нашего общества, — откинувшись на спинку кресла, Фадж ухмыльнулся директору. — У меня есть другая теория об… опыте мистера Поттера. Он пытается сеять страх и раздор, потому что его звезда угасла с тех пор, как он вернулся в наш мир — он хочет воссоздать свою прошлую славу и использует для этого единственный дотступный ему способ — призывает имя нашего величайшего врага. Тот-Кого-Нельзя-Называть мёртв, мистер Поттер. Вы больше не получите сочувствие от этого общества из-за несчастного случая, который произошёл, когда вы были ещё ребёнком!       — Если он мёртв, и никогда не вернётся, тогда почему вы боитесь произнести его имя?       Вопрос Дамблдора эхом разнёсся по залу, заставив некоторых недоверчиво взглянуть на министра, в то время как другие были оскорблены тем, что кто-то нагло осмелился предложить им действительно сказать настоящее имя Тёмного Лорда. Гарри проанализировал их реакцию, пытаясь запомнить их, — это были люди (малая часть), что стали безмолвными сторонниками Волан-Де-Морта, если не настоящими Пожирателями Смерти.       — Конечно, министр не может бояться мёртвого человека, — продолжил Дамблдор, вызвав волну шума, пронёсшуюся над Визенгамотом, не говоря уже о насмешках над министром. Директор явно набрал очко в свою пользу.       В конце концов Фадж восстановил контроль над своим голосом.       — Неважно, как вы его называете, Дамблдор, — выплюнул он. — Этот человек мёртв, и независимо от того, что мистер Поттер считает его воскресшим, он не мог видеть Тёмного Лорда. Он явно лжёт.       — Я приму Сыворотку Правды! — отчаянно крикнул Гарри.       — Что?       — Дайте мне Сыворотку Правды — это покажет вам, что я не вру.       — Отличное предложение, министр, — мягко вмешался Дамблдор. — Сыворотка Правды без сомнения докажет утверждения мистера Поттера.       — Сыворотка Правды — ценное вещество, — прервала его Амбридж своим тошнотворным голосом, пока Фадж медлил с ответом. — Мы не используем её на ком попало — ваше дело не подходит, мистер Поттер.       — Напротив… — начал Дамблдор, но его прервал разъярённый Фадж:       — Бред! Мы больше не будем это слушать. Пора Визенгамоту обсудить и определить результаты этого слушания.       Гарри не знал, как всё закончится — Дамблдор привёл Визенгамоту множество очевидных фактов, но будет ли этого достаточно? Гарри взглянул на директора, опасаясь решения не в свою пользу, когда услышал громкий, сильный голос из галереи.

***

      К этому времени Жан-Себастьян наслушался достаточно — британский министр раздражённо пытался добиться своего, и правда его явно не интересовала. Настало время погасить доверие Сириуса к этому человеку и бросить кубик, который изменит жизнь его семьи.       — Довольно, министр!       Не обращая внимания на изумление на лице британского министра, Жан-Себастьян поднялся со стула и перепрыгнул через бортик, отделявший зрительскую галерею от остальной части амфитеатра. Он быстро спустился по лестнице и двинулся к ненавистному стулу, на котором молодой человек, которому он пришёл помочь, всё ещё сидел и смотрел на него шокированным взглядом, смешанный с надеждой.       Пройдя на середину комнаты, Жан-Себастьян нахмурился, глядя на стул, который держал Гарри в плену, и взмахнул запястьем, освобождая его от оков. Гарри неуверенно взглянул на своего благодетеля, усмехнувшись в ответ на приветственную улыбку Жан-Себастьяна.       — Встань и посмотри в лицо своим обвинителям, Гарри. Этот стул был разработан, чтобы лишить человека свободы воли и достоинства. Я не хочу, чтобы ты сидел на нём больше ни секунды.       У Жана-Себастьяна как раз было достаточно времени, чтобы обменяться взглядами, сопровождаемые приподнятыми бровями, с директором, прежде чем Фадж наконец отмер. Его голос разнёсся по залу:       — Посол! Что это значит?       Взглянув на близкого к апоплексическому удару министра, Жан-Себастьян помог ошеломлённому Гарри Поттеру подняться на ноги, а затем повернулся, чтобы обратиться к его обвинителям:       — Это судопроизводство — фарс, министр. Я не позволю продолжать вам это символическое убийство, эту… инсценировку суда. Вы не заинтересованы в том, чтобы узнать истинные мотивы поступков Гарри, вы отрицаете все его оправдания, действуя в угоду вашему разрушительному и узколобому чистокровному фанатизму. Этого молодого человека не принесут в жертву ради продвижения вашей карьеры!       — Как вы посмели! По какому праву вы прерываете наше дело?       — По праву представителя Международной Конфедерации Магов.       Его заявление, по-видимому, застало Фаджа врасплох, так как этот человек на мгновение замолчал, что позволило Жану-Себастьяну продолжить говорить:       — С помощью Верховного Председателя, — кивнул он в сторону Дамблдора, — сегодня утром было созвано экстренное заседание Конфедерации. Подавляющим большинством голосов МКМ было решено поддержать действия юного Гарри Поттера, не только во время нападения на него и его двоюродного брата, но также и во время недавно завершившегося турнира.       — А какой авторитет у Конфедерации здесь, в Англии? — усмехнулся Фадж в ответ.       Но хотя министр старался казаться уверенным и равнодушным к новостям, Жан-Себастьян мог сказать, что его слова были сказаны не так уверенно, а его манеры стали болеее скованными. Одобрение и рекомендация Конфедерации имели немалое значние даже для самых могущественных людей — нападение на международную магическую организацию было сопряжено с политическим и личным риском, который многие сочли в ущерб себе.       — Очевидно, никаких легальных оснований, — ответил Жан-Себастьян, слегка всаживая нож своими словами. — Мой дорогой министр Фадж, если вы обеспокоены этим, вы должны продолжить изучение международного волшебного права.       Насмешка не осталась незамеченной, и Фадж в ответ нахмурился. Члены Визенгамота отреагировали по-разному, поскольку было видно, что те, кто находился в прямой оппозиции, ухмылялись в его сторону, в то время как другие, казалось, придерживались иных взглядов, понимая и, возможно, даже сочувствуя своему Министру.       — МКМ не может напрямую вмешиваться в дело, которое, очевидно, является внутренним делом Британии, — продолжил он, убедившись, что министр и весь его Визенгамот в точности понимают то, что он говорит. — Однако молодой мистер Поттер представляет интерес для волшебного мира в целом не только тем, что пережил нападение одного из самых страшных Тёмных Лордов, но и благодаря Турниру Трёх Волшебников, не говоря об остальных его подвигах. Мистер Поттер, похоже, ваши приключения принесли вам большую известность за пределами Англии, — она больше той, которую вы приобрели, когда подверглись нападению много лет назад. Предложения об убежище поступают из многих разных стран, включая мою собственную.       Жан-Себастьян чуть не рассмеялся, увидев непонимающий и испуганный взгляд Гарри — он, очевидно, был закрытым молодым человеком, не ценившим свою славу. Решив внимательно проследить за Гарри — он выглядел так, как будто не полностью понимал, что происходит: если это так, ему нужно было бы получить образование не только о способах волшебного мира, но и о том, как международный мир работал — Жан-Себастьян снова обратил своё внимание на Фаджа, любопытствуя, как министр отреагирует на непредвиденные обстоятельства по делу, которое казалось предрешённым ещё утром.       Министр свирепо смотрел на обвиняемого, без сомнения пытаясь решить, как повернуть дело в нужную ему сторону. Жан-Себастьян посмотрел на министра, позволяя проблеску неприязни и отвращения проникнуть в его взгляд. Глаза Фаджа сузились в ответ — Жан-Себастьяну знал, что в этот день он превратился в непримиримого (хотя он ожидал несколько безрезультатного препирательства) врага. Тем не менее, всё, что он слышал о Гарри и нездоровом интересе Тёмного Лорда к молодому человеку, говорило ему, что это стоит того. Гарри Поттер будет лидером в борьбе с Волан-Де-Мортом — Жан-Себастьян в этом уверен.       — МКМ не имеет значения! — наконец ответил Фадж, в последний раз вздохнув, чтобы спасти своё дело. — Мистер Поттер нарушил закон — международный закон, между прочим, — и мы обязаны обеспечить соблюдение секретности нашего мира.       — Тогда проинструктируйте своих авроров подготовить Сыворотку Правды, — ответил Жан-Себастьян. — Мистер Поттер уже дал согласие на её использование.       Ответила невысокая пухлая розовая женщина:       — Использование Сыворотки Правды…       — …допустимо к применению во всех судебных процессах для определения невиновности обвиняемого, и Визенгамот одобряет применение данного зелья. На самом деле, мадам, я думаю, что вы, будучи членом этого благородного органа, должны понимать законы своей собственной страны.       Она заметно возмутилась в ответ его комментарию, заставив Жан-Себастьяна задуматься, почему она так упорно поддерживала Фаджа в этом вопросе. Необходимо изучить их отношения.       — Причина всё ещё ясна! — её тошнотворно-сладкий голос стал визгливым. — Статут был нарушен, и мистер Поттер признал это.       — Позвольте, — вмешался Дамблдор впервые с тех пор, как выступать начал Жан-Себастьян, — в Статуте упоминается «разумное использование». Разумеется, попытка защитить себя от дементоров будет рассмотрена как оправдание любого здравомыслящего волшебника или волшебницы. Использование Сыворотки Правды подтвердит присутствие дементоров в то утро.       — Если он в тот момент не бредил! — отрезал Фадж, наконец снова обретя голос.       — Тогда также потребуются показания свидетелей, — с нажимом ответил Дамблдор. — Если только вы не считаете, что все они были в бреду по какой-то необъяснимой причине.       Его сарказм не остался незамеченным членами Визенгамота. Жан-Себастьян почти почувствовал, как волна общественного мнения повернулась против министра, и решил, что пора заканчивать бесполезные прения.       — Министр, всё, что мне довелось услышать этим утром, почти убедило меня в том, что вы имеете личную обиду к этому молодому человеку, хотя я должен признаться, что так и не понял оснований ваших действий. У меня был только один краткий разговор с мистером Поттером, но я могу безоговорочно заявить, что он кажется милым, умным парнем, который испытал трудности в своей жизни не по своей вине. Учитывая его статус героя среди британского волшебного народа, вы действительно хотите чтобы избиратели не доверяли вам и считали министром, который навсегда изгнал героя из Англии? Вы думаете, ваше население так быстро забудет Гарри? Сможет ли английское магическое сообщество рассказать народу об истинной причине ухода мистера Поттера?       Это больше всего привлекло внимание Фаджа и всего Визенгамота. Жан-Себастьян знал, что Фадж мог выставить Гарри в любом свете, каком ему только заблагорассудится, и ему это сошло с рук, пока он контролировал поток информации и твёрдо держал общественное мнение на своей стороне. Теперь, когда его аргументы разбиты в пух и прах, а его предвзятость и личная неприязнь к мальчику почти доказаны после всех этих выступлений, — за которыми следили во всех уголках страны по Британскому Волшебному Радио, насколько мог судить Жан-Себастьян — для Фаджа было бы политическим самоубийством продолжать добиваться осуждения и наказания Мальчика-Который-Выжил.       Усмешка Жан-Себастьяна была практически хищной.       — О, я вижу, это привлекло ваше внимание. Но как бы то ни было, я не позволю больше эксплуатировать юного Гарри Поттера.       Выражения путаницы и недоумения, отразившиеся на лицах собравшихся, могли бы показаться смешными, если бы Жан-Себастьян не был смертельно серьёзен в тот момент.       — Поскольку английскому волшебному миру нельзя доверить благополучие мистера Поттера, я боюсь, что должен предпринять меры, чтобы никогда больше с ним не обращались подобным образом. Недавно мне стало известно о существовании документа, подписанного моим отцом и дедушкой мистера Поттера более пятидесяти лет назад, — документ, который позволяет мне быть полезным молодому человеку. С согласия его опекуна, по древним магическим законам, я заключаю брачный контракт между мистером Поттером и моей старшей дочерью. Да будет так, как я сказал!
Отношение автора к критике
Не приветствую критику, не стоит писать о недостатках моей работы.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.