Rocket King

На полу спальни были раскиданы тряпки. А если быть точнее, куча одежды Эксла, который в это время непринуждённо крутился у зеркала, рассматривая свой очередной образ, который он составил. Роуз, в отличие от Кобейна, любил вот так вот перевернуть весь свой гардероб с ног на голову, а потом пялиться в зеркало полчаса и думать, чего же здесь не хватает. Курт в таких случаях обычно сидел где-то рядом, утверждая, что Эксл прекрасен в любой одежде, даже если бы он напялил на себя пакет. А Роуз всё вздыхал и думал, что же будет лучше смотреться на его прекрасном теле. У Курта обычно всё было проще: есть куча шмотья, надевай то, что видишь первым и уже хорошо. Как писали СМИ, «Курт — мастер в комбинации одежды», хотя сам Курт никогда по этому поводу не парился, а одевался, как капуста он потому, что стеснялся худобы и сколиоза, и дабы скрыть это хотя бы немного, всегда надевал несколько пар штанов и кофт, однако и платья носить он тоже любил. Как говорил Кобейн, «они удобные и сексуальные». — Ну, что думаешь? Мне кажется, что я просто чудесен, ах. Эксл улыбался, говоря комплимент самому себе и задавая вопрос Курту, который сидел на кровати и любовался своим возлюбленным (хотя, скорее всего, Кобейн скорее пялился на его пятую точку, но он имел на это полное право). — И правда здорово. Научи меня себя хвалить, Экс. — А ты думаешь, я всегда был таким? Кажется, Эксл вмиг сменил настроение с игривого и задорного на серьёзное и какое-то тоскливое. — Нет, но ты меня этим восхищаешь. — Когда Иззи предложил мне переехать в Лос-Анджелес и создать группу, я в себя не верил вообще и думал, ну какой же из меня, придурка из маленького города, музыкант. А теперь посмотри, где я сейчас. То-то же. Популярность придала мне уверенности в себе и я стал ценить самого себя, понимаешь? А у тебя так не вышло, несмотря на твой больший успех, вот так вот получается. Но я всё равно тебя очень люблю, ты моя радость. Эксл произнёс последние слова с такой нежностью, что Курт готов был расплакаться только от этого тона голоса, в котором не было ни капли раздражения из-за поднятой темы или агрессии. Спокойный, заботливый и добрый Эксл. Такой, каким Курт любил его больше всего. — Я тебя тоже люблю. Это было всё, что смог выдавить из себя смущённый Кобейн, хотя казалось бы, он слышал подобное так много раз, что это не должно было вызывать уже хоть какие-то эмоции. Но Курта всегда радовала ласка и внимание, которое Роуз никогда не стеснялся ему давать. Если надо было обнять — обнимет, погладить — погладит, поцеловать — да хоть всё тело, от макушки до пят. А вот кого Курт даже побаивался, так это агрессивного и нервного Эксла. Импульсивный, строгий и склонный к разрушению. Если не успокоить — сломанная вещь в доме, порванная одежда или удар кулаком об стену так, что кровоточили костяшки. А один раз, Курту досталось по щеке, и он дулся на Эксла целый день, даже спать лёг отдельно. Таким Роуз был не так часто, как раньше, но если бывал — заставлял Курта грустить и чувствовать себя беззащитным, хотя и знал, что Эксл никогда его не тронет, особенно после того случая с пощёчиной. Но и Кобейн иногда был совсем не подарок: сегодня он смеётся и дурачится, записывая всё это на камеру, а завтра он тихо сидит за столом и рисует страшных, абстрактных монстров, которые выползают из самых тёмных углов его сознания, а потом пишет тексты, в которых постоянно прослеживаются строки о болезнях или всего, что связано с деторождением. Курта тянуло к медицине и анатомии, такая была у него странность, которая нередко находила отражение в его лирике. «Девственная плева её высочества разорвана», «я ломаю пальцами лошадиные таблетки», «давай станцуем твист и перестараемся, чтобы были конвульсии», и множество других не менее интересных фраз, приходивших в его голову. Какой же бардак был в его разуме, было страшно представить. Но Эксл любил его, любил со всеми его тараканами и особенностями, принимая Курта таким, какой он есть, не пытаясь переделать или исправить. И Кобейн это очень ценил. — Ты совсем загрустил, хочешь чего-нибудь? Стандартный вопрос Эксла, на который Курт так редко знал ответ. — Объятий. — Иди сюда. Роуз раскинул руки, а Курт встал со скрипучей кровати и упал в руки Эксла, вжавшись посильнее в его леопардовую футболку. — Ты похож на Сида Вишеса. А было и правда похоже: футболка с леопардовым принтом, кожаная куртка, рваные штаны и цепочка на них же. Сразу видно влияние панка, хотя Эксл предпочитал глэм-образы куда больше. — И правда похож. Погладить тебя? — Угум. Эксл тут же начал гладить Курта по его нерасчёсанным волосам. Несмотря на то, что Кобейн часто ходил с немытыми и растрёпанными волосами даже на публике, сейчас он выглядел так уютно и по-домашнему, что Роуз понимал — это его любимый мальчик, который так ему доверяет и любит. — Поговорим о личном? Эксл был немного ошарашен вопросом. — Давай, наверно? Курт отпустил Эксла и улёгся на кровать, взяв сигареты. Роуз же быстро скинул с себя всю одежду, которая отправилась в одну из куч шмоток на полу, и устроился рядом с Кобейном, приобняв его и закинув ногу на ногу. Курт передал ему сигарету. — Если честно, ты меня удивил и немного озадачил. Вспомнил что-ли что-то? Курт закурил. — Такие разговоры успокаивают. Чувствую какое-то тепло и близость от них. — Начинай. Кобейн думал совсем недолго. — А чем тебя чаще всего в детстве били? Меня просто рукой. — Ремнём. Постоянно, чуть ли не каждый день. Как вспомню так забыть сразу хочется, как страшный сон. А тебя правда били руками, да? Мне кажется, это звучит даже грустнее, чем ремень. — Да постоянно! Мой отец меня постоянно позорил на публике и давал по голове, если ему что-то не нравилось. И Кортни делала так же, правда по голове мне уже не давала. Хотя, иногда доходило до слёз. Курт сказал это с такой горечью, что Экслу стало его безумно жаль. Так хотелось прижать его к себе и никогда не отпускать, защищая от любого, кто может сделать ему больно. Курт такой, ранимый и робкий. — Но несмотря на это, у нас было много хороших моментов тоже. Я помню, как мы дурачились, смеялись и снимали это всё на камеру, как она обнимала меня и говорила, что я лучший на свете мужчина и то, как мы читали книжки на ночь по очереди. Но я так же помню, как она называла меня немощным и даже заставила меня плакать от того, насколько её унижения были обидны. Это были самые горькие в моей жизни слёзы, ведь нет ничего больнее, чем услышать от любимого человека гадость в свою сторону. Курт замолчал, а на Эксла нахлынуло какое-то чувство вины за все моменты, когда он хоть и не умышленно, но делал Курту больно. Он никогда этого не хотел, но чувствовал за это стыд. Роуз не знал, что ответить. Это уже прошло и сейчас не имело никакого значения, потому, Эксл просто прижал Курта к себе поближе, поглаживая по плечам, а тот, кажется, начал тихо плакать, но всеми силами пытался это сдержать. — Ты плачешь там что-ли? — Нет. — Не ври, ты плачешь. Курти, ну, золотко, что ты? Расстроился? Ты ж мой хороший, ну-ну… Роуз тут же принялся успокаивать любимого, в то время как тот залился ручьём слёз, которые будто обжигали лицо. А Эксл всё утешал его и вытирал слёзки. Было невыносимо больно смотреть на то, как он плачет и как его глаза тускнеют и в них больше не сияют звёздочки радости. — Никто больше тебя не обидит, а если обидит, то я разберусь, места живого не оставлю! До сих пор на Иззи злюсь за то, что он про тебя сказал, скотина… Ещё одно такое поганое слово из его рта услышу — точно ногами отхуярю до потери памяти. Поэтому, ты в надёжных руках, не переживай, всё. Плохие времена кончились и теперь всё наладилось, я рядом. — Почему мне понадобился для этого 31 год? — А мне 36 лет, но я счастлив. Всё, стоп слёзы, ну ты совсем расклеился. А Курт и правда расстроился. Старые воспоминания будто сверлили его сознание, он прокручивал в голове все моменты с Кортни, как они танцевали и целовались, смеялись и шутили, читали книжки и молились перед сном каждый день, как Курт играл с маленькой Фрэнсис и думал, что теперь он каждый день будет видеть и ухаживать за своей чудесной малышкой, которая так сильно любит своего папу, ведь он катает на плечах и любит обниматься. Всё это разбивало сердце Курта на кусочки, заставляя чувствовать себя полнейшим неудачником. Но Эксла он любил. Очень любил. И он правда искал в нём какой-то защиты, в то же время так же умея ответить тем, кто ляпал про него гадости. — Хочешь я тебе что-то дам? — Что там? Курт сразу заинтересовался. — Ммм, смотри. Эксл поднял свою руку, обратив внимание Курта на неё, а второй рукой он неожиданно начал щекотать Кобейна по животу, заставляя того залиться громким смехом и окончательно заставив его перестать рыдать. После этого, Роуз встал с кровати и легко закинул Курта на плечо, покружившись вокруг себя, а потом бережно кинул Кобейна на кровать, прыгнув к нему. Курт улыбался, это уже было хорошо. — Извини, просто воспоминания нахлынули. — Понимаю. Давай отвлечёмся, как насчёт приставки или настольных игр? Или то, чего ты захочешь. — Давай просто лежать и целоваться, я слишком устал. — Твоя идея мне нравится больше. Гораздо, иди ко мне.