Раменная Камадо-куна

— Ты сегодня что-то рановато, Зеницу.       Танджиро осторожно поставил горячее блюдо на стойку и обеспокоенно взглянул на блондина. За то недолгое время, что Агацума наведывался к нему в лапшичную, Камадо впервые видел парня в столь опустошенном состоянии. Зеницу слишком громко шмыгал носом и слишком усердно вытирал рукавом покрасневшие от слез глаза. Ранящие чувства будто волной накрывали растоптанного парня, с каждым разом ударяя того все больнее. Погода, будто решив добить юношу, разыгралась не на шутку: ветер гулко завывал, раскидывая над городом снопы холодных снежинок. Парень обессилено рухнул на стойку и негромко застонал. — Бога ради, Зеницу, что произошло? — Уууу, Танджиро, — всхлипнув, завыл Агацума, — меня уволили с работы, они меня уволили!       Негромкие рыдания вырвались из уст парня, и тот закрыл руками взлохмаченную макушку. — Мне так жаль, — обреченно пробубнил Зеницу. — Прости за этот спектакль, Танджиро, все же не стоило вываливать на тебя свои жалкие проблемы. Наверное, мне лучше уйти, — Зеницу пересчитал монетки и положил их на край стойки.       Смотря на уходящего парня, Камадо расстроено цыкнул и рванулся с места. Необъяснимым порывом он в два шага добрался до хнычущего блондина и схватил того за руку. — Господин Урокодаки, - бросил через плечо красноволосый, — прошу вас, присмотрите за раменной, пока меня не будет.       Довольно чавкающий старик кивнул и шаткой походкой зашагал в сторону стойки. Танджиро, не отпуская блондина, уверенно потянул того за собой и прикрыл кухонные шторы. — Если ты думаешь, - начал он, — что я просто возьму и отпущу тебя в таком состоянии в чертову метель, то ты просто болван!       Камадо буквально кипел от собственных мыслей и переживаний, пока блондин, понурив голову, послушно шагал за ним по хлипкой лестнице, ведущей на второй этаж. Ступеньки угрожающе скрипели под весом парней. — Куда мы.. — Ко мне домой. Тебе нужно прийти в себя, да и переждать пургу будет не лишним.       Дойдя до двери, Танджиро достал из передника связку с ключами. Зеницу, шмыгнув носом, уткнулся в спину красноволосого и обиженно засопел. Слишком много переживаний выпало на долю парня в этот снежный день, и Агацума хотел лишь одного: стереть его из памяти как можно скорее.       «От Танджиро приятно пахнет», — подумал блондин и смущенно улыбнулся собственным мыслям. В последнее время Зеницу то и дело подмечал малейшие детали, касающиеся Камадо, и, считая подобное постыдным и странным, изо всех сил старался избавить свое сердце от переполнявших его чувств. Но получалось из ряда вон плохо: будто влюбленный школьник, он с содроганием продолжал наблюдать за столь желанным им юношей, совсем не надеясь на взаимность в свою сторону. Словно липкая патока, влюбленность постепенно смывала то мнимое чувство дружбы, появившееся за время, проведенное вместе с Танджиро.       Влюбленность, которой Зеницу, казалось, заболел в одиночку.       Из раздумий юношу вывел голос Камадо. — Может, лучше погрустим внутри? — повернувшись, спросил красноволосый.       Щеки Зеницу вмиг стали пунцовыми, и, быстро кивнув, блондин прошествовал в приоткрытую дверь мимо улыбающегося Танджиро. Тот прошел следом за ним. — Чувствуй себя как дома, хоть здесь и не совсем уютно, — защелкнув дверь, произнес парень и прошел вглубь квартиры. — Проходи направо, в гостиную, я подойду через пару минут! — напоследок крикнул Танджиро.       Повиновавшись, Зеницу снял заснеженные ботинки, и, повесив куртку, несмело побрел по коридору. Зайдя в нужную комнату, парень неловко выдохнул и огляделся.       Может, убранство квартиры и было скромным, но уж точно не было неуютным: стены приятных пастельных тонов украшали пожелтевшие от времени сумиэ*, свисавшие с потолка тетины* причудливо переливались от света ярких ламп; старая, но добротная мебель словно сама выбрала подходящие для себя места. От обстановки, как и от хозяина квартиры, веяло приятным теплом, и Зеницу потихоньку начал успокаиваться.       Танджиро вернулся в комнату с дымящимися в руках кружками. — В детстве, когда я грустил, — начал красноволосый, — мама, чтобы подбодрить меня, часто заваривала ромашковый чай и поила меня им до тех пор, пока я не начинал улыбаться. Но, по правде говоря, улыбался я почти сразу же, как только видел чашки в ее руках. — Танджиро присел на софу и с печальной улыбкой протянул одну из кружек Зеницу.       Приняв напиток, Агацума присел возле парня, и, отхлебнув из чашки, смущенно уставился в пол.       Он снова заставил Танджиро волноваться.       Он снова почувствовал себя жалким.       Будто поняв, о чем размышляет блондин, Танджиро невесомым движением положил руку на плечо Зеницу и участливо взглянул тому в лицо. Юноши встретились взглядами, и щеки Агацумы вновь покраснели. — По правде говоря, мне уже намного лучше, Танджиро-кун, — произнес блондин, мотнув головой. — Мне так неловко. — Брось, — ответил Камадо, — это меньшее, что я могу для тебя сделать. Может, поделишься произошедшим? — осторожно произнес красноволосый, поглаживая плечо Зеницу.       Агацума вздрогнул и досадно закусил губу, явно пытаясь остановить поток новых слез. — В зале была полная посадка из-за фестиваля Начала зимы, и я... не справился, — дрожащим голосом пробормотал блондин. — Перенервничал, разбил кучу посуды прямо перед гостями.       Парень отставил чашку на столик и принялся вытирать выступившие слезы. — Управляющая была просто в ярости, наговорила грубостей и заставила охрану меня вышвырнуть, — Зеницу горько выдохнул и закатал рукава свитера.       Оголенные руки представляли собой малоприятное зрелище: кисти, запястья и предплечья — все было сплошь усеяно всевозможными синяками и ссадинами. От увиденного у Танджиро перехватило дух, и, не отдавая себе отчета, красноволосый мигом затянул плачущего блондина в свои объятия, позабыв о чашке в своих руках. Та с грохотом ударилась об пол, расплескав вокруг содержимое.       Камадо и не думал обращать внимания на допущенную оплошность, лишь сильнее сжимая ошарашенного блондина в своих объятиях. Разум парня рисовал страшную и изощренную картину расправы над ублюдками, посмевшими тронуть Зеницу, время от времени подкидывая все более ужасающие детали. Случившееся с Агацумой внезапно стало для Танджиро невероятно личным, списанным на собственные счета происшествием, которое он уж точно не собирался оставлять без внимания.       С трудом отстранившись от Зеницу, Танджиро заключил его лицо в своих ладонях и неловко прижался своим лбом ко лбу заплаканного блондина. Происходящее казалось Зеницу нереальным сном, который вот вот ускользнет от него в утренней полудреме. Камадо первым нарушил тревожно повисшую в воздухе тишину. — Больше никто не посмеет тронуть тебя, Зеницу – кун, — проникновенно прошептал красноволосый. — И ты обязательно найдешь работу намного лучше прежней.       Блондин негромко всхлипнул, и Танджиро аккуратно вытер выступившие на его глазах слезы. — Да кому будет нужен неудачник с таким позорным послужным списком? Хочешь прочитать мои рекомендации и отзывы, а, Танджиро? — вскипел Зеницу и резко поднялся с софы. Танджиро вмиг схватил того за свитер и сильным движением усадил разбушевавшегося блондина обратно.       Подождав, пока Агацума успокоится, Танджиро продолжил. — Мне, Зеницу. Ты будешь нужен мне.       Зеницу удивленно взглянул в глаза Танджиро. — Я не понимаю.. — Когда ты впервые зашел в мою раменную, — усмехнувшись, начал Камадо, — я обмолвился о том, что в будущем мне, возможно, понадобится помощник, — уловив просветление на лице Зеницу, Танджиро невольно улыбнулся. — И ты хочешь сказать.. — Стань моим помощником, Зеницу.       Агацума непонимающе уставился на Танджиро. — Само собой до того момента, пока ты не найдешь работу получше той, что я могу тебе предложить, — виновато пожав плечами, произнес юноша. — Не предлагай того, о чем потом горько пожалеешь, Танджиро! — вскричал Зеницу.       Танджиро поднялся с насиженной софы и медленно хрустнул суставами. Происходящая ситуация начала забавлять, и, что уж лукавить, довольно сильно радовать юношу. Теперь Зеницу всегда будет находиться под наблюдением Камадо, и никто не сможет причинить вред нерадивому блондину. — Я не пожалею. — Пожалеешь, точно пожалеешь! Когда я разобью все тарелки, или, к чертям собачьим, ненароком спалю твою кухню! — тяжело дыша, продолжал кричать блондин. Он давно перестал верить в себя и свои силы, словно по накатанной продолжая сдаваться и угасать. — В спокойной обстановке ты не будешь трястись от страха и разбивать тарелки. Кухню тоже не подожжешь.       Танджиро протянул руку навстречу Зеницу. — Я верю в тебя, Агацума. Поверь же и ты в себя. Вместе мы справимся.       Зеницу неуверенно схватил руку красноволосого и с трудом поднялся на ноги. Слезы вновь брызнули из глаз блондина, и тот, судорожно всхлипнув, поспешно уткнулся в плечо Камадо. Танджиро нежно приобнял расстроенного юношу и расплылся в счастливой улыбке. «Этот парень просто нечто», — подумал про себя красноволосый и шумно выдохнул. — Все ведь будет хорошо, Танджиро? — с надеждой в голосе спросил Зеницу. — Я в этом уверен, — твердо произнес юноша и еще сильнее прижал к себе Агатсуму.

***

      Сидя на заднем сидении, Зеницу задумчиво оглядывал сменяющиеся за стеклом окрестности. О яростной буре напоминали лишь огромные сугробы, через которые с трудом пробирались немногочисленные прохожие. — Если бы Танджиро не вызвал такси, то быть бы мне среди этих несчастных, — ухмыльнувшись, прошептал Агацума. «Ты намного лучше, чем сам о себе думаешь. Вот увидишь, я заставлю тебя в это поверить!»       Слова, сказанные Танджиро на прощание, раз за разом всплывали в мыслях блондина. Камадо не был человеком, помогающим людям из жалости и тешущим свое эго за счет благородных поступков. Он был тем, кто видел в Зеницу нечто. Нечто, скрытое глубоко в чертогах души, что Агацума и сам не в силах был разглядеть.       Танджиро был тем, кому Зеницу верил всем своим сердцем.       И тем, в кого Агацума окончательно и бесповоротно влюбился. Вот так вот просто, наивно и по-детски.       Счастливо улыбнувшись, Зеницу медленно закрыл глаза и скрестил пальцы на руках.       «Так будь же моим, Танджиро!»