Раменная Камадо-куна

      Зеницу хмурился и старательно посыпал рамен кружочками нарезанного сельдерея. Две недели, проведенные на «курсе молодого лапшичника» под руководством непревзойденного Камадо-самы показались парню непреодолимой вечностью, тянувшейся подобно последней минуте нелюбимого школьного урока. Танджиро хоть и мягко, но в то же время настойчиво обучал строптивого блондина азам раменного искусства: вместе с Зеницу он нарезал заготовки, из раза в раз повторял составы различных позиций в меню и терпеливо помогал убирать беспорядок после неудачных попыток.       Трясущимися руками Агацума передал дымящееся блюдо в руки Танджиро. Экзамен хоть и был скорее условным, чем настоящим, но будоражил разум не меньше, чем проверка от какого-нибудь знаменитого ресторанного критика. Зеницу шумно выдохнул и неловко приземлился на стульчик рядом с Камадо.       Красноволосый сложил руки в молитвенном жесте и прикрыл глаза. «За рамен мой, наверное, молится», — скривившись, мрачно подумал Зеницу. Спустя пару мгновений звук разъединенных палочек развеял мысли блондина, и тот, нервно сглотнув, вперился взглядом в Камадо, стараясь не упустить ни единой эмоции на лице юноши. Танджиро медленно прожевывал горячий удон, запивая его наваристым бульоном. Лицо, будто каменная маска, оставалось непроницаемым, и Зеницу мысленно посыпал пеплом свою многострадальную голову.       Наконец, Камадо заговорил. — Бульон, — строго оглядев Агацуму, произнес юноша. — Что ты добавил в бульон, Зеницу-кун?       Зеницу лишь всхлипнул и понуро опустил голову. Взгляд Танджиро прожигал его насквозь, и Агацума мысленно корил себя за авторскую отсебятину в устоявшейся рецептуре семьи Камадо. Сейчас его вновь вышвырнут на улицу, и винить Зеницу будет только себя. — Я решил, — неуверенно начал Зеницу, — добавить немного устричного соуса в бульон, чтобы придать лапше необычный вкус. Когда я прихожу домой после работы, то делаю себе и Рыжику именно такой рамен, — блондин натянуто улыбнулся. Похоже, ему крышка.       Танджиро слез со стульчика, и, обойдя его, медленно приблизился к еле живому от страха Зеницу. Желваки на лице Камадо, точно змеи, лихорадочно сжимались, готовые в любой миг лопнуть от нарастающей злости и ярости. Агацума нервно вскрикнул и поднял ладони словно щит, способный защитить его от разъяренного Танджиро. — Ты бы только видел свое лицо, дурья башка! — Камадо прыснул со смеху, и, схватив сидящего блондина за руки, резко стащил того со стульчика. — Ты справился, Зеницу, справился! Можешь гордиться собой, твой рамен просто невероятен!       Танджиро, словно в танце, закружил ничего не понимающего Агацуму, лучезарно улыбаясь и нараспев расхваливая приготовленную тем стряпню. Посетители одобряюще хлопали в такт движению юношей, выкрикивая все новые и новые похвалы для протеже хозяина раменной. Казалось, будто вся радость этого мира одновременно сосредоточилась в маленьких сердцах двух пляшущих от счастья парней, и ничто не в силах было омрачить светлое чувство, разраставшееся все сильнее с каждой секундой.       Пошатнувшись, Зеницу неловко оступился и плюхнулся в объятия Камадо. Щеки тут же заалели, и, поспешив исправить оплошность, Агацума быстро отпрянул от красноволосого. — Без тебя у меня ничего бы не вышло, — чуть слышно пробормотал блондин, несмело взглянув на парня. Невесомым движением Танджиро потрепал золотистые пряди Агацумы и смущенно улыбнулся. — Ты был прекрасным учеником, Зеницу. Только сделай одолжение для своего учителя, — грустно произнес красноволосый, — прежде, чем убежать насовсем, побудь со мной еще немного…       Казалось, впервые в своей жизни Зеницу не знал, что ответить на слова, произнесенные Танджиро. Вечерами он часто думал о раменной, о том, как не хотелось бы ему покидать место, ставшее родным за столь смехотворный срок. Ведь родной стала не только лапшичная, но и ее хозяин, совсем не желавший покидать голову Агацумы. Блондин давно понял, что безоговорочно капитулировал перед неоспоримым очарованием Танджиро, и лишь трепетно хранил робкую любовь в своем сердце. Но сейчас Камадо, опечаленный и мрачный, стоял напротив Зеницу, пристально наблюдая за парнем, будто остерегаясь, что тот в одночасье растворится на сотни песчинок и незримо ускользнет из его рук. Но что бы это значило для самого Зеницу? И почему его сердце неумолимо кололо, так и норовя выпрыгнуть из груди?       Размышления юноши прервал звук дверного колокольчика. Коротко кивнув Камадо, Зеницу тотчас прошествовал за стойку. Танджиро понимающе проводил взглядом Агацуму и спешно направился на кухню.       Учтиво поклонившись, блондин неуверенно осклабился и выпрямился. «Все обязательно получится, Зеницу!» — Добро пожаловать в нашу раменную… Госпожа управляющая?!       Женщина средних лет неловко переминалась с ноги на ногу и приторно улыбалась ошарашенному юноше напротив. Ее взгляд то и дело скользил по раменной в тщетных попытках найти нерушимый ориентир для ускользающего самообладания. — Здравствуй, Агацума-кун! — нервно пролепетала управляющая, теребя в руках маленькую сумочку. Всем своим видом женщина демонстрировала полнейшее нежелание находиться рядом с удивленным блондином. — Зачем вы пришли? Хотите поиздеваться напоследок? — произнес Агацума серьезным тоном, но вышло совсем неубедительно: голос неуемно дрожал и совсем не слушался своего хозяина. — Нет, ты все неправильно понял! — будто испугавшись, ответила та. — Ресторан осознал свою ошибку, и руководство решило принести свои глубочайшие извинения. Мы не должны были обходиться с тобой подобным образом, Зеницу-кун! Управляющая, словно в припадке, принялась рыться в своей поклаже, бормоча под нос неловкие извинения и сожаления. Выудив из сумки помятый конверт, она тут же протянула его блондину. — Извинения, — прошептала женщина, промаргивая покрасневшие глаза. — Надеюсь, этого будет достаточно, чтобы ты и твой… парень забыли о той неприятной ситуации.       Ярость обуяла Зеницу, и тот было открыл рот, готовясь выдать гневную тираду о бессовестном поведении бывшей начальницы, как вдруг возникший словно из воздуха Танджиро резко оттолкнул парня и быстро выхватил конверт из рук напуганной женщины. — Всего доброго. Вам здесь не рады, — прошипел красноволосый, злобно сверкая глазами.       Быстро поклонившись, женщина выбежала из лапшичной, и входная дверь громко брякнула навесным колокольчиком. Агацума злобно взглянул на Камадо и скрылся за кухонными занавесками. — Зачем ты взял конверт? — заламывая руки, сокрушенно прокричал светловолосый. Танджиро несмело подошел к юноше, но тот спешно вскинул ладони в предостерегающем жесте. — Потому что знал, что ты не возьмешь того, чего вполне заслуживаешь, — спокойно произнес Танджиро. — Эти деньги по праву твои, Зеницу. — Под парнем она тебя имела в виду, верно? Считаешь забавным раскидываться подобными словами, Танджиро? — всхлипывая, произнес Агацума. Парень многозначительно промолчал, и тишина оглушающим гулом отдалась в ушах блондина. Зеницу отдал бы полжизни за возможность услышать подобное при других обстоятельствах, но сердце больно сжималось от мысли, что для Камадо все было совсем иначе. — Было несложно придти в ресторан и подобрать нужные слова, чтобы как следует всполошить змеиное гнездо, — хрипло ответил Камадо. — Они боятся за свою репутацию, Зеницу, но еще сильнее они боятся людей вроде меня, со связями. А страх всегда побуждает быть осмотрительнее и осторожнее. — А ты что, потомок якудза? С чего бы им тебя бояться? — не унимался Зеницу. Танджиро снова ограничился молчанием и грустно улыбнулся. Агацума понял, что сболтнул лишнего, но чувство вины тут же сменилось новой порцией злости.       Медленно сократив дистанцию, Камадо уперся грудью в трясущиеся ладони Агацумы. — Мой отец был… нечистым на руку человеком, благодаря чему и открыл эту несчастную забегаловку. Но за все грехи так или иначе приходится расплачиваться, и, к сожалению, кара настигла не только его, но и всю нашу семью. Всех, кроме меня. — Так значит теперь для всех я лишь жалкий дружок гангстера? — ядовито выплюнул Зеницу. Лицо Танджиро перекосилось от боли. — Эй, вы все! Смотрите, мой любимый решает все мои проблемы! Правда, его любовь лишь чертова фальшивка!       Агацума понимал, что его несло в неизвестном, чересчур опасном для него и Камадо направлении, но совсем не мог остановиться: тьма, похороненная где-то на задворках светлой души, ловкими щупальцами душила Зеницу, давая волю накопленным переживаниям. Агацума тонул и железной хваткой тащил за собою Танджиро.       Камадо резко схватил ладони Зеницу и обеспокоенно оглянулся. — Прошу, — прошептал красноволосый, — давай поговорим позже, не при посетителях! — Как пожелаешь!       Зеницу раздраженно выдернул ладони из рук юноши и одним движением швырнул фартук на столешницу. Совершенно забыв про куртку, парень лихо раздвинул шторы и пулей выбежал на улицу мимо удивленных гостей. Танджиро мгновенно бросился следом.       Промозглый холод недружелюбно ударил в лицо разгоряченного блондина, но тот, будто не желая замечать ничего вокруг, упрямо несся вперед, порывисто выдыхая теплый воздух из напряженных легких. Голова была пустой, словно бутылка из под сакэ, но то было лишь на руку: нужно было убираться подальше, прочь от всех мыслей и чувств! Меньше всего парню хотелось ощущать свою никчемность, намертво прилипшую ко всему его существу, так еще и вдобавок подогретую своеобразной помощью Танджиро. Мало того, что поиздевался над чувствами, так еще и поиграл в покровителя! — Как же я ошибался, — надрывно прошептал Зеницу, смахивая слезы. Он чувствовал себя полнейшим идиотом! — Зеницу, постой! Позволь мне объяснить! — кричал Танджиро, спотыкаясь и задевая немногочисленных прохожих. — Остановись, и мы все решим! — Поздно что-либо решать, Танджиро! — не останавливаясь, с вызовом ответил Агацума. — С меня хватит! Слезы рекой текли по лицу Зеницу, и, леденея, больно обжигали кожу немыслимым холодом. — Умоляю, остановись!       Ветер издевательски заглушал слова Танджиро, и тот обессилено рухнул на снег, ловя на себе взгляды недоумевающих прохожих. Сердце рассыпалось на сотни мелких осколков, казалось, те вот вот воткнутся иглами во все органы юноши. Медленно опустив голову, Камадо со всхлипом закрыл лицо ладонями. — Я ведь так и не успел сказать главного, — обреченно прохрипел красноволосый.       Сидя в снегу, парень отрешенно смотрел в спину уходящего блондина. Тело потрясывало мелкой дрожью, но отнюдь не от холода: разум затуманило отчаяние, угасающая надежда обволакивала с головы до пят.       В этот вечер разбилось два сердца.       Но каждый жалел лишь свое.