Раменная Камадо-куна

      Магия надвигающегося Рождества окутала шумные улочки праздничным настроением и бесцеремонным восторгом. Отголоски праздника отдавались приятным томлением в сердцах прохожих, заставляя тех с головой окунуться в атмосферу сочельника. Украшенные витрины маленьких ресторанчиков переливались всевозможными цветами, и, словно заигрывая, приглашали горожан зайти внутрь и как следует отметить приближающееся торжество.       Но одна вывеска все же не светилась. — Эй, Танджиро, сейчас же открой! Нам нужно поговорить!       Блондин безрезультатно барабанил в закрытую дверь лапшичной, попутно вглядываясь в затемненные окна в попытке заметить хоть какое-нибудь движение. Потерев распухшие костяшки, Зеницу рассеяно огляделся по сторонам и негромко всхлипнул. Чего еще он ожидал после того, что произошло между ним и Танджиро? После того, как сильно ранил его своими словами?       Беспокойные ночи душили Агацуму воспоминаниями, прокручивая события того злосчастного вечера словно в замедленной съемке: вот он во всеуслышание называет Танджиро гангстером, и лицо красноволосого меркнет в тихой печали, рассыпаясь на миллионы осколков. Они тут же уносятся ветром, и Зеницу, спотыкаясь, безуспешно пытается поймать хотя бы одну частичку былого счастья.       Того самого, которого он, казалось, лишился уже навсегда.       «Я должен был остаться», — набатом проносится в голове Зеницу. Нет, не так. Он обязан был остаться и поговорить с Камадо, дать ему шанс объясниться и решить глупое недоразумение. Он должен был отбросить непрошеную гордость и пойти навстречу тому, кого очень любит. Но Зеницу облажался. Впрочем, как и всегда.       Вдруг Танджиро и вовсе нет в раменной? Вдруг он исчез, вдруг собрал вещи и скрылся в объятиях гостеприимной Японии? Исчез туда, где Зеницу никогда его не найдет. Живот неприятно свело тревожным предчувствием.        «Нет, этого просто не может быть!»       Отбросив бесполезные мысли, Зеницу упрямо продолжил стучать, решив для себя, что еще чуть-чуть — и он просто выломает мешавшую их с Танджиро встрече преграду. Агацума во что бы то ни стало увидит его сегодня! Ведь должно же, в конце концов, случиться хоть какое-нибудь рождественское чудо? — С сочельником, Зеницу-кун! — проскрипел кто-то за спиной блондина.       Обернувшись, Агацума облегченно выдохнул и подошел к невысокому старику, сжимающему под мышкой кучу перевязанных бумажных пакетов. Похоже, он, как и Зеницу, решил проведать недосягаемого хозяина раменной. — И вас с сочельником, Урокодаки-сан! — поклонившись, произнес светловолосый. — Почему раменная закрыта в такой день? Что с Танджиро?       Старик лишь угрюмо покачал головой и свободной рукой принялся шарить в кармане пальто. Вытащив связку с ключами, он протянул ее Зеницу.       Агацума торопливо отпер дверь, и, впуская Урокодаки, несмело зашел следом. Помещение встретило их неестественным холодом и пронзительной тишиной. Стулья, аккуратно поставленные на стойку, покрылись маленьким слоем пыли; стенд с меню был сложен, будто никто и не думал снова открывать смену в раменной и ставить его на видное место. Картина была удручающей, отчего Зеницу зябко поежился. Включив свет, старик неспешно прошел на кухню и принялся разбираться со свертками. — Это все моя вина, если бы я только… — После вашей ссоры, — перебив блондина, начал Урокодаки, — Танджиро стал совсем не свой. Я его таким не видел с тех пор, как почила вся его семья. Уже с неделю не открывает раменную, закрылся в своей квартирке, никого не пускает, даже меня!       Последние слова были произнесены с нажимом, будто подобное обстоятельство очень сильно ударяло по самолюбию старика. А с плеч Зеницу будто рухнул небосвод: Танджиро здесь, он никуда не пропадал!       Тряхнув головой, старик продолжил. — Пришел вот сегодня, чтобы попытаться вытащить мальчишку, хоть сочельник по-человечески отпраздновать! — сокрушаясь, произнес Уракодаки. — Хорошо, что ты здесь. Он, наверное, уже совсем отчаялся.       Только сейчас Зеницу заметил свою куртку, аккуратно сложенную на той самой столешнице. Сверху, будто увенчивая какую-то диковинную инсталляцию, лежал нетронутый конверт управляющей. Слезы брызнули из глаз Агацумы, но тот даже не думал стесняться перед господином Урокодаки: все же эмоции одержали над парнем безоговорочную победу.       Медленно подойдя к Зеницу, старик опустил руку на плечо плачущего юноши и мягко улыбнулся. — Так уж вышло, что я краем уха слышал вашу размолвку. Я уверен, — мужчина заискивающе посмотрел в лицо Агацумы, — что Танджиро хотел лишь как лучше, хотел помочь тебе. Такой уж он у нас: из кожи вон выпрыгнет ради дорогого ему человека.       Зеницу шмыгнул носом и горько улыбнулся. И как он только мог усомниться в красноволосом? — Вы правы, господин Урокодаки. Наверное, мне следует пойти наверх. Большое вам спасибо! — Прежде, чем ты уйдешь, запомни одну вещь. Дети никогда не отвечают за грехи своих родителей. — старик многозначительно помолчал. — Танджиро чудесный малый и давно ушел в будущее, оставив темное прошлое позади. Тебе нужно лишь решить: идти в грядущее вместе с ним, или, перестав бередить его прошлые раны, уйти навсегда.       Мужчина протянул Зеницу ключи вместе с одним из свертков. — Ромашка. Он ведь поделился с тобой этим секретом, Зеницу-кун? Зеницу кивнул, и, взяв сверток, быстрым шагом направился к лестнице. — Не спускайся без Танджиро! — раздалось следом. Агацума лишь расстроено хмыкнул, поднимаясь по скрипучим ступенькам.       Юноша в нерешительности остановился перед дверью квартиры. Он ведь даже не подумал над тем, что скажет Танджиро в свое оправдание. Да и какими словами можно было отбелить всю ту грязь, что лилась из Агацумы в тот вечер? «Извинениями, Зеницу».       Тихонько щелкнув ключами в замке, парень зашел внутрь. Пройдя в кромешной тьме длинную прихожую, юноша задержался взглядом на гостиной — все здесь будто сквозило теплыми воспоминаниями о моментах, проведенных вместе с Танджиро. Выдохнув, он скользнул налево, к спальням и кухне. — Сначала чай, — чуть слышно пробормотал блондин.       Зеницу зашел на кухню, и, поставив воду кипятиться, выглянул в окно. Радостная обстановка снаружи контрастом сплеталась с унынием, царившим сейчас в квартире Камадо. А как хотелось, чтобы все было иначе!       Помедлив, Зеницу распаковал сверток и насыпал сушеные соцветия в фарфоровый чайник. Времени для таинства чайной церемонии не хватало, поэтому, залив емкость водой, юноша быстро схватил кружки и поставил все необходимое на поднос. — Нужно спешить, — буркнул себе под нос Зеницу, выходя из кухни с подносом в руках.       Пытаясь не уронить посуду, юноша осторожно шел к спальням, лавируя между комодами и шкафами. Ноги сами привели блондина к нужной комнате, и тот с тяжелым сердцем толкнул приоткрытую дверь.       Пришло время исправить глупую ошибку. — Уходите, господин Урокодаки. Я хочу побыть в одиночестве.       Нечто внутри Зеницу оборвалось с оглушительным треском. Голос Танджиро, тихий и изможденный, прозвучал из под наброшенного одеяла словно скулеж затравленного щенка. Сама же спальня представляла собой жалкое зрелище: огромная кровать была словно спасительным островком посреди разбросанной одежды и быстрозавариваемой лапши; задвинутые шторы не пропускали ни йоты света праздничных улиц, позволяя темноте злорадно господствовать над обитателем комнатушки.       Поставив поднос на кофейный столик, Агацума раздвинул шторы и несмело приблизился к кровати Танджиро. Присев у изголовья, он трепетно провел ладонью по ткани, скрывавшей лицо красноволосого.       Сейчас или никогда. — Совсем не таким я представлял наш сочельник, Танджиро, — всхлипнув, тихо пролепетал Зеницу.       Комок на кровати вздрогнул и быстро закопошился. Взъерошенный Камадо тотчас вынырнул из одеяла и ошарашенно уставился на блондина, словно не веря в реальность происходящего. Борясь с нахлынувшими слезами, Зеницу медленно протянул руки к Танджиро и невесомо дотронулся до осунувшихся щек юноши, поглаживая и лаская впалые скулы. — Мне так жаль, — притянув к себе парня, проговорил Агацума, — ты заступился за меня, пошел на огромный риск, и так я тебя отблагодарил! В тот момент я просто почувствовал себя жалким, я… — Глупый, какой же ты глупый…       Подавшись вперед, Танджиро робко накрыл губы Зеницу невесомым поцелуем, словно боясь спугнуть то зыбкое счастье, что окутало их сердца в хрупкий миг воссоединения. Запустив ладони в волосы блондина, Камадо все сильнее сливался с дрожащим от собственных чувств юношей и порывисто выдыхал в уста Агацумы те самые слова:       Я люблю тебя.       Я хочу быть с тобой.       Будь моим.       Первый поцелуй оказался ярче всех фейерверков, что грохотали на праздничных улицах за окном. Буйство красок, буйство чувств и эмоций смешались в неуправляемом водовороте, сметающем все мыслимые и немыслимые преграды на своем пути. От глупых предубеждений ни осталось и малейшего следа — Агацума трепетно отвечал на нежный поцелуй, подаренный ему Танджиро.       Нехотя отстранившись, Зеницу смущенно отвернулся, от чего Камадо тихонько рассмеялся и снова притянул к себе растерянного блондина.       Больше он его никуда отпустит. — Я никогда не считал тебя жалким, Зеницу! Все, чего мне хотелось — так это заступиться за любимого человека, пойми уже наконец!       Любимого человека. Зеницу судорожно выдохнул. — Так значит, — неуверенно начал Агацума, — все это взаимно? — С самого начала, — прошептал Танджиро, опаляя шею парня разгоряченным дыханием. — Все было взаимно с самого начала, Зеницу-кун. Мне казалось, что ты понимал.       Агацума сконфуженно опустил голову на плечо Танджиро. Он ведь и вправду догадывался о чувствах Камадо, но боялся испортить их отношения ненужным признанием и потерять все, что связывало их воедино. — Мне жаль твою семью, Танджиро-кун, — пролепетал Зеницу. — Пережить нечто подобное и найти в себе силы жить дальше… Меня восхищает твой дух. — Я должен извиниться перед тобой, Зеницу. Тогда, в ресторане, я блефовал и пользовался именем криминального клана, на который раньше работал мой отец. Я так сильно хотел за тебя заступиться, — произнес Танджиро, целуя лоб блондина, — что нарушил обещание, данное самому себе. — Все в порядке, Тандж… — Ты не понимаешь! Об этом могли узнать, я мог сам того не желая подставить тебя под удар! — срывая голос, прогремел красноволосый. Зеницу лишь сильнее прижался к юноше, обвив его шею руками. — Хочу, чтобы ты знал, Зеницу, — тяжело вздохнув, продолжил Танджиро, — я — не мой отец, и никогда им не был. Больше я никогда не вспомню о людях, погубивших мою семью. Клянусь тебе.       Дотянувшись до Камадо, Агацума нежно покрыл поцелуями лицо юноши, скользя губами по бархатной коже. — Щекотно! — хрипло рассмеялся Танджиро. — От тебя пахнет… ромашкой? — парень озадаченно наклонил голову. — Я сделал тебе чай, помню ведь, ты рассказывал, что она тебя успокаивает… — Так значит, ты все-таки меня слушаешь? — подмигнул Камадо. — Эй! — деланно надулся Агацума и тут же рассмеялся. — Я буквально живу ради того, чтобы тебя слушать. Я люблю тебя, Танджиро.       Счастливо улыбнувшись, Камадо трепетно поцеловал ладонь блондина и, устроившись на кровати, притянул юношу к себе. — Танджиро-кун, господин Урокодаки ждет нас внизу, он очень волнуется за тебя, — запротестовал Агацума. — А я ждал тебя. Ждал больше всего на свете. Задержимся ненадолго?       Настенные часы отмерили двенадцать ударов, заставив юношей застыть в радостных объятиях друг друга. Свет праздничных фейерверков озарил маленькую комнатушку, усыпав окно яркими искрами всевозможных огоньков.       Для Зеницу реальность обернулась сопливой мелодрамой, в которой главные герои, преодолев все хитросплетения судьбы, обрели настоящую любовь назло всему миру. Ведь главных героев всегда ждет счастливый финал.