Safe and Sound

Гармадон никогда не считал себя хорошим родителем. С его характером, силой и, что ещё хуже — ядом Поглотителя, что уже не одну сотню лет отравляет его кровь и душу — трудно считать себя тем родителем, которого можно назвать «примером для подражания».

***

Мужчина помнил тот момент, когда Мисако сообщила ему о своей беременности. Он думал, что мир просто перевернулся с ног на голову. Гармадон не мог поверить, что в скором времени станет настоящим отцом. Монтгомери всегда мечтал о ребенке, и ему даже не было важно, кто это будет. Но когда спустя девять долгих и мучительных месяцев не только для них двоих, но и для его младшего брата, вынесли свёрток с белокурым мальчиком, Гармадон почувствовал, что готов выбежать на улицу и прокричать каждому встречному о своей новорожденной гордости. Но, мужественно встав около Мистаке, он с предельной осторожностью и нежностью взял у подруги свёрток. Сам малыш был настолько легким, что Гармадону казалось, будто вместо младенца он держит пушинку. Взглянув на умиротворённое личико новорождённого, мужчина начал разглядывать его. — Он твоя копия, — внезапно подала голос седоволосая, устало улыбнувшись. Двенадцать часов принятия родов отняли у неё практически все силы, и единственное, чего сейчас хотелось Мистаке — это завалиться спать. — Правда? — тихо спросил Гармадон, пытаясь не разбудить сына. — А как иначе? Посмотри на него сам. Только волосы да цвет глаз отличаются. — Глаза… Какие они? — Зеленые… Прямо как у твоей матери, — на измученном лице появилась нежная улыбка. Мистаке хорошо помнила первую и единственную избранницу своего старого друга. Мэйуми* была отличной собеседницей и хорошим другом. Её внезапный уход на тот свет поразил не только семью Монтгомери, но и саму Мистаке. Тецуо* с двумя маленькими мальчиками первое время было очень тяжело: Гармадон скучал по матери, а все обязанности покойной перешли на плечи мужчины. Ву был слишком мал, чтобы понимать всю трагичность происходящего, но частые ночные истерики давали понять, что малыш всё ощущает не столько умственно, сколько душевно. Но они смогли выдержать это непростое время. — Это хорошо, — Гармадон посмотрел на женщину. — Мистаке, я бы хотел поблагодарить тебя за оказанную помощь… — Если ты про деньги, то уж нет, увольте, — отрезала бывшая О́ни. — Я так и думал, — усмехнулся мужчина, удобно устраивая у себя на руках младенца. Несколько минут они провели в молчании. — Уже придумали имя? — нарушила тишину Мистаке. Монтгомери покачал головой. — Если быть честным, я не особо согласен с именем, что выбрала для него Мисако. Но, я не хочу с ней спорить… — Что за имя? — спросила Мистаке. — Льюис. О́ни подошла к мужчине и вытянула руку над малышом. Сосредоточившись, она произнесла: — Тут я с тобой соглашусь: не это имя мальчик носить должен. Не подходит оно ему. — У меня есть одно на примете. И я бы хотел посоветоваться с тобой для начала, — сказал мужчина. — Я слушаю. Гармадон начал: — В тот момент, когда я услышал это имя, то твердо для себя решил, что именно так будут звать моего ребёнка. Если он родится мальчиком, разумеется. — Ну, видимо ты у нас ещё и пророком заделался, — хохотнула Мистаке. — И что же это за имя такое особенное? Гармадон, улыбнувшись, прижал хрупкое тельце к своей груди. Он уверен, нет, он знает, что тот разговор двух незнакомцев он услышал не просто так. — Ллойд.