Найденыш

День начался для меня ещё на рассвете, потому что я неудачно повернула голову и прижала новую серьгу подушкой. От резкой боли весь сон слетел без следа, так что пришлось вставать. Заодно проверила, все ли собрала для целого дня уроков, провозилась с волосами довольно долго, потому что некому было помочь, да и не хотелось снова зацепить ухо. К завтраку я спустилась уже уставшая и слегка замученная. Папа уже встал, выглядел довольно нетерпеливым. Ну конечно, ему ещё нужно дождаться мам. Может, и хорошо, что я ухожу на весь день. Они, если с утра выедут, как раз к обеду доберутся, а вечером будет праздничный ужин. — Как себя чувствуешь, малышка? — поинтересовался он, даже придержал меня за подбородок, чтобы рассмотреть место прокола. — Выглядит уже получше. Может, не пойдешь сегодня в школу, полежишь? Вчера я убедилась, что лежать и оставаться наедине с этой не слишком сильной, но постоянной и выматывающей болью только хуже. Лучше уж отвлекусь на уроки, как раз самый болезненный период пройдет. — Нет, все в порядке, — улыбнувшись уголком губ, я немного наклонила голову и прикрыла глаза, когда папа ласково погладил меня по щеке. — Ты никогда не жалуешься, — тихо вздохнул он, будто бы даже с сожалением, — иногда ведь надо и ножкой топнуть, Мия. Я пожала плечами, стараясь улыбаться. Я, в самом деле, не люблю жаловаться. Либо со мной происходят слишком мелкие для этого неприятности, либо заслуженные, либо такие, что жалобы и не помогут вовсе, на что уж тут жаловаться? Ещё и Викс на меня как-то странно посмотрел, прищурился как-то недоверчиво. Но мясо, которое я принесла, все же начал есть, как и всегда, приглядывая за мной краем глаза. Я не стала стоять у него над душой, вытерла руки и пошла на занятия. Может быть, он учуял на мне кровь? Прокол с утра уже не кровоточил, но там ведь ещё внутри должна быть кровь. Не кинулся бы хоть, лучше без сопровождения пока к нему не ходить, наверное. Он мне очень нравится, очень красивый кот, даже жаль, что я не могу на нем ездить толком. Если мы поедем верхом с папой — это одно, Викс будет как шелковый. А одна я просто боюсь, это ведь животное, мало ли, что у него там на уме. В школе меня тоже встретили странными взглядами. В смысле, более странными, чем обычно, и вряд ли их так беспокоит мой дебют. А потом я вспомнила — наверное, это из-за директора. Ну, что ж, тут я совершенно не виновата, я и так не хотела папе говорить. Но из холла убрали вообще все мои работы, даже вышивку, которая не была испорчена. И пусть, вот. В коридоре одна демоница совершенно точно специально толкнула меня локтем, да так сильно, что я едва не упала. Наверное, я шла как-то не так... — Ябеда! — тихо фыркнула она, я даже не успела извиниться. — Ну и ты хороша, кто б не заметил? — хихикнула ее подружка. Вот как, это она облила мои полотна черной гадостью? Я ее помню, это она восхищалась светом и лёгкостью моей акварели. Впрочем, как говорят мамы, лучший ответ на хамство — вежливость. — Если вам так нравились мои работы, я не против дать пару уроков, а портить было не обязательно, — я постаралась дружелюбно улыбнуться. В конце концов, мы взрослые и воспитанные демоны, к чему это ребячество? Впрочем, наверное, улыбалась я зря, видимо, это выглядит ну очень некрасиво, потому что эту демоницу едва не перекосило, она нахмурилась и отвернулась, высокомерно хмыкнув. А что такого я сказала? Зато на уроке анатомии выяснилось, что я не зря упражнялась дома. Мы продолжали изучать копыта, и то, что я уже неплохо знала из учебника, дополнял своими замечаниями преподаватель, усвоить было гораздо легче, чем в первый раз. Наверное, стоит и дальше заранее готовиться к каждому уроку. На уроке, посвященном изображению растений, проверяли акварельные наброски, не зря я уделила время и сделала их много. Преподаватель собрала альбомы и просматривала, делая пометки прямо на рисунках, пока мы писали натюрморт с букетом. А потом, закончив, подошла и встала у меня за плечом. Я заволновалась — все так плохо, что она решила контролировать, как я работаю? Но ни слова не говорила, просто стояла и смотрела, больше не на холст, а на палитру. И негромко попросила меня не убирать краски, задержаться после урока. Я очень нервничала. Я люблю рисовать растения, как и пейзажи, одно от другого, в целом, неотделимо. И в натюрморты дома всегда добавляла цветы или листья, помимо фруктов и посуды. Мы остались с ней наедине, и госпожа Ламия Велиал лично вернула мне мой альбом. Подошла снова к мольберту и практически ткнула когтем в один из цветов: — Зачем ты все осветляешь? — Простите? — уточнила я, пытаясь смотреть на нее, на натуру и на свой рисунок одновременно. Вроде бы, неплохо попала в тон... — Слишком бледно? Нужно добавить яркости? — Нет, этот цветок гораздо темнее, чем ты его написала, — как глупой, пояснила она, — делаешь это для лёгкости? — Простите, я не понимаю, — пробормотала я, растерявшись от такого своеобразного обвинения, — я всегда стараюсь попадать в тон и... — Ладно, — демоница развернулась, подошла к шкафу с посудой, выбрала несколько тарелок и вернулась, — я покажу тебе цвет, ты покажешь его на палитре. Я поспешно кивнула. И по очереди указала на алый, лазурный, теплый травянистый и жженую умбру. По выражению ее лица все время казалось, что я ошибаюсь, но глазурь на тарелках очень чистых цветов, я бы именно такими и пользовалась, если бы писала их, конечно же, с добавлением других цветов для теней и рефлексов от других предметов. Убрав тарелки, госпожа Велиал снова прищурилась на мой натюрморт, постукивая подушечками пальцев по щеке. — Не понимаю, — все же поделилась она, — ты очень странно видишь цвет, Тамия. Но работы нежные и воздушные, так что, наверное, это и не важно. Ой, меня похвалили! В лицо похвалили! Но так странно, что совсем я не чувствую себя так, как надо бы от похвалы. — Почему? — робко уточнила я. Преподаватель перевела на меня задумчивый взгляд. — Почему странно? — Допустим, мы берём тарелку чистого рубинового цвета, — она взяла верхнюю из стопки, и она светлее, чем рубиновый, — и, если бы твое зрение просто воспринимало все на тон светлее, то ты взяла бы и краску рубинового цвета, пусть и видя ее алой. Но ты берешь алую краску, то есть, почему-то очень избирательно видишь все на тон светлее, поэтому я и предположила, что это просто стилистический прием, — действительно, сложно и непонятно, даже немного нелепо, так не должно быть. Если светлее — то светлее везде, — не беспокойся об этом, просто знай, как факт. И сделай пару набросков из домашнего задания на тон темнее, я хочу посмотреть, что получится. — Хорошо, — пробормотала я, все ещё задумчиво разглядывая тарелку. И спохватилась: — Большое спасибо за внимание. Пришлось в спешке собирать все принадлежности, чтобы не опоздать на следующий урок, но почему-то этот разговор придал мне сил. Добравшись в класс, я, конечно, смогла занять только не лучшее место довольно далеко, но все же. И почти все демоницы плакали, а демоны с кислым видом листали свои альбомы. Как я поняла из разговоров, госпожа Ламия всем все перечеркнула — то цвет не тот, то тень не так лежит, то форма искажена, то набросков или видов растений мало. Я достала свой альбом, с некоторым страхом пролистала, но нашла только пару пометок — о плохо прорисованных тычинках и неверной форме соцветия. Остальные наброски остались без подписей, и, полагаю, это значит, что они хорошие. Впрочем, скоро разговоры сместились к тому, что меня явно оставили после урока, чтобы отчитать. Ну-ну, думайте, что хотите, я сюда не соревноваться пришла, а научиться рисовать. Домой я летела, как будто у меня тоже есть крылья. Меня похвалили! Наверное, теперь это будет мой любимый предмет и преподаватель! Мне и так нравилась ее манера объяснений, а теперь все! И надо стараться, чтобы она во мне не разочаровалась! Прислуга сообщила, что родители ещё не спускались, так что я даже не стала подниматься на второй этаж, чтобы не краснеть, если что. Они же, конечно, соскучились за время разлуки, для них даже дня много, они всегда вместе. Но ещё я очень проголодалась, а ужин будет явно позже обычного, потому что праздничный, пришлось попросить сделать мне какой-нибудь перекус. Я устроилась в гостиной, мне принесли кофе и тарталетки, так что получилось и подкрепиться немного, и полистать учебник. На следующей неделе мы уже начнём изучать стопу и суставы, нужно будет попросить мам попозировать мне немного, чтобы подготовиться. И сделать много, много, много флористических набросков для госпожи Ламии. Родители спустились уже к темноте. Счастливые, довольные, явно уставшие. Ну, что ж, это смущает, но я за них рада. — Тебе так идёт сережка, — восхитилась Римия, обнимая меня, — не болит? — Немножко, — призналась я, обнимая и Берею, — с приездом. — Я ужасно голоден от трудов праведных, девочки, ужинать, ужинать! — потребовал папа, обнимая нас всех и подталкивая в сторону столовой. Мамы привезли подарки от своих семей не только для себя самих и папы, но ещё и для меня, что необычно. Их родители решили поздравить меня с дебютом. Они меня никогда не видели, только знают, что я приемная, видимо, поэтому и относятся доброжелательно. Но я всё равно поблагодарила за красивую золотую цепочку и браслет на ступню с жемчужинкой. Над копытом его носить не получится, конечно, но, может быть, над щиколоткой застегнется. Вспомнив о своих подарках, я сбегала в мастерскую и принесла коробочку с платками. А мамы и папа подарили мне огромную шкатулку с безумно мелким бисером разных цветов и форм. Для уроков вышивания мы уже купили, но он куда крупнее, а потому и не слишком дорогой, а эта шкатулка, наверное, стоила не меньше дебютного ожерелья. Я едва не расплакалась, обнимая и благодаря их. Нет, папа легко может себе такое позволить, иначе бы не купил, но от их внимания к моим увлечениям и стремления во всем поддержать ком подкатывал к горлу. Нельзя же так сильно меня любить! Готовясь ко сну, я в который раз бросила взгляд на записную книжку. Может быть, написать? Сейчас уже поздно, конечно, но завтра? Не хочется отвлечь его от дел, мало ли, вдруг я невовремя напишу? Вздохнув, я расчесала волосы и забралась в постель. По-моему, я соскучилась. Мне уже хочется увидеть его, поболтать, хочется, чтобы он взял меня за руку. Может быть, даже... Так, все, Мия, срочно спать! Закрыв лицо ладонями, я глупо захихикала. Что же со мной творится такое? Да, я точно соскучилась. Уже почти заснув, я услышала странный шелест. Сквозь дрёму почему-то решила, что это мышь, зачем-то встала, зажгла свечу и пошла ее искать. Но шелестел блокнот на столике. Потирая глаз, я прочитала просьбу открыть окно, ну и пошла открывать. Почему-то казалось, что это сон, я толком не понимала, что происходит, отодвинула тяжёлую плотную штору и открыла окно. Прохладный ночной воздух потоком едва не затушил свечу, я зябко поежилась и вдруг точно проснулась. Зачем я открыла окно? Что происходит? Вдруг прямо передо мной появился Демиил. Сидел на корточках на подоконнике, придерживаясь за створку, и улыбался. — Добрый вечер, — вежливо сказал он, спокойно спускаясь на пол, — разбудил? — Ну, нет, — пробормотала я, взволнованно поправила рукав и осознала, что я перед ним в одной только ночной рубашке. Отобрав у меня свечу, он оставил ее на подоконнике, а потом вдруг ухватил меня за бока и поставил на кровать. Так мы оказались почти одного роста, и демон поцеловал меня, крепко обнимая. И я не могла не обнять его за шею, потому что, подумать только, стоило мне решить, что я соскучилась, как он вернулся! — Прости за внезапность, но я безумно соскучился, — прошептал Демиил, целуя меня в шею. Я прикрыла глаза, потому что это было ну очень приятно, — так хотел написать тебе, но все время были заняты руки. — Ничего, — я неуверенно улыбнулась, когда он взглянул на меня, и не имела ничего против ещё одного поцелуя. — Завтра увидимся? — тихо предложил демон, поглаживая меня по щеке кончиками пальцев. — Если ты скажешь "нет", я умру от тоски прямо в твоей спальне, придется объясняться с отцом. Я засмеялась, не удержалась и поцеловала сама этого милого шантажиста. Главное, чтобы никто не зашёл, иначе объясняться точно придется. — У меня весь день занятия в школе, так что только вечером, — сообщила я. — Можно я тебя там и встречу? — оживился Демиил, я сразу же начала волноваться, потому что вряд ли есть резонный повод отказывать. — Вижу, ты уже дебютировала, уже ведь можно? — Ну, я... — И поцелую при всех, можно? — совсем уж просительно замурлыкал он. — Вот уж точно нет! — возмутилась я. Не знаю, почему, но не хочу я такого. Хватит и того, что все узнают, что я знакома с Люцифером, так ещё и с Княжичем. Что-то, подозрительно похожее на интуицию, подсказывает мне, что ничего хорошего из этого не выйдет. — Ладно, как прикажете, госпожа Тамия, — усмехнулся Демиил, — обещаю, я буду хорошо себя вести, — я фыркнула и подставила губы под поцелуй, — прости, мне пора, — я кивнула, но он не переставал меня целовать, — очень спешу, забежал на минутку. И все равно целовал. Вроде бы, отходил понемногу, но продолжал целовать, целовать, целовать, будто не мог оторваться. — Так ты торопишься? — с улыбкой напомнила я. — Да, опаздываю, — вздохнул демон, отступил на шаг и приник губами к моей руке, — сладких снов, Мия. Снова отошёл чуть-чуть и даже наклонился, чтобы не прекращать поцелуи. — Сладких снов, — пожелала в ответ я, стараясь не засмеяться. Вздохнув, он выпрямился, отпустил мою руку. Решительно подошёл, ещё раз поцеловал меня и почти бегом выпрыгнул в окно, видимо, чтобы не передумать. И мне бы надо было закрыть окно, поправить штору, задуть свечу и лечь спать, но я просто плюхнулась на кровать и закрыла лицо руками, опять начиная глупо хихикать.