Первый и последний

Пару дней после этого я вообще не видел его в школьных коридорах. Может, мы просто не сталкивались, а может, он отсиживался в классе во время перемен — этого я не знаю. Да меня это и не беспокоило. Ну чтоб прям всерьез. Конечно, после того случая в раздевалке я вернулся домой с премерзким чувством на душе. Я понимал, что совершил ошибку и повел себя глупо, решившись на подобное действие, явно выходящее за рамки нормальности, но мой девиз всегда соответствовал поговорке «сделанного не воротишь». Поэтому я просто выгнал из головы воспоминание о темной комнате и тешил себя надеждой, что Саша сделает то же самое. На улице царила зима, мороз уже начинал понемногу кусаться, и школьники проводили все меньше времени на порогах учебного заведения — даже любители покурить были вынуждены выбегать на задний школьный двор совсем ненадолго. А потому пожарные учения, с регулярностью проводившиеся даже в нашем захолустье, застали нас врасплох и немного рассердили. В момент, когда зазвучала жутко раздражающая сирена, у нас как раз проходил урок истории. К этому предмету я никогда не испытывал особой симпатии, зато у нас был очень хороший учитель: во-первых, это был мужчина (что уже само по себе удивительно, как мы знаем) среднего возраста и добрейшей души; во-вторых, даже на самых нудных темах он находил что рассказать нам интересного или забавного, а потому его уроки все мы любили и посещали с удовольствием. Когда школу разорвал противный вой, мы не сразу поняли, что занятие, похоже, завершится на улице. А когда поняли, то немного даже расстроились, ведь преподаватель как раз собирался рассказать какую-то байку про образование древнерусского государства. Впрочем, перспектива не получить д.з. по вполне официальной причине вскоре развеселила нас и, нахлобучив кое-как шапки и куртки, мы дружной гурьбой вывалились на улицу, и отправились на спортплощадку за школой. Учителя суетились, пытаясь пересчитать по головам учеников, дети галдели, переглядываясь и перекрикиваясь со своими друзьями из параллельных классов. Мы, как одни из самых старших и организованных, быстро выстроились на краю площадки, весело переговариваясь и подстебывая друг друга. Со мной вышли два моих товарища, которые, в общем-то, всегда были неразделимы. Миша и Сережа, братья-близнецы: с самого детства мы были знакомы и отлично с ними ладили. Они были своего рода местной достопримечательностью: близнецы всегда привлекают к себе внимание, а уж в нашем городе такое чудо и вовсе встретишь раз в сто лет. Так что они привыкли быть центром любого события и ничуть не смущались этого. Правда, красотой особой ребята не отличались: оба лопоухие, кучерявые, с маленькими хитрыми глазками. Мне, конечно, не было никакого дела до того, как они выглядят. Главное, что они были веселыми, умели заразительно ржать и оригинально шутить, а что еще требуется от дружбы, я и ума не приложу. Словом, мы с ними стояли и продолжали городить какую-то ерунду про древних славян, пытаясь придумывать про них мемы. Тут же, рядом, вылупился на холодный зимний воздух десятый А класс: они были одними из последних, наверняка, спускались со второго этажа и долго одевались. Учительница, которая привела их, была совсем молоденькой, и никак не могла разобраться, куда поставить своих учеников, а потому они кучей стояли прямо в центре площадки, разбредясь кто куда, и совсем не обращая внимания на попытки несчастной преподавательницы призвать их к порядку. Я продолжал увлеченно болтать с Сережей, когда вдруг заметил, как за его спиной кто-то из вновь прибывших учеников старательно машет мне рукой, подзывая к себе. Я жестом показал близнецам, что хочу отойти ненадолго, но не успел сделать и пары шагов, как сильно врезался в чье-то твердое плечо, которого еще секунду назад не было на моем пути. И, подняв взгляд, я увидел перед собой Сашу, чье лицо было чернее тучи. — Извини, — буркнул я, шагая в сторону и собираясь обойти его. Не тут-то было. Очень недобрый взгляд Саши продолжал сверлить меня так, что я буквально врос в снег вместе со своими ботинками. А в следующую секунду я ощутил очень болезненный толчок в грудь — Саша обеими руками толкнул меня, и не было никакого сомнения в том, что он сделал это намеренно. — Эй, ты чего? — искренне опешил я, отступая на шаг. — Ты толкнул меня, я толкну тебя. Он смотрел на меня исподлобья, в упор, будто пригвождая к месту взглядом. Руки, сжатые в кулак, висели по бокам, ноги были расставлены. Боевая позиция. На агрессию я чисто инстинктивно решил ответить агрессией и ткнул (не сильно, но ощутимо) его кулаком в грудь. Такое чувство, что он лишь этого и ждал. Шагнув ко мне, Саша мгновенно занес кулак, а я не успел даже ничего сообразить. Мое лицо на секунду онемело, ибо я ощутил сильный, совершенно ничем не смягченный удар. Саша явно не сдерживался, когда наотмашь ударил меня по носу. От неожиданности я потерял равновесие и упал. Горячая струйка крови скользнула по моей верхней губе, и я почувствовал солоноватый привкус во рту. Вот теперь я был в ярости. Какого хрена вообще? Я вскочил на ноги и прежде, чем кто-либо успел понять, что происходит что-то необычное, налетел на Сашу и одним ударом выбил из него дух. Он тут же полетел в сугроб, как я за минуту до этого. Во мне кипела незнакомая мне ранее безмерная злость. Я, конечно, дрался с пацанами во дворе, но это все больше походило на игру, тогда как сейчас это была явно не она. Мы ненавидели друг друга в тот момент. Не знаю, как он, но лично я хотел сделать этому парню как можно больнее, ударить как можно сильнее, избить его до потери пульса! Набросившись на валяющегося в сугробе Сашу, я нанес ему еще один удар — тот пришелся в скулу, и я почувствовал, как заныли мои костяшки пальцев. Саша, всегда казавшийся мне щуплым, вдруг проявил неожиданную ловкость и силу, захватив меня ногами, из-за чего я вновь потерял равновесие и, перекатившись, оказался сверху, нанося еще один удар мне куда-то в подбородок, а затем в грудь… раз, два, три… Я почувствовал, что весь воздух покинул легкие, и подумал было, что уже не смогу вновь вздохнуть, как вдруг чьи-то руки буквально стащили с меня брыкавшегося Сашу. Он что-то кричал мне, но я, борясь за кислород, в любом случае не мог его расслышать. Через секунду чьи-то другие руки подняли и меня, заставляя принять вертикальное положение: оказалось, это были близнецы, и выглядели они по-настоящему напуганными. Сашу за оба локтя держал наш учитель истории, и в отличие от меня, Саня отчаянно пытался вырваться и продолжить драку. Лицо его было неузнаваемо, но не из-за крови или ссадин, а из-за безумного выражения, которого я еще ни разу не наблюдал. Он так отчаянно хотел ударить меня еще хоть раз, что со стороны могло бы показаться, будто он хочет отомстить мне за убитого родственника — такая в его глазах плескалась злоба. Дальнейшее я помню не слишком хорошо, потому что получив несколько раз по лицу, я чувствовал только, как сильно гудела моя голова. Припоминаю, что после «линейки», которую нас беспощадно заставили выстоять, мы оба были отправлены в кабинет к директору, где долго и нудно выслушивали о правилах поведения и запретах на драки. Как итог, нам обоим был вынесен строгий выговор и наказание в виде дополнительного урока, который мы должны были отсидеть после основных семи. Далее нас по очереди (очевидно, из осторожности) отправили в медпункт, где боевые раны были успешно промыты и пластыри наклеены на особенно пострадавшие участки лица. Дополнительный урок нам и в самом деле пришлось высидеть от и до. Одна из учителей безучастно смотрела на нас первые пять минут, а затем благополучно занялась своими делами, позволяя делать то же и нам. Мне ничего не хотелось, поэтому я просто достал какой-то учебник, и уткнулся в него, сделав вид, что читаю. На самом деле, я не мог разобрать ни строчки, потому что адреналин, кипевший во мне последние несколько часов хоть и поутих, но злость моя никуда не делась. Кажется, больше всего меня злила необоснованность действий моего врага. В конце концов, пацанские правила учат тому, что в рожу надо давать за дело. Ну, если девушку твою увели. Или если оскорбили тебя. Но я ведь его не оскорблял, а всего лишь задел плечом! Нечаянно! «Вот говнюк» — это была единственная мысль, крутившаяся в моей голове в тот момент. И никакие оправдания, даже если бы он надумал их сейчас высказать мне, не подействовали бы. Когда время наказания истекло, мы, по-прежнему не разговаривая, вышли из класса, а затем и из дверей школы. Я был натянут как струна, ожидая нового нападения, однако, его не произошло. Саня просто развернулся и направился в противоположную сторону – ни кинув на меня взгляда, ни сказав никаких гадостей. Пожав плечами, я тоже отправился домой, чувствуя, впрочем, что мой гнев совсем не угас, а лишь временно затаился, ожидая своего часа.