две встречи в месяц

— Два кофе, сливочное пирожное ему, шоколадное — мне, спасибо, — говорит Ланга, как только к ним подходит официантка. — Что-то маловато на этот раз. — Рэки откидывается назад, скрещивая руки на груди. — У меня сегодня еще планы, не хочу переедать. — А-а-а… После того как на втором курсе Рэки сменил специальность, перед этим повздорив с деканом, они стали видеться значительно реже, но такие встречи в кафе остались. В этом был весь уговор. Первое и пятнадцатое число каждого месяца. Неважно, какой день недели, — они должны встретиться. И если Ланга не придет, то Рэки разнесет все в округе. — Ну, рассказывай, как дела. — Все хорошо. — Ланга пожимает плечами. — Пишу курсовую, думаю, успею все в срок. Хочу завести кошку. Что еще… не знаю, за две недели особо ничего не поменялось. Рэки поджимает губы, но крыть ему нечем. Ланга не врет — ни ему, ни себе. Он замечательно знает: их встречи нужны для того, чтобы друг убедился, что он жив, цел и в порядке. И он действительно ценит это. Он ценит беспокойство о своей персоне, и, честно сказать, он поступил бы так же на его месте. Поэтому Ланга избавляет Рэки от необходимости задавать вопросы. Прежде чем приняться за кофе, он расстегивает и закатывает рукава рубашки, демонстрируя руки без каких-либо следов. Вытягивает шею, словно желая что-то рассмотреть, — та также чиста. Рэки понемногу оттаивает, и их встреча сводится к обсуждению видеоигр и скейтов — все как обычно. Ланга платит за них двоих — ему не в тягость. — Что ж… до встречи. — Рэки на прощание награждает его легким толчком кулака в плечо. — Ты же помнишь, чуть что — я всегда здесь. — Конечно. — Ланга награждает его улыбкой. Им уже по двадцать два, но Рэки никак не может смириться, что Хасегава все еще состоит в отношениях с Адамом. Он еще боялся признаться лучшему другу в том, что дурацкий букет красных роз и их противостояние и вообще все переросло в то, что в одну из дурацких ночей они же целовались с «врагом рода человеческого» в какой-то подворотне, и не прогадал. Только целовались, Рэки, честное слово, но ему понравилось, и Ланга хочет еще. Тогда Рэки и объяснил ему, что такое абьюз и что его ждет, если красноглазый ублюдок пойдет дальше. Они поссорились, а потом помирились, и Ланга пообещал, что как минимум дважды в месяц будет показываться Рэки на глаза, чтобы тот удостоверился, что Адам не бьет его, не издевается и не делает другие ужасные вещи. Вполне логично — в целом слава у «Матадора Любви» была не лучшая. Ланга идет домой пешком, напевая что-то себе под нос. Насчет кошки он был совершенно серьезен — в Канаде у их соседки была сиамская, и ему хотелось бы такую же. Конечно, нужно будет озаботиться когтеточкой, мисками-расческами и, пожалуй, игрушками. Все это мелочи, потому что так бесценно, когда тебя с нетерпением ждут дома. С нетерпением вслушиваются, когда начнет проворачиваться в замке ключ. Ланга проворачивает ключ, зная, что звук достаточно хорошо слышно. Адам там, где он его оставил перед уходом. Связанные руки, связанные ноги, узлы и веревки — все любовно спутано поверх неприлично дорогого костюма. Ланга сам вложил ему в рот кляп и завязал глаза, так что слух — все, что осталось у Айноске Шиндо. Не то чтобы тому это не нравилось — о нет-нет, брюки определенно требуют стирки или химчистки, Ланга до сих пор не разобрался, что делать с такой ужасно недешевой одеждой. В целом ему плевать, ведь это не он пачкает скроенные на заказ вещи, не в силах справиться с возбуждением? — Ты скучал? — шепчет Ланга, опускаясь рядом. Адам кивает. — Я тоже. Адам вздрагивает, когда Ланга запускает руку ему в штаны. Он может заставить кончить его и так, одними словами, но ему приятно видеть, как тот содрогается. — Я постоянно думал, как вернусь сюда. Как каждый раз буду возвращаться сюда. Как буду ждать твоего возвращения. Ведь ты мне нужен больше всего на свете. Адам мычит в кляп, пока практически бьется в конвульсиях. Пара движений рукой после — и тяжелое тело почти заваливается на Лангу. Тот вытирает руку и стягивает с… любовника — возлюбленного? — маску, расстегивает кляп. Рэки думает, что именно он сам в их паре — ведомый. Потому что он — Ева. Но ведь именно Ева всегда была ведущей на пути к грехопадению, в этом суть. Ланга вытирает с щек Адама слезы. В этот момент решающий все за всех в компании Айноске Шиндо находит силы, чтобы жить дальше. Сейчас Айноске Шиндо ничего не решает. От него ничего не зависит, он послушно кусает протянутое яблоко, сорванное в запретных садах. Ему это нужно, и Ланга с радостью дает ему это, хотя бы так. — Ты как? — Хорошо… Ланга тянет за веревку, и узлы распускаются один за другим. Адам мог бы сделать это сам, освободиться в любой момент, но не сделал. Он послушно сидел и варился в собственных мыслях. — Чего-нибудь хочешь? В душ? Воды? — Посиди со мной. Ланга смыкает руки за чужой спиной, подставляет плечо под взлохмаченную голову. Он будет сидеть так столько, сколько понадобится, будет говорить всяческую милую ерунду, зная, насколько жадно эти уши ловят каждое слово, словно слышат что-то такое впервые. Рэки думает, что это Адам приручил его, но все наоборот. Это Ланга каждый день выжигает из чужого характера, из чужой памяти, из чужой сути следы прошлых дней. В нем достаточно силы и упорства, чтобы свести на нет влияние трех ужасных женщин и одного не менее отвратного мужчины. Он справится — сам и с помощью других. Ведь их только двое в этом райском саду, Адаму больше не на кого надеяться. Вечером, когда все дела будут решены, они разделят плод еще раз, на этот раз более вдумчиво. Может, Ланга даже трахнет себя о него, вслушиваясь в тяжелые вздохи. Услышать от Адама стон крайне сложно — в постели тот чрезмерно сдержан, и дело тут в каких-то настолько запущенных психологических проблемах, что пройдут, наверное, годы работы с психологом и стабильной поддержки дома, прежде чем все чудовища покинут данный омут. Ланга тихо мечтает о том, как заставит его однажды кричать, полностью отпустив себя. Он научил его получать удовольствие от скейта, научит получать удовольствие и от жизни. Выглядит невероятно, но это та вершина, которую он собирается покорить.