Дневник хирургической собаки

Мама сегодня с самого утра какая-то странная. Задумчивая слишком. И растерянная какая-то, что ли… Сначала забыла меня накормить, а потом и вовсе налила вместо воды свой кофе в мою миску. Пришлось покрутиться у неё под ногами и гавкнуть погромче (и, конечно же, неожиданно, чтобы она очнулась и осознала ошибку). Хорошо, что у неё сегодня выходной и она не будет оперировать. А то ещё прирежет кого ненароком… А у нас и так проблемы — папа влип. И из-за этого они с мамой уже неделю ходят как в воду опущенные и вообще не обращают на меня внимания. Даже пузико чесать перестали! Но я — мальчик воспитанный и поэтому родителям не досаждаю (хотя мог бы обидеться и сделать кучу в коридоре, разодрать подушки с дивана в клочья и залезть с грязными после прогулки лапами прямо в родительскую кровать, предварительно побегав по всей квартире, конечно же). А ещё терплю многочасовые прогулки, пока родители рассуждают, что со всем этим делать и куда папе бежать и прятаться. И стоит ли ему вообще куда-то бежать… Формально, виновата мама — это была её операция, а папа всего лишь ей ассистировал. Но папа, как истинный джентльмен и мамин защитник, взял всю вину на себя. И теперь выбор не велик — либо огромная денежная сумма в качестве компенсации родственникам погибшего (которую папа платить не хочет — ошибки-то не было, даже экспертиза подтвердила), либо суд и «небо в клеточку и друзья в полосочку». Как небо может быть в клеточку, я так и не понял, так как друзья в полосочку на собачьей площадке у меня имеются и с ними как-то проще. — Да не буду я ничего платить, Марин! — повышает голос папа. — Ошибки не было! Ты сама это прекрасно знаешь! И денег столько у нас нет! — Ну квартиру можно продать, — ищет выходы мама. — Ага! А жить у папки твоего будем? Или, может, его к нам заберём, а ту продадим — к центру ближе, подороже будет? — язвительно спрашивает папа. — Не буду я этой истеричке платить ничего! — Ну можно не продавать, можно взять кредит под залог. — Ага, а потом остаться с голой жопой на улице и до конца жизни выплачивать бешеные проценты! Всё, Марина! Перестань! Я слышать ничего не хочу! А если вздумаешь взять кредит, я… — Что ты? — со смешком спрашивает мама. — Ну вот что ты? — Я с тобой разведусь! Вот что! — выпаливает папа. — Батон, пошли гулять! Ну, гулять так гулять. А мама глаза сейчас так закатила, что рисковала, кажется, собственный затылок увидеть. С папой мне гулять нравится больше, чем с мамой. Мама, если ей приходится выходить со мной в пять утра, всегда ворчит «Давай быстрее, Батон» и, едва дожидаясь завершения всех моих собачьих дел, тащит меня обратно домой — ей уже хочется или кофе, или (если время позволяет) поспать ещё у папы под бочком. Правда, папа всегда на неё сквозь сон ворчит, что у неё лапы холодные, а если ещё и я в довесок на кровать залезаю, то ещё и что я — тяжёлый и меня надо кормить поменьше. Но сегодня вариантов нет — утром папа меня погулял, конечно (мы даже в мячик поиграли немножко), а теперь придётся с мамой идти. Папа со мной бегает, а мама медленно ходит и папе ещё жалуется, что я тяну как больной. А я не больной. Я здоровый — недавно у врача был, он сказал. Даже справка есть! Просто мне нравится ходить побыстрее. Но что-то однозначно было не так — мама шла настолько быстро, что я едва успевал лапами перебирать! Пришлось даже пару раз остановиться, чтобы она поняла, что так гонять не надо. А в аптеку нам зачем? Что такое аптечка — знаю, а аптеку впервые слышу. Наверное, это такая большая аптечка. Хотя, у мамы с папой в верхнем шкафу на кухне такая огромная коробка стоит с лукар… ликар… лекарствами, во, что туда вся эта аптека может поместиться! У них там ещё и операционная домашняя помещается, между прочим! — С собаками нельзя! — рявкнула на маму противная тётка из окошка. — Я его к перилам на улице привязывать не собираюсь! — огрызнулась мама в ответ, сверля тётку глазами — папа это называл «фирменный взгляд Нарочинской». — Гуманное отношение! Слышали про такое? Вам приятно будет, если вас на привязь посадят и оставят? Вот то-то же! Тётка молча проглотила этот монолог, а я тихонько уселся рядом с маминой ногой. Говорю же, я — мальчик воспитанный. — Чё надо-то? — донеслось из окошка. — Удивительное хамство, — фыркнула мама, принимаясь вспоминать и перечислять всё то, чему в домашней аптечке пришёл, по словам папы, «героический кирдык» (а точнее, у чего истёк срок годности). Тётка из окошка сначала побелела, потом покраснела, а потом снова стала нормального цвета. Поняла, кажется, что не на ту напала. — … а ещё вон те шипучие витамины, две тубы и два теста на беременность, — закончила мама, с видом победителя взирая на высящуюся в окошке пирамидку из лекарств и медицинских расходников. — Валерьянку не завернуть? — недовольно буркнула аптекарша. — А то в вашем возрасте… — У меня прекрасный возраст! — усмехнулась мама. — А вот вам бы в вашем культуры не помешало бы. Кстати, валерьянка у нас тоже кончилась. Два пузырька, пожалуйста — один в таблетках, другой — настойку, — урыла, заставляя противную в очередной раз топать к дальнему шкафчику. — И пустырник прихватите! Дорога домой, слава Богу, была пройдена не в таком бешеном темпе, как дорога до аптеки — видимо, мама о чём-то задумалась. Я даже успел стаю голубей спугнуть и на кошку, которая грелась на солнышке, нагавкать. Правда, мама дёрнула меня за поводок и сказала, что это неприлично и кошка мне ничего не сделала, чтобы я «орал на всю улицу». Ну как это ничего? Она лежала на моей любимой лавочке! Мы когда с папой гуляем, всегда на ней сидим (ну, точнее, это он на ней, а я на асфальте рядом — воспитанные пёсики по лавочкам с грязными лапами не лазают). Ну ладно, мама-то про это не знает. Можно её понять. И простить.

***

Лапы мне сегодня помыли за три секунды, а потом выперли из ванной и прям перед носом дверь захлопнули. Говорю ж, странная она сегодня какая-то, эта мама. Обычно мытьё лап у нас с ней — целый ритуал, а тут тяп-ляп и «топай отсюда». Ну я и потопал. А что было делать? Водички попил, а то запыхался на прогулке, знаете ли, любимую игрушку погрыз, на диване полежал… А она всё в ванной сидит! О, выползла наконец-то! Только вид у неё какой-то странный… Какой-то такой глуповато-задумчивый, что ли… — Бато-о-о-он, — протянула мама, садясь на диван и глядя на что-то, что держала в руках, — что я Олегу-то скажу? Вот я вообще ничего не понимаю. Что за фиговина в руках у неё? Что она папе сказать должна? Поэтому я просто подошёл и положил голову ей на колени, с радостью принимая поглаживания. — Нас скоро четверо станет. Понимаешь, плюшка? — почёсывая меня между ушей, сказала мама. — Вот не самый подходящий момент, конечно… Хотя… Как там наш папа говорил? «Детей не планируют, а делают»? Ну, вот и сделали… Дети… Кто такие дети? А, точно, это такие противные низкорослые существа, которые как тёть Нинин Павлик дёргают меня за хвост и уши. А ещё орут, когда я всего лишь один раз лизнул. Ну, или подходят к папе, когда мы гуляем, и просят меня погладить. Хотя ладно, те, которые просят погладить, не такие и противные — я благодаря им семью обрёл. А вообще, говорил я вам, родители, меньше надо в спальне закрываться! Вот и допрыгались! Учтите, я вам с вашим двуногим, если он будет как Павлик, меня за уши и хвост тягать, помогать не буду! Теперь самое главное — раньше времени папе не проболтаться. Хотя, папа по-собачьи через раз понимает. Не научился ещё. Да и пусть мама ему сама рассказывает — в ней кто-то завёлся, не во мне.