***
Меня папа из машины выпустил, когда ворота открыл и обратно вернулся, и я понёсся по территории. Наконец-то дача! Моя любимая дача! Да-а-а-а-ача! Набегавшись, я к папе с мамой подбежал — они как раз из машины вышли и креветку с заднего сидения выудили. — Брагин, это чё? — спросила мама, глядя на возвышающуюся посреди нашей лужайки какую-то непонятную конструкцию. Действительно, пап, чё это за избушка на курьих ножках? — Это? Подарок для мелкой, — папа на маму так посмотрел, что даже мне показалось, что мама глупая. — Детская площадка, — заявил с гордостью. — А чего большая такая? — маминому недоумению не было предела. И действительно, высокие ступеньки, большая горка и качели для перекреветок… Пап, у нас же креветка маленькая ещё! — Ну Катька ж вырастет, а дача никуда не денется. — Аргумент, — кивнула мама. Действительно, аргумент. А креветка уже потопала новостройку исследовать. И я за ней следом (правда, я хотел на песочек, который под домиком лежал, пописать). Но планам моим не суждено было сбыться — едва я лапу поднять собрался, папа мне по попе дал и сказал, чтобы я не смел в песочнице свои дела делать. Странная, пап, песочница какая-то. У той, что во дворе у нас, бортики как-то повыше, что ли. Или тут потому такие бортики низкие, что у креветки лапы маленькие? Пришлось, короче, в малинник идти, на границе соседского участка. Ну и я заодно кота облаял — бесит он меня, жирный этот. Потом мы на стол накрывали (точнее, мама с папой накрывали, Катька в песочнице ковырялась, а я за ней присматривал и носиком её обратно запихивал, если она вдруг хотела за борт вылезти). А потом стали гости приезжать. Тётя Эмма с дядей Котиком, Тамаркой и креветкой, которая чуть больше нашей креветки, тётя Нина с Пашкой, который размером с тётьЭммину креветку, которая чуть больше нашей креветки, тётя Саша с дядей Костей и дядей Магомедовичем и дядя Куликов с этим своим Никитой, который не то, что креветища, как Тамарка, а мегакреветища! Нет, супермегакреветища! Вот. И вообще, родители, вы странные такие… На день рождения вообще-то друзей приглашают. У Катьки что, друзей нет, раз вы своих на её день рождения позвали? В общем, креветка, упакованная в платье, у папы на руках сидела. Папа ей его и купил, а ещё страшно гордился тем, что оно не розовое (как огромная куча вещей, которыми набит её креветочный шкаф). Мама же с довольным видом цветы и Катькины подарки принимала. Интересно, а почему папе ничего не подарили? Он же тоже Катькин родитель… Ну ладно, я сам папе мячик самый любимый свой принёс — вдруг он со мной попозже поиграет. Но он со мной так и не поиграл — мясо жарить пошёл. Тамарку этот огроменный Никита на качелях катал, Миша (это тётьЭммина вторая креветка) и Павлик в машинки играли в песочнице (за ними дядя Магомедович и дядя Котик приглядывали), а Катька у мамы на руках сидела и тёте Эмме с тётей Ниной что-то на своём языке рассказывала. Им всем не до меня было, короче.***
Ходил я, ходил и решил, что надо к тёте Саше пойти — она точно за ушком почешет. А ещё дядя Лазарев смешно ругается, когда я к тёте Саше прихожу. Но сегодня его на горизонте видно не было — он с папой о чём-то говорил, пока тот картонкой над мангалом махал и дядей Куликовым командовал — тот мясо на шампуры нанизывал. Тётя Саша мне нравилась. Она добрая. Вкусняшек мне привезла. И лапку всегда просит, а я с удовольствием её подаю. Вот и сейчас я ей дал и правую лапу, и левую, и рядом с ней улёгся, чтобы она меня погладила. И она погладила. И за ушком мне чесала до тех пор, пока к ней креветка на руки не запросилась. Ей что, мамы, тёти Эммы и тёти Нины мало? Моя тётя Саша! Но тётя Саша меня за ушком чесать перестала, Катькой занялась. Та, конечно, и волосы её потрогала уже (а у тёти Саши шерсть на голове красивая-красивая — кудрявая, как у моей знакомой пуделихи), и все цепочки на шее потеребила, что-то даже в рот засунуть захотела, но тётя Саша не дала. А ещё она всё время повторяла, что помнит креветку ещё размером с авокадо, когда она ещё у мамы в животике сидела, а тут вон какая выросла уже большая! На самом деле, я за этот год очень к креветке привык. Даже больше, чем за год — она же ещё почти год в маме пряталась. До сих пор не понимаю, как она там поместилась — мама же компактная очень! Но в целом, я доволен тем, что Катька год назад из мамы наружу вылезла. И что не орёт больше, когда я её облизываю. И обниматься, в отличие от родителей, любит. Ещё бы она мои уши иногда не пыталась в рот засунуть — цены бы ей не было! В общем, ушёл я от тёти Саши, решил в теньке полежать. Но не дошёл — меня Никита, сын дяди Куликова перехватил. И принялся меня гладить, а ещё дяде Куликову говорить, что у него в Екатеринбурге такая же собака, как я, только другого цвета. И назвал он её как-то странно. И сложно. Я не запомнил, короче. А потом мы с Никитой в мячик играли. Правда, папа ругался, когда я чуть мангал не снёс ему, споткнувшись об ноги дяди Лазарева. Катька всё ещё сидела у тёти Саши на ручках и та её даже чем-то накормить пыталась. А родители расслабились как-то — мама с тётей Эммой и тётей Ниной болтала, папа с тётьЭмминым дядей Котиком про что-то спорил, судя по активной жестикуляции, а дядя Магомедович всё пытался свои пять копеек вставить в их разговор, но у него не выходило.***
Потом все за стол сели, и мама Катьку у тёти Саши обратно затребовала. Но Катька протестующе закряхтела и к дяде Косте на руки потянулась. Ну у тёти Саши хоть возможность поесть появилась. И у мамы с папой тоже. Папа ещё пошутил что-то такое, отчего тётя Саша покраснела тут же, а все засмеялись. Правда, мама папу по плечу стукнула — дети же за столом. Ага, Павлик у тёти Нины на руках нос от помидоров воротит, Миша у дяди Котика на коленках в дядю Магомедовича горошком кидается, а Тамарка у папы на руках сидит и Мише рожи корчит. Один Никита прям вот за столом-за столом сидит. — Это чё, сок? — дядя Куликов скривился, из своего стаканчика отхлебнув. — Сок-сок, — подтвердил папа. — Вишнёвый. Серёг, у нас детский день рождения. А то знаю я вас, товарищи медики, как вы бухаете. А тут половина за рулём, а другая половина с детьми. И количество спальных мест очень ограничено. — Я больше не буду на диване спать! — завопил дядя Лазарев. — Там ваш Беляш мешается. — Сам ты, Лазарев, беляш, — фыркнул папа. — Он Батон. А беляши с котятами чаще делают. Какой этот дядя Лазарев вредный! Правильно Тамарка ему сейчас язык показала. А что такое беляши я не знаю. Но кусок мяса, пока дядя Костя на тётю Сашу отвлёкся, у него с тарелки свистнул. Потому что нечего меня обзывать беляшами всякими. Дядя Лазарев, конечно, это заметил, правда, поздно уже — я к родителям успел убежать. Мама головой покачала, а папа сказал, что правильно я всё сделал, мол, нечего меня обижать — я хороший мальчик.***
А после того, как все покушали, папа детские песенки включил. Я сразу под стол спрятался — так мне они в машине по дороге сюда надоели! А родители ж ещё и подпевали (мама в ноты, кажется, попадала, а вот папе медведь не то, что уши, а всё, судя по всему, отдавил). Павлик с Мишаней просто смешно под музыку прыгали, а Тамарка всё пыталась креветку на ручки взять, чтобы с ней потанцевать. Но ей тётя Эмма запрещала — говорила, что у неё пупок развяжется. Да Катька не тяжёлая вовсе (уж я-то знаю, она от большой любви на мне лежит периодически — прямо на спине у меня всей своей креветочной тушкой). И развязывать ничего не умеет. И вообще, что такое этот пупок и как он может развязаться? А главное, кто его завязал-то? А у меня тоже пупок есть? Интере-е-е-есно… Но хвостом я всё равно вилял — люблю музыку (особенно, когда родители не поют). Потом папа со всеми детьми (кроме Никиты, хоть он тоже, вроде как, ребёнок и меня, я вообще собака) пошёл к Катькиному подарку, который площадка, на которой мне в песочек писать нельзя. И пока он своих этих дочек на качелях катал (Катька сама не умеет ещё просто, а Тамарке надо, чтобы её аж до солнца раскатали), Мишаня с Павликом в машинки в песочнице игрались. А я к маме на диван на папино место залез и голову ей на коленки положил, чтобы она меня погладила. Она, конечно, меня тут же между ушами чесать принялась — знает, как я люблю. И продолжала с тётей Сашей и тётей Ниной разговаривать. — Марин, — спросила тётя Саша у мамы, глядя на то, как папа за Тамаркой гоняется, на руках креветку держа и с ней попутно в самолёт играя, — а вы за вторым не собираетесь? — А вы-то за первым когда? — вопросом на вопрос ответила ей мама, глядя на то, как дядя Лазарев с пацанами в машинки играет. — Сложный вопрос, — усмехнувшись, сказала тётя Саша. — Но я вообще-то первая спросила. Так что? — Я за вторым собираюсь! — встряла неожиданно тётя Нина. — Четыре недели как. — Ни-и-ина! — в один голос протянули мама и тётя Саша, бросаясь её обнимать. Я только проскулил коротко и морду лапами закрыл — ещё одной креветки мне не хватало! — Неклюдов для разнообразия попросил ему девчонку родить, — продолжила тётя Нина. — Но это от него зависит, не от меня. — Ну а нам пока хватает Катьки и вот этого хвостатого, — сказала мама, снова меня почесав. — Вообще пока не говорили об этом. И даже не думали.***
Когда все набегались и наигрались, пришла пора чай пить. С тортиком. И мне папа корма насыпал, чтобы я не грустил. А тортик оказался не тортиком, а огромным таким тортом! Тортищем, я бы сказал. Мне вот на день рождения такой не подарили. Маленький подарили. Все, конечно, сразу же стали креветку с родителями и тортом фоткать. А я стал вокруг папы круги нарезать, чтобы меня тоже с Катькой и с её тортом сфоткали, пока Мишаня с Пашкой мне уши не оторвали и хвост не открутили. Сфоткали. И с Катькой, и с Мишаней и Пашкой, и с Тамаркой, и со всеми ними вместе взятыми (ушки мои, лапки, носик и хвостик!). А потом родители креветке свечку в виде циферки один на тортике зажгли. И вместо неё её задули. Зачем зажигали только, если Катька дуть не умеет на свечки? Но все похлопали, типа это креветка молодец, сама задула. Ну и по семейной традиции Катюхе надо было от тортика откусить. Родители ей очень смешно объясняли, как правильно кусь сделать, но она не понимала, чего от неё хотят и даже сморщилась, будто заплакать собралась. Но папа её отвлёк как-то, а потом она всё-таки справилась с этой сложной задачей. Ещё бы она не справилась — взрослая же креветка, целый год ей уже! Я вот в год очень хорошо кусь умел делать. А у неё и красивые кусальные передние зубы уже выросли. Все четыре — два сверху и два снизу. Ну хоть на человека похожа стала. Правда, всю свою мордочку Катька в сливках взбитых с тортика выпачкала. И тут же к маме повернулась, чтобы та её вытерла. А папа, когда торт порезал, кусок с креветкиным кусем с довольным видом себе забрал.***
После чая я рядом с родителями улёгся, которые со стороны за всем происходящим наблюдали. Дядя Лазарев с тётьЭмминым дядей Котиком где-то водяные пистолетики раздобыли и теперь носились друг за другом по всему участку. Тётя Эмма Мишаню на качелях катала, следила за тем, как Тамарка с горки катается, а ещё глаза закатывала периодически, на дядю Костю с дядей Котиком глядя (я, кажется, триста четыре закатывания насчитал). Катька у дяди Магомедовича на ручках сидела и тёте Саше с Никитой что-то на своём марсианском рассказывала, дядя Куликов решил, что надо ещё сока купить и в магазин потопал (а это 3 километра через лес), а Пашка у тёти Нины на коленках заснул. Мама с довольным видом рядом с папой сидела, а тот её верхними лапами обнимал. — Господи, Брагин, хорошо-то как! — с довольным видом выдохнула мама. — Ну сейчас Куликов из магазина с ящиком водки вернётся и станет плохо, — фыркнул папа. Мама его только легонько по лапе стукнула — чтобы глупостей не говорил. Папа тут же серьёзным стал и, по сторонам оглядевшись, довольно улыбнулся и уже чуть тише сказал: — Ты знаешь, Марин, а я таким счастливым, мне кажется, никогда не был. У меня ты есть. И Катька. И Тамарка. И Батонище, — я хвостом довольно завилял, услышав своё имя, а мама улыбнулась. — Я тебя люблю, — ещё тише сказал папа. Так, чтобы только мама услышала. Но я тоже услышал — я же ушастый. — Я тебя тоже люблю, — ответила ему мама (так же тихо) и в губы его поцеловала. Аккуратно (знаю я, как они ещё умеют), чтобы другие не заметили ничего. А я всё видел — я же глазастый. Я удобней голову на лапах устроил и в очередной раз понял, как мне повезло с семьёй. И с папой, и с мамой, и с дедушкой, и с дедушкиной тёткой (правда, она всё ещё маме не нравится), и с Катькой, и с тётьЭммой и Тамаркой (они же тоже наша семья)… И им со мной повезло — я же у них самый лучший и самый любимый в мире мальчик. А ещё я очень рад, что у родителей такие классные друзья. Их всех я тоже люблю. И пусть тётьНинин вредный Павлик меня за уши и за хвост иногда дёргает, а ещё у них скоро ещё одна креветка в семье появится — я всё готов простить, только бы они всегда с моими родителями дружили (и не забывали мне вкусняшки приносить, конечно).***
У меня кончается тетрадка. Надо будет у дедушки новую взять, когда в гости к нему поедем. И тогда я вам ещё интересных историй про нашу весёлую жизнь расскажу. Ну а пока всем спасибо за внимание. Ну а вы, родители, если вдруг начнёте по-собачьи понимать и прочитаете, то простите меня за то, что я все тайны тут разболтал. Хотя, почерк у меня как у вас, у врачей — очень непонятный. Да и к тому же, вы креветочный язык ещё не до конца выучили, что уж тут про собачий говорить… Ладно, пойду Катьку спать укладывать, а то мама без меня не справится. Конец 🐾