Another life / Другая жизнь

      — Ты уверен, что это все имеет смысл? — Галф хмурится и с сомнением смотрит на свою зубную щетку, которая теперь стоит в одном стаканчике со щеткой Мью. — Можно было просто купить новую…              — Но будет же видно, что она не использовалась, — парень вешает на сушилку второе полотенце — для Галфа. — А нам нужна достоверность.              — Да кто это вообще проверять будет? Твои друзья? Им-то это зачем? — Он насмешливо фыркает. — Или мы ждем твоего отца в гости, чтобы выпить с ним на брудершафт?              Мью оценил шутку, потому что весело смеется в ответ:              — Ага, как же, подобные мероприятия точно не для него. Не хватало мне потом еще выслушивать про нравы нынешней молодежи. А мы просто собираемся повеселиться и расслабиться.              — Ага, расслабиться… — В голосе Галфа сквозит сомнение.              — Ты так сильно не любишь людные мероприятия? И клубы?              — Не люблю.              — Почему?              — Потому что ходил туда с отцом, — он отворачивается, давая понять, что не хочет продолжать эту тему. — Мне не понравилось.              Но у Мью другие планы — тот осторожно кладет руку ему на плечо:              — Расскажешь?              Наверное, не стоит это рассказывать, но уже какой смысл скрываться после того, как несколько дней сам все беззастенчиво вывалил:              — Мне тогда было 16-17. Именно тогда отец начал активно устраивать свою личную жизнь — с моим отчимом, отцом моей сестры, отношения не заладились с самого начала. Вон он и начал искать другие варианты на стороне. Сначала он просто пропадал надолго по вечерам, а я пытался ему дозвониться и узнать, где он — безуспешно, как ты понимаешь. Мы с Грейс оставались вдвоем одни, и я не знал, придет он ночевать или нет…              Он дышит сквозь сжатые зубы, потому что даже сейчас эти воспоминания причиняют ему боль, но рука Мью на его плече, что мягко поглаживает, почти массирует напряженные мышцы, дает какое-то странное ощущение поддержки, что позволяет ему продолжать:              — А потом отец после очередного скандала с отчимом решил прикрываться мной. Он стал меня брать с собой в ночные клубы. Тогда и появился пи`Лэйн, и “это мой брат Гуп”. Я тогда ничего не понимал и радовался, что мы столько времени проводим вместе. И только через некоторое время до меня дошло, что это он так меня использовал — весьма успешно, кстати, потому что я никогда не мог конкурировать с ним внешне: куда мне до него...              Это горько, когда воспоминания снова возвращаются и делают больно, вороша старые раны. Но когда вот так это проговариваешь — становится немного легче, поэтому Галф даже рад, что у него получается вот так откровенничать, пусть даже перед Мью.              — Гуп? — Мью удивленно приподнимает брови.              — Да, когда я переехал сюда учиться, то сменил имя на Галф. Чтобы уничтожить, стереть с лица земли того человека, которым я был тогда: наивного и глупого, который доверяет так слепо людям. Правда, дурачок какой-то? — Галф горько усмехается, но это насмешка над самим собой.              — Не дурачок, а ребенок, которого незаслуженно обидели, — рука поднимается выше с плеча и зарывается в его волосы, чтобы их разворошить и навести там беспорядок.              — Мью! — Он протестующе трясет головой. — Что ты делаешь?              — Отвлекаю твою головушку от грустных мыслей о том, какой мудак твой отец, — и еще больше ерошит волосы.              Но Галф в этом не уверен:              — Может это со мной что-то не так… Грейс-то он любит! И никогда с ней так не делал.              — А ну-ка замолчи и перестань нести чушь! — Мью берет его за подбородок, заставляя смотреть прямо в глаза. — Ты самый хороший, адекватный и порядочный человек, которого я только встречал. Да, ты себя вообще не ценишь, у тебя есть проблемы с твоим тяжелым прошлым, но это не повод себя гнобить.              Галф смотрит прямо в эти серьезные и честные глаза и хочет им верить… Но их диалог прерывает звонок в дверь — вот и первые гости.              Мью тут же отмирает и как-то недовольно морщит нос. Неужели не рад, что их прервали?       Это странно, потому что тема, мягко говоря, не самая приятная.              — Ну вот, началось. Галф…              — Да? — Он еще не отошел от этой неожиданной откровенности, поэтому отвечает немного заторможенно.              — Ты не дергайся, если я тебя сегодня немного приобниму — это нормально для парочек.              — Ага… — Сказал он, но сам вообще не уверен, что готов хоть к какому-то близкому взаимодействию с Суппаситом, потому что от каждого прикосновения, даже невинного скиншипа у него заходится предательски сердце.              Людей и правда пришло много — это и не удивительно: Мью — весьма популярная личность с миллионом друзей и миллиардом знакомых. А у Галфа есть только…              — Майлд, ты пришел! — Он с искренней радостью обнимает своего единственного друга.              — Ну а как же я мог пропустить вечеринку века, которую дает самый завидный парень универа, которого каким-то образом захомутал мой друг-ботан, — тот никогда не умеет держать язык за зубами.              Но Галф все равно счастлив его видеть, потому что ему необходимо хоть одно доброжелательное лицо среди тех, кто пришел посмотреть на него как на зверушку в зоопарке.              — Вы и правда встречаетесь, — Майлд с любопытством оглядывается, — тут даже твои вещи.              Галф не может не усмехнуться: все-таки педантичность и старания Суппасита не были напрасными, раз этот острый глаз заметил его книги и прочие мелочи, разбросанные по всей квартире.              — Ну да, встречаемся — я же тебе говорил.              — Говорил, но я до сих пор с трудом в это верю, — тот недоверчиво качает головой. — Вот кто бы мог подумать: ты и Суппасит…              Не он — точно.       Потому что до сих пор не понимает, как во все это вляпался. Но оказалось, что быть рядом с Мью — вполне комфортно, когда тот не включает придурка и не пытается сделать какую-то гадость. Кстати об этом…              Но в этот раз почетное звание заразы года идет лучшему другу Суппасита, который, уже пьяный, орет на всю квартиру:              — Без Галфа мы играть не будем! Галф, иди к нам — тут твоего мужика уже готовы захомутать желающие.              Он встречается глазами с Мью, который пожимает плечами, мол, что с Бума возьмешь, но приглашающе кивает головой: иди сюда. Галф робко улыбается Майлду, словно извиняется за то, что сделает дальше, и молча подходит к парню, который тут же обнимает его со спины и кладет голову на плечо:              — Мы тут играть собрались. Будешь с нами?              Галф мгновенно начинает таять от этого тепла, что окутывает его со всех сторон, но вспоминает, что его предупреждали о скиншипе, поэтому пытается сосредоточиться на заданном вопросе:              — А во что? — Галф немного поворачивает голову, чтобы встретиться глазами, и тут же жалеет об этом, потому что безбожно краснеет от такой близости.              — Да как обычно: правда или действие. Если отказываешься — пьешь.              — Я же не пью, — он досадливо морщится, а окончание фразы уже шепчет, чтобы слышал только один человек, — мне нельзя.              Это очень странно: быть откровенным с кем-то, но ему нравится. Потому что Мью не насмехается, а как-то поощрительно сжимает его еще сильнее руками, шепча в полыхающее пламенем ушко:              — Не волнуйся, если что — я выпью за тебя.              — Тогда я буду, — он кивает Буму, который, кажется, только этого и ждал.              — Ну что же, наши голубки тоже в игре! Начинаем!              Они рассаживаются по сторонам от импровизированной бутылочки вместе с другими студентами, которые уже сильно шумят из-за выпитого. Галф чуть хмурится — ну не любит он крики и шум, но Мью успокаивающе переплетает их пальцы.       И дышать становится чуть легче.              Бум крутит бутылку, которая, конечно же, тут же указывает на Галфа.              — Правда или действие?              Ему не хочется ничего из этого, но уговор дороже денег:              — Правда.              — Таааак, — Бум делает вид, что задумывается. — Когда у тебя последний раз был секс?              Галф в ужасе сглатывает и смотрит с паникой на Мью, а тот сразу тянется за рюмкой:              — Нечего моему парню задавать такие вопросы — не вашего ума это дело! Я выпью за него, — и залихватски опрокидывает в себя виски.              — Нуууу, так не интересно, — загудели вокруг.              Но Бум не унывает и снова крутит. И мухлюет, шельма, потому что через 3 чужих пьяных признания и один дикий танец на столе горлышко бутылки снова указывает на него.              — Правда или действие?              — Да блин… Действие!              Может ему повезет сегодня, и он отделается песней или еще чем-то нелепым, но судьба не на его стороне:              — Поцелуй!              — Кого? — Галф аж давится воздухом.              — Как кого? Мужа своего, — эта скотина довольно ржет. — Нам же нужно знать, чем ты его так поразил, что он решительно и бесповоротно ударился в тотальное воздержание и верность. Наверное, ты отлично целуешься как минимум.              — Да щас, покажет он вам, вуайеристам, как же… — Мью снова тянется к рюмке.              — Я сделаю это.              Неожиданно храбрость ударяет ему в голову.       И какое-то странное безрассудство, о котором он потом пожалеет.       Или это алкогольные пары от сидящих рядом людей, что случайно попали ему в кровь?       Но сейчас ему кажется, что такой поступок вполне можно оправдать его “ролью” влюбленного, поэтому...              Он не знает, как будет себе это объяснять завтра, но робко тянется к лицу сидящего рядом парня руками, чтобы зафиксировать его перед тем, как трепетно и неуверенно просто прижаться губами к чужим губам. Обычный целомудренный чмок, но никто и не уточнял, каким должен быть этот поцелуй!              Галф от испуга и осознания (что же он натворил!) широко раскрывает глаза и... пропадает в тьме, что разливается в очах напротив. Эта тьма такая теплая, манящая, предлагающая провалиться в нее окончательно и бесповоротно.              На его лицо мягко, почти деликатно ложится ладонь, пальцы поглаживают его скулу и заставляют губы невольно приоткрыться в томном ожидании, в то время как другая рука — на его талии, притягивает внезапно ставшее вялым и бескостным тело поближе, как и манящий шепот:              — Разве так целуются?              Он не слышит одобрительные крики толпы.       Он вообще ничего не слышит, кроме своего хриплого дыхания, и не видит, кроме горячей черничной ночи в глазах Мью.              Но все же выставляет вперед ладони, чтобы упереться в грудь:              — Мью, ты пьян… — шепчет.              — И что?              Губы, что касаются его собственных, такие нежные и бережные. А еще безумно жаркие, опаляющие, оставляющие следы с каждым прикосновением. Мью словно пробует его на вкус, не спеша: сначала захватывает нижнюю губу, играется с ней, чуть покусывает, затем переключается на верхнюю. Проходится языком сначала сверху, потом снизу, словно хочет изведать каждый сантиметр, а затем почти робко пробует проникнуть между губ: пустишь?              А он и пускает, приоткрывая губы.       Потому что нет сил сопротивляться, да и желания, если честно.       Ладони, что сначала вроде бы протестующе упирались в желанное тело, теперь наоборот цепляются, чтобы быть как можно ближе, обхватывая широкие плечи и даже запуская в них ногти, в то время как он почти садится на бедра Мью — это так удобно, оказывается.              Галф сдается на милость победителю почти без сопротивления, потому что уж слишком хорошо ему в этих уверенных руках, что заставляют спину призывно выгибаться от властных ладоней на ней, а вкус виски на языке, что сплетается с его собственным, ласкает и поглаживает, так сильно пьянит…              И уже не важно, что он всю жизнь провел в полумраке.       Потому что теперь его освещает персональное солнце, такое яркое, теплое и ослепляюще красивое, чей свет пробивается даже сквозь закрытые веки.